Восемь лет спустя

Восемь лет. Восемь лет на грани безумия, очерченной лучом синего света. Восемь лет жизни в каком-то бреду, где с трудом можно было отличить реальность от порождений усталого мозга. Она выжила. Выжила благодаря ей. Дочке. Дочери. Доченьке. Крошке. Эмили. Рваться к ней, думать о ней, мечтать о жизни с ней. Мотивация – пустое слово, которое никогда не сможет описать, все, что чувствовала она, пока верила, что Эмили жива. Это слово никогда не опишет всего того сплава силы воли, ярости и любви, что превратили её в кого-то другого, того, кого невозможно поработить, сгноить в камере, сломать. Она стала монстром, всесильным, расчетливым, хладнокровным, почти не убиваемым, способным на все. Она сбежала из места, откуда побег невозможен. Она убила не задумываясь. Она свалилась без чувств, узнав, что Эмили больше нет… Она посчитала, что монстр умер. Монстр остался жить. Без Эмили. Он выжил, когда она, Джессика, исчезла. Он не чувствует боли. Только пустоту внутри. Он умеет ждать. Умеет караулить свою добычу. А её много. Она сама слетается к нему, как мотылек летит на свет. Она хочет достичь своих целей с помощью его ярости. Она проиграет. Монстр выиграет. А Джессика Джонс… Джессика Джонс будет смеяться над собственной жизнью и удачей. Теперь, когда у неё нет дочери, судьба предложила сразу три дороги, ведущие на свободу, одна лучше другой. Свобода — давняя мечта, потерявшая актуальность. Самое гадкое в жизни любого — это получить то, чего страстно жаждал когда-то, но абсолютно ненужное теперь. Что для неё свобода? Чем она займется, если выйдет отсюда? Черт возьми, в кои-то веки Килгрейв, этот ублюдок, оказался прав. Какое же убожество — эта её жизнь. И какое же убожество она, так и не сумевшая занять свое место. Нет, ей не нужна свобода. Да и жизнь ей не нужна. Все, что ей нужно, а может не ей — монстру, да какая к черту разница кому, желание одно — месть. Жестокая. Беспощадная. И, теперь, она, кажется, знает, как уничтожить своих врагов. *** Черный человек в белой комнате — не луч света в царстве тьмы. Это стало ясно уже с первых фраз. Ситуация вокруг неё закручивалась и закручивалась. Томас Шакборн, полковник Шон и Вил Смит — мутант с обычным именем и необычной внешностью. Кому из них можно больше доверять — старым врагам или новым друзьям? Черный человек. Как и всегда, работает на нескольких хозяев одновременно. При этом в конце кинет всех. — Джонс, у меня к тебе предложение — давай уничтожим IGH вместе. — Зачем? — Для мирового равновесия, — рассмеялся мутант. — Поддержим баланс черного и белого, глядишь, на том свете зачтется… — Какие чёрные мысли однако! Тот свет… — О, нет, умирать я не собираюсь. Впрочем, как и ты. А раз так, то надо действовать и бороться. И у тебя и у меня один и тот же враг. — И?.. — Помоги мне. А я помогу тебе. — Как? — Очень просто. Нет IGH — нет тюрьмы. — И что я должна сделать? — Делиться со мной информацией и добывать её. У Томаса, у полковника. Тем паче, оба считают тебя союзницей. — И предлагают почти одно и то же. Почему я должна выбрать тебя? — Потому что я уже сейчас готов нанести первый удар по корпорации. — Что за удар? — Увидишь. Сначала увидишь, а потом еще и услышишь. — И кто будет бить? — Мы. Мутанты. — За тобой стоят мутанты? — В некотором роде. Те, кто ненавидит эту корпорацию и те, кто мечтает её уничтожить. — Любопытно. — Ты с нами? — Томас и полковник давали мне время подумать. - Без проблем. Думай. Не далее, чем послезавтра у тебя появится над чем поразмыслить. *** Прошло три дня. Ничего необычного не происходило. Черный человек исчез… *** — Что слышно от Гаррисона и Олдриджа? — Н-ничего, — удивленно протягивает Рой. — Они не звонили за время моего обхода? — Пока вы были у пациентов, никто не звонил. Он молча кивает, глядя на сбитого с толку Роя, тщетно пытающегося придумать причину для внезапного интереса шефа к