Восемь лет спустя

– Ты мне ничего объяснить не желаешь? Дверь с шумом захлопывается за её спиной. Она осматривает комнату, в которой очутилась. Крохотное помещение, вмещающее только стол, стул и небольшой шкаф, забитый папками. Не похоже на больницу. – Где я? – На новом месте работы, Элен, – чуть не рычит в ответ Томас. – Что я буду делать? – Раньше об этом надо было думать! Желательно до того, как угробила Рокк. А, кстати, за что? – Я не хотела никого убивать… – Неужели? А Микки, охранника? Никак забыла свой первый побег из камеры? – Сбегать я тоже не хотела. Это не было частью плана. – Ах, да, план… Валяй давай, что это за план был у тебя с полковником. – Я должна была кое-что для него добыть. – Конкретнее, Джонс, конкретнее. – Я должна была вломиться в одну из лабораторий, вскрыть сейф, извлечь его содержимое и передать полковнику. В учиненном разгроме обвинили бы вырвавшуюся из клетки тварь. Думаю, уточнять кому она была бы обязана своим освобождением, нужды нет. – И что пошло не так? – Тварь сбежала и без моей помощи. Точнее, её вызволило прикосновение к сейфу. Странный уродец выполнял не только функцию подопытного кролика, но и охранял сейф, словно собака. Отбиваясь от этого существа, я потратила слишком много времени впустую. В итоге свет включили раньше, чем мы с Рокк успели поменяться местами... Одного я не понимаю, почему вы с Чёрным оказались в моей камере? – Все просто. Мы с Вилом как раз были в главном офисе тюремной охраны, когда накрылось электроснабжение. На время ЧП я руководил действиями охраны, Смит держал связь с ремонтниками. Когда все поломки были устранены и заработали камеры видеонаблюдения, он первым заметил у тебя на руке татуировку в виде какой-то надписи на латыни. Сказал, что миленькая. А я со всех ног помчался в тюремный отсек. – Как я понимаю, он от тебя не отставал. – К чему столько иронии в голосе? – А к чему интерес твоего друга к моей персоне. – Ты его в чем-то обвиняешь? – Просто любопытствую. Именно он подтолкнул тебя к тому, чтобы проверить кто такая Рокк. Томас, сложи наконец-то два и два! – Джессика, оставь нашего чёрного друга в покое. – Оставлю, но только когда буду убеждена, что он не навредит нашим с тобой планам. Помнится, ты заверял меня, что посвятишь во все его детали, когда придет время. Оно пришло. Ты не находишь? – Нахожу. Но не могу посвятить тебя во что-либо, просто потому что не доверяю. – Отправляйся в лабораторное крыло, посмотри на погром в лаборатории. И заодно выясни, что такого полковнику в ней понадобилось. Только у меня будет одна единственная просьба. Ты хотя бы в это не посвящай своего абсолютно черного дружка. – Почему ты его так не любишь? – На этот вопрос я уже отвечала. Да и сдается мне, что с его биографией ты знаком не хуже меня. – Прошлое не должно мешать нам строить будущее. Поверь мне, Джессика, я знаю, кто такой Вил Смит. Но я также знаю, что без него нам на данном этапе не обойтись. Так что все - закрыли пока тему. Есть смысл перейти к более насущным вопросам. Ты стоишь в одном из офисов больничного крыла. Через твои руки будет проходить множество документов, которые придется перенаправлять в бухгалтерию, отдел снабжения, отдел статистики и так далее. Ты - нечто вроде секретаря. Будешь готовить совещания, оформлять презентации, расставлять бутылочки с минералкой на столах… В общем, большой компетенции эта должность не требует. Думаю, справишься. С коллегами ты не была особенно дружна, так что и тут все должно пойти гладко. Парня, который помогал Рокк, помнишь? Он и еще болтливая толстуха составляли весь круг твоего общения. Теперь