Ошибка

Впервые Люции показалось, что в этом мире действительно может быть тепло. Она ещё до конца не понимала, где именно оказалась, но разве это имело значение? Тепло растекалось по крови мелкими капельками и не собиралось ни на мгновение останавливаться, словно она впервые в жизни оказалась там, где должна была находиться с самого-самого начала. Складывалось такое впечатление, что девушка будто бы окунулась в неимоверное прошлое собственной жизни и теперь понятия не имела, где именно она находилась. Мир постепенно проваливался в пустоту, спокойствие нахлынуло на неё весьма неожиданно, и темноволосая заставила себя открыть глаза, чтобы понять, где она находится. …На мгновение девушке стало стыдно от того, что она лежала на чистых коврах в своей изодранной и грязной одежде. Магнуса не было, вот только девушка чувствовала, что кто-то очень пристально смотрел на неё, и этот непонятный взгляд совершенно не внушал доверия. Пришлось десять раз про себя повторить мысленный приказ дышать, чтобы не провалиться сквозь землю от прожигающего насквозь чувства стыда – словно она была девушкой второго сорта, каким-то образом оказавшись среди высших людей. - Мне сказали, - послышался за спиной голос, - разбудить вас, помочь принять ванну, причесать и одеть. В голосе незнакомой девушки – а в том, что это девушка, Люция не сомневалась, - чувствовалось откровенное презрение. Сейчас, впрочем, понимать его причину было трудно, но Люции казалось, что совсем скоро она поймёт, откуда вообще взялась подобная недоброжелательность. Тем не менее, пока что девушке не хотелось даже задумываться обо всём этом, она лишь искала выход из собственного маленького мира, что так пострадал за последние дни. Незнакомка достаточно грубо дёрнула её за руку, заставляя подняться на ноги; Люцией шатало, к тому же, на запястьях всё ещё оставались синяки от кандалов, и она едва слышно зашипела от боли, когда служанка потянула её за собой слишком сильно. Девушка была уверена, что не сможет идти быстро, но у неё, тем не менее, пока что не оставалось совершенно никакого выбора, кроме как одной бесконечной попытки остаться на свободе и не попасться в ловушку своих собственных мыслей. …Она никогда не думала, что вода может быть настолько приятной и мягкой. В Пелсии было постоянно холодно – либо мама набирала воду в небольшой таз, когда наступала зима, либо приходилось бежать к реке, в которой и без того слишком много мутной воды. Здесь приятно пахло чем-то странным, но напоминающем о лете – розами, ещё чем-то таким же приятным. Кровь смывалась сама по себе, синяки становились бледнее, а тело наполнялось непонятными силами, по которым она уже почти умудрилась соскучиться. Это было идеально – Люция никогда не испытывала от соприкосновения с водой такого бесконечного удовольствия, как вот сейчас, и она понятия не имела, как подобное могло случиться. Хотелось вдохнуть воздух полной грудью и рассмеяться; она даже не думала, что может ощущать нечто подобное. Эмия – так звали служанку, - не слишком-то стремилась выполнять приказ. Она, конечно, завела Люцию в ванную, но помощи от неё ждать не следовало; девушка просто развернулась спиной и ушла куда-то, вероятно, чтобы подождать под дверью, оставив бывшей пленнице ещё и какую-то одежду на стуле. Впрочем, если любая принцесса приняла бы это за оскорбление, Люция, как обыкновенная пелсийка, была только рада, что некому будет на неё смотреть. В одиночестве она чувствовала себя лучше, а теперь, поняв примерно, что и для чего использовалось из этих многочисленных склянок, хотя девушка и открыла только две и три, на которых были надписи, темноволосая приняла для себя решение, что ей и вовсе никто не нужен. Одиночество впервые за долгое время было действительно приятным, таким, как и мягкая вода. Люция с удивлением осознала, что её волосы могут быть настолько чистыми и шелковистыми, послушными, а не вечно всколоченными, что кожа действительно способна быть мягкой – а её руки ещё не успели огрубеть от работы, ведь мама никогда не раздавала ей задания в ожидании чего-то неизвестного, - что вода действительно способна смыть грязь, и не только внешнюю, но и ту, что внутри, в глубине души. …Оставленное Эмией платье девушка едва-едва сумела надеть. Казалось, что все придворные и богатые дамы вынуждены были страдать из-за глупых правил; одеться самостоятельно было почти что нереально, а Люции казалось, что из неё пытаются выбить дух. На самом деле, платье, почти что простое, приятного тёмного оттенка, граничащего с чёрным, но всё же синего, было удобным, но таким непривычным, что она никак не могла заставить себя признать это. Туфли… Сколько она уже не носила туфель? Сколько она просто сидела в уголке, дожидаясь того мгновения, когда холод окончательно закроет её в маленькой