Из пепла возрождается лишь феникс...

Я стою и пялюсь на струю воды, текущую из крана. Весь умывальник забрызган красным, нос посинел и распух, но это тревожит меня меньше, чем мысли, роящиеся в голове. Зачем я согласился? Теперь самый железобетонный тим всея социона готов выпилиться прямо здесь и сейчас, наплевав, что его скорее всего найдут и это будет крайне стремно. Нужно свалить отсюда, только как — если ноги трясутся и подгибаются, а из горла доносится лишь хрип — мне ведь нужно попросить закрыть за мной дверь… Так, нужно срочно успокоиться, но сил на удивление не хватает, я сдаюсь и реву, упершись любом в ледяной кран. — Жуков, — только тебя здесь и не хватало, чертов Макс. — Жук, тебе нужно уйти. — Да знаю я, — шиплю я сквозь зубы, одновременно пытаясь отвернуться и отодвинуться подальше. Кровь начинает капать на белый кафель. — Это он тебя ударил? — Макс резко хватает и поворачивает к себе мое лицо, округляя глаза, — не понял, ему же вроде нравилось… Ну, мне так показалось. У меня начинает дергаться губа, я скалюсь, дабы скрыть свое состояние, но выходит настолько хреново, что я отшатываюсь и закрываю лицо руками: — Макс, уйди. Дай мне пару минут и заткнись, пожалуйста. Мне на плечо опускается теплая рука: — Он последнее время немного не в себе. Знаешь, несмотря ни на что, ты все сделал правильно. Это вам обоим на пользу — его давно нужно было приструнить, а ты должен был понять, что он тебя недостоин. — Это я его недостоин, — поднимаю я взгляд, но осекаюсь, увидев в глазах Макса то, что хотел бы увидеть меньше всего, ибо вот он я — Жуков, стою в ванной весь зареванный и напротив — человек, который смотрит на меня с острой, но все же — жалостью. На дворе начало июня, я сижу на берегу своего любимого озера и бросаю в воду куски батона. — Развлекаешься, Жуков? — он всегда появляется внезапно и частенько — там, где я не ожидаю его увидеть. Вот и сейчас он появился будто бы из ниоткуда и спокойно сидит на камушке в шаге от меня. Я встаю и пихаю ему в руки кусок батона: — Эти черти водоплавающие абсолютно ненасытны. Я заебался, корми теперь…да нет же, не такими кусищами! Баль, они не пеликаны, дай покажу… — Ты красивый, — он не отдает мне батон, вместо этого сидит и серьезно пялится на меня, — твой Есенин идиот. — Мне показалось, или ты натурал? Ах, педик латентный значит, все, не общаюсь с такими, — шутливо говорю я, ибо не представляю, как реагировать на такое. — Да прекрати ты, мудило голубых кровей, — вздыхает он и резко кидает большой кусок батона прямо в голову какой-то утке, — был у меня парень. — О! — оживляюсь я, — и как тебе? — Не понравилось… — хитро смотрит он мне прямо в глаза, — может, парень какой-то не очень попался, а может я все-таки абсолютный натурал. — Не знаю, — вздыхаю я, — но если бы тебе попался я, тебе бы точно понравилось. — Ты хочешь об этом поговорить? — как-то слишком поспешно спрашивает Баль и резко замолкает, застыв истуканом. — Да нет, — вздыхаю я, — толку то. У меня Есенин. Я отворачиваюсь к воде, не замечая, как у человека за моей спиной на лице отчетливо проступает гримаса отчаяния. Иду по улице и вспоминаю это. Какой я молодец, взял и все испортил окончательно, не ему — себе. Он женится и забудет меня, как страшный сон, а я впервые в жизни, похоже, полюбил. Прийти к нему на свадьбу что ли? Почему-то представляю презрение в его глазах и осуждающего меня Макса — и передергиваюсь. Какого черта это так меня задело — жалость его, ну черт с ним, подумаешь… Мозг упорно пытается найти выход из сложившейся ситуации. Черт, был бы я виктимом — сел бы и страдал, но я так не могу, думаю и думаю, иду и думаю, и каждый вариант все больше и больше заводит меня в тупик. Извиниться? И что? Даже если он меня простит, ничего уже не исправить, он уже выбрал свой путь, тем более теперь