Восемь лет спустя

Полковник Шон пришел один. Ни извечно обретающегося во время их встреч молодого человека, измеряющего шагами пространство коридора рядом с её камерой, ни молчаливого офицера, обыкновенно дежурившего сразу за дверью — никого, кто бы пришел на помощь полковнику во время его свидания с опасным чудовищем. – Мисс Джонс, через пару часов вам представится прекрасный случай доказать свою лояльность, – объявил одинокий гость, облокотившись о стол. – Считайте меня заинтригованной, полковник. Что может такого случиться через пару часов? Здесь же практически не бывает происшествий. – О да, мы предусмотрели практически всё… Но вполне может случиться проникновение со взломом в одну из лабораторий. А предварит это действо очередная перегрузка электросети. При этом одно из чудищ, находящихся в лаборатории, вполне может освободиться и накуролесить. В том числе может уничтожить несколько карт памяти. – Чудищем, разумеется, буду я. Неясно только как вы незаметно вытащите меня из камеры и вернете назад. – О, с этим проблем не будет. Освободившееся место в камере займет известная тебе докторша, которой ты, помнится, угрожала ножом во время побега. Воспользуемся вашей поразительной схожестью друг с другом и отвлечем охрану. По крайней мере, ту, что будет светить фонариками, проверяя, все ли заключенные на месте. Сложнее будет с камерами. Если электроснабжение починят раньше, чем мы рассчитываем, – ты окажешься в весьма затруднительном положении главной виновницы грядущих безобразий. Впрочем, мой человек уверяет, что минут двадцать у нас точно будет. Я считаю: этого вполне достаточно, чтобы одна мутантка взломала сейф, забрала его содержимое и выпустила содержащуюся под замком тварюгу на волю. – Вы так в этом уверены, будто сами являетесь этим мутантом... А идти-то до вашей лаборатории сколько? – Отсюда – минут пять, максимум. – Значит на саму операцию у меня не более десяти минут. – Скажешь мало? – Теоретически, времени даже с избытком. А вот как оно будет на практике... – Скоро увидишь. А пока давай сюда свой опус о Виле Смите и готовься. *** И снова переодевание, бледное лицо докторши, спешка, напряжение до дрожи в руках. Они идут по широкому коридору, темноту рассекают белесые столпы света фонариков. Вокруг суетятся, бегут, чуть не сбивая друг друга с ног, охранники, белые воротнички, ученые. Они вливаются в основной поток и спускаются вниз по запруженной лестнице. Их окрикивают, они что-то отвечают. И снова идут, торопливо, не оглядываясь по сторонам. Ступеньки кончаются, полковник рывком открывает дверь в очередной темный коридор. Фонарик выхватывает однотипные широкие двери с узкой вертикальной полоской стекла, сквозь которую виднеются погруженные во мрак лаборатории. – Сюда, – указывает на очередную красную дверь полковник. – Сейф – в левом дальнем углу. Клетка с тварью – в противоположной стороне. Сначала ломаешь сейф, а перед уходом освобождаешь зверюшку и со всех ног ко мне. Дверь тварюга сломает навряд ли, а вот хребет – вполне может. Поняла? – Еще бы, – огрызается она. – Тогда пошла. Замок лязгнул, отрезая её от внешнего мира. Прежде всего, она осветила клетку. Тварюга свернулась в углу и не подавала признаков жизни. Стекло, за которым она пряталась, выглядело целым. Беспокоиться было не о чем. Беспокойство вызывал сейф. Небольшой, вмонтированный в стену, со сканером сетчатки и бегающими по периметру лазерными лучами, питающимися, видимо, от встроенного аккумулятора. Об этом полковник не подумал. И это обещало стать проблемой. Оглядев сигнализацию еще раз, она встала рядом и нанесла несколько ударов по воображаемой металлической стенке. Не успевает. Между ходом двух лучей ударить она не успевает. Может попытаться еще раз? А, впрочем, какая разница. Твари в клетке, которую она изображает, наплевать на сигнализацию. Она просто выбьет дверцу и расколошматит все, что под руку попадется. Так что и мы последуем её примеру. Она бьет в двухмиллиметровый стальной лист. Вмятина. Еще быстрее забегавшие лучи. Сигнал уже наверняка поступил владельцу сейфа. Значит, времени в обрез. Она бьет еще раз и еще. Готовится к четвертому удару, когда в нескольких