Восемь лет спустя

Полковник Шон пришел не с пустыми руками. Пластиковая папка на резинке со стуком приземлилась на стол. – Опять писанину разводить? – спросила она, глядя на ярко-синий прямоугольник. – Разводить писанину?.. Кто здесь кого заставляет, как ты изволила выразиться, разводить писанину? Просто один человек откликается на просьбу другого. Тот другой, в свою очередь, улучшает жизнь первого насколько это возможно в заданных условиях. Кстати, как тебе новый свет и рацион? – Просто отлично. – Рад слышать. А как процесс восстановления в памяти событий из прошлого? – Мне припомнился один маленький эпизод... – И какой же? Я весь внимание. – Когда мы с Леонидом… Эффект от внезапно погасшего в камере света был не меньшим, как если бы им с полковником под ноги упала граната. Темнота не была кромешной, да и охранники почти сразу ворвались в коридор, вооруженные мощными фонарями. – Твою ж… Полковник Шон бросился вон из камеры. Она устало прислонилась спиной к стене. За стеклянной перегородкой в столпах серебристого света мелькали лица: удивленные, сосредоточенные, растерянные… Полковник командовал. Охранники суетились. За звуконепроницаемым стеклом беззвучно раскрывались рты, спрашивая, споря, приказывая. В её камере царила полная тишина. Пока не зазвонил телефон. В чем дело она сообразила не сразу. Затем, беглый взгляд на людей в коридоре и незаметное движение руки к тайнику. Забившись в угол, вынуть смартфон из чехла и поднести его к уху и ждать, пока не ответят – вот он, родившийся за секунду план действий. – Джессика, это я, Томас. Ты должна кое-что сделать, пока вокруг такая неразбериха. – Что? – Скинь сообщение на номер, который я тебе сейчас скажу. – Что за сообщение? – Только одно слово: «Сделано». А номер следующий: ****-***-**-**. Запомнила? – Да. Все сделаю. На просьбу Шакборна ушло меньше минуты. Но убирать в тайник телефон она не спешила. Впрочем, рисковала, как оказалось, зря — ответа не последовало. Свет дали только через час. Странно, что не сработали аварийные системы. Странно, что свет вообще пропал. Как там сказал Черный человек. «Увидишь. Сначала увидишь, а потом и услышишь»… Она увидела. Но что? Проделку Томаса Шакборна или давнего знакомого? Смс указывало на Шакборна, интуиция — на Черного человека. Увидишь, а потом и услышишь. Размышления прервал странный гул. Джессика привстала с койки. Приложила ладонь к стене. Бетон дрожал. Гул усиливался. Пол резко ушел из-под ног. Отчаянные размахивания руками ничего не дали. Стены качнулись. Перед глазами белым светящимся кругом возникла лампочка. Удар — и свет погас. *** – С возвращением в этот бренный мир, – Томас Шакборн стоял рядом с уже знакомыми молодыми врачами. – Она в порядке, - вынес вердикт один из них. Второй подтвердил правоту коллеги коротким кивком. – Вы свободны, – сообщил им Томас. Она поднесла руку к виску и нащупала бинт. – Не сбей повязку. Тебя неслабо приложило об угол стола. – Да, я поняла. Что это было? – Взрыв в архиве. Ты не представляешь, что сейчас там творится. – Напротив, представляю. Идет гадание о том, что погибло во время взрыва, а что прикарманили те, кто его устроил. – Почему ты так уверена, что кто-то куда-то проникал? Официальная версия – взорвался газ. – И что он делал в архиве? – Натянуло. Из соседних помещений. Через вентиляцию. Теоретически - это возможно. – Пусть будет так. Я спорить не собираюсь. – Что-то ты сегодня подозрительно покладистая. – Скорее оглушенная. – О, юмор появился. Не знаю, последствие ли гематомы или, может, рацион полковника Шона на тебя так действует. Кстати, о полковниках… – Синяя папка на столе - его имущество. – Нет, это