охране, личной и клиники. — У нас все спокойно, - на всякий случай добавляет помощник. — Спасибо, Рой, — он устало кивает бестолковому, но преданному созданию. — Скажите заместителям начальников охраны, что если с кем-нибудь из них свяжутся боссы, то пусть об этом немедленно сообщат мне. Рой обещает, что все передаст и уходит. Наконец-то. Он остается в кабинете один и принимается за бумаги на столе. Письма от ассоциаций, приказы, приглашения, отчеты бухгалтерии. Все это надо разобрать за вечер, описать, обзвонить, переспросить, уточнить, принять и заверить. Бумажная возня. Как же она бесит. А от Гаррисона и Олдриджа никаких известий вот уже четыре часа. Это странно. Это почти пугает. Телефонная трель превращает подпись на отчете в непонятную закорючку. — Да, — зло бросает он в трубку. — Мистер Джейсон, к вам миссис Лэмиш. А эту каким ветром занесло в клинику в семь часов вечера? Обычно в это время у неё покер. — По какому поводу она здесь? — У миссис Лэмиш случилось несчастье, и она просит вас немедленно её принять. Что у этой старой кошки могло случиться? В её размеренной, в меру светской жизни самым большим происшествием является плохо накрахмаленное постельное белье и санитарный день в любимом ресторане. — Ладно, просите. Бумаги на столе он не убирает. Атмосфера занятости поможет сократить визит. Жаль, выставить миссис Лэмиш невозможно. Перед этой семьей все двери открыты. И не только в этом штате, но и во всей стране. — Доктор Джейсон, — пожилая женщина торопливо, слишком торопливо пересекает кабинет и останавливается у стола. — Прошу вас, садитесь, дорогая миссис Лэмиш, садитесь. «Дорогая миссис Лэмиш» в предложенное кресло садится не глядя. Тонкие пальцы теребят батистовый платочек, тонкие губы поджаты. Спина, неестественно прямая, выдает напряжение. — Я вас отвлекла от дел, простите, — голос дрожит. — Ничего страшного, моя дорогая миссис. Что у вас случилось? Он садится напротив. Секретарь приносит любимый сок «дорогой» пациентки. — Моя племянница… Оборвав себя на полуслове, женщина замолкает. — У вас есть племянница? Вы мне о ней не говорили. — Нет, не говорила, мистер Джейсон. Просто… Тут все так запутано. — Так давайте распутаем, — мягко говорит он и наклоняется чуть вперед, заглядывая в лицо пациентке. — Расскажите мне о ней. — О, Марьяна — это такая неудача... Моей дочери и её самовлюбленного мужа. Доктор Джейсон, если бы вы знали, какой это был талантливый ребенок! Девочке все давалось легко. Она, шутя и играючи, закончила школу с отличием, побеждала на конкурсах и олимпиадах. Такой умный ребенок… А как очутилась в колледже… Это все влияние дурной среды. Ну и Агнесс тоже хороша. Надо же было смотреть... Надо же было следить за дочерью. Спуталась с каким-то отрепьем. Наркотики, алкоголь… — К кому-нибудь обращались? — Поместили её в специализированную школу. Знаете, это такие заведения... — Знаю. И… Помогло? — Да, как будто бы. Она закончила учебу. Готовилась поступать в Гарвард. И вдруг сбегает из дому. — И? — Её находят накаченной наркотой в каком-то ужасном притоне. — Дальше. — Отец отказывает ей в наследстве. Все отписывается младшему брату. Ну, а она отказывается возвращаться в семью. — Так, с предысторией разобрались. Что привело вас ко мне сегодня? Ведь то, о чем вы мне рассказали, случилась лет пять назад, не так ли. — Да-да, все так. Пять лет… А сегодня, доктор Джейсон… Сегодня мой секретарь видел Марьяну возле пристани. Она хотела спрыгнуть. Он помешал ей и привел ко мне. И… и я не знаю что делать! Понимаете, в моем доме она предприняла еще одну попытку покончить с жизнью. — Как именно она хотела это сделать? — Она хотела… боже, она хотела утопиться. Как же нам повезло, что рядом оказалась моя горничная. — И вправду повезло. Где сейчас Марьяна? — В машине, под присмотром Кристофа. - Давайте её сюда. И, миссис Лэмиш, работать с ней я буду один на один. Вы можете