говори, где ты прятала смартфон, который я тебе дал. Надо забрать его из камеры, сама понимаешь... Заодно скину на него всю информацию о твоих коллегах. Готовься. Я пришлю кого-нибудь, кто более подробно расскажет о твоих новых обязанностях. Вечером посетишь со мной столовую, и я же проведу тебя в жилой блок. Не нужно, чтобы ты шаталась по всему комплексу зданий, как потерявшийся китайский турист в Нью-Йорке. – Не буду, – уверяет она Томаса и садится за стол. Томас кивает на прощание и уходит. Она остается одна в крохотной комнате, снимает заляпанный кровью халат. Шакборну легко будет объяснить причину ухода Элен Рокк. Не каждому врачу доводится убить собственного пациента. *** Она в который раз наклоняется перед проектором. Упрямая штуковина никак не хочет включаться, ну хоть убей. Джессика вытанцовывает перед ней на непривычных каблуках, в обтягивающей юбке-карандаше и чертовом белом халате никак не меньше получаса. С минуты на минуту в небольшой конференц-зал начнет стекаться народ. Она с тоской оглядывает ряды столов с водруженными на них стаканами и бутылками минералки. Как же это напоминает её первый опыт работы в офисе, куда её устроила Триш. Огромный зал, огороженные стеклом пеналы конференц-залов, где воротилы с Уолл-стрит вечно что-то обсуждали, а она таскала им подносы с кофе, фломастеры и кипы бумаг. Триш уверяла, что эта лучшая работа для не имеющей опыта девушки. Она не спорила. К ней неплохо относились. Да и платили там немало… К тому же еще и шеф иногда подкидывал кое-что, когда она делилась своими наблюдениями за его партнерами. Именно тогда Джессике и пришла в голову мысль, что детская мечта о работе Шерлоком Холмсом может таки принести неплохой доход. Главное обзавестись клиентурой и агентами. А самое главное – иметь смелость бросить все и пуститься в свободное плавание. Смелость-то у неё была, а вот всего остального... – Проблемы, мисс Рокк? – Да, – она улыбается. Обворожительно. Как в былые времена и согласно урокам Триш. Улыбается Чёрному человеку. – Вил Смит, – протягивает тот руку, косясь на дверь. Возле неё как раз стояли, о чем-то споря, первые посетители грядущего семинара. – Позвольте, – мутант кивает в сторону проектора. Она отходит в сторону. Смит дергает разъемы, нажимает пару раз на кнопку перезагрузки, затем садится за ноутбук. – У вас здесь не тот режим выбран, – объявляет он, когда Джессика уже почти составила вполне себе вежливое и убедительное объяснение, почему о течении крови в сосудах с какими-то там стенками её уважаемые коллеги узнают завтра. Улыбнувшись неожиданному помощнику, она поворачивается в сторону экрана, на котором уже во всю красуются чьи-то внутренности. – Ну, а вот и докладчик, – кивает Вил в сторону маленького пузатого типа, напялившего на нос-кнопку очки в массивной оправе. – Я бы хотел переговорить с вами, мисс Рокк. Вы не желаете прогуляться в столовую? Она кивает. Какие уж тут возражения. Хорошо хоть после вчерашней обзорной экскурсии Томаса в больничном крыле она чувствует себя как дома. Столовая в это время пустынна. Они берут кофе и круассаны. Затем устраиваются в углу. – Отлично держишься, – улыбается Черный человек. – Зачем ты подстроил все это? – Я обещал тебе свободу. – Я думала, что подобные обещания выполняются после достижения цели. – Правильно думала. Но для дела полезнее, чтобы ты болталась на свободе, а не сидела в камере. – И что я должна делать, болтаясь на свободе? – Собирать информацию, проходящую через больничное крыло и лаборатории, ему подчиненные. В твоем кабинете, в правом нижнем ящике стола найдешь карту памяти. На неё будешь