Восемь лет спустя

Томас Шакборн пришел на следующий день рано утром. Один. В руках бумажный пакет. – Завтрак, – пояснил он, улыбаясь. Полусонная Джессика нехотя свесила ноги с кровати. – Не присоединишься? – не глядя в её сторону, спросил Том, деловито вынимая из пакета пластиковые контейнеры. – Тут лапша, какой-то салат, круассаны и… кока-кола в металлических банках. Попробуем? – Ты так говоришь, словно колу никогда не пробовал. – Пробовал, конечно… но не из металлической банки и не часто. Вообще-то, я придерживаюсь строгой диеты. – И что же заставило тебя сегодня отказаться от старых привычек? – Насущные проблемы. – Это какие же? – Ты есть будешь? А то еда сама себя не съест… Джонс скорее для виду взяла лоток с лапшой. – И? – Надо, чтобы ты кое-что припрятала. – Что именно и зачем? – Кое-какие материалы. По «делу синих». Я загнал их на смартфон. Можешь просмотреть… на досуге. Джессика хмыкнула: – Думаешь, у меня здесь много времени? – Ну ножик же ты себе заточила... – От одного обхода охраны до другого. – Скрытых камер не боялась? – Боялась. Но когда я впервые предприняла попытку выломать перекладину в креплении столика, никто не пришел. Вывод – камер нет. – Разумно. Но сегодня все изменится. Раньше первый уровень считался безопасным, охрана ограничивалась только людьми. Теперь будет по-другому. В обед мы начнем монтаж системы видеонаблюдения. У неё не будет недостатков, кроме одного – слепой зоны в твоей камере. Ограничена она будет аккурат изголовьем твоей кровати. Можешь с завтрашнего дня валяться на ней и вполне спокойно клацать на мобильнике. Никто ничего не увидит, а охрану вполне удовлетворит наличие в кадре твоих ног. Ну, а обходы камер тюремщиками сократятся до трех раз. Завтрак, обед и ужин. – Отлично. Вот только почему тебе так важно мое ознакомление с содержимым смартфона? Не просто же так ты вынудил начальство скинуться на новые игрушки. – Мне нужен не просто сообщник, но и помощник. Тот, кто умеет держать язык за зубами, поможет вести следствие и подготовит вместе со мной свержение нынешнего руководства компании. Очень важно, чтобы эта персона была вне подозрений. По-моему, нет лучшего кандидата на эту роль, нежели заключенный. Таковой у меня как раз наличествует, отлично мотивированный к тому же. – Боюсь, «наличиствует» у тебя неудавшаяся беглянка, за которой нужен глаз да глаз. – Не нужен. Раз полковник Шон сказал, что ты сломалась, значит – не нужен. – Интересно, что это за птица — полковник Шон, к чьему мнению все прислушиваются? – Человек, прошедший большинство войн второй половины двадцатого века и первой половины двадцать первого. Трижды был ранен, но оказался живуч, как собака. И бешеный, как собака. Его здесь уважают и, чего уж таить, бояться. Железный и крайне опасный дядька. Как правило он ни в чем не ошибается. – О, неожиданный комплимент. Я стала первой ошибкой безупречного солдафона. – Ну, в это хочется верить. Точнее приходится. – Не бойся за меня. Лучше объясни толком, что на твоём смартфоне. – Как я уже сказал, кое-какая информация о твоем последнем расследовании. Мне удалось узнать нечто весьма пикантное об участии нашего нынешнего руководства в «деле синих». Надеюсь, некоторые большие шишки не прознают о моем нездоровом интересе к скрытым файлам на их планшетах. – Не понимаю, почему тебя вообще оставили в корпорации? Томас Шакборн, бывший наследный принц могущественной торговой империи, руководимой… Кстати кто сейчас руководит IGH? – Моррис Шакборн. И мне нравится сравнение с принцем. Я, как небезызвестный датчанин, также опекаем дядей, предавшим своего родного брата — моего отца. – А поподробнее, Гамлет? – Это долгая история, суть которой можно выразить в двух словах – ложь и притворство. В виду нехватки времени предлагаю ими и ограничиться. – Но я совсем не знаю тебя, партнер. Кто ты? Чего хочешь? – Ты знаешь ответы на оба вопроса еще из прошлой нашей беседы. Касательно же вопроса о доверии. Кроме моего слова – мне предложить нечего. Но подумай, дорогая… хуже ведь все равно не будет. Можешь проводить свои дни, бездумно и бесцельно пялясь в потолок, а можешь заниматься своим с детства любимым делом. Выбор за тобой. Я ведь никого не неволю. – Я выбираю участие в твоей революции. – Спасибо. Свои революционные намерения можешь подтвердить, поделившись кое-какой информацией. – Что тебя интересует? – Как начиналось для тебя «дело синих»? – С