Восемь лет спустя

Она просыпается внезапно. Бешено бьется сердце. Дрожат руки. На лбу мелким бисером выступили капельки пота. Нервы напряжены до предела... И никаких причин для всего этого. Сквозь легкие занавески в комнату проникает уютный желтоватый свет уличных фонарей. Вокруг царит мертвая тишина. Леонид рядом, спит лицом к ней под мирное тиканье старых ходиков. Осторожно, чтобы не разбудить мужа, она садится на кровати. Где-то недалеко проезжает машина. И снова тишина. Очередной приступ тревоги, вызванный её положением... Она тянется к стакану воды на тумбочке. И роняет его, когда приятный полумрак спальни сменяется ослепительной белой вспышкой... Руки туго привязаны к носилкам. В глазах все расплывается. Кажется, они в машине. Рядом какие-то люди, в бронежилетах и с оружием. А позади них – Леонид. Он, уложенный на носилки, хрипит, на его губах проступила пена. Надо позвать… позвать кого-то ему на помощь. Она пытается, шевеля губами. Выходит только стон. Тихий, едва слышный. И все заволакивает странный коричневый туман. На этот раз она очнулась уже в больнице. Противно пищат какие-то приборы, в руки воткнуто по меньшей мере три иголки. Она рвет опутывающие её трубки, срывает пластыри и неуверенно, цепляясь руками то за кровать, то за столик с лекарствами, то за стулья идет к окну в соседнюю палату. Там Леонид. Посеревшее лицо, бескровные губы. Грудь тяжело вздымается и опускается. Он что-то шепчет, не открывая глаз. Внезапно по телу проходит судорога. Ломает ноги, руки, заставляет спину неестественно изогнуться. Вбегает медсестра. Хватается за шприц. Пищит прибор. Дверь снова открывается. Бригада врачей окружает койку. Прибор замирает на одной и той же ноте, надсадной, отчаянной. Синусоида становится линией. Врачи отходят, словно отступают. Остается только медсестра, та, что вбежала в палату первой. Она накрывает Леонида простыней, поворачивается и замечает её, Джессику, за стеклом. Что-то говорит врачам, тыча пальцем в окно. Те ругаются, выбегают из палаты, устремляются к ней, замершей на месте, нелепо поддерживающей пронзенный болью живот. Всякий кошмар так или иначе кончается. Она теряет сознание… И просыпается, чтобы увидеть привычные белые стены, столик у кровати и полковника Шона собственной персоной, прислонившегося спиной к дверям её камеры. – Доброе утро, мисс Джонс, – хрипловатый низкий голос окончательно возвращает к реальности. – Здравствуйте, – эхом повторяет она и садится на кровати. – Завтрак сейчас принесут. Надеюсь, ты не будешь против, если мы поедим вместе? Она мотает головой и выжидательно смотрит на собеседника. – Каким ты нашла нашего нового начальника отдела кибербезопасности? Он тебя часом не обижает? – Не обижает. – Очень хорошо, – полковник кивает помощнику, замершему по ту сторону стеклянной стены, и снова поворачивается к ней. – Я тут на досуге просмотрел кое-какие документы из «дела синих». И скажу вот что. Ты мне нравишься, мисс Джонс. Похоже, ты у нас умница и настоящий боец. Уважаю. У нас есть кое-что общее, знаешь ли. Она не сдерживает ироничной улыбки. – Мы, если видим цель, ни перед чем не останавливаемся, – продолжает полковник. – Этакие быки, прущие на ворота. – Прелестная, наверное, вышла бы картинка. – И страшная. Потому что мы эти самые ворота пробиваем. Неважно сколько времени и усилий это займёт. Но при этом свирепеем еще больше. Настолько, что не знаем пощады. Настолько, что сносим любое препятствие, попросту его не замечая. – И какие препятствия сносите вы? – Если употреблять давнишнюю аналогию с быками… то я бы не