сбрасывать всю информацию. Раз в неделю карту памяти будут менять, поэтому держи её все время в одном и том же месте. – Так это ты устроил меня на эту должность? – Да. – Ясно. Сделаю. – Очень хорошо. Вас ждет немало открытий, Джессика Джонс. Вил Смит улыбается и встает из-за стола. *** – Джессика, – её грубо ухватили за руку. Знал бы тот, кто хватал, чего ей стоило не врезать ему в ответ. Она оборачивается. Перед ней трое. Позади хлопает дверь. Выходит, что её окружили. – Полковник? – безмятежно улыбается она. – Мисс Джонс. Надо поговорить. *** – Мама, – Триш еще раз и уже более настойчиво стучит в дверь. Наконец-то слышатся торопливые шаги. – Извини, милая, что заставила ждать. Звонок на двери сломался. Обещали только к концу недели починить. Да ты проходи, проходи, девочка, не стой на пороге. Триш, опомнившись, шагает в комнату, где царит полумрак. Тяжелые шторы наполовину прикрывают окна, пряча за собой свинцово-серое зимнее небо. Тени заполонили гостиную, где большое овальное зеркало заменила картина, а знакомые с детства тяжелые серебряные подсвечники сменили странно смотрящиеся на каминной полке кубки, полученные Триш в её ненормальном детстве, стараниями матери, превращенном в бесконечный конкурс. – К чему все эти изменения? - спрашивает Триш, указывая на каминную полку и картину. - Ты ведь всегда так гордилась подсвечниками и зеркалом, купленным на каком-то аукционе в Лондоне. – А, – улыбается мать, фальшиво. На ней достаточно дорогое платье. На столе цветы. Свежие пышные розы, чей тонкий аромат уже успел наполнить всю комнату. – Решила обновить интерьер. Да ты присаживайся к столу. Сейчас мы будем кушать твой любимый пирог с мясом курицы и индюшки. *** – Ты кого-то ждешь? – Нет. – Тогда… – Просто устраиваю себе небольшой праздник в честь закрытия сделки, принесшей весьма солидный гонорар. – Я рада за тебя. Помочь накрыть на стол? – Нет-нет, милая, я сама. Мать исчезает на кухне, а Триш присаживается на диван и рассматривает комнату, утонувшую в полумраке зимнего дня. Знакомые и незнакомые предметы превращают её в место из сна, где все перепутано, перемешано, как в калейдоскопе… Странно, но возвращаясь в родной дом, она каждый раз ждет встречи с детством. Боится её, боится воспоминаний, а переступив порог не чувствует почти ничего. Грусть, разве что. Странно… Ведь было и хорошее. Она и Джессика, сидящие на диване, шушукающиеся, обсуждающие очередной детектив, замышляющие очередную каверзу… – Триш, милая, вот и твое любимое блюдо. Она подходит к столу, занимает свое место, поднимает глаза и видит улыбку матери. Странную. Раньше она так не улыбалась. – Ешь, – кивает та. Триш отрезает кусочек пирога, не сводя с матери глаз. Корочка приятно хрустит, а запах кружит голову. Несколько минут они обедают в молчании. Затем мать откладывает столовые приборы в сторону. – Как дела на работе? Триш вновь слышит знакомые суховатые деловые нотки в её голосе - и все становится на свои места. Мир не рушится, апокалипсис еще не наступает на пятки, мама по-прежнему собрана и помешана на карьере, её, чужой, любой, что обещает доход. – Все хорошо, – отвечает она. Спокойно и по-деловому. Обида и злость остались в прошлом, с пятнадцатилетней девочкой, мечтавшей об идеальной семье. – Ты ездила в Нью-Йорк… – И вернулась, чтобы поговорить с тобой. – Хорошо, – мать устало откидывается на спинку стула. В полумраке комнаты её лица почти не различить. – Но сначала, я бы хотела узнать, как твой шеф отреагировал на внезапную отлучку своей радиоведущей? – Нормально. Дал задание взять интервью у одного профессора, как раз прибывшего в