визита невысокой худощавой дамы, одетой в старое платье, времен Рейгана, с газетой под мышкой и маленькой лакированной черной сумочкой в руках. Она застыла у меня на пороге, не решаясь ни сделать шаг вперед, ни вернуться назад. Я смотрела на её душевные муки с минуту, а затем, плюнув на странный вид посетительницы, пошла ей навстречу. Старушка, надо отдать ей должное, весьма неохотно последовала за мной, подозрительно осмотрела мои развалины, провела пальцем по сиденью предложенного стула, осторожно села, сложив руки на сумочке и, помедлив, спросила: – Вы Джессика Джонс? – Определенно, – кивнула я. – Частный детектив? – Вроде того. – Вы занимаетесь случаями пропажи людей? – Да, – протянула я, гадая, кого же пошлют искать. Угадала: – У меня пропал сын. – Давно? – спросила я, одновременно открывая в Ворде новый документ. – Неделю назад. – В полицию обращались? – Да, но… Там отказались помочь, – отрезала дама. Меня её немногословность не устроила: – Чем мотивировали отказ? Дама поджала узкие губы, но я продолжила смотреть на неё в упор: – Понимаете, – сдалась, наконец, она, – мы с сыном... посещали церковь Ревнителей света. Может вы слышали о нашей маленькой общине? Мы – дети света, живем безгрешной, угодной богу жизнью, стараясь молитвами своими и делами благими сделать этот мир лучше. Мы… – Ближе к делу, – прервала я это миссионерство. Леди вздрогнула, как от пощечины, но просьбу мою выполнила: – В общем, эти грубые ни во что не верящие люди в полиции отказались помочь мне только потому что мое дитя – сектант. – Сколько дитю лет? – Девятнадцать. Я присвистнула. Вот вам и дитя. Ну и правильно, здоровый лоб с ненормальной мамашей. Будто у копов других проблем нет. Но все же: – А что именно они говорили, можете повторить? – Зачем вам это? – Выстраиваю картину событий, – заметила я, не поднимая глаз от ноутбука. Мне даже стало жаль старуху. Очевидно ей было невдомек, что от ответов на подобные вопросы напрямую зависит возьмутся за её дело или нет. Как учит частных детективов их горький опыт, копы в большей своей массе имеют нюх на дела, которыми безопаснее не заниматься. А еще ребята в форме лучше всего знают позицию сильных мира сего по поводу тех или иных преступлений. – В полиции сказали, что «нагуляется и сам придет». Даже шутили, что, возможно, он будет задержан... за непристойное поведение. – Ясно. А теперь расскажите мне о себе, вашем сыне и дне, когда он исчез. За два с половиной часа обстоятельного повествования из жизни сектантов я узнала, что моими клиентами оказались Агнесса Фолк и её сын Клавдий, родившийся и всю жизнь проживший в общине Ревнителей света возле Нью-Йорка. Образование он получал на дому, как и все дети сектантов. Рос нормальным, насколько это было возможно в сложившийся обстановке, не слишком смышленым, зато физически очень развитым парнем. Община возлагала на него большие надежды, как на будущего плотника и столяра в одном лице. Сами ревнители света существовали исключительно за счет выращенных фруктов, овощей и мелкой живности, вроде кур да гусей. Еще в небольшом пруду разводили какую-то дорогущую рыбу и держали пчел. Вся продукция поступала в небольшие ресторанчики. Духовные наставники получали весьма неплохую прибыль, а их паства душевный покой от праведных трудов и скромную плату за них же. Впрочем все были довольны и жили счастливо. Пока не грянул гром: исчез Клавдий, оставив свою несчастную мать в полном одиночестве. Преподобный Кларсен утешил вдову как мог своим пастырским словом и благословил на поиски сына, дав денег на поездку в Нью-Йорк. В полицию вместе с ней он идти отказался, сославшись на чрезвычайную занятость, но, подумав, передал своей прихожанке еще один конверт «на непредвиденные расходы». И словно в воду глядел. Копы только головой покачали, услышав торопливый и сбивчивый рассказ безутешной матери о том, как её «дитя» с утра пораньше вышел в поле и больше не возвращался. Дело открывать отказались. Зато какая-то женщина протянула миссис Фолк визитку частного детектива, заметив, что блудных мужчин эта профессионалка разыскивает быстро. Бедная Агнесса проглотила насмешку и взяла бумажную карточку. Вот так она и очутилась на пороге Alien’s Investigation, чтобы уже мне поведать о том, что никто посторонний в день исчезновения Клавдия в общине замечен не был. Ни тогда, ни накануне, ни после. И что видели Клавдия последний раз аккурат в