отправляться домой, и я настоятельно советую вам сразу же лечь спать. Или, если желаете, вас проводят в нашу гостевую комнату. — Я подожду в гостевой. *** В кресле перед ним сидит девушка лет двадцати. Глаза серые, злые. Про таких говорят, волком смотрит. Короткое каре, бледное лицо с широковатым носом и тонкими, в бабушку, губами. Такие же нервные пальцы с облезшим на ногтях лаком, теребящие замок дешевой куртки. Порванные джинсы, причем не все прорехи — дизайнерский умысел. — Марьяна. При звуке собственного имени девушка поджимает губы. На него не смотрит – разглядывает узор на ковре, точнее - вперилась взглядом в одну точку. — Почему вода? — спрашивает он. Девушка пожимает плечами. — В доме было много режущих предметов, почему вы решили именно утопиться. Это довольно сложно проделать без посторонней помощи, не находите? В ответ снова молчание. На столе ждут бумаги. На душе скребут кошки. А девчонка все молчит. И будет молчать. У неё апатия. — Марьяна, - он садится прямо перед ней. —Почему ты выбрала такой способ самоубийства? Отвечай. Девушка поднимает на него усталые глаза. Послушно говорит: — Он так сказал. — Кто он? — Человек на мотоцикле. Сказал прийти на пристань. Прыгнуть в воду вместе с другими. Сказал, что я должна утонуть. Я не смогла. За мной шпионили люди бабушки. Они бы помешали мне. Когда сегодня их стало меньше, я выбралась на пристань. Но там меня поймали. Я попыталась сделать это в ванной. Мне помешали. Но у меня все равно вряд ли бы получилось. — Какой он, человек на мотоцикле? — Черный. Абсолютно черный. — Чернокожий, ты хочешь сказать? — Нет, просто черный. Губы, ногти, глаза, белки глаз, радужка. Абсолютно все - черное. — Так, ладно. Оставим пока его внешность. Как он нашел тебя? — Никак. Я шла по улице, и он просто подошел ко мне. — И? — Спросил, где я живу. — Ты ответила? — Да. Я не могла не ответить. — Что было дальше? — Он пришел ко мне домой. — Когда? — Через два дня. — Что он делал? — Говорил со мной. — О чем? — О моей жизни. Расспрашивал. Потом сказал, чтобы я завела дома морскую свинку. — И ты — завела? — Да. — Дальше. — Он пришел ко мне через неделю. Было семь часов вечера. Он спросил, где свинка. Я показала ему Cоню. Он сказал, чтобы я купила ей друга. — Дальше. — Он пришел через две недели. В семь вечера. Посмотрел на свинок. Велел мне убить одну из них. — И ты… — Я взяла нож и разрезала мальчика на две части. — Продолжай. — Он нашёл это хорошим. Посмотрел на меня. Сказал, что у меня совсем нет мышц. Сказал, чтобы я пошла в спортзал. Дал деньги. Я записалась в тот же вечер. — Когда он пришел в следующий раз? — Примерно через три недели. Осмотрел меня. Сказал, что я молодец. Дал задание выучить страницы из телефонного справочника. — В следующий раз он пришел через четыре недели? — Нет, всего через два дня. Зашел. Сказал, что я должна пойти на пристань. Там будут другие люди. Мы должны будем взяться за руки и спрыгнуть в воду. И быть под водой пока не умрем. — Больше ты его не видела? — Нет. — Хорошо. Начиная с этой ночи, ты некоторое время поживешь в моей клинике. Сейчас я позову медсестру, она проводит тебя в палату. — Я не хочу в палату. — Я тебя не спрашиваю. И, кстати, никаких попыток к самоубийству. Поняла меня? Никаких. — Я поняла вас. Никаких попыток к самоубийству. — Ну, вот и умничка. Чего тебе, Рой? Помощник, нерешительно приоткрывший дверь, протиснулся в комнату. — К вам детектив Браун. — Попроси его немного подождать. И сходи в гостевую комнату за миссис Лэмиш. *** — Доктор Джейсон просит вас подождать. У него сейчас пациентка. — Хорошо, — пожимает плечами Браун. Он подождет. Заодно прокрутит в голове еще раз все события этого суматошного дня. В Обществе помощи жертвам психологического насилия он убил минут двадцать, доказывая девушке и парню на ресепшине, что сам он жертвой не является, зато является сотрудником полиции, начинающим