Вашингтон с курсом лекций. – Слава богу, что все обошлось. Но больше таких выходок себе не позволяй. Ты не должна лишится работы в одной из самых популярных студий из-за личных мотивов. Патриция, ты можешь больше. Ты должна стать самой высокооплачиваемой ведущей в этой стране. У тебя такой потенциал, а ты… – мать на секунду берёт паузу, – ты тратишь себя и свое время черт знает на что. Гонишься за призраками, ввязываешься в сомнительные авантюры, водишь знакомство со странными личностями. А жизнь идет Триш, идет мимо тебя. Шансы, возможности, люди, успех, слава… Ты упускаешь так много, Триш… А времени, чтобы все исправить у тебя почти нет… – Мам, давай ближе к делу. Что ты скрываешь от меня? – Я не скрываю, просто у меня есть все основания полагать, что твоя сестричка Джессика в очередной раз куда-то вляпалась. И я очень, очень боюсь, что если ты начнешь копаться в её жизни, то и сама погрязнешь в чужих авантюрах. Я просто забочусь о благополучии своей дочери. Триш морщится. – А ты можешь уточнить, что за авантюры? И что это за основания? – Она с мужем перешла дорогу очень серьезным людям. После этого оба исчезли. Не стоит тебе ввязываться в это, Патриция. Могут добраться и до тебя. И не улыбайся так. Подумай лучше о том, что копаясь в делах восьмилетней давности ты можешь привести к Джессике и её семье убийц. – Джесс мертва, мам. Как и её семья. – Вот оно как… – мать проводит рукой по лбу. – Ты не знала? – напрямик спрашивает Триш. – Догадывалась, – тихо отвечает мать. – Но тогда к чему все твои поиски? Триш медлила с ответом. Сказать или не сказать про Килгрейва? – Все очень и очень плохо, – наконец выдавила она из себя. – Что именно плохо? – насторожилась мать. – Ты не думала, что у нас с Джессикой могут быть общие враги? – Патриция… – мать побледнела как полотно. – Это… Она не договорила, поднялась и подошла к окну. Триш показалось, что за спиной раздались чьи-то крадущиеся шаги. Она резко обернулась и тут же послышался звон разбитого стекла… *** – Профессор Джейсон, спасибо, что согласились прийти. – Вы наконец-то напали на след убийц Грейсона? – Увы, но порадовать вас, боюсь, не получится. – А я, право, надеялся, что вы меня порадуете. – Простите, разочаровал. Но вполне возможно, что с вашей помощью нам удастся напасть на след убийцы. Взгляните-ка на вот эти дела. Увы, вынести материалы за территорию участка невозможно. И вы должны сами прекрасно понимать отчего и почему. Браун подтолкнул стопку папок к Джейсону. Тот взял одну из них, не сводя с детектива изучающего взгляда. – Дело № 17154 об убийстве, – вслух прочел профессор. – Жертва – Эмилия Рот – задушена в темном переулке проводом. Как неизящно... Что же тут еще? Исчезновение ребенка в соседнем переулке. На месте обнаружена кровь. И где у нас тут отчет экспертов и анализ ДНК? Что?! Нет ни того, ни другого? Слишком дорогое удовольствие для бездомного? Боялись, что налогоплательщики не одобрят столь нецелесообразную трату средств? О времена, о нравы! А дальше что? Убит довольно-таки крупный мужчина, судя по фотографии. Забит до смерти. Интересно-то как… Тоже бездомный. Ну а тут что? Задержаны два подростка в невменяемом состоянии. Заключение медиков — передозировка неизвестного вещества. И никого, ясное дело, неизвестное вещество не заинтересовало. Ну что вы, такая банальность. Что тут может быть интересного. Вот так ваше ведомство и про… прохлопывает появление новых видов наркотиков. Закрывает на все глаза, прикрываясь фразой «передозировка неизвестного вещества»... И это первые пять дел. У меня сегодня довольно плотный график. Что в остальных десяти — не подскажете? – Нет. Джейсон притворно вздыхает и уже молча просматривает содержимое папок. – И? – спрашивает он спустя полчаса, откидываясь на спинку стула. – Что скажете? – вопросом на вопрос отвечает Браун. – В этих делах есть нечто общее. – Безусловно. Отсутствие какой-либо закономерности. – Вы так полагаете? А район… – Не самый благополучный в этом городе. Мы можем выбрать любой другой, из тех, что ближе к окраине — результат будет тот же. Убийства, накачанные наркотой подростки, похищения, исчезновение бездомных и так далее. Но, кажется, я нашел след… – Любопытно… – Посмотрите в этой папке. – Дела за 2015 год… – То, что нам надо, профессор. Браун, затаив дыхание, наблюдал, как Джейсон открывает папку и смотрит на фотографию окровавленной девушки с ножкой бокала в руке. Рядом, над барной стойкой, болтались петли. *** – Так в чем же дело, полковник? К чему все это? Джессика обводит глазами небольшую комнату в больничном крыле. – Мисс Рокк, мы вынуждены прибегнуть к определенным мерам по обеспечению конфиденциальности. – Конфиденциальности? – она косо улыбается. – Новое название для старого как мир понятия. – Вот эта игрушка, – полковник на вытянутой ладони демонстрирует небольшой, размером с муравья, цилиндр, – датчик слежения с сюрпризиком. Сюрпризик заключается в том, что если ты, мисс Рокк, покинешь территорию корпорации – то сразу же умрешь. – Какая прелесть. И мне кажется, что этого не было в моем контракте. – Боюсь, мисс Рокк, вы невнимательно его читали. – Боюсь мне придется согласится с вами, господин полковник. Джессика еще раз обводит глазами комнату, подмечая кто где стоит. Ребят полковник подобрал грамотных. Все входы и выходы были перекрыты. А впрочем сбегать она не собиралась. Пока. – На какой срок принимаются эти меры? – сухо поинтересовалась она. – Выполните свою миссию, и я лично прослежу, чтобы данное устройство было удалено из вашего тела. – Вы параноик, господин полковник. Но контракт – есть контракт. Мне стоит прилечь? – кивает в сторону койки. – Можете просто сесть, – подает голос один из людей полковника, невысокий одетый в военное человечек. – Это почти безболезненно и очень быстро. Она садится на больничную койку и убирает по совету коротышки волосы. Ощутимый удар в основание шеи – и вот она уже на поводке у полковника. Что ж, могло быть и хуже. Могло быть, как с настоящей Элен Рокк. *** Триш и сама не поняла, как оказалась на ногах с ножом в руке. Прямо на неё смотрел пес. Старый, наполовину облезлый, с порванным ухом. Игра в гляделки продолжалась не более секунды. Животное бросилось к окну, где среди осколков вазы на полу лежала мать. Патриция опустилась рядом с нею на колени и нерешительно, словно чего-то опасаясь коснулась шеи. Затем облегченно выдохнула, почувствовав, как бьется под пальцами артерия. Перенести мать на диван удалось не сразу. Жаль, что рядом не было Джесс. Бесчувственное тело было слишком тяжелым, шелк платья выскальзывал из рук, дорогу преграждал то стул, то журнальный столик. Тоскливо выл пес. Отчаянно ругалась Триш. Когда мать наконец-то была уложена на диван и укрыта пледом Патриция дрожащими руками стала набирать номер скорой. – Не стоит. Она вздрогнула. Голос был слабым и чужим, совсем не похожим на властный голос её родительницы. – Не надо, милая, – повторила мать. – Со мной все в порядке, просто надо немного полежать. – Почему ты убрала зеркало? - снова спросила Триш. – Патриция… – Почему. Ты. Убрала. Это. Чёртово. Зеркало?! Триш подошла к выключателю. Свет залил гостиную. В его потоках женщина на диване казалась такой маленькой, уставшей, больной. – Я… мне