обеденное время. Он стоял на самом краю поля, у шоссе, и, по своему обыкновению, смотрел вдаль. Когда через полчаса отвечающие за посевную компанию жители общины вернулись к работе, парня уже там не было. Зато земля была залита странной синей жидкостью, довольно быстро, впрочем, испарившейся. К ужину парень домой так и не вернулся. Искали всю ночь. Обошли все окрестности. Никаких следов обнаружено не было. На этом миссис Фолк закончила свой рассказ и выжидательно уставилась на меня. Честно говоря, я вполне была солидарна с детективами. Бедолага Клавдий мог элементарно сесть на какую-нибудь попутку и рвануть в город, подальше от пресной жизни сектантов. В конце концов, судя по детальным описаниям его мамаши, он был нормальным девятнадцатилетним парнем, наверняка досыта вкусившим почти что монастырского существования общины. И, если дело обстоит именно так, то мне для его поисков придется обойти все злачные места этого города, единственное что… – Миссис Фолк, а с собой у вашего сына были какие-нибудь деньги? – спросила я. Женщина пожала плечами: – Н-не знаю. Не уверена, но может быть пара долларов была... Н-да, на такую сумму не погуляешь. – А какие-нибудь накопления?.. – Нет. Мой сын все свои деньги отдает мне. Никогда ни цента для себя не возьмет. Даже когда был ребенком, не брал на конфеты и игрушки, что в киоске рядом с общиной продавались. Такой честный, правильный... И тут полились слезы, вызвавшие у меня очередной приступ сентиментальности. – Я беру это дело, миссис Фолк. Женщина чопорно приложила к уголкам глаз белоснежный кружевной платочек, церемонно кивнула мне и, оставив на самом краю стола конверт, не говоря ни слова, ушла. Хочется верить, из боязни разрыдаться в присутствии моей скромной персоны. Впрочем, за свою карьеру я почти не встречала благодарных клиентов. Но как же легко, однако, поддаться приступам жалости. И какие порой имеют последствия эти глупые душевные порывы. Начать поиски юного Фолка я решила с нашего пятнадцатого участка, куда в первый раз обратилась за помощью моя клиентка. Двое тамошних детективов были мне хорошо знакомы. Продажные шкуры. Зато дежуривший в приемной парень производил положительное впечатление. Я сообщила, что расследую дело о пропавшем молодом человеке из общины Ревнителей света. – Подождите здесь, мисс Джонс, – попросил он и куда-то убежал. Через пять минут ко мне, разглядывающей портреты объявленных в розыск, что успели добавиться за этот месяц, подошли как раз те самые продажные детективы и попросили пройти с ними. Поколебавшись немного, я согласилась и послушно поплелась за ними через общий зал к допросной. Сегодня детективы были сама любезность, даже дверь в допросную придержали. Первое, что бросилось мне в глаза, едва я переступила порог, так это внушительных размеров термос и море конфет, разбросанных, вперемешку с пустыми обертками, по всей поверхности небольшого стола с креплениями для наручников. За самим столом, уперев подбородок в скрещенные пальцы, сидел мужчина лет сорока, гипнотизируя взглядом дымок, поднимавшийся от кофе. На шум открываемой двери он оглянулся и, завидев меня в дверном проеме, тут же вскочил на ноги. Его рывок навстречу мне сопровождался таким энтузиазмом, что я невольно отшатнулась: – Кого я вижу! Джессика Джонс! Мою руку схватили и начали отчаянно трясти. – Совсем такая, как я и представлял! Я даже в фотографии из вашего дела не подглядывал, решил проверить себя. Вы выглядите именно так, как я себе и представлял! Уверен, мы подружимся! Я Леонид Фрам, ФБР. Как и вы, занимаюсь расследованием странного исчезновения мистера Фолка. Очевидно, предполагалось, что в этом месте я должна была что-то ответить и заполнить возникшую в разговоре неловкую паузу, но меня хватило лишь на то, чтобы молча пялиться на странного федерального агента. Отчего-то он сильно ассоциировался с молодым львом. Грива золотистых волос, широкое лицо с грубыми чертами, какое-то по-детски добродушное, но в тоже время мудрое. Ярко-синие глаза, улыбчивые, но с хитрецой. Он словно игрался с вами. Но в любой момент мог начать играть уже вами. И, похоже, граница между невинной забавой и опасным поединком терялась где-то среди этих улыбок и словесной мишуры. –Э-э, присаживайтесь. Детективы, – двое за моей спиной без слов поняли, что от них требуется. Краем уха я успела услышать за шумом удаляющихся шагов едва слышное «придурок федеральный». – Ой, не