злиться. После того, как все формальности, с трудом, но были улажены, он очутился в кабинете заместителя Малькольма. Пожилая полная женщина приветливо улыбнулась ему и указала на стул. Своего босса она описала как человека порядочного, добросердечного, не способного пройти мимо чужого несчастья и абсолютно бескорыстного. Она удивлена, что всегда пунктуальный и очень ответственный Малькольм Дюкасс не выходит на работу вот уже два дня. Более того, его телефон отключен. Они с сотрудниками как раз собирались заявить в полицию, когда последняя, в лице детектива Брауна, сама к ним пришла. Из контактов Малькольма его зам смогла назвать только некую Патрицию Уолкер. По словам женщины — известную радиоведущую. Браун только плечами пожал — радио он не слушал, но фамилию записал. Велика была вероятность, что именно за ней и скрывается таинственная обладательница электрошокера. После чаепития с замом Дюкасса, Браун вбил в навигатор адрес. Квартира Малькольма оказалась в настоящей дыре. Наверное, так глава Общества поддержки чувствовал себя ближе к людям. В видавшем виды коридоре некрасивая странно одетая рыжая девица грубо осведомилась у детектива, какого черта он делает у дверей в квартиру её соседа. Браун вежливо представился. Девица поджала губы и сообщила, что Малькольма не видела уже несколько дней. На вопрос, были ли у него посетители, девица пожала плечами и посоветовала обратиться к Патриции Уолкер. Таким образом, имя радиоведущей всплыло второй раз за день. Браун сделал пометку в блокноте и, проводив рыжую взглядом, постучался в соседние двери. То ли хозяев не было дома, то ли никто не хотел отзываться на стук незнакомца, но поговорить с соседями не удалось. Зато удалось у одного из них побывать дома. Дверь в конце коридора чуть не вывалилась внутрь комнаты, когда Браун предпринял попытку оповестить хозяев о желании с ними переговорить. Внутри царил форменный беспорядок, вызывающий стойкие ассоциации с неоконченным плановым ремонтом и полуразрушенным десять лет назад Манхэттеном. Судя по толстому слою пыли на уцелевшей мебели, здесь не жили очень давно. Так ничего и не узнав, Браун поспешил в участок — получать разрешение на проникновение в жилище исчезнувшего Дюкасса. Как назло, в кабинете шефа оказался Симменс. Естественно, получив разрешение, Браун вместе с ним получил и общество напарника в придачу. Доверие к Симменсу в последнее время существенно упало. К тому же старый детектив не мог не поучать. Его лекторская натура требовала аудитории, а любая мысль — внимательного слушателя. Естественно, обыск в квартире Дюкасса превратился в настоящую двухчасовую лекцию об устаревших методах поиска улик. Но при этом никаких существенных результатов не дал. Еще оставалось время заехать на Эндстрит, но спровадить Симменса оказалось не так уж и просто. Так что на загадочную улицу они заявились вдвоем. Эндстрит встретила детективов привычным для неё молчанием и разлитым в самом здешнем воздухе напряжением. Вечно темные зарешеченные окна, глухие кирпичные стены, через один горящие фонари. Неприятное место. В узких проходах между домами ютятся бездомные. Отгораживаются от внешнего мира ветхими одеялами, листами фанеры, ворохами старых газет. Здесь любой хлам идет в ход, все может послужить крышей над головой и баррикадой от нападающих. Симменс не переставая бурчал о глупости подобных прогулок и при этом оглядывался так, словно решил себе шею свернуть. Именно эта настороженность и сыграла детективам на руку этим вечером. — Эй, — Браун повернулся на оклик напарника. – Там. Чернеющий слева переулок не казался сколько-нибудь примечательным по сравнению с другими своими собратьями. Тем не менее, рука сама потянулась к кобуре. Впереди пошел Симменс. Браун прикрывал напарника сзади. Фонарик вырывал у темноты то край мусорного контейнера, то люк, то первые ступени пожарной лестницы. Совсем рядом