твое. Там пустая бумага и два карандаша. Что ему надо на этот раз? – Не что, а кто. Черный человек ему нужен. – Вот же… Упрямый, однако, этот старый вояка. – Что делать будем? – А что ты ему сказала? – Сказала, что припомнила один эпизод. Незначительный. – Какой? – Я не успела рассказать. Свет потух. – А что собиралась рассказывать? – Вообще-то я собиралась представить свой рассказ в письменном виде и не сразу. – Он может заставить тебя писать при нем. – Тогда придется сочинять на ходу. – Ты можешь запутаться. – Другого выхода у нас все равно нет. Я что-нибудь придумаю к его следующему визиту. А пока расскажи, что за сообщение я отправляла. – Компромат на моего дядюшку. Он его не заметит. Так уж получилось, что на некоторое время я завладел его смартфоном и получил твое сообщение. Оно хранится в скрытой папке под паролем. И всплывет в нужное время. – Вместе с испарившимися документами? – О чем ты? – Только не говори, что не понял, – косо улыбается она. – Черт побери, Джессика. Я понятия не имею, кто взорвал архив, и это меня весьма тревожит. Я воспользовался ситуацией, но не я устроил её. – Тогда у нас появились неизвестные союзники. – Или противники. – Время покажет. Выходит, свет тоже не ты отключал? – Логичный вывод. – Что с ним случилось? – Перегрузка системы. Всей. – А аварийные… – Аварийные системы не сработали. Инженеры разбираются, что с ними. – Это кто-то могущественный. Изнутри или снаружи, как думаешь? – Изнутри точно кто-то был. Насчет «снаружи» - не знаю. – Версии есть? – Пока нет. Но я работаю над этим. Ладно, Джессика. Раз ты пришла в себя, свой долг тюремщика я выполнил. Отдыхай, лечись и думай, как выкрутиться с полковником. *** – Добрый день, доктор Джейсон, – начальник участка протянул дорогому гостю широкую лапищу. – Как дела в клинике? – Нормально. Дела – нормально, а вот атмосфера – сами понимаете. Гаррисона знали почти все. И со многими он был дружен. Люди подавлены. – Сочувствую вам. Но мне надо задать несколько вопросов. Вы без адвоката… – А разве он нам понадобится? – Не думаю, но… Спасибо за доверие, – внезапно улыбнулся начальник участка. Он только плечами пожал. В случае чего всегда можно будет напомнить, кто является консультантом по делу суицидников. – Итак, доктор Джейсон. Это дело я беру под свой личный контроль, и сам же буду вести следствие. – Спасибо. – Пока - не за что. Детектив Браун сообщил мне, о вашем вчерашнем разговоре. Вы готовы написать заявление? Да и объясниться по этому поводу не помешает. – Заявление уже готово. А объяснения… Ну, что тут сказать. Это все моя вина, целиком и полностью. Гаррисон изначально советовал мне обратиться к вам. Я не хотел. Боязнь потерять клиентов, уважение коллег… – Я понимаю и не виню вас. Но, доктор Джейсон, вы должны быть готовы к тому, что на суде все это всплывет. – Уже неважно, что всплывет и когда. Мой сотрудник погиб. Я не могу допустить еще чью-либо смерть. В этой папке список пропавших препаратов и фотокопии некоторых страниц исчезнувших лабораторных журналов. – Когда произошла кража? – Ровно неделю назад. – Кто обнаружил её? – Гаррисон и Олдридж. Проводили ревизию – Олдридж – это начальник вашей личной охраны, верно? – Да. – Почему он участвовал в делах клиники? – Я ему доверяю. Гаррисону тоже. Но знаете… я немного параноик. После смерти матери Джессики… – Поэтому наняли личную охрану? – Да. Но я не хотел бы об этом говорить. Если не возражаете, давайте вернемся к смерти Гаррисона. – Конечно. Почему вы заподозрили людей Дэвисона в краже из лаборатории? – Дэвисон, в свое время, проходил у нас лечение. Благотворительная акция, по которой мы взяли