немного осталось, – ответила на невысказанный вопрос мать. – У меня онкология, дочь. Четвёртая степень. Неоперабельная. Слишком поздно спохватилась. Триш смотрит в окно. – Я не хочу видеть себя в парике и с кучей косметики на лице. Не хочу… Знаешь, Триш, я теперь стала другой. Поняла, что делала не так. Поняла в чем ошибалась… и это больно. Но вместе с тем мне стало спокойнее. Я стала увереннее, мудрее… Мне так хочется, чтобы ты меня простила, Триш… и чтобы ты стала счастливой. Я ради этого… Я все сделаю, поверь… Её глаза наполнились слезами, голос задрожал. Не этой женщины она всю жизнь боялась, не эту женщину она так ненавидела. Триш опустилась на колени рядом с матерью. – Расскажи мне о Джесс… Мать взяла Триш за руку, сжав пальцы. – Джессика с мужем объявила войну IGH’овцам. Помнишь, восемь лет назад я показывала тебе письма из этой корпорации? – Да, они интересовались сестрой. – А Джесс интересовалась ими. «Дело синих». Может знаешь?.. – Я в курсе. – Так вот. Это все из-за него. – Как ты вообще узнала про это дело? – Я была на свадьбе Джессики – Ты?! Но почему... – Почему ничего не сказала тебе? Потому что боялась. Патриция, я расскажу тебе все, но пообещай после этого раз и навсегда прекратить свое расследование. – Мам, дело уже не в Джессике. Моей жизни угрожают. – Кто? IGH? Только, не говори, что пошла против корпорации. Они уничтожат тебя, девочка, как уничтожили Джессику. – Мам, мне нужна информация. – Триш, кто желает твоей смерти? – Это долгая история… – Это не IGH, – то ли констатировала, то ли спросила мать, заглянув в глаза. – Я не знаю, – ответила Триш. Мать сильнее сжала её руку. – В прошлый раз я сказала тебе, что видела Джессику в парке в Вашингтоне. Я видела её и до этого. Был вечер. Мы осматривали будущее место съемок одной политической драмы, живописный уголок на окраине города. В работе нам весьма мешала свадьба, гремящая поблизости. Знаешь, все эти белые шатры, гирлянды цветов, шарики, увитая лилиями арка, ди-джей, стайка детей… Было жарко, мы были усталые, голодные, злые. Несколько наших, из съемочной бригады, отвечающих за локации, разбрелись с фотоаппаратами, а я присела на скамейку и стала следить глазами за свадьбой. Солнце садилось, косые лучи били прямо в лицо, не давая как следует разглядеть невесту. То видно было белое облегающее платье на стройной фигурке, то фата, контрастирующая с черными завитыми волосами, то букет роз в руках, - и не разу лица невесты. Ведомая любопытством я подошла ближе, а затем и вовсе шагнула в тень шатра. Пристроившись за спинами гостей, я привстала на цыпочки… да так и замерла. Джесс, понимаешь, нормально накрашенная, с маникюром, прической, милой улыбкой, цветочками на фате и в руках. Наша Джесс! Триш, я глазам не верила. А тут и она, оглядывая гостей, наткнулась на меня взглядом. И тоже замерла. Но быстро, однако, взяла себя в руки и продолжила как ни в чем не бывало с гостями трепаться. Я думала уже ускользнуть потихоньку, да меня окружили празднующие — подошло время для поцелуя жениха и невесты. Пришлось любоваться, как наша босячка чуть ли не с видом Белоснежки или Золушки целует своего принца. Затем толпа увлекла меня в центр шатра. В общем выбраться я смогла только минут через пять – и тут же наскочила на невесту. – Миссис Уолкер. – Джесси, - улыбнулась я. - Если б знала, принесла подарок. Я рада, поверь. Она не поверила, но сделала вид. Замужество определенно шло ей на пользу. Девчонка стала сдержанней в проявлении эмоций. – А как дела у Патриции? – Хорошо. А разве, – я многозначительно обвела толпу гостей глазами. – Нет. Я её