заворочалась газета. Драный облезлый котяра лениво отряхнулся, сощурился на свет и перебежал дорогу двум детективам, едва не расстрелявшим его в упор. Где-то взвыла собака. Впереди застонали. Они с Симменсом переглянулись и пошли быстрее. В ворохе тряпья и черт знает чего ещё, был человек. Дорогой костюм, дорогая обувь. Лужа крови вокруг. — Гаррисон! Браун вздрагнул от восклицания напарника и склонился над мужчиной. Тот самый, что был в участке. — Кто это сделал, сэр? Кровь на разбитых губах еще не превратилась в тонкую корку. — Ч-черный… — Негр? Приметы? — Ч.. ч-черный человек, — повторил Гаррисон и замолк. — Скорую на Эндстрит 7, — прокричал по рации Симменс. Браун попробовал сонную артерию и с сомнением посмотрел на напарника. *** — Сегодня же дашь мне все бумаги по делам на Эндстрит, — тихо сказал Симменс, присев рядом с ним около места, где лежал Гаррисон. — Хорошо. Вы знали убитого, сэр? — Да, это был один из людей доктора Джейсона. Наш профессор подозревал, что у него в клинике совершаются кражи. Просил… побеседовать кое с кем из задержанных нами людей. — И? — Молчат, как коммунисты на допросе. — Надо вызвать Джейсона на допрос. — Зачем? Он и так нам все расскажет. Гаррисон — начальник охраны его клиники. — Кто ему сообщит? — Ты. Так что давай, дуй к нему. А я тут со всем разберусь. *** - Мистер Джейсон. У меня для вас плохие новости. — Только вошли - и сразу о плохом. Нет, чтобы о приятном… Так что же у вас случилось, детектив? Улыбается. Но только губами. Взгляд спокойный, сосредоточенный. Впрочем, может, это у него профессиональное. Врач же должен улыбаться. Особенно такой врач… — Случилось. Но у вас. Элвин Гаррисон мертв. — Что? Перо застывает в сантиметре от того место, где должна была быть подпись. — Я и детектив Симменс нашли его умирающим в одном из переулков Эндстрит. — Что произошло? — Сильный удар в грудь. Шансов выжить у Гаррисона практически не было… — Кто это сделал? — Нам предстоит это выяснить. — Чем я могу помочь следствию? — Вы можете ответить на некоторые вопросы. — Я вас слушаю. — Что, по-вашему, мог делать Гаррисон на Эндстрит? — Я не могу сказать точно… Только предполагать, что он оказался там из-за краж. Из нашей лаборатории были украдены некоторые опасные вещества и очень ценная документация. — Вы заявляли в полицию? — Нет, — Джейсон устало качает головой. — И, наверное, это было ошибкой. Понимаете, репутация нашей клиники… Больные и их родственники не будут нам доверять, если узнают... что охрану можно обойти. Если узнают, что в лабораторию можно войти и украсть все, что угодно. — Но теперь вы… — Напишу заявление прямо сейчас. То, что случилось с Гаррисоном... Если это из-за нашего нелегального расследования… Джейсон выглядит расстроенным. По-настоящему. Это не притворство, как с улыбкой. — Вы не знаете, у Гаррисона были родственники? — Сестра с мужем и детьми. Я оповещу её. Клиника возьмет все расходы на себя. — Сэр, мне жаль, что я принес вам такие печальные известия. — Не вы, так кто-то другой, — невесело усмехается док. — Гаррисон был в сознании, когда вы нашли его? — Да. Он несколько раз повторил: «Черный, черный». Вам это о чем-то говорит? — Нет. Не знаю. Может цвет кожи?.. — Я тоже так подумал, но Гаррисон, по-моему, имел в виду другое. — Возможно. — Вы согласитесь завтра утром подъехать в участок и дать показания? — Конечно. Когда? — Ждём к десяти. — Я буду у вас. Уже выходя из кабинета, Браун оглянулся на Джейсона. Док устало приложил ладони к глазам и с силой провел ими от переносицы к вискам. Закрывая массивные деревянные двери, детектив вдруг понял, что было не так во время этой беседы. Усталость. Док был усталым, не ошарашенным, шокированным, повторяющимся в вопросах, выбитым из колеи, - нет – он был именно усталым. Что это: выдержка или?.. Может вернуться и… И что? Не говорить же ему, что он подозревается чуть ли не в убийстве