нескольких больных из незащищенных слоев населения. В папке вы найдете соответствующие документы. – А вы предусмотрительны. – Просто собрал все, что, по моему мнению, может помочь в поимке убийцы. Я надеюсь, расследование надолго не затянется? – Мы сделаем все, что в наших силах. – Капитан, если собственных сил вам будет не хватать, обратитесь ко мне. У меня есть кое-какие связи, и я сделаю все, чтобы того или тех, кто убил моего человека постигло справедливое возмездие. – Благодарю за предложение, доктор Джейсон. У меня к вам следующий вопрос. На складе у вас имеются камеры слежения? – Увы, нет. Иначе мы бы уже знали имена преступников. Более того, просмотр записей с имеющихся в клинике камер ничего не дал. – В таком случае нам придется поговорить с персоналом и больными. – Я понимаю, что вы должны это сделать. Но у меня к вам будет просьба. Не могут ли ваши люди проводить допросы моих пациентов в присутствии их врачей? – Конечно же, беседы наших сотрудников с вашими подопечными будут проходить в присутствии медперсонала. – И ваши люди будут следовать указаниям моих коллег? – Я дам им четкие инструкции. – Тогда никаких возражений у меня не имеется. – И против обыска склада, откуда была совершена кража? – Против этого – тоже. – Осталось еще одно. Кто, по-вашему, может быть причастен к смерти Гаррисона, если исключить из рассмотрения его последнее расследование кражи на складе. – Не знаю. Вроде бы никто. Но ведь до меня он работал в вашем ведомстве. Может быть, месть со стороны какого-нибудь заключенного? – Возможно. Мы проверим и этот вариант. Ну, а больные не могли с ним конфликтовать? – Нет. К тому же больные не покидают пределов больницы. – А их родственники? – Не думаю. Какой смысл? Гаррисон предотвратил немало трагедий. – Какого рода? – Суицид. Принесенные посетителями запрещенные вещества… Всякое бывает в жизни клиники. – Ну а сотрудники? – Думаю именно за этим вы и отправляетесь ко мне в клинику. Что ж, расспрашивайте. Я уверен в своих людях. Но все же… – Вы подозреваете у себя паранойю и не доверяете никому, - улыбнулся начальник участка. – Именно. Когда мне вас ждать? – Через час. – Отлично. Правда нескольких сотрудников не будет. Олдриджа и доктора Грейс. Первый отсутствует по семейным делам, а Келли – на научной конференции в другом штате. Вернется завтра вечером. – Что ж, значит, тогда мы с ней и побеседуем. До встречи, доктор Джейсон. – До встречи. *** – Как прошло, шеф? – Ян Стауб утопил педаль в пол. Ягуар рванул с места, отвоевав у такси место в первом ряду трассы. – Нормально. – Они поверили нашей версии? – Трудно сказать. Через час будут допрашивать персонал и больных. – А бумаги? – Начальник участка ведет наше дело. Бумаги у него на столе. Пока он их только просмотрел. Мельком и не вдаваясь в детали. От Олдриджа есть известия? – Нет, но я постоянно поддерживаю связь с его замом. – Что у него? – Говорит, есть какая-то зацепка. Сейчас проверяет. – Хорошо. Держите меня в курсе дела. Разговор оборвался. Радио, до этого всего лишь создававшее фон зазвучало громче. – И я передаю слово своей очаровательной коллеге, потрясающей ведущей Патриции Уолкер. – Добрый день, дамы и господа. В эфире «Автоновости»... – Если не ошибаюсь, эта ведущая раньше была в другой программе? – Да, шеф. Что-то с психологией связанное. Я не был поклонником. Но про автомобили она рассказывает неплохо. – И вот к нам поступил первый звонок. – Что-то долго поступает звонок. Повтор, что ли? – Повтор говоришь? – Да, шеф. Передачу вести можно не только из Нью-Йорка. – Но раньше её вели именно отсюда? – Да. Здесь главный офис. А что вас так заинтересовало? – Да