обращайте внимания, кто из нас не без причуд, – мой собеседник улыбнулся еще шире. Как он умудрился услышать копов, находясь от двери куда дальше, чем я, в тот день осталось для меня загадкой. – Может быть проедем ко мне в офис? У меня там есть кое-какие бумаги. А еще много бельгийского шоколада и отличный кофе. Вы ведь любите кофе и шоколад? – Почему вы решили сотрудничать со мной? – А почему бы и нет? – Ответ очевиден. Частный сыск и федеральное бюро расследований, как секция каратэ-до для старушек против олимпийской сборной по боксу. – Но именно частный сыск и именно в вашем лице обезвредил опасного психопата. Порой каратэ эффективней бокса. – Положим. Но почему ФБР занялось пропажей сектанта, и чего именно вы хотите от меня? – Еще одного эффектного финала в деле очередного гипнотизера. До меня начало доходить, какого именно участия в деле от меня ждут. – Так как? Насчет шоколада? – спросил федерал, протянув руку за очередной конфетой. – Не люблю сладкого. – Такого не бывает. Все любят сладкое. Просто не всем везет с первым впечатлением. – О чем это вы? – О том, что всегда надо давать шанс, прежде чем категорично отказать. Я улыбнулась. – Хорошо, давайте заедем к вам в офис. Через час я стояла посреди пустой, не считая стола и стула, комнаты, полностью обвешанной фотографиями людей и синих лужиц, единственных свидетельниц одиннадцати исчезновений. *** Земля внизу стремительно приближалась. Самолет словно провалился сквозь белоснежную, залитую солнцем завесу облаков в пасмурное субботнее утро Вашингтона. Триш поправила ремень безопасности и устало прикрыла глаза. Ночь выдалась бессонной, а вчерашний день слишком уж насыщенным. Встреча с матерью ровно в двенадцать. Затем полчаса, потерянные в пробках и разговорах ни о чем. После – полутёмная студия одной из радиостанций известного медиамагната Рональда Готлиба. Знакомство с ним и короткое прослушивание. Широкие улыбки матери, сдержанные её. Крепкий кофе, милые секретарши, строгая лаконичность офисов. А потом снова пробки, пробки, пробки только теперь уже вечернего, рассеченного желтоватыми полосами шоссе Нью-Йорка. Бегом пересеченная мрачная улица. Мрачное помещение дешевого бара. – Мисс Уолкер, поздравляю, – Триш, неуверенно улыбаясь, присаживается за небольшой столик, целиком и полностью занятый ноутбуком. Его владелец, ничем не примечательный парень в наглухо застегнутой толстовке, не отрывает взгляда от экрана. – С чем? – Патриция обводит взглядом небольшой обшарпанный зал и его весьма колоритных посетителей. – На сайте «Дорожных новостей» появилась фамилия новой ведущей. Я с удовольствием буду вас слушать. – Спасибо, только… Вы следите за всеми вашими клиентами? Парень улыбается и тянется за плохо вымытой чашкой с кофе. – Итак, чем обязан? – Джессика Джонс. Восемь лет назад проживала в Вашингтоне. На тот момент была в положении. Нужна информация. – По возможности добавьте конкретики. – Где и с кем жила. Чем занималась. У какого врача наблюдалась. И, самое главное, – где она сама и её семья сейчас. – Понял. – Когда будет готово? – Погуляйте часок-другой. Потом зайдите на свою электронную почту. – Спасибо, – Триш незаметно подсовывает конверт в стоящий рядом с парнем рюкзак. А через два часа уже просматривает на фейсбуке страничку доктора Амины Фостер. Полноватой мулатки, увлекающейся гончарным делом и заведующей отделением в одном из госпиталей Вашингтона. Только имя этой добродушной, судя по фотографиям, женщины, и старый адрес Джессики, по которому теперь проживала семья мигрантов из Индии, – вот и все, что смог узнать хакер. Мало. Очень мало. Но это только начало. Вашингтон встретил Патрицию Уолкер не сказать, чтобы дружелюбно: громом, молниями и непрекращающимся ливнем. Уже в такси Триш получила смску от Малькольма: «С удачной посадкой. Береги себя». Накануне Дюссе очень переживал, что из-за подготовки к похоронам Моники не сможет сопровождать Патрицию. Для неё самой это переживание вылилось в настоящую лекцию по вопросам безопасности и досрочное знакомство с главой филиала малькомовской организации в Вашингтоне, клятвенно заверившем босса, что не спустит с «той самой Пэтси» глаз. И действительно не спускал. То и дело таращился. Жаль, рядом с водителем в такси сидеть нельзя. Ну, Малькольм, ну удружил. Приставил очередного фаната. Избавиться от самозваного телохранителя удалось только в гостиничном номере. Захлопнув