собственного сотрудника лишь из-за своих невербальных реакций? Это попросту глупо. Такие подозрения лучше держать при себе. *** — Олдридж не появлялся? — Нет, сэр. — И не связывался ни с кем из своей команды? — Нет, сэр. — Где поместили Марьяну Лэмиш? — Минутку, сэр, — Рой достает планшет и клацает по экрану. – В двадцать пятой палате, сэр. — Я сейчас проведаю её, а ты тем временем добудь для меня информацию по Гаррисону и пришли ко мне кого-нибудь из ребят Олдриджа. — Хорошо, сэр. Рой вылетает из кабинета. Что-то чувствует. Надо оповестить персонал клиники. Который сейчас час? Девять вечера. Значит, завтра с утра. В кабинет заходит коренастый мулат со шрамом у виска. — Мистер Джейсон? — Вы… — Дэн Ортак, заместитель Олдриджа. — Отлично. Вы были с ним на складе? — Да. — В этой папке показания одного из членов банды Дэвисона. Ознакомьтесь с ними до моего прихода. В приемной он дает указание секретарю вызвать в кабинет еще и заместителя Гаррисона. Смотрит на часы – пол одиннадцатого. Ускоряет шаг. Марьянна не спит. Сидит, свесив ноги с кровати, смотрит в одну точку. Он берет стул и садится напротив. — Ты этого человека видела? Девушка сосредоточенно смотрит на фотографию Грейсона несколько секунд. — Нет, — следует короткий ответ. — Уверена? — Да. — Опиши того человека, что приходил к тебе. — Он был черный. Абсолютно. Каждый сантиметр тела. — Как он был одет. — Кожаные штаны, куртка, очки, перчатки. Все как у байкеров. — Он был на мотоцикле? — Не знаю. Но, возможно, у него был мотоцикл. Один раз он пришел со шлемом. — Сколько ему лет? — Около сорока. — Какие-нибудь особые приметы? — Нет, кроме черноты, никаких. — Его голос? — Такой же, как у всех. Простите, я плохо запоминаю голоса. — Ничего страшного. Отдыхай. *** В кабинете Дэн Ортак с закрытой папкой на коленях, сидит рядом с худым высоким блондином. — Ян Стауб, — представляется последний. — Вы назначаетесь главой охраны клиники. Гаррисон мертв. Завтра об этом будет сообщено персоналу. Утром ровно в восемь я жду вас в своем кабинете. Вы получите некоторые указания. На сегодня — свободны. Приступайте к вашим обязанностям. Теперь вы, Дэн. Вам известно с кем должен был встречаться Олдридж? — Он искал наемника по имени Грейсон. Затем собирался встретиться с парочкой бывших армейских друзей. Я получил сходное задание. — Вам известны контакты этих друзей? — Да, мы служили в одной части, хоть и в разное время. — Отлично. Свяжитесь с ними. — Я правильно понял, что мне поручаются поиски босса? — Да, правильно. — Есть ли еще что-нибудь, о чем я должен знать? — Займитесь пока встречами Олдриджа, остальное — потом. Ортак кивнул и без лишних вопросов покинул кабинет. С военными удобно иметь дело. Не то, что с гражданскими. Знать бы еще насколько он может доверять им… *** Джессика смотрит в потолок. Пурпурный потолок с фиолетовой трещиной. Мир изменился. Так бывает во сне. Когда на привычную обстановку комнат, улиц словно накладываются другие комнаты, другие улицы. Два мира сливаются в один и их невозможно различить. Можно только проснуться. Увидеть строгое лицо Мерседес. Узнать, что опаздываешь в школу. Нет школы, нет Мерседес, нет никакого сна. Только пурпур, окрасивший все вокруг. Только странное окоченение тела. Только боль, приходящая резкими вспышками. Только усталость. Раньше она никогда не думала о смерти. Только когда Мерседес привела её в храм, высокий, с цветными стеклами... На них изображались святые, которых почему-то мучали. Мерседес говорила, что потому они и стали святыми, что мучились и не предали. У них были очень усталые глаза… Их пытали, чтобы они отступили, перестали верить… Почему пытают её — Джессика не знала. Мерседес говорила, что Бог в конце концов забирал святых на небеса, избавляя их от страданий. Бог милосердный, пусть и молятся ему в строгих храмах. Может быть, он заберет и её? Она ведь тоже мучилась и тоже устала…