так… Вспомнился случай с одним пациентом. Патриция Уолкер не в городе. Почему? Надо бы Малькольму позвонить. Черт, как же все не вовремя происходит. *** Обыск был в самом разгаре, когда Ян тенью проскользнул в кабинет и прикрыл за собой дверь. – Олдридж пришел. – Да? – глупый вопрос сам сорвался с губ. После Гаррисона он готовился к худшему: к новым трупам, оборванным нитям расследования, самостоятельным поискам Джессики. Пронесло. – Тащи сюда. Только так, чтобы детективы не видели. Стауб кивает и закрывает за собой дверь. Кажется, с главой охраны клиники он не ошибся. Ян, выслушав его сегодня утром, без вопросов принялся за фабрикацию несуществующей кражи. За полтора часа были подготовлены бумаги, убраны камеры, уничтожена часть видеозаписей и лабораторных журналов. Впрочем, насколько добротно они поработали, покажет следствие. А пока… – Добрый день, шеф, – Олдридж выглядит усталым, но голос бодрый, значит, работать сможет. – Добрый? - усмехается он. - В клинике полным-полно детективов, в лабораториях и на складе обыск, у нас новый начальник охраны… – …и Гаррисон мертв, Ян уже сказал мне, – Олдридж морщит лоб. - Что произошло? – Долго рассказывать. Я бы сначала послушал тебя. Где пропадал? – У старых друзей поначалу. А потом пришлось поездить. – Узнал что-нибудь? – Да. Только не там, где ожидалось. – Слушаю. – Наводя справки по Грейсону, я столкнулся с упоминанием еще одной персоны. И это не человек. – Дай угадаю. Мутант, черный-пречерный. - Именно. Один из моих друзей стал после армии байкером. Этого Черного у них хорошо знают. Он известен тем, что может доставить что угодно и куда угодно. К тому же обладает множеством полезных связей. Собственно, байкеры и терпят его у себя только потому, что он отмазывает их от полиции, когда надо. Странный тип. И цвет кожи тут не причем. Его биография – одно сплошное белое пятно. Ничего не ясно. Откуда он, кто он, что делает большую часть времени, когда не пьет с братством в барах. – И как это приближает нас к отысканию Джессики? – Накануне её исчезновения Грейсона и Черного видели вместе. – Вот как. Интересно. Что еще? – Я сумел назначить встречу Грейсону. – Отлично. – И я сумел достать одну штучку, которую планирую подсунуть ему. Миниатюрный датчик слежения. Как смотрите на это, шеф? – Отрицательно. Датчик – это незаконно. Зачем тебе так подставляться, а, Олдридж? Не говори о своей верности или отличной зарплате… У нас есть план получше. На встречу мы пойдем вместе. – Он может знать, кто мы. – Тем более. Как в таком случае ты собирался ему что-нибудь подсунуть? – Это новая разработка… – Если я хоть что-то понимаю в физике, любая разработка должна передавать сигнал. Иначе мы попросту не узнаем, где находится объект. Если есть сигнал – значит, его можно засечь. Дальше сам понимаешь… – Понимаю, но шеф. – Без «но», друг мой. – Вы боитесь за дочь. Это очевидно. Но появляться вам, гражданскому лицу, рядом с высококлассным специалистом… Извините, но это верх идиотизма! – Олдридж, мы не первый год знакомы. Вспомни, на кого ты работаешь. Да и если у тебя такой большой страх за мою персону, нагони ребят. – Нельзя. Грейсон их наверняка засечет. – Они такие плохие специалисты? – Смотря для чего. Не каждый же день нам приходится иметь дело с бывшим спецназовцем. – Все равно. Будет, как я сказал. Когда встреча? – Через два часа. – Черт. Быстро, однако. Где? – В Адской кухне есть один бар, куда можно попасть только из подворотни. Я знаю это место. Там есть несколько выходов. Сейчас нарисую. – Рисуй, а я пока расскажу тебе о Гаррисоне и о нашей новой пациентке. *** Наконец-то. Наконец-то Уилл не бросался ни на