дверь прямо перед носом навязчивого молодого человека, Патриция вздохнула свободней. Дорожная сумка была пинком отправлена под кровать. В данный момент было не до распаковки вещей. Усталость сменил азарт. Триш начала понимать Джессику и её выбор карьеры. Этот охотничий инстинкт, просыпающийся когда идешь по следу, восторг от предвкушения приближающейся развязки, учащенное сердцебиение, лихорадочное нетерпение… То уверенность, то сомнение. Пьянящее ощущение действия. Она найдет сестру. Во что бы то ни стало. Разыщет Джесс, и они снова будут вместе. Все у них наладится, обязательно наладится. Триш набрала номер проката автомобилей и уже через полчаса ехала по сонному вашингтонскому предместью, непрерывно сверяясь с навигатором. Ряды одинаковых аккуратных двухэтажных коттеджей наводили тоску. Нужный адрес удалось отыскать не сразу. Запутали похожие названия улиц. На настойчивый звонок дверь открыла сама доктор Фостер. Триш представилась и чуть не поморщилась, узнав, что перед ней очередной фанат. Впрочем, в этот раз былая популярность сыграла ей на руку. Всего через пять минут Патриция уже неспешно попивала чай с печеньем, пока Фостер, надев очки, внимательно изучала фото Джессики восьмилетней давности. – Знаете, мисс Уолкер, – сказала она, присаживаясь напротив, – кажется с вашей сестрой связана одна странная история. Деталей я за давностью лет не вспомню... Надо справиться по бумагам. Одно могу сказать твёрдо. Она у меня наблюдалась, но роды я у неё не принимала. Это не так уж и часто случается, когда речь идет о моих пациентках. – Вы намекаете на аборт? – Нет. Срок был слишком велик. Да и, если меня конечно не подводит память, Джессика была рада своему положению. Нет, там было другое. Что-то странное. Что-то… Надо свериться с бумагами. Если хотите, поезжайте сейчас со мной в больницу. Я навещу одну пациентку и, заодно загляну вместе с вами в архив. – Отлично. Надеюсь, я не доставлю вам неудобств. – Ну что вы. И заранее предупреждаю. У нас немало ваших поклонников. Ну и как можно объяснить это странное явление. Патриция Уолкер и шагу ступить не может, не столкнувшись с очередным фанатом, и все же год назад рейтинги её шоу стремительно рухнули. Странная она все-таки, эта популярность. В спокойном, по случаю выходного дня, отделении приезд Патриции произвел настоящий фурор. На церемонию фотографирования у чахлой пальмы выстроилась целая толпа из беременных, медсестер и врачей. Минут десять Триш улыбалась не переставая. Еще полчаса, в ожидании доктора Фостер, отвечала на вопросы всех желающих и призывала дам со следующей недели слушать автомобильное радио. Появление Амины прервало рекламную акцию. Больничный архив встретил будущую радиозвезду множеством прогнувшихся металлических полок, заставленных битком набитыми картонными коробками, а также двумя старенькими компьютерами, куда пять дней в неделю год за годом этот самый архив переводился. «Джессика Джонс» – ввела в поисковую строку доктор Фостер и тут же воскликнула: – Вот она, красавица. Вот здесь, видите, указаны все результаты её анализов. Теперь-то я припоминаю. Она так волновалась из-за чрезмерного употребления алкоголя в прошлом. Все время спрашивала, как это может отразиться на здоровье ребенка. Я постоянно её успокаивала и говорила, что с такими результатами как у неё, все будет хорошо. Так, а вот тут запись последнего приема. Вот, видите, я даже указала примерную дату родов. Приблизительно середина марта. – А сам прием был… – За неделю до предполагаемых родов. Она немного нервничала. Как и её жених. – Жених? – Да, ваша сестра собиралась замуж. Вы и этого не знали? Они с Леонидом собирались обвенчаться. И, поверьте моему наметанному глазу, положение тут было не при чем. – Доктор Фостер, вы, я вижу, хорошо разбираетесь в людях. Скажите, а не приходила ли вам в голову мысль или, лучше наверное будет сказать, не замечали ли вы, чтобы на Джесс оказывали давление. Может её жених... – Леонид? Нет, что вы. Он её обожал. – Вполне возможно. Я и не спорю, но может он… – Нет. Нет, ничего такого и близко не было. И более того. Теперь-то вот я припоминаю. Джессика говорила мужу, что собирается пригласить свою сестру, то есть вас, пожить у них в медовый месяц. И Леонид был согласен. Сказал, что это замечательно, если при родах будет присутствовать будущая тетя ребенка. Даже попросил у меня разрешения. – То есть вы присутствовали