не приглашала. Все вышло несколько неожиданно. Но я думаю в скором времени пригласить Триш в свой новый дом. Однако у меня будет к вам просьба… Не говорите ей ничего. Хотелось бы устроить сюрприз. Что-то в тоне твоей сестры заставило меня насторожиться. – А почему… Договорить мне не дали - рядом с Джессикой объявился жених. – Леонид, – улыбка Джессики потеплела и сделала её почти красивой. – Это моя мачеха, миссис Уолкер. – Очень приятно. Я сразу поняла у кого Джессика научилась улыбаться. Этот рыжеватый шатен был очень даже ничего. Интересный мужчина. И костюм серый ему удивительно шел. – Мисс Уолкер, присоединяйтесь к нам, – предложил он, пожимая мне руку. Я покосилась на Джессику, улыбка которой застыла, и согласилась. Молодые проводили меня в шатер. Я присела за один из столов в компанию к двум девушкам. Они оказались сослуживицами жениха и работали в ФБР. Мне удалось вытянуть у них всю историю знакомства Леонида с Джессикой. Затем пришло время танцев. Моих собеседниц быстро утащили на танцпол. Я тоже недолго сидела одна. Ко мне подошел представительного вида мужчина лет пятидесяти, пригласил на вальс. Мы танцевали. Он оказался прекрасным партнером и собеседником не хуже. Мы немало шутили, смеялись, а когда были у бара и смотрели за танцем Джессики и Леонида, он вдруг сказал: – У ребят нет будущего. Нельзя переходить дорогу крупным шишкам. Признаться, мы тогда уже порядком выпили. – Простите, – переспросила я. – Ну, ваша приемная дочь серьезным людям дорогу перешла. Они и свадьбу организовали только неделю назад, когда окончательно стало ясно, что Шакборна осудят. Но, помяните мое слово, эта сволочь о себе еще заявит. Дай бог молодым пережить их врагов. Слушайте, – он наклонился ко мне вплотную и заглянул в глаза, – держитесь от семьи вашей приемной дочери подальше. Ударят по ним - зацепят и вас. Да, скорее всего, так и будет. – И ты ничего не сказала мне, – Триш откинулась на спинку стула, выпустив руку матери. – Патриция, ты не слышала меня. Друг жениха Джессики прямо сказал мне, чтобы я держалась подальше от твоей сестренки. И я держалась. Особенно, когда газеты почитала. Со страхом ждала, когда она пригласит тебя к себе. Все время думала, как бы этому помешать. Скажи я тебе прямо, что с Джессикой лучше не связываться - ты бы к ней в Вашингтон в тот же день усвистала. А помешать ей выйти на тебя я никак не могла. Не перерезать же все телефонные кабеля и не рубить вышки сотовой связи. Но время шло. Ты выступала в эфире. О IGH вообще мало что было слышно. Так что я худо-бедно успокоилась на этот счет. – Но все-таки спросила меня в первую же нашу встречу, не виделась ли я с Джессикой. – Да, хотела проверить. Вышло не очень. – Да, не очень. – Кто же угрожает тебе, Триш? Скажи, может, я смогу помочь. – Нет, мам. Не сможешь. – Ну, не надо так категорично. У меня все-таки есть связи… – Они тут не помогут. Прости, я не могу говорить. – Не можешь или не хочешь? – Мам, оставим этот разговор. Скажи лучше, как я могу помочь тебе? – Никак. У меня рак. Триш сама не знала, почему встала и прошлась по комнате. – Это точно? – Да. – И ничего сделать нельзя? Мать покачала головой. – И все эти платья, дорогое вино, смена интерьера… – Да, поэтому. Я становлюсь другой, Триш. Совсем другой. Ну, не стой так. Садись. Садись рядом. Знаешь, кое-что ты можешь сделать. Переезжай ко мне. И насовсем. Мать смотрела на неё. Мать видела, её выражение лица. Жить здесь, в этом доме. Она сбегала отсюда, проклиная все на свете, озлобленная, ни во что не верящая, шестнадцатилетняя девчонка. Сбегала вместе с сестрой. Клялась, что не переступит