Восемь лет спустя

– И долго мы будем тут сидеть? – Терпение, Шакборн, только терпение. Не так уж здесь и плохо. – Ну, это кому как. Я, например, не привык сидеть, согнувшись в три погибели на голом полу в помещении, имеющем явные проблемы с вентиляцией. – Да? – Джессика передернула плечами. – Знаешь, Томас, я, в бытность частным сыщиком, однажды пряталась в прачечной, в одной из машин. И не жаловалась на жизнь. – Что серьезно? Прямо в одной из этих страшненьких пропахших химией стиралок? – Ага. Потом какой-то умник включил мою стиральную машину. Ну и мне, конечно, пришлось испытать все прелести жизни космонавта. – Твой пример, безусловно, вдохновляющий, но поясницу от этого меньше не ломит. – Слушай, Шакборн, кончай ныть. Ты сам предложил именно такую систему наблюдения. – Я ничего не предлагал. Выбирала ты. – Ну да. Выбирала. Из одного пункта. Всего один свободный набор приборов дистанционного наблюдения с помощью микродроида, в которого даже приличный накопитель не вмещается. – Вмещается, но не работает. А после чертовой инвентаризации списать некоторые необходимые радиодетали стало весьма не просто. Пришлось импровизировать. К тому же ты уверяла, что дело не затянется. – Я не уверяла, а предполагала. Полковник не любит долгих разговоров. Максимум двадцать минут. А двадцать минут на корточках любой дистрофик выдержит. – Хороший, однако, это должен быть дистрофик. Впрочем, не буду спорить с почти медицинским работником. Лучше напомню, что уже прошло полтора часа. – Кто же мог знать, что полковник Шон опоздает. Наверняка это впервые за всю его сознательную жизнь. – Лично меня это заставляет нервничать. – Как и тех двоих в лаборатории. Они уже второй раз подходят к часам, проверяют, все ли с ними в порядке. – Забавные типы, эти самые светлые головы в лабораторном комплексе… Слушай, а в том письме, что я взломал по твоей наводке, больше ничего не было сказано? – Ты уже задавал этот вопрос. Отвечаю в последний раз. Там был указан номер лаборатории, дата и время встречи. Все. Ни слова больше. – А узнала ты про это письмо… – … когда ты столь любезно взломал отчет, пересылаемый из этой лаборатории в архив. Там мы узнали, что твой дядечка решил продолжить дело своего предшественника и стряхнул пыль со старых папок дела синих. Кстати, какого цвета дрянь яйцеголовые наваяли в этот раз? – Думаю, такого же. Судя по составу, вполне возможно даже и полупрозрачное вещество. – Почему это исследование вообще отправили в архив? – Потому что донор крови, которая была необходима для создания вакцины, исчез. – Помер он, что ли? – Очень может быть. В любом случае без его крови вакцину не закончат. А значит время у нас еще есть. Главное держать контроль над ситуацией. Весьма интересной ситуацией, надо отметить. С одной стороны, теперь мы вплотную подобрались к нашей цели. Не нужно никаких интриг. Достаточно подменить вакцины - и всё. Корпорация наша. А затем, на основе собранных улик, одной из которых является твоя смска и твои находки в пересылаемых файлах, мы выразим моему дядюшке вотум недоверия. Даже искать компромат на каждого в совете директоров не придется. Но с другой стороны… Если мы оплошаем – то навек станем его летучими обезьянами. – Так не оплошай. И заткнись. Кажется, кто-то идет. Слышишь? Джессика легла на пол и заглянула в щель под дверью. По коридору шли двое. Дорогие туфли, металлический наконечник трости. Спутник Шона хромал. – Проходите, мистер Ред. – Благодарю вас, полковник. Томас толкнул её в бок. – Держи наушник, Джессика. И мысленно запасайся попкорном. Шоу начинается. *** – Это наши доктора: Эрвин, Паола и Захария. Спутник Шона неторопливо пожимает протянутые руки. – Их успехи поразят ваше воображение. – Надеюсь, – вяло откликается хромой. – Господа, – обращается уже к ученым полковник. Господа тут же начинают суетиться. На свет появляются папки. В папках шуршат листы. На носы водружаются очки. – На данный момент получены следующие результаты, – говорит