при этом разговоре? – Ну, в замочную скважину подглядывать за пациентами я как-то не привыкла. – Ой, простите… я не это имела в виду. Просто… Вы должны меня понять. Я сейчас так растерянна. Всему хочется найти хоть какое-то объяснение... – Да-да, конечно. Но собственно говоря, больше мне помочь, увы, нечем. Джессика, как здесь написано, сменила врача из-за переезда. При этом буквально за день до появления этой записи она ни о каком таком переезде не упоминала. Её муж так вообще спрашивал меня, буду ли я присутствовать при родах. Конечно, может, они и подыскали себе жилье где-то в другом городе. Но по собственному опыту могу сказать только одно: дамы в положении вашей сестры не стремятся к столь резким переменам в жизни. – И вы не знаете, где она могла получить квалифицированную медицинскую помощь? – Можем поискать по единой информационной сети. Секундочку... Хм, ничего нет. Может быть она сменила фамилию к моменту рождения ребенка? – Может, – протянула Триш, всматриваясь в мерцающий экран. – А фамилию Леонида вы не помните? – Знаете, никак не могу вспомнить. По-моему, он вообще её не называл, а я не расспрашивала. – Но описать его вы можете? – О, да. Леонида я хорошо помню. Интересный мужчина. Лицо такое мужественное, открытое. Глаза синие-синие, и густая шевелюра из золотых волос. Всегда спокойный, улыбающийся, вежливый, - настоящий джентльмен. Интересная пара. Он и ваша сестра, порывистая, порой грубоватая, но очень добрая, отзывчивая. – Большое спасибо вам, доктор Фостер, за помощь. Благодаря вам у меня появилось столько зацепок. – Удачи и вам, мисс Уолкер. И не забудьте распечатки. Триш улыбнулась доктору своей самой милой улыбкой и поспешила в гостиницу. Неприметный парень в толстовке должен получить новый заказ. *** Письмо от хакера пришло как раз, когда Триш наливала себе кофе. Отставив кофейник в сторону, она бросилась к ноутбуку. «В указанные вами сроки никаких упоминаний о вашей сестре в официальных бумагах нет». Триш несколько раз пробежалась глазами по лаконичным строчкам. Не хотелось, как же ей не хотелось делать следующий шаг. Сама идея возникла у Малькольма, но он так и не смог внятно её озвучить, словно боялся, что сказанное немедленно притворится в реальность. Но Триш догадалась, что скрывается за недомолвками. Теперь она, быстро, словно стыдясь, писала следующие строки: «Можете ли вы добыть список детей-сирот и отказников, родившихся в марте?» Через полчаса Патриция уже всматривалась в перечень из восьмиста фамилий. За час он сократился до восьмидесяти. Были вычеркнуты все мальчики (у Джессики должна была родиться дочь). За ними пришел черед не белых и близнецов. Еще несколько минут раздумий - и список сократился до пяти фамилий сирот, что родились в Вашингтоне. Триш раскрыла имеющиеся на них документы. Уже второй в списке ребенок привлек её внимание. Младенца нашли врачи одного из госпиталей прямо в приемном покое. Через полчаса в этом самом, пропахшем дезинфицирующими средствами помещении Патриция уже беседовала с одной из медсестер, пожилой сухопарой женщиной, неспешно перебирающей карточки пациентов, наклеивая на них стикеры. – Да, я помню этот день, – неторопливо отвечала она, отрывая от упаковки очередную яркую полоску. – Нет, я вообще не видела, кто подложил. У нас это был второй случай за день. Тоже мне, зачастили. Да-да, второй, дамочка, я же уже сказала. Два ребенка были подброшены с интервалом в полчаса. Кто подбросил, спрашиваете? Первого — не знаю, но подозреваю, что размалеванная дамочка. А вот второго принес молодой парень. Взволнованный такой папаша. Представляете, подбежал ко мне, ткнул пищащее дите в руки, с ним стодолларовую купюру и приказал присмотреть. Как он выглядел? Как я уже сказала, молодой, светловолосый. По выправке — военный, на капитана Америку чем-то похожий. А почему вас интересуют наши камеры наблюдения? Вы что же мать? Нет, так чего суетесь? Какое расследование, милая, это вы вообще о чем? Да я сейчас охрану позову. Так, а это что? Да за кого вы меня принимаете? Ах, даже так. Ну, ладно. Да, у меня сохранились записи. Мало ли, вдруг бы родственнички объявились. Пройдемте. Вот так, за пятьсот долларов, Триш и узнала, что восемь лет назад в городскую больницу около восьми часов вечера Уилл Симпсон принес на руках крохотную девочку без каких-либо документов. Ребенка усыновил присутствовавший при этом психотерапевт, лицо