советовал тебе сразу брать этого зверя за рога. Тем более на голодный желудок. А вот и мой помощник. Он принёс нашу еду. В тарелках. Терпеть не могу в мирное время все эти походные варианты с коробками и подносами. Что хорошо для войны, то плохо для всего остального. – Вы же должны любить войну? – Почему? Потому что я офицер? Причём армейский офицер? – мужчина грустно рассмеялся. – От всего устают, моя дорогая. Война не является исключением. Особенно, когда стареешь. Эта дамочка становится слишком шумной и требовательной для тебя. Но, бог с ней, со всей этой метафизикой. Завтракать нужно с мозгами, не отяжеленными философией и прочей чушью. Было бы тут окошко, поговорили бы о погоде, а так придется сразу о деле. – Что ж, моему пищеварению деловые разговоры не мешают. – Мешают. Ещё как мешают. Но ты, барышня, еще не в том возрасте, чтоб это замечать. Но хватит светских бесед. Лучше расскажи мне, как вы с мужем вышли на семейку Шакборнов. В материалах «дела синих» есть всё: показания свидетелей, результаты экспертиз, протоколы допросов. Нет только того, что, собственно, привело федерала и частного сыщика к дверям IGH. – Одна субстанция. Точнее субстанция и её составляющая. Первая дала название уголовному делу из-за своего цвета, а вторая – почти что военный трофей. Мы попали под пули из-за неё. – Неплохое начало. Продолжай. – Синее вещество, остававшееся на местах похищения людей, не давало покоя криминалистам в лабораториях ФБР. Тамошние яйцеголовые готовы были уже расписаться в собственном бессилии, пока мы не подкинули им добытую нами жидкость. Оказалось, что это раствор каких-то гидратных комплексов меди и кобальта с трудновыговариваемым названием. Он и стал той ниточкой, потянув за которую удалось найти предполагаемый состав всего вещества. Состоял он из трех ключевых ингредиентов. Один нашли мы. Второй можно было легко получить в домашних условиях, а вот третий закупали только пара крупных фармацевтических корпораций в силу того, что он был из списка прекурсоров. Просто так его не достанешь из-за проблем с документацией. Соответственно поставками этой дряни занималась всего одна фирма. Мы нажали на владельцев и те, скрепя сердце, всучили нам список заказчиков. Началась рутина. Каждый день мы торчали в каком-нибудь офисе на Манхэттене и уговаривали, угрожали, трясли перед носом ордерами с требованием дать нам отчеты по использованию вещества. А потом шли в курилки и выспрашивали сотрудников, чтобы узнать процент липы в этих бумажках... Больше всего вранья было в отчётах у IGH. Слишком большой процент брака при производстве антидепрессантов. – То есть одной из точек отсчёта были какие-то бумажки? А ведь Эрни Шакборн уверял... Идиот. Конченный идиот. А его братец – подонок. Ну да ладно... Вот как мы поступим. Я тут тебе оставлю ручку и бумагу, а ты мне подробненько накатай все, что знаешь о Шакборнах. – Но ведь у вас есть материалы дела? – А ты постарайся меня удивить, – полковник неожиданно подмигивает ей и, отставив в сторону пустую тарелку, поднимается из-за стола. – В ответ я постараюсь удивить тебя. *** – Что ему было нужно? – Томас уже пять минут как нервно меряет шагами её камеру, постоянно налетая то на стены, то на мебель. Да, дружок, тут сильно не разбегаешься. – Твоя семья. Я должна дать полный отчет. На раз, два, три… семи листах. – Что-то маловато для моей семейки. Мы с трудом уместились в десяти томах уголовного дела. – Он хочет то, о чем не было упомянуто в официальных бумагах. – Что ты уже успела ему рассказать? – Официальную версию. – А Чёрный Человек? – О