Захария. – Продолжительность действия препарата увеличена до одиннадцати дней, по сравнению с четырьмя часами в предыдущей версии. Устранены все возможные аллергические реакции. Препарат подходит абсолютно всем категориям населения. Более того, для достижения результата нужна гораздо меньшая концентрация вещества... – Это все, конечно же, приятно слышать, – перебивает Ред, – но что с вакциной? Ученые смолкают и, как один, поворачиваются в сторону полковника. – Возникли временные затруднения, но вам не о чем беспокоиться. Мы вскорости устраним все препятствия. – Очень надеюсь на это. У вас не так уж и много времени в запасе. Максимум месяц. Я навещу вас через неделю. – Как вам будет угодно, – кивает полковник и открывает перед гостем дверь. *** Томас хлопнул крышкой ноутбука, прислушался к удаляющимся шагам. – Почему именно месяц? Джессика передернула плечами: – Каприз клиента – закон для продавца. – Это не просто каприз. Что-то должно случиться через месяц. – Не все ли равно зачем этот колченогий подгоняет нашего полковника? – Нет, не все равно. Я вообще не понимаю при чем здесь полковник, и почему он выполняет роль специалиста по работе с клиентами. Что-то тут явно не так. Надо копать дальше. – Копай. *** – Джессика, рад видеть. – Что надо, Вил? – И снова ты грубишь. – Постоянство разве не отличная черта? – Зависит от обстоятельств. Как дела у Томаса? – Отлично, насколько я могу судить. – А у полковника Шона? – Иногда ты меня пугаешь своими вопросами. Как дела у Люка Кейджа? - Отвратительно, но ты не ответила на мой вопрос. – Мы уже давно не общались, я и полковник. Правда, я слышала, Томас хочет уступить ему свое первенство в охране тюрьмы. – Я тоже об этом слышал. – Замечательно. Что там с Люком? – Еле ноги унес. Подрезали его малость. И загипнотизировали. Правда, не до конца. – Что думаешь делать? – Тебя просить, о совете. – Не знаю, – Джессика, наконец, перестает печатать и переводит взгляд с монитора на собеседника. – Люк очень сильный. Сильнее меня. – Но ведь Килгрейва сумела победить именно ты, а не он. – Да. Верно. Победила. Не убила, как надеялась. – Убьешь. Не все сразу. Сначала полюбуешься, как мы его выпотрошим чисто из медицинского интереса, а оставшееся… тело поступит в твое полное распоряжение. Все равно он уже будет не жилец. – Приятно звучит. Но вот как это осуществить? – У нас есть максимум неделя на новый план. Думай, какие еще полезные знакомства можно задействовать. *** – Добрый день, агент Сандерс. – Профессор Джейсон, рад встречи! А это у нас кто? – Моя дочь. Джессика, – отец кладет руку ей на плечо. – Джессике очень понравилась ваша речь в конгрессе, посвященная проблемам образования. – Правда? – агент улыбается и присаживается на корточки. У него неприятное лицо, но добрые глаза, в уголках которых словно лучики — тонкие морщинки. И улыбка по-настоящему теплая, пусть и грустная. Странный он, этот агент ФБР. Не похожий на других. – Ты со всем согласна? – Э-э… – Ясно, есть что-то, с чем мисс Джейсон не согласна. Вы меня заинтриговали юная леди, – агент улыбается еще шире. Она поднимает глаза на отца. Тот тоже улыбается – значит все в порядке. Значит можно улыбнуться самой. – Идемте, – продолжает агент и указывает в сторону машины, замершей в нескольких метрах от трапа самолета. - Катрин как раз сообщила, что ужин готов. Надеюсь, вы не против запеченного по семейному рецепту кролика? – Не против, – подтвердил отец. – Как дела у Катрин? – Она у меня уже месяц как профессор. – О, значит защита диссертации прошла успешно? – Аплодировали стоя. – Замечательно. Машина рванула с места и умчала их в лабиринт улиц показавшегося Джессике серым города. Он кончился внезапно, словно оборвался, словно споткнулся о невидимую преграду – и потянулся пригород, спокойный, сонный, застроенный похожими друг на дружку домами, засаженный газонами, обросший низенькими заборчиками. У одного из них они остановились. На пороге приземистого кирпичного дома уже ждали. Улыбающаяся женщина, жена