которого странным образом в кадр не попало. *** В углу противно заскрипела дверь. Металлический скрежет живо напомнил подвал в университете, где порой проводил свои опыты отец. Давным-давно это было. А напрягся он также, как и тогда, будучи десятилетним мальчишкой, слабо понимающем, что именно происходит. Как в таких случая говорят – и хотел бы забыть, да не получается. Что за ассоциации вызвал дверной скрип у Джессики было не ясно, но смотрела девчонка слишком уж испуганно. Почти синхронно они оба повернулись к дальнему углу помещения где в желтоватом свете одинокой лампочки красовалась облупившейся зеленой краской дверь. Обычно за скрипом появляется тот, кто его вызвал. Однако, в узкую щель между стеной и металлолом просунулась только выбритая, блестящая на свету голова с лицом без признаков интеллекта, но с наличествующим испугом. Маленькие карие глазки мазанули по нему, известному на всю Америку доктору Джейсону, и остановились на проснувшейся, застывшей на месте, аки кролик перед удавом, Джессике. Последнюю этот немигающий взгляд заставил побледнеть еще больше. Впрочем, его обладатель тут же вновь скрылся за дверью. – Ты его напугала до смерти, – улыбается он. На шутку Джессика по своему обыкновению не отвечает. – Что-нибудь болит? – Нет, – качает девчонка головой и тут же морщится. – Врем и не краснеем, – резюмирует он. В ответ странное дите только глянуло на него исподлобья. - Попробуй заснуть. Боль ослабнет. Бледное созданье послушно скручивается, как котенок, на его плаще и притворяется, что глубоко спит. И почему он такой страшный в глазах собственной дочери? В виду недавно открывшихся обстоятельств, положение надо срочно исправлять. Ну а пока... Дверь снова скрипнула. На этот раз обладатель бритой головы появился уже целиком. Его встретили улыбкой. – Слушай сюда, чувак, – бритоголовый оглядывается на Джессику и начинает осторожно подбираться к клетке, где содержатся пленники. Крадучись, чуть не на цыпочках, чтоб не разбудить маленького монстра. Ну же, дружок, давай поближе, переставляй быстрее ножки, большому монстру тоже надо питаться. Вот так. Теперь хорошо. – Как зовут-то тебя, приятель, – и охранник послушно отвечает, четко и громко: – Ник. – Очень приятно, Ник. И не надо пытаться сбежать. И говорить слишком громко тоже не надо. Ты понял? Ник согласно кивает. Он так и не понял, что произошло, но понял, что от него требуется. – Итак, Ник, почему мы здесь? – Мне деньги за вас заплатили. – Кто заплатил? – Парень один. Когда мы с Омаром на вас напали, он рядом шел. Вы его видели, наверное. Так вот, он, когда девчонка ваша в обморок свалилась, ко мне подскочил, пять сотен под нос ткнул и говорит, мол, доставь их мне. Ну, я вас и огрел. – И где же этот парень? Кстати, он о себе что-то говорил? – Не-а, мистер. Даже имени не назвал. И где он, я тоже не знаю. Тертый калач, этот пацан. – Ясно. Когда он придет сюда? – В течение суток. – Что это за место? – Знакомый кореша паркуром увлекается и частенько лазит по всяким заброшенным домам. Тут вроде год назад склад узкоглазых был. Куда они делись – не знаю, но теперь мы тут обосновались. – Вы - это та самая пятерка нападавших? – Ну да. – И где твои товарищи? – Я их отвадил отсюда на неделю. Типа, место им показал, где дело можно хорошее провернуть. – Отлично. Ты молодец, Ник. Жадность твоя тебя погубит, ну а нас с тобой Джесс, выручит. И перестань уже притворяться спящей. Итак, дорогой Ник. Вот как мы поступим. Сейчас ты детально опишешь мне своего знакомого парня, а потом забудешь этот разговор и будешь вести себя с ним, как обычно ведешь себя с такими клиентами. Понял? – Да, мистер. Пацан, значит, невысокого роста, худощавый, сероглазый. Нос у него перебит. Волосы короткие темные. – Это всё? Очень хорошо. Свободен. Незадачливый Ник тут же поворачивается и уходит. – Ты поняла, что будет дальше? - спрашивает он у тщательно симулирующей сон Джессики. Девчонка осторожно открывает один глаз. Затем смелеет настолько, чтобы открыть уже оба. – Мы выясним, кто этот парень и зачем мы ему понадобились? – Да. Выясним. Честно говоря, он еще не решил, как лучше поступить. Такая характеристика неизвестного заказчика похищения, как «тертый калач», не могла не настораживать. Да и Джессика сейчас не в лучшей форме. Он это по себе знает. Но с другой стороны любой свидетель их возможностей должен быть уничтожен. Сейчас выйти на него легче