неё, ни на Козловского при упоминании переезда из Вашингтона. Воздействие Киллгрейва держалось, таким образом, всего около семи дней. Сам новоявленный профессор, по их окончанию, в Вашингтон не прилетел, оставляя обширное пространство для размышлений. Уилл медленно, где-то за час, прошел путь трансформации от марионетки до свободной личности. Из-за сидения с ним она чуть не опоздала на эфир в Вашингтонский филиал телерадиокомпании. Хорошо хоть шеф её переезд в политическую столицу и переполох по этому случаю в местной студии воспринял спокойно. Видно, рейтинги первых эфиров «Автоновостей» подействовали. В противном случае её жизнь порядком бы усложнилась. А так, единственным штрафом за отъезд без предупреждения стало задание: интервью с каким-то профессором, на днях приезжающем в столицу. Мать, в отличие от шефа, восприняла её отсутствие в Нью-Йорке чуть не как личное оскорбление. Расспросы, обиды, а потом еще и разговор в духе прежних времен. Эта извечная её песня: – Милая, ты должна понять меня… – Слово «должна» в нашей семье уже давно имеет совершенно определенный смысл... – Господи, Патриция, да что с тобой! Я волнуюсь за тебя! За твою карьеру! – Началось… – Не ты ли приходила ко мне не далее как пару недель назад без цента в кармане?! – Не я. Цент у меня две недели тому назад в кармане был. И не один. Я пришла к тебе, как к специалисту. Ты помогла мне. Я благодарна. – Я надеялась, что на пороге моего дома стояла дочь. – А я надеялась, что... неважно. У меня эфир скоро, я должна спешить... – Ты в Вашингтоне из-за Джессики, верно? Она всегда втягивала тебя в неприятности, если не сказать больше! – Благодаря Джессике я жива, мам. – Пока что. – Что это значит? – Патриция, оставь её в покое. Она – твое прошлое. Не отказывайся от будущего во имя каких-то иллюзий. – Она – моя семья. И я не отказываюсь от будущего. – Я твоя семья, Патриция! – Мама… – Что, скажешь – нет? Скажешь, что я не твоя мать? Скажешь, это не я хлопотала о твоей работе? Скажешь, не я сделала тебя тем, кем ты являешься? – Мам, мы уже все это обсуждали, и не один раз. Хватит мою жизнь представлять как список вкладов. Твоих, моих, сестры. Лучше скажи, что тебе известно о Джессике? Почему я не должна её искать? – Потому что… Патриция, считай, я просто чувствую угрозу для тебя. – Чепуха. Ты у меня никогда не была мистически настроенной дамой. Говори, что знаешь или больше не поднимай эту тему. – Патриция… Девочка моя, я… я просто… – Мама, перестань рыдать. Ты знаешь меня. Я не брошу сестру. Ты можешь либо помочь мне, либо сделать вид, что ничего не замечаешь. – У тебя эфир, Патриция. Потом переговорим. – Мама… Бросила трубку. Впервые на памяти Триш. Разговор имел место два часа назад. И все это время, даже во время эфира, Триш мысленно прокручивала каждую сказанную фразу, все больше убеждаясь, что дело нечисто. Постучав в квартиру Уилла, она прямо с порога заявила дежурившему Козловскому, что собирается в Нью-Йорк. – Что-то случилось? – спросил тот и знаком велел говорить тише. – Нет, и это меня начинает беспокоить, – ответила она, уже следуя за Козловским на кухню. - Почему мы говорим шепотом? – Не хочу посвящать Уилла в наши дела. – Думаете, воздействие нашего мутанта все еще может длиться? – Вполне. – Но то, что с ним было… – Насколько мне известно, до этого жертвы нашего пурпурного друга не подвергались никаким процессам, назовем их условно «психологической трансформации». – Нет, не подвергались. Могу сказать из собственного опыта. И вы решили, что тут кроется какой-нибудь подвох? – Да. И к тому же о нашем с вами плане Уилл знать не должен в любом случае, под воздействием он