агента Сандерса, приобняла Джесс за плечи и повела её в гостиную, все стены которой были завешаны фотографиями. – Работы Катрин, – похвалился Сандерс. – Конкретно вот эта заняла первое место на конкурсе молодых фотохудожников в Нью-Йорке. Так началась карьера миссис Сандерс. Продолжилась она победой в конкурсе пейзажной фотографии в Амстердаме. Затем были Париж, Рим, Берлин… Сандерс рассказывал об успехах жены воодушевленно. Сама Катрин при этом алела румянцем и неловко отшучивалась. Джессика жадно вглядывалась в пейзажи стран и городов. Миссис Сандерс умела подчеркнуть самое важное, из сотен мгновений выхватить нужное и заставить застыть его на бумаге. Навсегда. Лица, смех, слезы, улыбки, восход солнца и закат дня. Обычные вещи выглядели по-другому, обнаженными перед объективом камеры. И это было волшебно. Совсем не похоже на то, что можно было найти в интернете. Но расспросить миссис Сандерс обо всех этих чудесных работах удалось только после ужина, когда отец и мистер Сандерс отправились в кабинет, а Джессика вызвалась помогать хозяйке дома. Убрав со стола посуду, они затем вдвоем расположились на диване, в окружении коробки конфет и вазы с фруктами. Миссис Сандерс вручила Джессике огромную кружку какао, над которой клубился султан ароматного пара. Вдыхая его и отпевая по чуть-чуть, Джесс слушала о чужих странах, запутанных узеньких улочках, пряных ветрах, огромном солнце, утопающем в океане на закате, белоснежных песках и людях, множестве людей, улыбающихся или грустящих с десятков оживших фотографий. Истории – вот что запечатлевала на снимках миссис Сандерс. Подстерегала нужное мгновение, ловила нужный взгляд — и заключала его в бумагу, в строгие границы тонкой рамки. Джессика попросила рассказать о том, как делать такие снимки. Миссис Сандерс рассмеялась и принесла фотоаппарат. Она рассказала о выдержке и экспозиции, об объективах и фильтрах, но в конце лукаво улыбнувшись, заметила, что главный секрет не в них, а, - и не закончив фразы дотронулась до лба Джессики, бережно держащей в руках тяжелый Никон. *** – Разбивай, – указал Сандерс на пирамиду бильярдных шаров. Он обошел бильярдный стол. Прицелился. Ударил. – Везет, – заметил облокотившийся о кий фэбээровец. – Хоть в чем-то. – Ну-ну, не скромничай. Герой интернета и вечерних новостей, спаситель заблудших душ… – На Джессику напали. Вчера. Пока меня не было. Спасибо Мерседес, дочь осталась жива. Убийца не ожидал такого сопротивления от хрупкой пожилой женщины. Она достала его ножом по горлу. Он ретировался, оставив после себя коридор, залитый кровью. Джессика шла по нему, чтобы убежать из квартиры. – Мысли, кто это был, у тебя есть? – Да, я сразу опознал его по описанию Мерседес. – Он арестован? – Я ничего не говорил полиции. – Почему? – О, нападавший был всего лишь наемником. – Ищешь, кто его нанял? Думаешь, киллер сам приведет тебя к нанимателю? – Я знаю, кто наниматель. – Он как-то связан с правящими кругами или бизнес-элитой? – С чего такое предположение? – Ты явно не доверяешь полиции. Но, похоже, доверяешь ФБР. – Я доверяю тебе, Сандерс. – Тогда хватит ходить вокруг да около: кто угрожает твоей дочери и тебе? – IGH. – Та-ак. Это уже интересно. Выкладывай, что у тебя есть. – За этим я и пришел. Только, Сандерс, участие в моих делах может дорого тебе обойтись. – Заботишься? Приятно, но с чего это ты стал таким сентиментальным? – Я изменился. – Мистер Килгрейв, вы меня пугаете. Сейчас даже больше, чем тогда. – Не знал, что пугал тебя Сандерс. Скорее вызывал чувство любопытства. Как и другие подопытные. – Ты не был подопытным. – Поэтому ты и остался жив, а другие врачи – нет. – Мило. – Как есть. Видишь, со своим терапевтом я по-прежнему предельно честен. – Надеюсь. Честность в первую очередь нужна тебе самому. Будь честен со своими внутренними демонами, и они не смогут тобой управлять. – Да-да, признайся себе в своих слабостях, не маскируй их, не ищи оправданий. Перебери себя. Убери все лишнее. Разложи