этого порога. Клялась, что прошлое навсегда осталось позади. Осталось ли? – Патриция? – Я подумаю, мам. Я сейчас не лучший квартирант. Она ушла через полчаса, которые они с матерью проговорили о пустяках. Она помогла ей добраться до спальни, убрала со стола и, постояв на пороге, ушла, не зная вернется ли сюда когда-нибудь. *** – Любопытная фотография. – Какая? – спрашивает Браун. – Да вот эта, с петлями. – И что в ней такого любопытного? – Некая…постановочность. Словно декорация к спектаклю. – Самоубийцы любят определенную «изящность». – Смотря какие. Я много могу рассказать вам о суицидниках. Женщины, например, предпочитают «чистые» самоубийства. Без крови и мозгов, разбрызганных по стенке. Внутренний голос нашептывает, что так надо меньше убирать. Ну, не любит слабый пол неопрятность, во всем стремясь к эстетичности. – Это шутка? – В каждой шутке есть доля шутки. Вижу что вам, детектив, не по нраву наш профессиональный юмор. Впрочем, упомянул я женщин-самоубийц не просто так. Почему эта прелестная девушка убила себя столь неизящно и некрасиво, когда есть такие удобные петли под потолком? Не задавались этим вопросом? А, детектив? По-моему, у нас тут убийство. – Девушка сама воткнула себе ножку бокала в горло. Это абсолютно точно. А на петлях нашли потожировые частицы. – Потожировые нашли, а тела? Да и кому принадлежали эти следы? Может, рабочему на фабрике, продавцу канатов или покупателю? – ДНК принадлежит разным людям. – Что опять-таки ничего не доказывает. – Это доказывает, что вешали веревки разные люди. – Или один, но в перчатках. А остальные работают на фабрике по изготовлению этих веревок. Послушайте меня, детектив. Я понимаю, что вы хотите соединить эти мнимые самоубийства с самоубийством на пристани. Но, бога ради, я не вижу связи… И что самое главное – не вижу тел и мотива. Кто повесился, скажите мне? В деле упомянута только одна жертва, а другие? – Может быть на тот момент у преступника не была отработана до конца техника подчинения жертв? – Может быть. Вы хотите, чтобы я занялся этим делом? – Вам же оно не нравится?.. – Не нравится, потому что я считаю этот путь тупиковым. Мне нужен убийца моего человека, и он обошелся без декоративных петель над барной стойкой. Мне нужен убийца, оставляющий неизвестное вещество на местах преступлений, наверняка являющееся чем-то достаточно неприятным. Вполне возможно, что и новым видом наркотика. Я считаю, что надо проверять заброшенные склады и фабрики. Надо просматривать закупки определенных реагентов. Вот примерный список. Это ниточка, детектив. Но она приведет вас к убийце, гарантирую. Ищите, а я пока займусь разговорами со странными свидетелями суицида девушки. У меня с ними больше шансов договориться, нежели у вас. Сейчас открывается неделя благотворительности. Я даю консультации в парке Нью-Йорка. Заодно могу наведаться и к тем, на глазах которых кто-то покончил жизнь самоубийством. Это будет выглядеть естественно. Может, они и разоткровенничаются со мной. Это даже скорее произойдет среди деревьев и цветочков, нежели в четырех стенах участка. – Возможно. Давайте ваш список. Не обещаю, что смогу что-нибудь разведать, на некоторые мои действия потребуются… определённые разрешения сверху. – Они у вас будут, если надо. – Когда? – Завтра-послезавтра. И еще одна наводка, детектив. Присмотритесь к заброшенным складским и фабричным помещениям на Энд-стрит. Сдается мне, там может быть много интересного. – Посмотрим. Профессор ушел, но Браун еще долго смотрел на захлопнувшуюся за ним дверь. Ему не хотелось верить в виновность этого человека. Очень не хотелось.