или нет. Киллгрейв при встрече вытянет из него всю информацию. – В таком случае, сможете ли вы осуществить задуманное нами в одиночку? – Решили слетать на разведку в Нью-Йорк и не знаете насколько задержитесь? – Да. – Не скажу, что одобряю это решение, но и отговаривать не буду. У нас действительно очень мало информации. Но и риск пребывания в Большом яблоке для вас неимоверно велик. – Не забывайте, у меня Малькольм заперт в контейнере. Да еще и моя мать что-то знает о Джесс, но не говорит… – Вижу, на поездку вы настроены решительно. Тогда давайте оговорим способы связи друг с другом. *** Детектив Браун, опросив двух медсестер и одного пациента, не отвечавшего ни на один вопрос, сколько его не упрашивал лечащий врач, решил, что на сегодня больничных стен хватит. К тому же в участке на столе поджидало еще одно дело. Дело об исчезновении главы общества помощи жертвам психологического насилия. Шеф, по такому предлогу, сотрудника, конечно же, отпустил. Да и в клинике людей и так было с избытком. На расследование этого дела согнали чуть ли не половину всего штата сотрудников. Сам участок показался вернувшемуся Брауну почти что безлюдным. В зале общей работы большая часть столов пустовала, а в самом помещении находилось всего пятеро человек. Усевшись поудобнее в старом обтрепанном, но все равно любимом кресле Браун задумался. Вопрос перед молодым детективом стоял непростой. С чего же начать? Начать решено было с выяснения того, каким путем покинули участок Малькольм и его спутница с электрошокером. Просмотр камер слежения не дал ничего. Патриция, а это была именно она, Браун уже сопоставлял собственные воспоминания с лицом на сайте радиостудии, камер ловко избегала. Первую зацепку дал опрос дежурных на входах в здание. Дежурный у центрального женщину опознал. Как она входила он вспомнил. А как выходила, ясное дело, - нет. Ибо вряд ли Малькольм, получив удар шокером, быстро оправился. Значит, Патриция должна была проследовать другим путем, да еще и лавируя с бесчувственным телом между камерами. Из комнаты видеонаблюдения детектив решил отправиться на место преступления. Раздевалкой служило сравнительно небольшое помещение на втором этаже, с окнами под потолком. Никаких потайных ходов в нем отродясь не было. Зато рядом был лифт. Старый и почти что неиспользуемый, но все равно рабочий. При определенной доле везения Патриция могла вполне его найти, пусть он и в самом конце коридора, да еще и утоплен в стену. Лифт бы доставил её и бесчувственного Малькольма на парковку. А там, конечно же, эти двое воспользовались машиной. Дежурный на парковке, низкорослый полный негр, такого же возраста, как и Браун, с удовольствием рассказал сослуживцу о своем коротком разговоре со звездой. Но вот дальше пересказа реплик дело не пошло. Куда звезда направлялась, и был ли кто-то в её багажнике, негр не знал. Хорошо хоть номер и марку машины своего кумира запомнил. Пробив номер по базе, Браун удовлетворенно хмыкнул. У почти что безупречного водителя, Патриции Уолкер, совсем недавно была встреча с одним из патрульных. Превышение скорости. Пусть и оспоренное. Но оно позволило установить, что в день исчезновения Малькольма Дюкасса, его подруга была остановлена рядом с портовыми складами. Всего через полчаса Браун и престарелый сторож уже стояли у изъеденного ржавчиной синего контейнера. С тихим лязгом открылся замок и ошеломленный Браун увидел человека, сидящего в позе лотоса у самого входа и не переставая кивающего головой, словно китайский болванчик. – Телефон, у вас есть телефон?! – вот был первый вопрос Малькольма Дюкасса, черт знает сколько просидевшего под