нем я не упоминала. – Хорошо. Достаточно, что он засветился в следствии, как лицо, предоставившее вам ту дрянь. – Шон не должен узнать о нем? – Нет, если мы хотим, чтоб мутант оставался нашим союзником. – Союзником? – Да, союзником. Или ты думала, что мы будем сражаться только вдвоем? – И какого рода сражения нам предстоят? – Для начала - битва с полковником. Похоже, он знает о нас с тобой. – Было бы это так, он бы не спрашивал меня о тебе. А то получается, как в дешевом детективном романе. – Он бы вообще к тебе не пришел, если бы не знал о нашем сотрудничестве. Не так давно он считал тебя свихнувшейся мамашей, помнишь? Во всяком случае думай дважды о том, что будешь писать ему в отчете. Сколько он дал тебе времени? – Не знаю. – Ладно, я приду завтра. Постарайся к этому времени набросать план. И, ради бога, не забывай, что удивить могут не только «приятно», но и «неприятно». – Я не собираюсь тебя предавать. Томас пожал плечами и улыбнулся одними уголками губ: – Время покажет. *** – Триш, это безумие! – Малькольм, я… – Немедленно садись в самолет! Я убью Франка! Он же обещал присмотреть за тобой! – Малькольм, послушай меня… – Триш, я уже слушал тебя предостаточно. И, поверь, понимаю как никто другой. Я всю ночь не спал после твоей аудиозаписи! Мне ведь тоже больно! Она дважды вытаскивала меня из такого дерьма... Была мне другом. Другом, понимаешь, когда я… Черт! – Малькольм на секунду замолкает. Она почти что видит, как собеседник кусает губы. – Послушай меня, Триш. У Джессики осталась дочь. Она – твоя племянница, и она – сирота. Ты нужна ей живой. Бери такси и поезжай в аэропорт. Прямо сейчас. Я закажу билеты. – Малькольм, это не опасно! Во всяком случае не настолько, чтобы я не попробовала. Килгрейв приказал ему забыть только о встрече. Не о том, что он вспомнил по его приказу. – Это не аргумент! Приказ был забыть о беседе. О всей целиком. Понимаешь, це-ли-ком! Включая тот разговор. – Я иду к Симпсону не только ради неё. Через него можно выйти на Козловского. – Ты совсем рехнулась! «Выйти на Козловского»… Ты хоть отдаешь себе отчет, что за человек этот Козловский? – Малькольм, я уже все решила. – Ни черта ты не решила! Патриция, не смей вешать трубку!.. Триш с силой давит на отбой. Бессмысленный разговор. Она все равно сделает то, что должна. Слишком много нестыковок. Уилл был свидетелем того, как убирают палату, где была Джесс. Ну и что? Самого тела он не видел. Откуда такая уверенность, что Джесс мертва? Леонид мертв, допустим. Джессика оплакивала его. Но не с горя же умерла она сама, когда якобы лучшие врачи утверждали, что пациентка здорова? Чепуха. Симпсон ошибся. А если не ошибся… Если не ошибся, то она найдет виновных. СМИ – это четвертая власть. И она воспользуется ею. Она умеет быть стервой не хуже мамаши. Но ей нужна информация. Тот же подъезд, те же жильцы, неадекватные, кое-как одетые, с блуждающими глазами, вороватыми повадками. Она решительно барабанит по двери с номером пять. – Триш?! Уилл забавно округляет глаза. – Что?.. Что ты тут делаешь? – Надо поговорить, – и, не дожидаясь приглашения, она заходит внутрь. Симпсон молча запирает дверь и идет следом в маленькую гостиную, на удивление опрятную. – Что-то случилось? – говорит заботливо, с ноткой покровительства, словно старший брат. – Джесс исчезла. Вчера к тебе приходил Килгрейв, только ты этого, разумеется, не помнишь. Но я очень надеюсь, что помнишь другое. Восемь лет назад ты принес в больницу девочку и отдал её медсестре. Это была дочь Джессики. Это была моя племянница. Какого черта ты