себя по полочкам – и будет тебе счастье. – Разве я не прав? – Прав. Не был бы прав, я бы не рассказывал тебе так много тогда, восемь лет назад. – Можешь верить или не верить, но от некоторых твоих тайн до сих пор плохо сплю ночами. Все жду, когда за нами с Катрин придут. – Тогда не ввязывайся в мою войну. То, что было восемь лет назад, — цветочки, забавы неразумных детишек. То, что я устрою сейчас… Это война. Помоги с информацией, если получится анонимно докопаться до неё, и выходи из игры, пока еще не началось основное действо. – Страшно, аж жуть. Но ты кое чего не знаешь, Джейсон. Уничтожить IGH’овскую гидру – моя давняя заветная мечта. – Какие, однако, скромные желания у некоторых начальников подразделений ФБР. – Когда-то я говорил тебе, Джейсон, мечта должна быть масштабной, но путь к ней должен быть разбит на маленькие шажки. – И сколько тебе еще осталось шажков до вожделенной цели? – Ты мне скажи. – Скажу. Только сначала объясни, откуда у профессора Сандерса, ведущего специалиста в области когнитивной психологии, заведующего кафедрой в Бостонском университете, бывшего заведующего отделением в больнице святого Марка, нынешнего заведующего одним из отделов ФБР появился такой любопытный враг. – О, без проблем. Только это может поколебать твою светлую веру в меня, как идеального врача. – Ну, она уже многое перенесла. Так просто не помрет. Говори. – Все дело в моем друге. Его звали Леонид Фрам. Раз у тебя тоже трения с корпоратами, то о деле синих ты наверняка помнишь, а значит пересказывать тебе страшную историю о серии похищений людей, имевших место восемь лет назад – лишняя трата времени. – Так и есть. – Тогда перейду сразу к делу. Моя семья и семья Фрам дружили много лет. Наши с Леонидом отцы были однополчанами, служили на одном корабле. Матери вместе ждали их с войны. Когда мне исполнилось пятнадцать я остался сиротой. Фрамы пригласили меня к себе жить, опекали, помогали. Черт, да они меня фактически усыновили тогда. Восемь лет назад Фрам обратился ко мне за помощью. Он и его будущая жена вели дело против корпорации. Я помог им с кое-какими исследованиями. Можно сказать, внес свою лепту в отправку за решетку тогдашнего руководства IGH. Поздравляя Леонида, я услышал от него фразу, что еще не все кончилось. А в конце нашей беседы он попросил приглядывать за Джессикой, если с ним что-нибудь случится. Спустя десять месяцев Леонид исчез вместе с женой. А я решил устроиться в ФБР. Мне повезло. Взяли сразу, правда только консультантом. Но все равно я имел относительно свободный доступ к интересующей меня информации. Случайно до меня дошли слухи о том, какой могущественный человек находится в беспамятстве, в соседнем с моим отделении больницы. – Тогда я уже не был в беспамятстве. – Я это понял. Сразу. – И не испугался. – От испуга нет толку. Напротив, я решил подыграть тебе. – И ни разу не воспользовался моими способностями... – Я добивался твоего доверия, добивался дружбы с тобой. – И? Тебе нужна была помощь в уничтожении IGH. На кой тебе была нужна еще и моя дружба? Дружба человека, полностью от тебя зависящего? – Мне было нужно, чтобы ты не перешел на их сторону. Я прекрасно понимал, какой находкой может стать такой человек как ты. Кроме того, у меня не было никаких улик против IGH. А просто так уголовные дела против могущественных корпораций не заводят. – Долго же ты искал. – Время уже не играло роли. Самое главное, что мне удалось найти улики, и мы можем обменяться имеющейся информацией. *** Щелчок замка, две ступени, дорожка между кустами роз, обернуться, улыбнуться, помахать рукой, хлопнуть дверцей машины — и только в салоне устало откинуть голову назад, прикрыть глаза. Патриция и не думала, что будет так тяжело. Ненависть, сочувствие, странная привязанность — слишком много чувств по отношению к одному единственному человеку. Она поворачивает ключ в зажигании, приветственно урчит мотор - и пригород остается позади. Как же она двадцать лет тому назад ненавидела эти