он точно уверен, что я чертов поехавший мудак. Переключиться? От одной этой мысли к горлу подкатывает тошнота, но я упорно представляю задницу Есенина… Желудок делает кульбит, я зажимаю рот ладонью и сажусь прямо на траву. Да что я в самом деле? Как будто в этом мире не существует никого, кроме Бальзака и Есенина. Достаю телефон и гуглю ближайший гей-клуб. Спустя пару часов в состоянии полной невменяемости и сильного алкогольного опьянения меня вышвыривает из него здоровенный детина-охранник, предварительно получив по лицу. Я пытался сломать ему нос, но промахнулся и попал в челюсть. «Странно, что вообще хоть куда-то попал» — вяло думаю я, лежа на крыльце клуба и пялясь в темно-синее, почти черное небо, которое вертится по непонятной траектории. — Мерзкие пидоры, — рычу я в сторону двери, но охранник уже ушел, а дверь почему-то мне не отвечает. Когда я пришел, в клубе почти никого не было, но я все равно сразу начал ловить на себе заинтересованные взгляды почти всех, кто там был. Поразмышляв полчаса на тему своей ориентации и для интереса позалипав на парочку вполне симпатичных лесби, я пришел к выводу, что Баль вышиб из меня либидо и сел за барную стойку с целью напиться. Спустя час танцпол был полон, несмотря на явное отсутствие у ди-джея музыкального вкуса, а я прикончил уже половину бутылки текилы, закусывая ее лимоном из-за отсутствия в этом бомжатнике лаймов. Зал начинал потихоньку вращаться, и тут я увидел какого-то блондина, который стоял в паре метров и молча меня разглядывал. Я плохо помню, что дальше было. Кажется, я подошел к нему и спросил, привлекает ли его мой разбитый нос, потом мы каким-то образом очутились в кабинке туалета и я, прикрыв глаза, представлял перед собой лицо Баля, пока блондин держал во рту мой не подающий признаков жизни член, пытаясь его всеми силами оживить. Дальше опять картинками — вот я опускаю взгляд и вижу голубые глаза вместо зеленых, бью его коленом в челюсть, вот он шепчется с охранником и вот — я лежу здесь и гипнотизирую взглядом дверь. Холодно. «Надо встать и идти домой, иначе почки застужу» — думается мне, но я почему-то продолжаю лежать. Мозг вновь начинает перебирать заведомо не работающие варианты, затягивая меня в пучину безысходности. Надо позвонить Гамлету. Я знал, что рано или поздно мне придется просить у кого-то помощи, плюс, лучший друг — это единственный человек, которому я правда доверяю, но все равно на душе крайне мерзко, когда я пытаюсь найти его имя среди остальных, двоящихся и троящихся. В голове всплывает мысль — промахнуться и позвонить Бальзаку, спрашивая Гамлета — вдруг приревнует, но я мысленно даю себе по щам и наконец-то нахожу нужное имя. Тот не торопится отвечать и я почти засыпаю от монотонных гудков когда в трубке наконец-то слышится сонное «алло». — Гам, я в жопе, забери меня, — плохо слушающимся языком говорю я. Тот смеется: — В чьей? Черт, я так и знал, что когда-нибудь утонешь в особо внушительной… — Гамлет! — перебиваю его я, — мне не до шуток, я пьяный валяюсь на крыльце гей-клуба и серьезно опасаюсь за СВОЮ задницу, так как конечности почти не функцио…фу…не работают, короче, я не смогу отбиться от пьяных педиков если что. — Говори адрес, — внезапно серьезным голосом отвечает он, — сейчас приеду. — …Понимаешь, я могу его заломать и трахнуть, могу его украсть и посадить дома на цепь, но я не хочу так! — заканчиваю я свой получасовой монолог и перевожу взгляд на Гама. Тот выглядит не лучшим образом — сидит, съежившись, и молча гипнотизирует взглядом чашку с кофе. — Гамлет? — привстаю я, — ты извини, что запарил, я просто понял, что если не выскажусь, то сдохну прямо сейчас, это…все нормально? — Говоришь, Баль противен, а Есенин еще более противен? — Нет, баль просто муди… — осекаюсь я, видя в глазах Гама какую-то невыносимую