ничего не сказал мне?! Она и не заметила, как перешла на крик. Позор, госпожа бывшая ведущая шоу с уклоном в психологию. – Триш, я, – Уилл поднимает руки, словно сдается. Опять это чертово покаянное выражение лица. – Послушай, сядь, – упрашивает он её, пододвигая стул. – Хочешь, я тебе кофе заварю или воды принесу? – Я хочу узнать, что с моей сестрой, – сквозь зубы цедит она и садится на предложенный стул. Проводит рукой по лбу. Какого черта она сорвалась? Уилл кивает, нервно облизывает губы: – Прости, мне тяжело говорить тебе это, но твоя сестра – мертва. – Как она умерла? Почему? И где доказательства? – Я все тебе расскажу, только сначала ответь. Ко мне и вправду вчера приходил Килгрейв? – Да. – Черт!.. О чем мы говорили? Триш молча кладет на стол смартфон и включает запись с диктофона. *** – И? – спрашивает она, когда молчание слишком уж затянулось. – То, что я говорил ему – правда. – А тот разговор в больнице? Ты помнишь его? – Да. Вроде бы да. – Что значит «вроде бы»? – Просто… Это как сон. Детали то появляются, то исчезают. – Возьми бумагу и запиши. – Хорошо. – Но не сейчас, позже. А пока скажи мне, что ты знаешь о смерти Джессики. – Тут надо начинать с самого начала. Ты уже наводила справки о «Деле синих»? – Прочла все, что было в интернете. – Значит ты ничего о нем не знаешь. Пятнадцать исчезнувших. Синие лужицы. Безнравственные опыты над несчастными с целью получить совершенное средство от депрессии и вернуть к нормальной жизни миллионы больных по всему миру - это всего лишь верхушка айсберга. Благородные преступники – так называли Шакборнов газеты и родители подростков-суицидников, благодаря лекарству оставивших свои идеи по переходу в мир иной. Но все было не так. – А как было? Во что вляпалась Джесс? – В дерьмо. И по самую шапку. Она не рассчитала силы, чрезмерно понадеявшись на ФБР. Послушай меня… Я точно не знаю, что конкретно было с этим препаратом. Но то, что произвело революцию в фармакологии – лишь урезанная версия того, о чем мечтало руководство IGH. Я в корпорации был рядовым служащим. Соответственно много не знаю, но я стопроцентно уверен, что это как-то связано с министерством обороны. Видел пару раз кое-кого из верхов. Этот заказ правительства для IGH был крайне важен. Но что-то у них пошло не так. Тогдашнее руководство село в тюрьму, пришло нынешнее. После смены руководства отношения с государством начали налаживаться. Но тут Джессика опять влезла. Она как-то узнала правду о том супер-препарате. Тогда её с мужем похитили и привезли к нам. Мужу вкатили обычное вещество, что применяется для вырубания особо опасных противников. Но, увы, у него оказалась аллергия на какой-то компонент. Откачать не получилось, как мы не старались. А Джесс… Я видел, как убирали её палату… – Я уже это слышала. Ты её тело видел? – Нет. Но, Триш… – Что? Ты же не видел тела. – Она была опасным свидетелем. – Тогда зачем её спасали? – Чтобы допросить. Надо же понять, где слабое звено, и как удалось выйти на сверхсекретную разработку. – Где в таком случае может быть тело? – Триш, я не хочу тебе говорить… – Я задала вопрос! – Трупы наверняка сжигают. Так что Джесс точно мертва. Она до боли закусывает губу, сжимает кулаки. Как же хочется кого-нибудь ударить, услышать треск переломанной кости, увидеть яркую алую струю крови, и закричать от ярости… – А что с девочкой? – тихий спокойный поставленный голос. В кои-то веки пригодилась мамина школа и уроки тяжелого детства. – Я отдал её Килгрейву. Я не мог не отдать, ты же понимаешь… Послушай меня, Триш. Я все исправлю. Клянусь