клетке и больше не позволит выйти за обыкновенные границы разума? Ведь это всё так безумно, а она сильно устала от всего, что происходит в её маленьком мирке, ограниченном длительностью жизни. Волосы, уже просохшие, спадали на плечи, глаза сияли живой синевой, и всё это казалось началом новой жизни. Даже платье казалось ей по размеру; может быть, Люция и не верила до конца в то, что могла быть привлекательной девушкой, но в этом наряде, ещё и после того, как привела себя в порядок, она была куда более симпатичной, чем прежде, до того, как оказалась здесь. Она остановилась у двери, словно пытаясь услышать что-то, потому что поняла – Эмия не одна. Казалось, ей подсказывало само шестое чувство, и девушка замерла у двери, прислушиваясь к тихому разговору. Она, впрочем, не могла даже понять, кто это был, и, не сдержавшись, открыла наконец-то дверь. …Собеседником служанки оказался принц Магнус; та бросала на него ревностные взгляды, словно стремилась повторить ещё десять раз, что он принадлежит "ей и только ей". Это было смешно; Люция не понимала, что вообще такое ревность, а самое главное, не видела в этом ни малейшего смысла, вот только, кажется, молодая и достаточно хорошенькая служанка придерживалась совершенно противоположного мнения. Она сложила руки на груди и громко фыркнула, будто бы откровенно демонстрируя собственное недовольство, а после поспешила уйти, признавая, что у неё нет совершенно никакого смысла задерживаться здесь. - Эмия! – холодный тон Магнуса остановил её уже в нескольких сантиметрах от двери. – С сегодняшнего дня ты больше не будешь прислуживать моей сестре. Такой наглой и хамоватой девчонке, как ты, самое место на кухне. Та не обернулась и не стала гневно глядеть на принца, очевидно, понимая, насколько это может быть опасно для неё; Эмия будто бы только сейчас окончательно осознала, что она не имеет никакого права вести себя таким образом, если вообще желает жить. Люция так и замерла в дверном проходе, будто бы чего-то ожидая, не зная, как реагировать. Взгляд Магнуса, изначально попросту заинтересованный, сейчас превратился в почти восторженный. Девушка почти с удовольствием отметила про себя, что она действительно хороша, но мысли разбегались в стороны и не хотели держаться кучи. Она понимала, что надо быть более собранной, вот только сейчас не получалось; впервые за долгое время она окончательно осознала, что принц смотрит на неё не как на ведьму, а как на девушку. Когда Магнус сделал шаг в её сторону, темноволосая отшатнулась на мгновение, но была поймана за руку. Привычки дикой пелсийской девчонки никак не стремились покидать её, но перед глазами даже не вставало пламя и кто-то мёртвый. Она сама не понимала, почему позволила поцеловать себя, но это получилось само по себе; девушка осознала, что вообще происходит, только в то мгновение, когда пальцы Магнуса скользнули по шнуровке платья, что и так едва-едва держалась. - Успокойся, - тихий шёпот Магнуса казался действительно заманчивым, и он протянул ей бокал с какой-то красной жидкостью. Только сделав глоток, Люция смогла узнать крепкое пелсийское вино, да и то по запаху; она ведь сама никогда не принадлежала к той высшей касте людей, что могли позволить себе купить подобные напитки. Девушке же сейчас хотелось едва ли не провалиться под землю; кровь ударила в голову, и она не понимала, когда успела оказаться в королевской спальне, когда осушила чёртов бокал, что всё ещё сжимала в руках. Теперь пришло глупое осознание, что никто не стал бы приводить её сюда просто так. Естественно, у Магнуса была определённая цель, и если ему чего-то хочется, то он обязательно это получит. Глупо верить в противоположное, глупо вообще в что-то верить, а она попыталась и теперь всё потеряла. Принц не сделал ни единого глотка, а ей и после одного бокала стало плохо. Голова кружилась, и Люция больше не могла понять, что реально, а что – лишь выдумка её больного ума. Магнус, словно клеймо, запечатлел на её шее свой поцелуй, притягивая к себе. Противно не было – не так, как с отвратительным солдатом тогда, когда она не могла сдерживать рвотный рефлекс. Принц не сделал ей ничего плохого; прикосновения были осторожными, он словно повторял с каждым мгновением, что стоит ей только заявить уверенное и точное "нет", как он моментально её отпустит. Но Люции было стыдно. Стыдно за то, что она не посмела ему отказать, просто не смогла это сделать. Её руки сами по себе обвили его шею, и девушка, пусть прежде никогда ни с кем не целовалась даже, прильнула к нему всем телом, забывая о реальности. Вино пьянило, дурманило, лишало остатков разума, и почему она только должна была сопротивляться? Это казалось вполне естественным; сейчас казалось, а она не думала о том, что будет завтра. Если Завтра вообще наступит.