сантиметрах от её лица в свете фонаря что-то блеснуло, и тут же послышался жалобный звон разбитого стекла. Она оборачивается, медленно. Время словно растягивается. Открытая дверь клетки и тварюга, смотрящая прямо на неё. Не обезьяна и не человек темным силуэтом высится у лабораторного стола. Серое, словно вылепленное из пластилина существо с неожиданно осмысленным взглядом голубых глаз. Человеческих глаз на лице животного, уродливого, гротескного, с расплывшимся бесформенным носом, ртом без губ, длинными пальцами с загибающимися ногтями, более походящими на когти. Монстр. Не выдуманный, настоящий, в упор смотрящий на неё. Рассерженный монстр. Злой монстр. Она не успевает заметить, как следующая пробирка взмывает в воздух, только инстинктивно пригнуться, неуклюже отступить влево. – Тише, – говорит она, заглядывая существу в глаза. – Тише. Я – друг. Я – не враг тебе. Я не хочу тебе навредить. Я не причиню боли. Тварь смотрит, склонив голову набок, оценивающе так смотрит. Когда именно изучающий взгляд становится взглядом хищника она не замечает. Просто инстинктивно уворачивается от очередного летящего предмета и нагибается, чтобы поднять оброненный кем-то из ученых штангенциркуль. Тварь замирает на месте. Не сводит с неё цепких больших глаз. Она отступает к сейфу и ударяет. Еще раз. Металл трещит словно ткань. Тварь бросается на неё. Длинный прыжок. Она едва успевает отскочить в сторону и проследить за полетом, вытянутым в струнку телом с длинными похожими на лягушачьи ногами. Существо мягко приземляется, поворачивает шарообразную голову. Она не дожидается нового броска и швыряет в него стул. Тварь ловит металлическую конструкцию легко, словно резиновый мячик. И вот стул снова в воздухе. Она пригибается. Позади дождем осколков осыпается содержимое лабораторного шкафа. На битое стекло тут же приземляется тварь. Раздается странный гортанный звук: «У-у… ух… ухо...». Она наносит удар первой. Штангенциркуль рассекает щеку, оставляя за собой темную, почти черную полосу, из которой вязкими каплями сочится маслянистая жидкость. «У-у… ух… ухо…», - повторяет тварь, хватает склянку и внезапно бьет ею об пол. Джессика отступает. Расстояние между ней и сейфом растет. Плохо, надо сокращать. Медленно, не торопясь она обходит длинный, разделивший помещение на две части лабораторный стол. Подходит к сейфу. Тварь не нападает. Следит, как она просовывает руку в рваное отверстие с выступающими наподобие зубцов краями, нащупывает папку и маленький пластиковый квадратик — все содержимое хранилища. Удар. Папка летит на пол. В её руке остается только черный квадратик — карта памяти. Безумная идея приходит сама собой. Она вскакивает на ноги. Тварь тоже. Бросается на неё — и влетает в стол. В следующую секунду она выкручивает руки брыкающегося существа. Бьет по голове штангенциркулем, рассекая серую кожу на новые черные полосы. Существо скулит, она бьет. Бьет пока лягушачьи ноги не перестают дергаться. Волочит тварь к сейфу, рядом с котором на столе видела набор пластиковых поясков-зажимов. Стягивает тощие запястья и лодыжки. Один из поясков протягивает сквозь дыру в сейфе и замыкает на запястье левой руки твари, повисшей таким образом на дверце сейфа. Быстро, пока существо не пришло в себя и не порвало ненадежные путы, она рыщет по ящикам столов, вытряхивая содержимое наружу. В одном из них находится планшет. Она вставляет в разъем карту памяти, перекачивает содержимое на другую, найденную рядом с планшетом. Черные квадратики отправляются в карман. Планшет разбивается. Она подходит к твари и перерезает пластиковые ремешки. Серое в черных разводах маслянистой крови тело безвольно сползает вниз. «У-у… ух… ухо… уходи...», - слышит она, когда полковник открывает для неё дверь. Догадка приходит неожиданно — тварь – охранник сейфа. Это объясняет, почему открылась дверь её клетки. Это объясняет, почему странное существо не хотело ни драться, ни убивать. Только напугать, прогнать… Коридор с лабораториями остается позади, как и лестница. Все получилось. Осталось только поменяться с докторшей ролями. *** Свет вспыхнул, когда до камеры оставалось всего ничего – метров пять. Они