Из пепла возрождается лишь феникс...

Обнаруживаю себя задумчиво пишущим что-то в тетради спустя два дня с той встречи с Балем. Нет, серьезно, не помню вообще почти ничего, только лишь как просыпался по ночам от боли в руке и повторяющегося навязчивого кошмара, который прокручивался по несколько раз за ночь. Мне снилась их свадьба — много людей на пороге ЗАГСа и я, затаившийся сбоку под тенью деревьев и хмуро разглядывающий куст малины. Этот куст я помню до мельчайших подробностей — зеленые, еще незрелые ягоды, но почему-то почти все были будто бы обкусаны. Помню, прямо во сне проводил ассоциацию со своим нынешним состоянием и смеялся. Потом появлялся он и эта сука, и, ох уж эти чертовы усиленные и извращенные эмоции во снах — я просто начинал умирать, во все глаза пялясь на него. Выглядел он потрясно — костюм-тройка был подобран идеально и подчеркивал все достоинства его фигуры — гордый разворот плеч, узкие бедра… Ему чертовски он шел, почему я раньше видел его в основном лишь в футболках и джинсах? Возможно, я бы понял все намного раньше, еще тогда, когда можно было что-то исправить. На эту тварь я никогда не обращал особого внимания, лишь помню, что ее толстый зад в свадебном платье казался еще толще. И, как в дурацких сопливых фильмах — я дожидался начала церемонии и вламывался в зал с криком «Я против!», но Баль разворачивался ко мне и отвечал всегда одно и то же. А именно: «Ты мне отвратителен. Уйди, и больше никогда не приближайся к моей семье, пидор». А потом как раз и начинался тот самый экшн, благодаря которому я просыпался в холодном поту, растерянно разглядывая свои трясущиеся руки. Там, во сне, я раз за разом вспарывал моему Балю живот — снизу и до самых ребер, ощущая под рукой вибрацию от соприкосновения лезвия с костями, а потом ревел, целуя его перекошенный рот. Не знаю, куда девались остальные, помню только хрипящего что-то Бальзака на моих руках, заливающую все вокруг теплую кровь и ощущение непоправимой, страшной ошибки. «В животе ураган — принимай Эспумизан» — вырывает меня из раздумий бодрый голос из телевизора. «В животе бабочки — готовь белые тапочки» — думаю я и невесело усмехаюсь. Перевожу взгляд на тетрадь: «Найти работу. Прийти к Балю домой, схватить и орать, что он мой. Прогуглить, как создать атомную бомбу». — Пожалуй, третий пункт ничего такой, — усмехаюсь я и захожу в интернет. Всемирная паутина затягивает. С атомной бомбы я перешел на фотографии котиков в коробках, потом плавно перетек на youtube, плохо фиксируя просмотренные видео, а затем решил зайти на свою страничку вконтакте. Надо же, 5 новых сообщений. Глаз тут же цепляется за имя, которое я меньше всего ожидал увидеть в своей личке. Бальзак?! Какого черта… «Жуков, прости за грубость на последней встрече, я был немного не в себе. Как там твои дела?» Рот растягивает дурацкая улыбка, и я уже печатаю, дескать, все хорошо у меня и я тоже дико извиняюсь за все. Отправляю, и только потом доходит, что для человека, который извиняется максимум раз в полгода и то, по праздникам, это немного странно. Матерюсь сквозь плотно сжатые зубы и захожу в обновления пабликов. Дурацкие шуточки про какие-то лабутены, что это вообще… Ох, на днях в Москве случился теракт, а я что-то и не заметил. А вот в паблике, который посвящен различным кибертехнологиям что-то… Быть того не может! Открываю новость и брови сами ползут вверх. «После удачных экспериментов с группой фотонов, ученые наконец-то смогли отправить в прошлое мышь. Правда, никто не знает, что там с ней, но заведующий экспериментом, профессор Демидов, утверждает, что их рассчеты верны и мышь доставлена в начало этого лета в целости и сохранности. Эксперименты все еще проводятся, следующей целью ученых является отправка подопытного зверька в прошлое и удачное возвращение оного обратно». Вот это номер. Хотя, я слабо представляю себе, как такое вообще возможно, но в голове уже вертится назойливая мысль, что когда-нибудь я смогу… Щелк! «Жуков, я долго думал, звать тебя или нет, но Баль вроде не против, если ты будешь себя адекватно вести… Так вот, у нас тут мальчишник намечается, приходи. Если хочешь». Отлично. Все настроение куда-то улетучилось. Значит, он не считает меня адекватным? Я глухо рычу и отвечаю: «Хорошо. Я приду.» — Эй, Ээй! Мистер тормоз! — интересно, сколько он уже размахивает ладонью у меня перед носом? Очень раздражающий персонаж, однако, я почему-то не могу ни дня прожить, чтобы не написать ему. Ну вот, сидит и злобно буравит меня глазами, всечь бы ему… — Тормозом папочку своего называй, что вытащить вовремя не успел, — огрызнулся я, — че надо? — Ох, Петросян бы позавидовал твоему чувству юмора. Жаль, что при всем этом ты такой придурок. Женщина была у тебя когда-нибудь, спрашиваю? — Была, потом лопнула. — Дурак, — искренне засмеялся он, — не было, что ли? — Да нахер эти бабы вообще нужны? Я месяц с одной встречался, это как гребаный цветочек, на любую херню — губы дует, разговаривать перестает… — Дебилка инфантильная просто, — усмехнулся Баль. И вдруг внезапно застыл, глядя мне куда-то за спину. Я повернулся. Прямо к нам, пошатываясь и злобно переговариваясь, шла группа явно подвыпивших молодых людей. — Так, Бальзак. Если они до нас докопаются, просто вставай и сваливай, я разберусь, — зашипел я, краем глаза наблюдая за ними. Парень в синей футболке сплюнул на асфальт, параллельно указывая рукой на нас своему соседу, — Эй! Ты там умер? Бальзак не отвечал. Я перевел на него взгляд и успел отметить лишь разом побледневшее лицо. — Эй, педики! — раздалось у меня за спиной. Баль зажмурился и вскочил: — Дон, какого черта?! Ты ведь обещал мне! — Пидорам слова не давали! — мерзко захихикал парень в синей футболке и вдруг резко выбросил правый кулак вперед. Как в замедленной съемке я наблюдал, как откидывается назад голова Баля, как он сам отлетает на метр, падая спиной на асфальт. Мир резко стал ощущаться совсем иначе. Я встал, понимая, что еще секунда — и я превращусь в очень опасный и мало что понимающий сгусток энергии, краем глаза отмечая, что парень рядом с тем, синим, делает ко мне шаг. Дальше я не помню ничего. Кроме каких-то криков и потом — теплых рук на моем животе. Сколько он вот так шептал мне «Жук, Жук, Жученька, все, остановись, уходим, Жук…» на повторе? Как мне потом рассказывал Бальзак, этот самый Дон, единственный, кто не успел вовремя сбежать, валялся в больнице в коме около трех дней.