улицы. Как часто они с Джессикой представляли дом с кустами роз, оставшимся позади. Навсегда. Не получилось. Прошлое никогда не отпускает насовсем. Она смотрит по сторонам, тормозит, пропуская скорую, немного разгоняется, перестроившись в другой ряд. Надо спешить. Мать дала неплохую наводку. Надо ехать на юг. С учетом внезапно возросшей популярности ведущей «Автоновостей», на столь дальнее путешествие у неё только два дня. Больше не позволит директор. Патриция сворачивает с шоссе и включает навигатор. Козловский выбрал не самое удачное место для обустройства штаб-квартиры. Приближаясь к указанной улице, она начинает нервничать и поглядывать в зеркало заднего вида, как учила Джессика. Никого, вроде бы. Паркуется у неприметного дома. Постояв немного на втором этаже, прислушиваясь не зашел ли кто следом за ней, стучит в дверь. Её впускают почти сразу. Она кивает Козловскому и замирает у входа в гостиную. Симпсон. – Патриция, – Уилл вскакивает с кресла и делает несколько шагов навстречу. Собирается обнять, но, вовремя заметив её взгляд, ограничивается рукопожатием. – Добрый день, Симпсон. Как поживаешь? Улыбка выходит натянутой, приветствие – официальным. – Присаживайтесь, - искреннее всех улыбается Козловский. – Сейчас еще Браун подойдет. И тут же начнем. Патриция вызывается сварить кофе и под этим предлогом сбегает на кухню. За закрытыми дверями, когда не надо оглядываться в поисках слежки, безмятежно улыбаться, следить за каждым словом, за каждым движением, можно позволить себе вернуться в сегодняшнее утро. Дверь открыла горничная – вся в белом, лицо строгое, голос властный: – Что вам угодно? – Я хочу повидаться с матерью. – Вы –– Патриция? – Да. – Проходите, пожалуйста, в гостиную. Я сообщу миссис Уолкер о вашем визите. Она присела на краешек дивана и, как в детстве, стала гипнотизировать взглядом каминную полку. Дом показался еще более чужим, чем в прошлый раз. Наверное из-за горничной, чьи шаги затихли вместе со скрипом старой лестнице, ведущей на второй этаж. Странно, что мать в спальне. Обычно в пятницу она всегда на работе. Болезнь, внезапно поняла Патриция и закусила губу. Никак не привыкнуть, что эта властная себялюбивая женщина смертельно больна. Лестница снова заскрипела. Патриция поднялась со своего места, чувствуя странное волнение. Руки самовольно начали теребить замок на сумочке, совсем как в детстве. - Моя девочка, – мать ослепительно улыбнулась. Очередное дорогое платье, дорогие украшения, а когда она обняла дочь, Патриция почувствовала легкий будоражащий аромат элитного парфюма. Эта женщина не сдается. И она впервые гордится ею, своей матерью. – Хорошо выглядишь, мам. – Как всегда, – улыбка становится кокетливой, но в то же время какой-то грустной. – Чем могу тебе помочь, Триш? – Я бы хотела за чашечкой кофе или чая более подробно расспросить тебя о свадьбе Джессики. – Нора, кофе и тот итальянский десерт, о котором я тебе говорила. – Да, мэм. Горничная ушла готовить мамино знаменитое угощение. Раньше миссис Уолкер готовила его сама и никому даже рядом не позволяла находиться. А сейчас… – Итак, Патриция, что именно ты хочешь узнать? – Опиши поподробней гостей на свадьбе. – О, я могу даже подсказать где кое-кто из них жил. *** Когда она возвращается из кухни с подносом, на котором с трудом умещаются кофейник и три чашки, её место на диване оказывается занятым детективом Брауном. Последний, правда, тут же рассыпается в извинениях и вызывается сходить за недостающей чашкой сам. Патриция кивает. Браун возвращается как раз тогда, когда в кофейнике почти ничего не остается. – Итак, мисс Уолкер, что у вас? – начинает их совмещенное с кофепитием совещание Козловский. – Человек, предсказавший матери смерть Джессики, проживает на юге, в Чикаго. Предположительно рядом с заведением под названием «Домино». Скорее всего это закрытый клуб. Моя мать случайно услышала, как он упоминал это название, жалуясь кому-то по телефону на ужасное соседство. В интернете с таким