опоздали. Или это она провозилась дольше положенных десяти минут. Как теперь, при исправном видеонаблюдении и свидетелях, обменяться ролями с Элен Рокк? Положим, Томас её не выдаст, но вот полковник… Полковник ведь не знает о заговоре с начальником охраны тюрьмы. Для полковника она теперь нежелательный свидетель. Для полковника она может оказаться слишком опасной. – Скажите докторше, чтобы изобразила болезнь. Тогда я явлюсь к ней в камеру и заберу в медицинское крыло. Там мы поменяемся местами. – Так и сделаем, если получится. – А что может не получиться? – спрашивает она. Полковник пожимает плечами. – Никогда не знаешь, какой гадости ожидать в следующие пять минут. Он был прав. Внутри камеры рядом с докторшей стояли Томас и Черный человек собственной персоной. Полковник улыбнулся. Невесело. – Уходим, – потянула она его за локоть. – Поздно, мисс Джонс. Нас заметили. *** – Доктор Рокк и полковник? Какая странная компания. Что вы тут делаете? – Вил Смит спрашивал, насмешливо улыбаясь. Томас молчал, вглядываясь в лица присутствующих. – Проводим проверку психологического состояния заключенных после внезапного отключения света. – Да? Меня почему-то об этом забыли предупредить, – заметил Томас. – Шакборн, не обижайся. Это моя идея. – Вы интересуетесь психологическим и физиологическим эффектом от резкой смены света и тьмы, полковник? – Учитывая, какой здесь свет, – да. – Ну, не ссорьтесь, господа, – миролюбиво протянул Черный человек. – Тем более заключенная в этой камере действительно пострадала от столь резкой смены освещенности помещения. Сама на себя стала не похожа… Не так ли, Джесс? – А вы хорошо знаете Джессику? – будничным тоном поинтересовался полковник. – Сейчас узнаем, – еще шире улыбнулся Вил Смит. – Господа… – Да, Элен… Настоящая Элен дергается. Это не ускользает от внимания продолжающего улыбаться мутанта. – Я должна приступить к проведению тестов немедленно и хотела бы попросить всех вас удалиться. Свой спор вы можете продолжить и через двадцать минут, мое исследование, увы, не терпит отлагательств. – Вот как, – снова улыбается Вил Смит, и она абсолютно перестает понимать, что происходит и почему молчит Шакборн. – Прошлая Джессика не боится боли. Она – мутант, и её болевой порог куда больше, нежели у простых смертных. Мой тест, Элен, будет очень коротким и совсем вас не задержит. Черный человек смотрит прямо на неё. А затем переводит взгляд на острый край стола и подходит вплотную к пленнице. – Всего одна секунда, – мягко растягивая слова, говорит он, зависая над съежившийся на кровати Рокк. Всего одна секунда… У Рокк широко раскрытые испуганные глаза. У полковника холодный сосредоточенный взгляд. Томас Шакборн смотрит с интересом. Рокк признается в подмене. Полковник либо начнет переговоры, чего допустить в принципе невозможно, либо устранит и её, и всех остальных участников игры, сославшись на сумасшедшую мутантку. Запись с камер всегда можно подправить. Томас… Томас может заподозрить связь с Черным человеком, что, в свою очередь, может стоить ей жизни. Кому-то в этой комнате придется умереть… Вил Смит протягивает к Элен руку. Та, с неожиданным проворством, вскакивает на ноги и оказывается прямо перед своим двойником. Дальше все произошло само собой. Она бьет. Быстро. Незаметно. Элен падает. Неудачно. Виском об угол стола. Кровь на железе. Кровь на белом плиточном полу. Ореол крови вокруг волнистых черных волос. Как же Рокк была похожа на неё. Глаза, губы, скулы. Словно смотришь в свое же отражение. Кажется, будто оно хочет что-то сказать. Что ж, остальные теперь могут только догадываться о её тайнах. – Очистить камеру, – командует первым пришедший в себя полковник. Томас мотает головой, словно только очнулся. Черный человек улыбается. Двое охранников с носилками заходят в камеру. – Мисс Рокк. За мной, – объявляет ей Томас. Полковник и Смит провожают её глазами. Вот она — новая жизнь. Её цена – лежит на носилках. А новоявленная доктор Рокк совсем перестала понимать происходящее и, что самое печальное, – себя. *** – Как дела? – она открывает глаза и видит отца. Так долго мечтать об этом, получить и растеряться. Не знать что сказать и что