тебе. Поговорю с Козловским. Мы заберем у британца дочь Джесс и сделаем приемной матерью тебя. Это возможно. И я полностью уверен, что кем бы этот псих не стал, мы его достанем. – Хорошо, но мы сделаем не только это. Мы уничтожим IGH. – Это безумие, – Уилл качает головой. – Это безумие, но я с тобой. Надоела такая жизнь. Хоть цель появится. Кстати, о птичках. Как ты меня нашла? – Друг помог. – Этот друг, часом, не болтливый? – Не волнуйся. – С чего начнем? – Ты ищи следы IGH здесь. Тем более дело облегчается тем, что именно в этом городе Джессика жила с мужем восемь лет назад и именно здесь тебе приказал быть Килгрейв. – Кстати, а если он спросит о тебе? – С чего бы? Мы вроде бы не пересекались. – Кто знает, что ему известно. – Как бы там ни было, я все равно возвращаюсь сегодня в Нью-Йорк. – Я позвоню тебе, как только что-нибудь узнаю или выйду на Козловского. У тебя тот же номер? – Нет, другой. Держи визитку. А теперь садись и запиши, пока помнишь, ваш разговор с Килгрейвом в больнице. Вдруг пригодится. *** Малькольм ожидал её в аэропорту. Лицо сосредоточенное, хмурое. Значит, будет взбучка. – Патриция, чем ты только думала?! - ну вот и гроза. – И это вместо приветствия, - шутит она, пытаясь уйти от ссоры. – Я удивляюсь тебе. Ты вроде никогда не была безответственной. – Ты прав. Я в ответе перед Джессикой. Мне нужна была информация – и я добыла её. Теперь у нас есть с чего начинать. – А поконкретней можно? Они заходят в кафе. Людей мало. Уединенный столик в углу располагает к тихой беседе, не предназначенной для чужих ушей. – Уилл вызвался помочь, - объявляет она, усаживаясь возле стены. – Сам или по приказу Килгрейва? – Думаешь наш пурпурный друг приходил к Уиллу дважды? – Сбрасывать со счетов такую возможность нельзя. – Я и не собираюсь. Как и отказываться от его помощи. Пусть познакомит меня с Козловским. – Зачем он тебе? – Мне кажется, он много чего знает. И вполне может дать какое-нибудь вещественное доказательство смерти моей сестры. Не знаю, поймешь ли ты меня, Малькольм, но я не верю... После всех доводов Уилла, я по-прежнему не верю в то, что она мертва. – Я понимаю, – Малькольм накрывает её руку своей, слегка сжимает пальцы. Она отворачивается, смотрит на поток людей за окном: – Уилл обещал вернуть мне племянницу. – Ты по закону её опекун. У нашего пурпурного друга нет никаких прав. – Но у него есть связи. Он может дергать за ниточки и получать все, что захочет. Я думаю, что пока еще рано начинать борьбу за передачу девочки мне. Сначала надо свалить Килгрейва и IGH. – Это будет не просто. – Посмотрим. Надо переговорить с Козловским. Джессика ведь смогла узнать нечто, могущее погубить Шакборнов. Именно поэтому её и Леонида похитили. – Похитили? – Уилл так сказал. Говорит, все дело было в препарате. – В той дряни? – Да, только это была лишь первая ступень к чему-то грандиозному и крайне необходимому Пентагону. Из-за этого сменили руководство, посадив одного Шакборна в тюрьму, а другого - на освободившееся кресло в совете директоров. Рокировочка, чтоб её… – Дело принимает опасный оборот. Может, оставим месть и сосредоточимся на дочери Джессики? Иначе девочка может остаться совсем одна. – Давай сначала поговорим с Козловским. – Когда твой Уилл обещал связаться с ним? – Сроков он не называл – Тогда будем ждать. А я пока могу начать наводить справки по своим каналам. – Только аккуратно, Малькольм. Сейчас мы действительно несолидные противники для наших врагов. Но, – она накрывает ладонью сжимающую её пальцы руку, – все меняется... *** Она резко открывает глаза. Казалось, всего