названием и пропиской в Чикаго я не обнаружила ни одного клуба или ресторана. – Некоторые клубы делают свои странички закрытыми, - заметил Браун. - Давайте я поработаю с вашей наводкой. – Вы успеете справиться с этим до завтра? – Постараюсь. А к чему спешка? – На поездку в Чикаго у меня только выходные. В понедельник я уже должна быть в студии. – Не обязательно ехать именно вам, – замечает Козловский. – Но желательно. Мой интерес к сестре и её смерти не вызовет подозрений. – Сам интерес, возможно, подозрений и не вызовет, а вот то обстоятельство, что вы заинтересовались её гибелью только спустя восемь лет… – Доктор Козловский, я всегда могу сказать правду. Ссора с матерью закончилась, когда я узнала о её диагнозе, то есть месяц назад. Тогда же, чтобы удержать меня, она, наконец, рассказала все, что ей известно о моей сводной сестре, с которой мы были очень близки. – Хорошее оправдание, но менее рискованной поездка от этого не становится, – возражает Симпсон. – Господа, мы забегаем вперед, – прерывает дискуссию Браун. - Сначала нужно знать куда ехать, а потом уж решать кто поедет и когда. – Я могу попросить поискать информацию о «Домино» одного своего знакомого, – предлагает Патриция, выливая в чашку остатки кофе. – Давайте. Перестраховка не помешает, - кивает Козловский. - Что у вас, детектив? – Мне запретили лезть на территорию IGH. – Что, в принципе, и следовало ожидать, - пожимает плечами Симпсон. – Зато четверо свидетелей кардинально изменили свои показания после того, как к ним приходил Килгрейв. Есть записи их свидетельств до встречи с нашим профессором. А также запись, на которой он сам сообщает, что приходил к этим людям и запись их показаний после этого в купе с анализом крови, взятой у каждого. Также есть записи, сделанные самим Килгрейвом, на которых, разумеется, нет никаких свидетельств гипноза. Правда, при этом, нет и никаких свидетельств подделки. Боюсь, это может стать проблемой в суде. – Не станет, – улыбнулся Козловский. – Достаточно будет просто объяснить, как работает его внушение. Для полного контроля разума ему не требуется маятник на ниточке или игра в гляделки. Для нашего монстра контролировать чужое сознание также легко, как и дышать. – Хорошо сказано, док, – замечает Симпсон. – Ну а у тебя что? - спрашивает его Козловский. – Удалось выудить из полицейских архивов все, что у них было на IGH. – Как? – чуть ли не возмущенно спрашивает Браун. – Людишек нужных знать надо, – косо усмехается Симпсон. – Но твоя знакомая была права. Информации у копов и вправду мало. Очевидно связи в ФБР для нас лишними не станут. – Если мисс Уолкер повезет с поисками, то будут у нас связи, – Козловский отставляет в сторону пустую чашку. – Постараюсь, – кивает Патриция. – Как только что-нибудь узнаете, сообщите, - просит Браун. – Да, Патриция, обязательно сообщи. Не стоит тебе ехать одной. Мало ли, –Симпсон, похоже, действительно волнуется за неё. И от этого его волнения, от щенячьего взгляда становится как-то тошно. Словно она в чем-то виновата перед этим человеком. Определенно сегодня день глупых чувств. Мать, Симпсон – люди о которых она предпочла бы ничего не знать. Они врываются в её жизнь один за другим и переворачивают все с ног на голову. Хорошо хоть тот, кому она только что послала сообщение, – живое воплощение рациональности и невозмутимости. У дверей квартиры Козловского она пропускает вперед Брауна и Уилла. – Вы уверены в… – она кивает в сторону достигшего конца коридора Симпсона. Козловский пожимает плечами. – Уверен. Килгрейв с ним в последнее время не встречался. – Все-таки зря вы его пригласили в Нью-Йорк. Не так уж нам и нужно было содержимое полицейских архивов. – Я посчитал, что перепроверить слова нашего детектива не помешало бы. – Можно было придумать другой способ. – Какой например? – Не знаю, но уверена нам бы что-нибудь пришло в голову. И, кстати, почему Уилл не возвращается домой. Его миссия закончена. – Наш план с ловушкой помните? – Да, заманить