сделать. Только смотреть и улыбаться, наслаждаясь тем, что теперь все хорошо, всегда будет хорошо. Всегда-всегда. – Что… что с тобой, малыш? Тебе плохо? – спрашивает отец еще раз. Как она могла в нем сомневаться, как могла думать, что никто за ней не придет? Как могла винить маму, что та умерла и оставила её? Прошлое стало сном. Кошмарным, лишенным логики и таким же призрачным. В него не верилось, как не верится летним жарким днем в кусачий зимний мороз и вьюгу. – Все хорошо, – говорит она и чувствует, как закипают слезы и все расплывается. Какая же она глупая. Нельзя плакать. Отцу это не понравится, он не любит… Она не замечает, не помнит, как оказывается в объятиях, крепких, сильных, надежных. Не понимает, почему по щекам начинают растекаться соленые ручьи. Она же сильная… не такая, как Мэри или там Анна, ревущие по поводу и без. Она никогда не плачет, но слезы - глупые, не перестают течь, и она мочит отцовскую рубашку. Это плохо. Но ведь это не имеет никакого значения. Вообще ничего не имеет значения, кроме неё и отца. Какая разница, где они и что творится вокруг. Они – вместе, и ничего не может быть лучше. Счастливей быть уже просто нельзя. – Малыш, мой малыш, – шепчет отец, гладит её по спине, целует в макушку. А она в ответ сильнее прижимается к нему. Ей хочется рассказать очень много… Есть столько важных вещей, вещей, которые, она это точно знает, должны быть сказаны. Нельзя ждать ни секунды… И она говорит. Обо всем. Торопливо. О самом важном, о том, что не давало заснуть по ночам, о маме, о том, как она скучает по ней и по отцу, когда он не рядом, о странном окружающем мире, который не хочет принимать её, о странной силе, что живет внутри неё, она говорит, зная, что её слушают, она говорит, зная, что её понимают, веря, что теперь так будет всегда... *** Маленькая ярко-освещенная комната с белыми стенами, полом и потолком действовала на нервы даже ему, что уж говорить о сухоньком старикашке, не отличающимся природной храбростью. – Доктор Гудди, – нараспев говорит он. Старик поднимает голову, затравленно смотрит на него. – Я… я, поймите… Голос ломается, руки дрожат. Он ждет. Старик пугается еще больше, понимает, что надо что-то сказать, закончить предложение, заполнить паузу, но слова комком застревают в горле. Он судорожно вздыхает, раз, другой… – От него есть польза? – спрашивает он у Олдриджа, облокотившегося о стену рядом. – Мы только начали работать. – Думаю, работы, как таковой, тут немного. Мистер Гудди, – обращается он к пленнику, – мне нужно подробное описание всего, что вы делали с девочкой. Представьте, что заполняете лабораторный журнал или пишите отчет. Максимально информативно и подробно опишите все процедуры. – Да-да… конечно… я… все будет сделано, сэр… Вы поймите… я… просто ученый… Наука… она… – ...требует жертв, – заканчивает он фразу, улыбаясь одними уголками губ. Оживший было доктор Гудди при виде этой улыбки сникает. – Работайте и, кстати, не забудьте подробно описать своего прошлого работодателя. – Я… – порывается что-то сказать старик. - Пишите, – обрывает он его. И добавляет: – От этого напрямую зависит ваша жизнь. Гудди затравленно кивает. Следующим пунктом в списке дел – разбор материала, полученного из лаборатории похитителей Джессики. Он направляется к комнатке, переоборудованной временно Дэном Ортаком в своего рода мастерскую, специализирующуюся на извлечении данных из покореженных жестких дисков. – Шеф, – поворачивается на звук открывающейся двери Ортак. – Пока что удалось извлечь не больше четверти содержимого «железа». Впрочем, там уже есть на что взглянуть. Он принимает из рук помощника Олдриджа планшет. Проглядывает взятый наугад документ. Перечитывает несколько раз. Неосознанно тянется к воротнику и расстегивает его, словно в комнате внезапно стало душно. Проводит рукой по лбу. Он не ожидал, не думал, что такое возможно… Надо действовать. Немедленно. Одиннадцать самоубийств, рассказ Марьяны Лэмиш, похищение Джессики, наемник Грейсон, сумевший соврать ему, находясь под контролем, бывший цех фабрики IGH – все сложилось одно к одному, сложились в угрозу, смертельную угрозу. Для них с Джесс в первую очередь. С