легкого. Сам придет. А вот, если сбежать... Что ж, решено. Они подождут. А пока: – Джессика, – девчонка настороженно поворачивает к нему голову. – Иди сюда, – указывает он на место рядом с собой и осторожно прижимает к себе дрожащего ребенка. Надо налаживать отношения… *** Любой план летит ко всем чертям, когда сталкивается с чьими-то добрыми намерениями. Ну, по крайней мере в его жизни дела всегда обстояли именно так. Исключительно из добрых намерений органы опеки проигнорировали докладную записку его школьной учительницы с предложением присмотреться к родителям замкнутого болезненного ребенка. Исключительно из добрых намерений его пыталась приручить парочка незадачливых агентов из таинственного Щ.И.Т.а, допустившие досадную ошибку в управлении автомобилем. Исключительно из добрых намерений ему свернули шею на пристани нежные женские ручки. Н-да. И вот теперь, исключительно из благородных побуждений, анонимная добрая душа вызвала на склад полицию, возвестившую о своем прибытии трубным воем сирен и чудесной сине-красной иллюминацией от мигалок. Да еще Ник с безумным видом принялся метаться из угла в угол. – Застынь на месте, – приказывает он и косится на Джессику. Девчонка, вроде как, проснулась, но вид у неё неважнецкий, судя по расфокусированному взгляду. Да, эти первые минуты после использования «дара»… Надо бы скорее домой. – Так, Ник. Освободи нас. Бритоголовый немедленно подскакивает к решетке и снимает замок. Его пленник выходит из клетки. Заглядывает в контейнеры. Хорошо, что удалось получить кое-какое образование. – Ник, выкати эту пластиковую цистерну. Давай-давай, поторапливайся. Вот так, ты же здоровый парень, а она не такая уж и тяжелая. Слей её в этот бак. Интересно, что тут было? Вроде как рыба, и, судя по запах, протухшая. А теперь вторую. Ну, давай же. Молодец. Продолжай так пока не наполнишь бак до краев. Да, я знаю, что он большой, не надо так на меня смотреть. Давай-давай, чеши булками... А заодно расскажи, какие есть еще выходы из этого помещения, о которых копы обычно не догадываются. Ник подробно рассказывает план здания. Бак заполняется. Полицейские начинают штурм первого этажа. Он подходит к Джессике. Она не узнает его. – Итак, Ник, полезай-ка ты в бак. Там вроде как уже набрался достаточный объем. Громкие крики, ближе к концу перешедшие в надсадный вой, быстро привели полицию на место. – Добрый день, господа, – улыбается он. – А теперь будьте добры вернуться к своему начальству и объяснить, что вызов был ложным. Здесь давным-давно никого нет. Отряд спецназа послушно разворачивается и уходит. Он через окно наблюдает, как рассаживаются по машинам бойцы, и выключаются мигалки. Придет или не придет «тертый калач» после такого шума – вот в чем вопрос. А Джессике нужна помощь. Нужна прямо сейчас. Что ж, «тертого калача» будут ждать люди из его охраны. Кажется, Ник засунул его мобильный в ящик какого-то стола прямо за дверью. *** Стоило ему переступить порог своей клиники, как Рой выскочил навстречу и тут же начал возбужденно тараторить, размахивая руками не хуже иной мельницы. – Что случилось? – оборвал он помощника. – Приходили из полиции. Вас берут консультантом по делу «самоубийц». – Каких самоубийц? – То есть как это каких? По телевизору ведь говорили. Вы не можете не знать, сэр. – Но тем не менее я не знаю. Так, Рой. Сядь и помолчи, дай собраться с мыслями. Что, не видишь? Моей дочери плохо! И вызови в конце-концов сюда дежурную медсестру! Немедленно! Что же вкалывали ему родители без малого тридцать лет назад? На ум приходит сразу несколько препаратов. Появившейся медсестре он говорит только одно название. Джессику бережно опускают на каталку и увозят в палату. Он проходит вслед за персоналом. Незаметно выдергивает у девчонки волос и уже за дверями палаты вкладывает его в конверт. До квартиры он добирается только в шесть утра. И вместо наспех приготовленного Мерседес завтрака садится на телефон. Первый звонок - своим людям на складе. Ничего. Таинственный заказчик похищения пока не появлялся. Затем он звонит в клинику. Состояние Джессики стабильно. Значит он не перепутал препараты. Начальник тамошней охраны получает указание удвоить меры безопасности. Отставной полицейский ворчит о том, как заведение похоже на «Зону 51». Что поделаешь. Время беспокойное. Теперь осталось только одно. Заказать самолет в Вашингтон. Кое-кто несомненно будет рад его воскрешению.