Килгрейва и усыпить газом. – Теперь вы знаете зачем здесь Уилл. – А как же суд? Наши доказательства? А детектив Браун? Вы же фактически предлагаете похищение человека. – О, после суда, на котором так называемого профессора Джейсона оправдают, детектив Браун изменит свой взгляд на многое. – Вы уже все продумали… – А как же иначе? Я не хочу потерь. Не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал. – Но, тем не менее, планами с нами вы делиться не спешите. – Почему же, с вами, например, только что поделился. – Н-да, поделились. А что ждет Малькольма и мою племянницу. Какие у них роли в предстоящей игре? – Они будут вашими. Вы еще при первой нашей встрече оговорили свои пожелания. Я сделаю все для их осуществления. – Отрадно слышать это, доктор. До встречи. *** – Занимательно. – И это все, что ты скажешь? Сандерс улыбнулся и склонил голову на бок, разглядывая бывшего пациента. – Нет, господин профессор, вы определенно страдаете от отсутствия театральности в вашей жизни. А мне казалось, что мы от этого отказались навсегда. – Лишать ребенка сладкого – жестоко. – Пожалуй, но образ серьезного человека, ученого, психолога — полной противоположности Килгрейва, не должен был содержать ни одного элемента старого сломленного Кевина. Только волевой, сильный, ни о чем не сожалеющий, лишившийся памяти профессор Джейсон… – Являющийся родным братом Кевина Томпсона. И тот, и другой – по сути манипуляторы. – Но один – эгоист-социопат… Другой же – эгоист, лечащий людей. Есть же разница! – Безусловно. Отсутствие контроля и железный самоконтроль. Вот и вся разница. - Существенная разница. Ты совершил настоящие чудо. В достаточно солидном возрасте окончил университет, аспирантуру. И все в кратчайшие сроки. Открыл собственную клинику, сделал себе имя… – К чему все это? Эти копания в прошлом и во мне… – Хочу, чтобы ты осознал, как много поставлено на карту. А ведь я не упомянул самого главного – твоей дочери. – Её жизнь уже в опасности. Ты же только что прочел материалы, которые я собрал. - Но ты можешь сбежать с ней на край света. Денег и влияния у тебя хватит на маленький остров в каком-нибудь океане, с белым песком и бирюзовым небом. – Ты готовил меня, свое самое мощное оружие в борьбе с корпорацией, только для того, чтобы отправить его валяться на пляжах?! – Как я и предвидел, ты сделал из меня расчетливого злодея, превратившего Кевина Томпсона из душевного психопата в бездушную правильную до жути марионетку. – О нет, я действительно изменился, но «правильности» во мне маловато. Может поэтому, док, ты так не хочешь брать меня в союзники? А может, думаешь, что в предстоящих разборках с корпорацией лучше отсидеться в кустах? Так я это тебе с самого начала предлагал. – Я помню и, поверь, ценю твое предложение. И, нет, я не планирую держатся в стороне от происходящего. Просто хочу, чтобы между нами не осталось никакой неясности. Слишком много будет поставлено на карту. – Перестань юлить, Сандерс. – Как пожелаешь. IGH работает на правительство – и похищение твоей дочери выгодно людям в Вашингтоне. Выборы на носу. Сложи два и два, Кевин, – и подумай. Ты согласен лезть во все это? – А у меня есть выбор? *** – Мисс Рокк, – в дверь просовывается голова Томаса Шакборна. – На пару слов. Джессика встает из-за стола в конференц-зале и выходит в коридор. – За мной, – говорит Томас – и они начинают петлять по белоснежным коридором медицинского корпуса, пока не оказываются в полутемной комнате с выстроившимися до потолка экранами. Через неё они попадают в другую, крошечную каморку, в которой кое-как умещается стол с компьютером и два стула. Стены обвешаны листами бумаги, с успехом заменяющими обои. – А вот и наш знакомый, узнаешь? – Человек с тростью. Он… Ух-ух, а вот это уже погано. Он, что же, человек правительства?! – О, это еще не погано. То, что по-настоящему погано, ждет впереди. Смотри. – Чтоб тебя! - восклицает Джессика, вглядываясь в фото действующего полковника ВВС США – Шона Герберта Смита.