чего же начать?.. Он подходит к Ортаку. – Всю информацию – засекретить. Все, что узнали – забыть. С содержимым восстановленных папок самостоятельно не ознакамливаться. Никому не говорить ни слова. Ясно? Ортак и еще двое из техподдержки кивают. Он выходит из комнаты. Надо обдумать, надо все взвесить и выработать план. Рой появляется внезапно и, разве что, не хватает начальство за руки в попытке привлечь к себе внимание. – Шеф, тут такое дело, – тараторит он, абсолютно не замечая недовольства на лице босса. - Вчера с вами хотел поговорить ненормальный. Сегодня мы никак не можем привести его в чувство. – И? – рявкает он, останавливаясь посреди коридора. – Это странно, - лепечет помощник. – От препаратов, которые ему вчера вкололи, такой реакции быть не могло. А этот псих еще все время твердил, что у него для вас есть информация. Он не знает, почему уступает настояниям помощника. Может, это трусливая попытка зарыть голову в песок, забыть об угрозе хоть на несколько минут, или чутье на неприятности, выработанное еще во времена счастливого детства. Не важно. В палате номер восемнадцать был Малькольм Дюкасс, исправившийся наркоман и неисправимый глава общества помощи жертвам психологического насилия. Собственной персоной, в окружении врачей и капельниц. Создает проблемы, как всегда. – Анализы крови брали? – пугает он коллег, нарушая священную тишину раздумий над телом пациента. – Да, – до странности неуверенно отвечает профессор Томин. – И? – Ничего. И это вызывает подозрения... – Какие именно, профессор? – Очень похоже на одно сильнодействующее вещество, но оно обязательно бы оставило свои следы в организме. Абсолютно точно могу сказать только одно, не мог парень самостоятельно впасть в почти что искусственную кому. – Может это летаргический сон? – полушепотом спрашивает наставника юная ассистентка. – Нет, Эйри, что за глупости, – морщится Томин и тут же принимается читать лекцию о летаргических состояниях. Он тем временем склоняется над Малькольмом. Ничего необычного. – Очнись, – командует он. Малькольм лежит бревном, по-прежнему. Действительно странный случай. Он обводит палату глазами, пытаясь сообразить, что могло привести пропавшего было Малькольма к нему в клинику. Внезапно в глаза бросается бледно-синее пятно на стене у самого пола. Словно кто-то распылил полупрозрачную краску. – Томин, – профессор нехотя прерывает свою лекцию. – Вы, помнится, имеете два образования… Одно из которых относится к области фармакологии. Скажите, это пятно не вызывает у вас никаких ассоциаций? Томин присаживается, проводит пальцем по стене, принюхивается к тонкой голубой пленке на коже. – Черт побери, этого не может быть! Это… Эйри, за мной в лабораторию! Ассистентка бросается вслед за вылетевшим из палаты профессором. Он притворяет за ними дверь. Дело о коллективном самоубийстве почти раскрыто. Вот только надо ли знать ставить полицию в известность? Он поднимается к себе в кабинет. Секретарю велит немедленно позвать Олдриджа. Этот день станет поворотным в его судьбе и судьбе Джессики. Черт, этот день может стать поворотным в истории. Если не делать глупости и все просчитать, и выжить, вопреки всему и всем. Впрочем, последнее ему, похоже, неплохо удается. *** – Итак, – Козловский отворачивается от окна и смотрит на них с Брауном. – Малькольм обезврежен. Но расслабляться не следует. – Я все еще не уверен в моральном аспекте своих действий, – замечает Браун, вертя в руках карандаш. – Ты так и не ознакомился с делом о групповом самоубийстве за пятнадцатый год? – спрашивает она. – Ознакомился. Но ни одного доказательства вины профессора Джейсона не нашел. И… подождите, мисс Уолкер. Я согласен, что нестыковок в этом деле более чем достаточно. На самом деле их там такое количество, что я вообще не представляю почему его закрыли столь быстро. Но дело не в этом. Где доказательства, что во всем виновен Киллгрейв? И даже если он виновен, то где доказательства, что он и профессор Джейсон – одно лицо? – Но… – Подождите, Патриция, – останавливает её уже Козловский. – Вы правы, детектив, мы не располагаем доказательствами причастности Киллгрейва к самоубийствам, как и к массовому