боль, — Эй? — Клин клином, Жук, — кивает он, и внезапно вскакивает и кидается мне на шею. Через секунду он отстраняется и серьезно спрашивает, глядя мне в глаза, — хочешь клин клином? — Чего? — тупо спрашиваю я, в шоке наблюдая, как Гамлет расстегивает мне ширинку и прижимает ладонь к моему члену. — Клин клином, — мурлыкает он мне на ухо и резко падает сверху. Я чувствую его член, упирающийся мне в бедро, и сжимаю зубы. Мы дружим два года. Я не могу его обидеть. Черт. Он ерзает на мне, а я, кивнув сам себе, аккуратно подхватываю его под зад и переворачиваю, наваливаясь сверху. Он отрывисто стонет, у меня почему-то перехватывает от этого дыхание, а груди напротив растет чувство острой тоски. Завтра я исчезну от него, а пока… Я целую его в шею, он опять стонет, пытаясь содрать с меня футболку, я помогаю ему, заодно снимая с себя все остальное. Он ерзает подо мной, пытаясь раздеться, у меня уже полностью встал, но желания трахнуть его почему-то не появляется. Как так бывает вообще? Я удивленно пялюсь на свой член, а Гам уже успел стащить с себя всю одежду и пытается куда-то сползти. А, я понял, ну давай. Подтягиваюсь повыше, тыкаюсь членом в его губы. Он неумело заглатывает его, параллельно помогая себе руками, а я все еще почти ничего не чувствую. Это начинает напрягать. — Гам, — отстраняюсь я, глядя в его довольные, но удивленные глаза, — возьми меня. Он явно шокирован, но молча кивает и достает смазку из ящика стола. Пожалуй, не буду говорить ему, что никогда не делал этого раньше, иначе он точно умрет — или от восторга, или от ужаса. Я встаю на четвереньки, он вводит в меня сразу два пальца, а я вспоминаю все, что могу — от начала нашего общения и до сегодняшнего дня — и просто молча ругаю себя за слепость. Да, это было очевидно, я сам теперь не понимаю, как не замечал его взгляды, его верность мне, как человеку, его… Меня будто прошибает электрический разряд, сбивая с мысли. «А, он нашел простату» — вяло думаю я, и слышу над ухом: — Готов? — Так точно, — бурчу я и тут же чувствую меж ягодиц его член. Похоже, ему даже не нужен был ответ. Когда он медленно начинает входить, я ловлю себя на мысли, что это больше похоже не на секс, а на акт мазохизма. Это довольно-таки больно, в голову лезет непрошенное «А каково было ему?» — я сжимаюсь и резко подаюсь назад, чувствуя, как капельки пота падают на подушку. Ай. Я шиплю, с трудом сдерживая стон, а Гамлет там по-моему вообще умер — замер, не дышит. Неужели… А ведь Балю было больнее… Что я натворил… Рычу и резко подаюсь вперед, а потом снова назад. Сильно мешают трясущиеся ноги и вращающаяся комната. — Двигайся, ну! — выдыхаю я, и снова подаюсь вперед-назад. Гам почему-то резко вскрикивает и впечатывает меня в кровать. Ну вот, колени разъехались. Чертов идиот. «В принципе, так тоже ничего» — думаю я через минуту, пока он, так и не дав мне принять первоначальное положение, вбивает меня в матрас. Боль полностью ушла, а внизу живота начинает разливаться жидкий огонь. «Так вот, как оно бывает» — лениво думаю я, чувствуя теплые руки на животе, которые сначала поднимают меня на колени, а потом обхватывают член. Гам убыстряет темп, выкрикивая что-то нечленораздельное, я полностью поддаюсь и вхожу в его ритм, уже не сдерживая хриплые стоны и оргазм накрывает нас волной, одновременно — как в дурацких фильмах про любовь. Он кричит, а я сжимаю зубами подушку — потому как мне внезапно кажется подлым хотя бы просто застонать. Наутро я просыпаюсь и воспоминания накатывают на меня моментально. Не обращая внимания на боль ниже поясницы, сажусь и удивленно смотрю на спящего рядом Гамлета. Осознание того, что я вижу его скорее всего в последний раз, почти не причиняет боли — он тоже хорош, мог бы и раньше сказать. Тихонько одеваюсь, стараясь его не разбудить и выскальзываю за дверь.