секунду назад они с отцом были в какой-то клетке на складе — а теперь она одна, в комнате одновременно похожей и непохожей на больничную палату. Светлые обои, картины, телевизор, посередине стол и несколько стульев. У стены два кресла и журнальный столик. Вполне себе приличный гостиничный номер. Только вот кровать-каталка и капельница придают всему жутковатый вид. – Мисс Джейсон, добрый день! Джессика вздрагивает и поворачивается к застывшей в проеме дверей улыбающейся медсестре. – Как ваше самочувствие? – участливо спрашивает та и подходит ближе. – Н-нормально,– выдавливает из себя Джессика. – Ничего не болит? – не сдается медсестра. Джессика качает головой. – Где отец? – Мистер Джейсон дал указания по поводу вашего лечения и уехал. Мы отчитываемся перед ним каждые два часа. Он обещал сегодня вечером навестить вас, не волнуйтесь. – Обещал? – Да-да. Он о вас очень беспокоится. Джессика кивает. Окружающим всегда кажется, что её любят. Обидно. Никто не понимает, как обстоят дела на самом деле. Все только и твердят, какая она счастливая. Будто своей болтовней крадут это самое счастье. Счастье, которого нету. Нету! Нету! На глаза наворачиваются слезы. Только теперь она понимает, что у неё очень болит голова. Опять эта сдавливающая боль. – Мисс? – лицо медсестры все еще озарено профессиональной улыбкой, но в глазах тревога. –Все хорошо, – она выдавливает из себя улыбку. Ни за что не покажет этой дуре в халате свою боль. Ни за что. – Я устала. –Да-да конечно. Я только проверю у вас давление, сменю капельницу и тут же уйду. Вот увидите, скоро все будет хорошо. Может и будет. Все-таки отец обнял её на складе. Одолжил собственное пальто. Ведь ему не нужно было тогда притворяться? Ведь он тогда искренне?.. Джессика устало прикрывает глаза. Как-то сложно все, а она действительно устала. И боль. Теперь почему-то болит грудь и спина. Давит, аж дышать тяжело. Но дуру в халате она все равно не позовет. Ни за что. Вот, если бы рядом была мама… Джессика бы рассказала ей о боли. Маме можно. Мама бы села рядом, прямо на кровать. Ей можно положить голову на плечо. Она бы в ответ начала осторожно гладить её волосы, целовать в макушку, шептать что-то ласковое. Джессика видела, как это делают другие родители. Ну почему у неё нет мамы? С отцом она не может быть слабой. За его любовь надо бороться. Как она сделала это во время нападения тех бандитов. И получила награду. Отец обнял её. По-настоящему. Теперь она знает, что делать дальше. Она будет достойна его любви. Обязательно будет. Она не доставит ему хлопот. Она всегда защитит его. А когда ей будет плохо, она просто представит себе маму. Не будет жаловаться и все стерпит. Только бы отец полюбил её… *** – Ну чего тебе, Рой? Определенно, это скоро станет традицией. Он, только что из самолета, едва переступающий порог своей клиники, чтобы тут же оказаться в объятиях активно жестикулирующего помощника. – Мистер Джейсон, у нас столько дел, столько дел… – А поконкретнее? Что за дела? – У нас полиция. – И? Мистер Рой! Извольте опускать ваши театральные паузы когда беседуете со мной! Явите ваше былое красноречие. Какого черта у нас делают фараоны? – Утверждают, что вы нужны им. – Какого? Ей-богу он сейчас взорвется. Если бы не нужда в придурковатом помощнике, Рой бы уже сегодня пожалел о том, что родился. – Помните, я ещё говорил вам, что вы теперь эксперт по «Делу десяти»? – Каких еще десяти? – Десяти суицидников. Ну, помните… – Да-да, помню… – только отвяжись, дурень. – Какие еще дела? – Вечерний осмотр пациентов, ваше выступление на