гипнозу в полицейском участке и на пристани, да и в других подобных случаях... Лучшее, что у нас есть – отрывочные, похожие на бред показания свидетелей, зачастую путающихся в своих же собственных словах. Да, мы не можем прямо сейчас выложить перед вами, мистер Браун, анализ ДНК, подтверждающий, что Киллгрейв, Кевин Томпсон, профессор Джейсон – одно и то же лицо. Но разве ваша работа детективом не заключается в поиске улик? И разве мы, будь у нас подобные улики, не обнародовали их тут же в прессе, не отнесли бы в прокуратору? Поймите, мы всего лишь предлагаем вам принять участие в нашем расследовании. Вы имеете полное право отказаться от этого. Более того, мы обещаем никогда не упоминать о вашей роли в обезвреживании – назовем это так – Малькольма Дюкасса. Взамен мы просим и вас никому не говорить о нашем интересе к профессору Джейсону. – Я понял, что имеется в виду. Начинаю говорить я – начинаете говорить и вы. – Шантаж – для нас не цель, но способ обезопасить себя. Каждый человек имеет право на самооборону. – В разумных пределах. – Мы их не превысим, поверьте. – Верю. И пока что не собираюсь никуда уходить. – А что в таком случае собираетесь?.. – Собираюсь понять кто такие вы, Джейсон и кто все-таки убил одиннадцать человек на пристани. – Тогда у нас общие цели, и я предлагаю обсудить, как именно мы можем их достигнуть. *** – Добрый день, агент Сандерс. Да, погода у нас не ахти сейчас. Метели одна за другой. Нет, со мной все нормально. У меня теперь новый статус – консультант полиции. По какому делу? Групповое самоубийство на пристани… может, слышали? Да-да, Адская кухня как всегда отличилась. Что планирую делать? Искать помощи у бывших друзей. На самом деле мне надо кое-какие материалы по корпорации IGH. Да, громкое дело. Вот-вот, крайне интересно ознакомиться. Спасибо, Сандерс. Да, обязательно встретимся. У меня как раз через неделю семинар в Вашингтоне, в вашем ведомстве. А, так это вы и организовали... Ну, с такими друзьями я без работы не останусь. Да, и вам того же. Передавайте привет Молли и Элен. До встречи через неделю. Он кладет трубку. – Согласился? – спрашивает Олдридж. – Да. – Не боитесь привлекать посторонних? – Это риск оправданный. ФБР обладает свободным доступом к нужному мне ресурсу, а я обладаю свободным доступом к агенту Сандерсу в неформальной обстановке семейного ужина, после которого он забудет о моей просьбе. Теперь вернемся к другим насущным вопросам. Ребята уже опросили бездомных с Эндстрит? – Да. Бывшее здание фабрики многим из местных казалось подозрительным, но, понятное дело, результатами своих наблюдений они с властями делиться не спешили. – А что по поводу тех двух подростков, о которых говорил Браун? – Самоубийство. Свидетели это подтверждают. Да и о них вам лучше поговорить с самим детективом. А заодно расспросить его о похожих делах. – Они совершенствовались, Олдридж. Господа из IGH. Вещество, разработанное примерно восемь лет назад. Так называемая «сыворотка покорности». Её формулу улучшили. Сначала жертвам вкатывали стандартную дозу этой дряни… да и действовала она всего около пяти часов. При этом действия, идущие вразрез с инстинктом самосохранения, подопытным внушить не удавалось. А теперь эта дрянь уже успешно работает… Они дополнили исходную формулу. Следов применения почти не остается. Подопытные послушно прыгают с пристани. Плюс – получено вещество, являющееся своего рода прививкой против внушения. – В этом им, увы, невольно помогла ваша дочь. Шеф, я знаю, что Джессика – необычный ребенок и поэтому предлагаю вам позаботиться о её безопасности. Похитители не успели вывести все свои архивы и наработки. Очень может быть, что рецепт вашей так называемой прививки от внушения также утерян. А значит – девочка по-прежнему им нужна. – Что предлагаешь? – Есть три варианта. Первый – перевести Джессику в одну из элитных частных школ Европы. Она будет далеко как от IGH, так и от нас. Последнее нежелательно, поэтому перехожу ко второму варианту – домашнее обучение с минимумом проверенных и неболтливых преподавателей. Она всегда будет в поле зрения, вашем и охранников. Правда на неё это будет давить, но что