Regnum

Шёл мелкий снег и жёлтые листья хрустели под ногами. Курган был пронизан деревьями — и молодыми, тонкими, и старыми, вековыми. Харимунд хотел остановить своего спутника, но тот легко сдвинул огромный камень у входа. — Забери его, — сказал он. — Я не могу это сделать. Он не отдаст его мне. Харимунд посмотрел ему в глаза. — Но ведь он же умер, правда? — Это ещё мягко сказано. Но это лучше сделать тебе. Он дал Харимунду глиняный светильник и с улыбкой подтолкнул его вперёд. В мокрых белых осенних сумерках ему показалось, что внутри кургана тепло и не страшно. Он пошёл вперёд; древние корни деревьев вылезали из каменной кладки сбоку и сверху от него. Погребальная камера оказалась совсем недалеко; он поставил светильник на выступавший из стены камень и подошёл к гробу. Здесь стоял такой же большой, тяжёлый дубовый гроб из одного куска дерева, как и тот, в котором лежал его спутник лишь несколько месяцев назад. Харимунд с усилием приподнял тяжелую крышку, потом осторожно отвёл в сторону сухую, лёгкую от старости синюю ткань. Лицо, обрамлённое тёмно-русыми прядями, было таким же белым и красивым, как у Лаламина, но Харимунд почему-то понял, что этот человек безвозвратно и давно мёртв. Он присмотрелся к прядкам над ушами, к пробору, и понял, что волосы у него действительно русые, а не крашеные. Его голова была совсем чуть-чуть склонена в сторону, подбородок тоже чуть был отвёрнут в сторону, где стоял Харимунд, но даже в этом небольшом наклоне было что-то настолько неестественное, что-то покорное, не вязавшееся с гордым высоким лбом, длинным носом и презрительно поджатыми губами. У него была сломана шея. Тонкие пальцы сжимали меч; меч был не длинным и не коротким, но сейчас, в отблесках светильника, ему показалось, что он какого-то странного цвета; лезвие было не светло-металлическим, не чёрным, оно отбрасывало не серебристо-белые, а розовато-алые отблески; он подумал, что это не сталь, не железо, а какая-то странная бронза или медный сплав. Казалось, так легко забрать у умершего эту вещь для того, кто пришёл с ним. Не говоря уже о том, сколько жертв принёс Харимунд ради него, о тех убийствах и пытках, которые он свершил — раскопки на холме в далёком краю вселили благоговение и страх в его сердце, особенно после того, как обгоревшие останки нескольких умерших, звеня золотыми украшениями, рухнули на него там, в коридоре. Он протянул руку и коснулся сухих пальцев умершего. — Кто ты такой? Харимунд вздрогнул и прижал руку к горлу. — Кто ты такой? Кто ты такой, чтобы прикасаться к святой Энелине? У Харимунда заслезились глаза, свет дрожал и переливался кругом него. И ему показалось, что умерший стоит перед ним во весь рост, почти такой же высокий, как и его спутник; что развеваются вокруг его стана русые волосы, что его синий плащ и красная рубашка поднимаются вместе с дыханием его груди, что его одежда свежа и пахнет травой и жемчугом, и что его серые глаза лучатся яростью, и меч по-прежнему в его руках. — Я держал её в руках три дня, сражаясь рядом с моим отцом у брода! Я отрубил ею голову четырём королям! Я перерезал ею горло коням колесницы моего врага, он рухнул на землю, и я добил его ударом ноги! Держа её в руках, я правил Истинной колесницей закона! Отец дал её мне, чтобы я хранил её… Голос призрака отражался эхом в голове Харимунда; он понимал не все слова, он не узнавал имена, которые он произносил, но картины, которые он рисовал, вставали у него перед глазами. - Я не отдам её тебе! Воззрите на святую Энелину! Призрак поднял меч; Харимунд видел одновременно труп и призрак меча в его руках и призрак, державший в руках истинный меч, пылавший в воздухе и озарявший погребальную камеру, превративший её в дворец из рубиновых плит. И тогда великий ужас объял Харимунда, и он пал на колени. Ибо он не смог вынести вида девы, чьи косы струились по земле, а в глазах была кровь. Воззри на меня, ибо я — святая Энелина. Я — Истинный меч закона. Я карала тех, кто шёл против моего отца и матери, ибо я — истинное пламя. Я — первое пламя любви матери моей. Я — первая жертва матери моей. Я — первая наследница отца моего. Я — Владычица по праву крови моей, и царствию моему не будет конца. Харимунд почувствовал, что перед глазами у него темнеет; на него обрушился запах тлена; запах сырых листьев, мокрой земли, снега, леса. Он выполз из кургана и подполз к ногам Лаламина. — Я… я не смог… я не могу… ты же говорил, что он мёртв… что твой сын давно мёртв… Харимунд разрыдался, сидя на ковре из мокрых листьев; капли росы падали в его волосы, пересыпанные землёй и шкурками жуков из кургана. — Конечно, он мёртв, раз я убил его, — его спутник поджал губы. — Но ты меня разочаровал. Ты не мой избранник. Боюсь, что мне придётся ещё подождать. Но, по крайней мере, ты пригодишься, чтобы поддерживать мою жизнь, пока это не случится…