конференции в Женеве, телефонный разговор с деканом факультета психологии Оксфорда, отчеты о мерах по усилению охраны клиники и несколько приказов, тоже по клинике. – Это все? – Пока да. Мистер Рой, ну нельзя такие вещи объявлять таким радостным тоном. Можно ненароком себе язык прикусить. Впрочем, он не любит шепелявых. – Начнем, пожалуй, с копов. Где они, Рой? Веди их в мой кабинет. – Сию минуту. Прикажете что-нибудь подать? – Повторишь свой вопрос, когда мы будем наверху. *** – Детектив Сименс, детектив Браун, – двое копов, столь же помятых на вид, как и их дешевые костюмы, одновременно протянули руки, кои он с готовностью потряс. – Прошу ко мне. Рой активно мешался у всех под ногами, он широко улыбался, детективы отвечали тем же, рассаживаясь по кожаным креслам у стола. – Итак, господа, – обратился он к ним, когда все формальности были соблюдены и помощник умчался за кофе. – Чем обязан? – Странными случаями суицида, о которых вы, без сомнения, уже слышали из СМИ. – Ох уж эти журналюги. Везде пролезут… и без мыла. – И не говорите, – детективы весьма живописно скривились при упоминании любимой профессии. – Я так понял, меня приглашают экспертом. – Вы – известное светило в психиатрии и психологии. Профессор, член разных международных обществ, лектор лучших университетов... Для нас было бы большой честью… Так, все ясно: – Следствие в тупике? Детективы дружно кивнули. – Что вы уже успели накапать? – Да практически ничего, – заметил детектив Сименс, старший не только по возрасту, но и по званию. – Десятка наших покойничков до своего совместного прыжка с набережной друг с другом знакома не была. Жизнью все наши суицидники были вполне довольны. Строили планы на будущее, двое даже откладывали на учебу в колледже. Одна девушка собиралась через полгода выйти замуж. Чёрт его знает, что нашло на них. Родные недоумевают, репортеры строят версии, а нам все это расхлебывать. Уже и мэр появлялся в участке. А заявить прессе пока нечего. – Можем упомянуть о мотоциклетных шинах. – Браун, – повернулся к напарнику старший детектив. – Заткнись лучше. За умного сойдёшь. – А что за шины? – Мистер Джейсон, – поморщился Сименс, – ей-богу, там и говорить нечего. Просто Сэм заметил отпечаток шин возле домов, где жили погибшие. Но это же Нью-Йорк, черт побери. Здесь мотоциклистов хоть отбавляй. К тому же они жили в одном районе. – Это был один и тот же мотоцикл, –заметил Сэм, глядя в пол. – А как на нашем асфальте смог сохранится отпечаток шины? – спросил в свою очередь и он, «светило психологии», чтобы тут же поймать благодарный взгляд младшего детектива. – Мотоциклист вляпался в какую-то дрянь, пока ехал, – проворчал Сименс. – Вечер был, темно, вот и не углядел, что асфальт пачкает. – И вы не заинтересовались этим? – Послушайте, док. Браун у нас молодой, не в меру рьяный. Начитался книжек и думает, что в жизни каждый плевок на мостовой оставлен убийцей или важным свидетелем. Адская кухня – известное место обитания сразу двух байкерских группировок. – Ладно, господа. Вам виднее как вести следствие, вмешиваться не буду. Но попрошу предоставить мне кое-какие материалы. Вы уже допросили всех родственников и друзей погибших? – Да. Но один попался бешеный. Каждый день узнает о своей бывшей коллеге. – Наверное, невестой была. – Да нет, в том-то и дело. Парень возглавляет какую-то благотворительную организацию. Фамилия Дюкасс, Малькольм Дюкасс, может, слыхали? Он вроде как тоже с психологией связан. Помогает жертвам насилия. Если вы его знаете, то урезоньте, будьте добры. Мы детективы, а не работники