поделаешь... Есть еще третий вариант… На самый крайний случай — объявить о смерти Джессики и незаметно вывезти её из США. – Увезти Джессику, – он сдавливает виски ладонями. – Я понимаю ваши чувства. – При чем здесь мои чувства! Надо понять, что именно нам грозит. – IGH, очевидно, задумала крупную игру. Для её успеха нужна полная конфиденциальность, а вы так несвоевременно вломились в их тайный филиал и практически раскрыли их тайные дела… – Ладно, посмотрим, как будут развиваться события. А пока поместите мою дочь под охрану в самой клинике. И, кстати, IGH была здесь. Томин только что прислал мне отчет по веществу в палате Малькольма. Это – одна из модификаций сыворотки покорности предназначенная для введения человека в состояние транса, при котором легче производить внушение. Черт, чем больше я думаю об этом, тем больше склонен согласиться с отъездом Джессики в Европу. – Мы попытаемся обеспечить ей надлежащую охрану. А пока… – Идите, Олдридж. У вас много работы. А мне пора поговорить с детективом Брауном. *** Надя встретила его улыбкой. Не той протокольно-официальной, ослепительно-лживой, адресованной каждому, кто проходит через двойные двери центрального входа клиники. Нет, это была теплая, чуть игривая улыбка – обещание нового свидания. Браун ответил. Тоже улыбкой, ибо в этот момент попал в руки помощника профессора Джейсона, караулившего свою жертву за колонной в холле. – Проходите-проходите, детектив. Вас уже ждут, – жизнерадостно объявил смешной человечек. Они как раз поднимались на второй этаж, когда сбоку раздались чьи-то крики и столь знакомый Брауну звук падающего тела. Оттолкнув растерявшегося помощника, детектив рывком распахнул дверь за которой кричали. На полу, у окна небольшой комнаты, без сознания лежала медсестра. Рядом валялась ваза из небьющегося стекла. На скомканной простыне небольшой кровати кровавыми пятнами алели вылетевшие из неё розы. Рядом, у рукомойника, стояла девушка. Босая, со всклокоченными волосами, в порванной у рукава рубахе и злыми, горящими глазами. – Я сделаю это… сделаю, – лихорадочный полушепот, дрожащие руки, открывающие кран. – Сделаю… сделаю. Миг – и девушка погружает лицо в воду, хлещущую за край раковины. Бросился к ней Браун не сразу. По правде сказать — он растерялся. Да и напоминала ему эта девочка кого-то. Кого, вспомнить не получалось. Только смотреть, как незнакомка, опередив его отчаянный бросок через всю комнату, упала на пол рядом с умывальником и разрыдалась. Потемневшие от воды волосы облепили лицо, худое, скуластое, хищное. – Не могу, - яростно била она ладонями об пол. - Я не могу! Что он сделал?! Что он со мной сделал?! – Простите нас за это зрелище, – знакомый спокойный голос за спиной пусть и заставил вздрогнуть, но зато ослабил напряжение. – Профессор Джейсон, – только и ответил Браун. – Подождите меня в кабинете, детектив. Рой вас проводит. – Это он, он! – завизжала девушка, повернув голову в сторону Джейсона. - Ты!.. Ты!.. Она задыхалась, пытаясь подняться. Тело не слушалось. Колени подгибались. Ногти царапали ни в чем не повинную стену. – Ты! – повторяла ненормальная, – заходясь от бессильной ярости. Профессор подошел к ней. Вплотную. Браун на его месте так бы не рисковал. В их участке бывали психи. Один из них выбил челюсть Симменсу. Но профессор не боялся. Присел рядом. Девушка подобралась, как кошка перед прыжком. «Она выцарапает ему глаза», – отстраненно подумал Браун, отмахиваясь от пытавшегося увести его Роя. – Марианна, – девушка поднимает глаза, безумные с расширенными неподвижными зрачками. Сжимает кулаки. – Успокойся, – тихо, едва слышно говорит Джейсон. - Все хорошо, все обязательно будет хорошо. Пауза. Девушка и врач смотрят друг на друга. Затем врач осторожно берет её за руку. Она всхлипывает. Раз, другой… и тут её словно прорывает. Слезы текут не переставая. Но это уже истерика, обыкновенная истерика. В палате, словно по мановению волшебной палочки, появляются две медсестры, приносят с собой запах медикаментов. Рой решительно выпихивает замешкавшегося детектива вон из палаты. *** – Мистер Браун, еще раз приношу свои извинения за то, что вам пришлось увидеть в стенах моей