замком. Да, парень явно тронулся. Глаза навыкате, безумные. Кричит, брызгая слюной, жестикулируя. Браун спешит отступить подальше. А старик-охранник молча протягивает безумцу свой мобильник. Вот уж догадался, что называется. Малькольм набирает номер. Слышатся гудки, но трубку никто не берет. Очевидно, это безумца огорчает сверх меры. Неожиданно он кидается на стоящего перед ним детектива. Нет, Браун, конечно же, был готов, и конечно же отбился бы от неумеющего драться интеллигента, если бы тот не оказался буйным психом, а на асфальте не была разлита какая-то дрянь. Одним словом, когда он пришел в себя, Дюкасса и след простыл. Как и мобильника меланхолика-охранника. Зато в контейнере детектива Брауна поджидало немало сюрпризов, главным из которых была надпись на прикрепленном к стене плакате. *** Бар находился в подвале. Красноватые огоньки, пробивающиеся из-под земли, живо напоминали о районе, в котором они оказались. – Пришли,- сообщил Олдридж. – Ну и местечко, - присвистнул он, чуть не свалившись с крутых ступенек. – Историческое. Помнит еще переселенцев из Ирландии. – А-а, - протягивает он, осматривая завешенный синеватыми клубами сигаретного дыма полутемный зал. – Крайний столик, - кивает Олдридж. Грейсона он узнал сразу. Сорокалетний ничем не примечательный человек с безразличным взглядом серо-зеленых глаз. – Добрый день, господа, - Грейсон здоровается первым, указывает рукой на стулья рядом. – Присаживайтесь, здесь относительно чисто и мало кто нас услышит. Без предисловий Олдридж кладет на стол согнутый пополам листок. Грейсон берет его, разворачивает, косо усмехается. – Внушительно. Зачем я вам понадобился, господа? – Хотели бы… – …нанять вас, - прерывает он Олдриджа. – но для начала хотелось бы услышать правдивые ответы на некоторые вопросы. Вы скажите нам правду? – Да, – Грейсон не отводит взгляд, говорит монотонным будничным голосом. Все, так, как и должно быть. – Вы знаете Джессику Джейсон? – Нет. – Вы были в моей клинике? – Да. – Что вы там делали? – Искал девочку, сверяясь с фотографией. Мне повезло. Она оказалась уже во второй палате, куда я заглянул. – Где теперь эта фотография? – У того, кто меня нанял. – Кто этот человек? – Я не знаю. – Как вы встречались? – Мы не встречались. – Тогда, как вы получили задание? – Через интернет. – Каким образом? – В сети есть сайт. Форум для молодых мамаш. Там есть подраздел, в который родительницы почти не заходят. Вот там мы и общаемся. – Ясно. На бумаге напишите адрес. А теперь скажите, куда вы доставили ребенка. – На автопарковку рядом с торговым центром. – Что было дальше? – Ничего. Я вышел из машины и ушел. Девчонка была в багажнике. – Вы не следили, кто пришел за девочкой? – Нет. Я как раз получил уведомление от банка, что деньги перечислены. – Кто это может быть, по-вашему? – Не знаю. – Вам знакомы мутанты? – Да, только один. Он – байкер. Иногда дает мне задания. – Он причастен к похищению? – Нет, это не его профиль. Он, как правило, посредник при сделках. – Что еще полезного для поисков девочки вы могли бы нам рассказать? – Ничего. – Вы убили Грейсона? – Да. Мне сказали выследить его и убить. – Что он делал на Эндстрит? – Искал там машину. Я проезжал по ней ранее. – Еще что-нибудь добавить можете? – Нет. – Хорошо. Приходите каждый вечер в течение недели в этот бар. Выпивайте, подружитесь с одной из девочек. Пусть все думают, что у вас интрижка. Уходите не раньше, чем через полчаса после нас. *** – Шеф, вам не кажется, что он темнит? – Не может. Физически не может. – Тогда дело плохо. Выходит, у нас совсем нет нитей. – Ищите, Олдридж, ищите. Времени у нас тоже нет. Будем медлить и найдем