колл-центра. Нельзя же все время трезвонить. – Дюкасс, – не везет, так не везет! – Дюкасс, – он задумчиво потирает подбородок. - Нет, не припоминаю. Но все равно могу попробовать урезонить, на правах коллеги, если мы действительно коллеги. Ну а пока, я жду от вас протоколы допросов и все имеющиеся материалы по погибшим и их окружению. Соглашение о конфиденциальности могу подписать хоть сейчас. – Подпишете, как только мы вам все пришлем, мистер Джейсон. Спасибо, что согласились. Может вам и удастся раскрутить это дело. Спасете наши задницы, ибо город нам такого глухаря уж точно не простит. Детективы, с чувством пожав ему руку, ушли в сопровождении Роя. Н-да, и вот не верь после такого в судьбу. Дюкасс, чтоб его. Обдолбаный наркоман, выменянный на галерею фото любимой по утрам. Придётся отвлекаться на этого идиота. Уж он-то внушит этому образцово-показательному члену общества, что звонить детективам каждый день попросту неприлично. А заодно внушит держаться от профессора Джейсона как можно дальше. Было бы неплохо вообще отказаться от этого дела, но нет достойного повода. Да и задолжавший мэр, как и по гроб жизни обязанные полицейские могут пригодится. Суперспособности-суперспособностями, но хорошие связи — тоже сила. Ну, а теперь пора заняться и другими делами. *** Их с Джессикой похититель так и не объявился. Плохо, очень плохо. Ребята из личной охраны на всякий случай сняли отпечатки пальцев на складе. Вот и пригодятся связи в полиции. А Джессику придется охранять. Кстати, надо бы проведать этого странного ребенка. Визит любящего отца к больной дочери, так сказать... В палате до одури пахло лилиями. Не лучший выбор цветов, надо сказать медсестре. Джессика лежит на кровати, вытянувшись по струнке. Как у неё только спина не болит. А может и болит, но она, по своему обыкновению и шелохнуться боится под взглядом любимого папочки. – Как ты себя чувствуешь? – он осторожно берет маленькую ладонь в свою. Джессика распахивает глаза, слишком быстро для человека, который якобы спал. – Все нормально,–отвечает голосом солдата, рапортующего своему командиру. – Не думаю, – мягко возражает он. Девонка молчит. Опять замкнулась. – У меня только голова немного болит, – о, да у нас наметился прогресс! – Но уже лучше, намного лучше, чем было. Правда, у меня все в порядке. – И давно? Девчонка испуганно смотрит на него. Не понимает вопроса. Он и сам не знает, что хотел спросить. Может, когда она начала врать ему? А может, когда у неё проснулся дар?.. – Джессика, ты помнишь, как на нас напали? – Да, отец, – отвечает испуганно, словно он –полицейский, а она – преступник. – Почему ты так поступила? Джессика молчит, вжимается в подушку. Не ответит. – Ты больше никогда не подвергнешь свою жизнь опасности, поняла? – он сжимает её руку в своей и чувствует пульс, быстрый-быстрый. - Никогда, - повторяет он, как можно мягче, внимательно всматриваясь в зеленые испуганные глаза. Может, вот он, нужный момент? Он привстает и целует ребенка в лоб. Зеленые глаза наполняются слезами. Какая же ты странная, Джессика. *** Стоило ему выйти из палаты, как Рой тут же налетел на своего босса: – Тут пришло то, что вы заказывали. – Давай сюда. Живо! Он вырывает пакет из цепких лап помощника, заходит в первое подвернувшееся свободное помещение, разрывает бумагу. К разноцветным диаграммам и таблицам с информацией о генотипе, его и приемной дочери, прилагается короткое резюме: совпадений по ДНК не обнаружено. Вполне ожидаемый и закономерный ответ. Но, черт побери, сколько же в мире еще таких же, как они, одарённых?