клиники, – объявляет профессор Джейсон, усаживаясь за стол в своем кабинете. – С пациенткой и медсестрой, что была без сознания, все в порядке? – Да. Небольшая ошибка медперсонала и больная получила свободу, к которой не была готова. Прошу ещё раз прощения за ошибки нашего интерна… – Жаль девушку. Что это с ней? – Я не могу сказать. Врачебная тайна. – Извините. Бестактный получился вопрос. – Ничего. Может, кофе или чай? Я, после такого потрясения, посоветовал бы вам чай. – Профессор, не забывайте, я — детектив и к потрясениям привычен. Но от чая все равно не откажусь. – Очень хорошо. Сейчас все принесут. И, на вашем месте, я не считал бы себя абсолютно непробиваемым. То, что вы видели сегодня, уверен, не встречается в вашей каждодневной практике и, даст бог, не встретится никогда. – Да, надеюсь. – Но вас привело ко мне дело. Я уже распорядился о чае и предлагаю перейти к обсуждению насущных вопросов. Мне кажется, что на Эндстрит творится что-то неладное. Может нам стоит посмотреть на дело несколько с иного ракурса. Начать можно с архивов всех странных исчезновений, суицидов и случаев неадекватного поведения вблизи этой улице. – У вас есть какие-то конкретные подозрения? – Когда имеешь дело с групповым суицидом, всегда подозреваешь что-то или кого-то. Секта, человек влияния, ненормальный маньяк с наклонностями гипнотизера… – Я понял, – кивнул Браун. – Это как-то связано с убийством вашего помощника? - Возможно. Я как раз поручил ему поработать с материалами дела, которое вы мне предоставили. Теперь чувствую свою вину и пытаюсь сделать для Гаррисона хоть что-то. Надеюсь, у вас появилась какая-нибудь информация о том, кто стрелял? – Увы, вынужден вас огорчить. – Ничего. Я и не ожидал немедленных результатов. Но, уверен, мы раскроем это дело, сколько бы времени это не заняло и каких бы средств не потребовало. Я не верю в идеальные преступления – а, значит, у убийц не будет ни единого шанса избежать наказания. Я прав, мистер Браун? – Абсолютно. Я достану все материалы по странным происшествиям в районе Эндстрит. Профессор кивает. – Я верю вам и в вас, молодой человек. Сказано коротко, по-деловому, искренне, подкупающе. Так, как никогда не сможет сказать ни один психопат. *** Брауну всегда нравился архив. Среди рядов картонных коробок и сотен папок он испытывал чувство, сродни тому, которое испытывает любитель старины в лавке старьевщика или на барахолке. Пять часов, украденных у сна, окупились пятнадцатью загадочными происшествиями рядом с Эндстрит, имевшими место в последние два года. Оно еще раз просмотрел материалы дел. Два убийства, семь похищений, шесть арестов людей в невменяемом состоянии. Хорошая подборка. Все дела нераскрыты. То недостаточно улик, то отсутствуют свидетели… Да, такие расследования не любят. Последнюю фразу он, похоже, говорит вслух. – Что, детектив, закончили? – отзывается из-за своего стола Марта, молодая энергичная женщина, из-за тяжелого характера, упрятанная начальством в архив. – Да, спасибо тебе. Немало нашлось интересного. – Тебе нужны всякие странные случаи, да? – Да. – Все что угодно? – В каком смысле «что угодно»? – Ну, просто я подумала, что, может, не все, что было странного на этой улице, попало в наш архив. Рекомендую поковыряться во всемирной паутине. – А что, это мысль! Спасибо, Марта. Что-то я совсем отупел за последние дни с этой чертовой министерской проверкой. - Пожалуйста, обращайся. Оправдываться не обязательно. *** Повезло буквально сразу. В первой же статье по запросу Эндстрит рассказывалось о скандале в известной семье Лэмиш. Внучка небезызвестного бизнесмена из-за своего легкомысленного поведения лишалась наследства и изгонялась из дому. Журналисты обнаружили её в Адской кухне. Адрес бывшей золотой девочки заставил Брауна крикнуть «Бинго!». Тот самый микрорайон, где проживали все одиннадцать самоубийц. А на запрос «фото Марианны Лэмиш» с сотен картинок улыбалась сумасшедшая из клиники Джейсона. – Патриция, – не сразу Браун вспомнил, что было около пяти часов утра. – Да, – без особого энтузиазма ответила разбуженная им радиоведущая. – Кажется, в деле профессора Джейсона у нас появилась первая зацепка.