мою дочь мертвой! *** Больше всего она боялась шагов. Те, кто приходили, всегда несли с собой боль. Разную боль. Пульсирующую, дающую передышки, и непрерывную, накрывающую волной, в которой тонешь, от которой впадаешь в странное состояние, когда все не имеет значения. От пульсирующей боли можно потерять сознание. Сначала больно, больно, больно… а потом ты вдруг перестаешь что-либо чувствовать. Приходишь в себя, когда все уже кончилось. Это лучше всего. Такая боль возникает от присосок, которые цепляет доктор Гудди не реже, чем раз в день. Но была и другая боль. От уколов. Как же она ненавидела, когда на столике выкладывалось в ряд множество шприцов. Когда делали первый укол, она почти не чувствовала изменений. Проходило время, и рядом с первой красной отметиной на коже возникала другая. После этого рука сначала горела, а потом начинала отниматься. Третий укол, как правило, не чувствовался, пока вены не становились пурпурными и ноющая боль возникала сразу во всем теле. Четвертый укол вызывал жар. После пятого казалось, что чьи-то грубые пальцы выворачивают ноги и руки, пытаясь смять кости. С каждой секундой эти невидимые руки ощущались все отчетливее, первый раз она даже искала их глазами, пыталась брыкаться… Шестой укол вызывал ощущения жжения. И любое касание к коже казалось ожогом. Начиналась боль. Сильная боль. Доктор Гудди первое время что-то говорил, она не понимала, не разбирала слов. Стискивала зубы и смотрела в потолок. Седьмой укол отзывался во всем теле волной прохлады. Она любила этот укол. Это была передышка. Перед восьмым. Тем, после которого хотелось перестать существовать. Каждый раз, перед ним, ей казалось, что сегодня она не выдержит. Попросту не выдержит. Она боялась этого укола, потому что после него не верила, что все когда-нибудь кончится. Что хоть когда-нибудь не будет бешеного сердцебиения, невозможности сделать вдох, ломающих тело судорог. После него не верилось, что где-то живут без боли, наслаждаются каждой секундой и не думают, совсем не думают о том, чтобы умереть. После этого укола она особенно ненавидела их. Мать и отца. За то, что одна. За то, что никогда их больше не увидит. За то, что не может надеяться и верить в них… В этот раз доктор Гудди держал в руках присоски. Она обрадовалась, что уколов не будет. Дотерпеть до потери сознания – и все. Но затем пришел кто-то еще. Встал в тени, так, чтоб Джессика его не видела. Доктор Гудди оглянулся на него, а затем достал коробку со шприцами… Она подобралась. Ремни сразу же еще туже стянули запястья и лодыжки. – Боишься? – послышался неприятный голос с ленцой. Она молчит. – Думаешь, за тобой придут? Она давно так не думает. – Думаешь, ты нужна? Она знает, что нет. – Без твоих сил, ты – ничто. Да, это так. – Но и их у тебя, похоже, больше нет. О, а вот здесь ошибка. Она чувствует. Чувствует их. Но не может воспользоваться. Неизвестный подходит ближе. Черный, он абсолютно черный. Она смотрит на него, не может отвести взгляд от глаз, черных блестящих шаров. Незнакомец наклоняется и вдруг со всех сил бьет её по лицу. – Что вы делаете? – спрашивает Гудди. Она пытается пододвинуться ближе к старику, подальше от черного человека. Но ремни не пускают. Следует новый удар. Щеки горят. Глаза щиплет - и все расплывается. Третий удар она не видит, но чувствует. – Трусливая тварь, – шепчет черный под самым ухом. – Она чувствует его руки. На шее. Опускающиеся вниз. – Что вы делаете?! – уже громче восклицает доктор Гудди. И тут она словно очнулась. Сила, неимоверная сила, легко рвет ремни. – Начинайте! - кричит черный. И она не может сбросить словно сделанные из черного камня руки.