Till they're sore // ex Bad romance

Проезжая мимо моста, он немного притормозил, чтобы издали взглянуть на причудливый силуэт здания на острове Нероуз. На фоне краснеющего предрассветного неба Аркхэм походил на живое существо, на спрута, влетающего в рыболовную сеть, и образ этого прерванного стремительного движения на мгновение заворожил его. Он представил себе невидимые с такого расстояния кабели, опутывающие тонкие декоративные башенки и струящиеся вниз под разными углами, он хорошо помнил эту паутину, и в ней тоже было что-то удивительно притягивающее… Что творилось в голове у того, кто строил этот дом, чтобы жить в нем? Мысли прочь. Теперь он несся дальше и дальше от даунтауна, направляясь вверх по карте, нанизывая на себя тоннели и вплетаясь в причудливое макраме дорожных развязок. Старенький темно-синий форд с механической коробкой был просто неспособен привлечь чье-либо внимание, и ему нравилась легкая неприхотливая машина, лишенная капризной электроники. Для разнообразия она действительно принадлежала ему, как и дом, огромную мансарду которого он занимал, упорно называя ее про себя чердаком, хотя они, конечно же, были записаны на вымышленные имена. Поглядим-м… В той лотерее имен, что он запустил в Аркхэме, было несколько выигрышных номеров, и кое-кто скоро начнет заполнять билеты. А может быть, уже начал. На секунду мелькнуло сомнение, а стоило ли отдавать такие ключи? Скоро начнется. И он закончит очереднуюю фигуру этого чертова танца, независимо от того, как мало почвы останется под ногами. Бэтс далеко не дурак, да и комиссар Гордон тоже. Несгибаемый комиссар Гордон. Он дважды удивил его и, пожалуй, вызывал некоторое уважение. Тем хуже для комиссара… *** Гордон вторую ночь подряд провел на работе, время от времени ненадолго проваливаясь в сон. Голова трещала. Из-за одного-единственного безымянного, возникшего когда-то ниоткуда человека, все Управление стояло на ушах. Все это напоминало панику при биологической атаке. Было бы смешно, кабы не было так тревожно, учитывая уже известные масштабы джокеровских замашек. За двое суток он, по сведениям, перетряхнул все криминальное дно Готэма, вытягивая всю возможную информацию, впитывая все, что произошло за тот год, что он провел взаперти. Не было данных, какие выводы он мог сделать из того, что можно узнать от уличных барыг, сутенеров, держателей подпольных игорных домов, нечистых на руку букмекеров. Складывалось впечатление, что он точно знал, кто работает на полицию, и давал это понять, но предсказать его реакцию на это или на то, что имели ему сказать те, кому не посчастливилось встретиться с ним, не представлялось возможным. Никто не знал заранее, что в него полетит: нож, пуля, пачка банкнот или всего лишь уничтожающий комментарий. Отчеты информаторов говорили, что Джокера видели десятки разных людей, причем чуть ли не в нескольких местах одновременно. Временами комиссара посещало сомнение: спит ли, устает ли когда-нибудь этот человек? Состоит ли он вообще из плоти и крови? Джеймс Гордон знал одно: преступный мир Готэма боится и ненавидит Джокера так же, если не больше, чем порядочные граждане. *** Только я коснулась головой подушки, как в мобильнике завопила леди Гага. Не то чтобы она мне нравилась, но бодрит. Но сейчас этот бодрячок совсем не к месту, сейчас я отдам полцарства за свои законные восемь часов сна. Я посмотрела, кто это так меня ненавидит. Неизвестный безымянный номер. Черт. Ща я вам всё скажу. — Приве-ет, — раздался в трубке уже знакомый голос. Вообще-то я не думала, что это на самом деле случится. Во всяком случае, так скоро. — Охх… — Труба зовет. Я вяло села на кровати, включила свет и посмотрела на часы. Оказывается, скоро утро, и я таки успела сколько-то проспать. Не заметила. И тут меня накрыло. Я подумала, как хорошо провела вечер, хотя начало меня и напрягло, и что мне сейчас предстоит мчаться вслед за самым опасным психопатом, о каком я когда-либо слышала, и наблюдать и снимать какой-нибудь очередной ужас. Я вспомнила, что уже успел сделать Джокер лично мне, и меня понесло. — Чертов ублюдок, ты меня отравил и теперь смеешь… — Сказанное таким сонным голосом, это звучит почти нежно, — ровным тоном оборвал он меня. Я взъелась и окончательно проснулась. — У тебя десять минут, иначе я начну петь серенады под окном и, ручаюсь, тебе это не понравится, — продолжал он, не дав мне слова сказать. И опять это раздражающее несоответствие насмешливых слов и серьезного, нет, почти безэмоционального голоса. — Высоковато будет, не услышу, — прошипела я. Он отключился, а мгновением позже с балкона раздался стук. Вот оно что. Протоптал, значит, дорожку. Черт. Я тут голая сижу. При свете. Я нырнула под одеяло, подобрав свалившийся на пол халат, ввернулась в него на ощупь, вскочила и, кипя от ярости, распахнула стеклянную дверь. — Собирайся, — приказал он, шагнув в комнату. Я снова хотела было послать его подальше за такой тон, и плевать, что никто не посмел бы, но передумала кидаться на амбразуру. Все равно же попрусь. Хоть тушкой, хоть чучелком и, видимо, даже без кофе. Кроме того, в момент, когда я его увидела, вся моя злость испарилась от удивления, такая неожиданная картинка предстала моим глазам. Он стоял в застиранных джинсах и клетчатой рубашке, укладывая в рюкзак альпинистскую беседку и длиннющую веревку. Зеленые волосы гладко зачесаны назад и стянуты резинкой на затылке, шрамы тщательно замаскированы. Я уставилась на него, как дура. Сейчас, когда столь яркие детали не отвлекали глаз, я смогла разглядеть его по-новому. Лицо не красивое, как мне почему-то казалось, но жесткое и, пожалуй, не слишком приятное. Глаза пустые. Странно. Если тогда, когда мы, можно сказать, спокойно беседовали, воздух вокруг него жужжал, как под высоковольтной линией, сейчас, когда он спешил, его окружала пустота. Очень холодная пустота. Я отступила на шаг. Передо мной стоял совершенно нормальный с виду мужик, а мне вдруг захотелось оказаться за тысячу миль отсюда. И не потому, что я знала, кто он такой. В прошлый раз я знала это не хуже. — Что? — он приподнял бровь и стал на секунду чуть больше похож на то, что я видела днем ранее. Я стряхнула оцепенение и кивнула на рюкзак со снарягой. — И стоило огород городить? — Иногда лучше потратить пять минут и сберечь полчаса, которые потребовались бы тебе на то, чтобы проснуться самостоятельно. И там, куда мы едем, это пригодится. — Хорошего ты обо мне мнения… — проворчала я, схватив джинсы и футболку и нырнув в ванную, где меня встретило мое встрепанное и испуганное отражение. Метнувшись на кухню, я вцепилась в холодный недопитый кофе, а в следующую секунду мне пришлось ловить на лету сумку, весившую подозрительно мало. Я заглянула внутрь. Там была только завалящая видеокамера, которую я не доставала несколько месяцев. — Откуда… а, глупый вопрос. Что, на этот раз статичных картинок маловато будет? — скривилась я. Он проигнорировал вопрос. — У тебя должно быть следящее устройство. Я решила, что достаточно наудивлялась его осведомленности, и просто спросила: — Выкинуть? — Ни в коем случае. Бери с собой и пошли. Зачем бы ему это? Внизу он подошел к «Магне», наглым образом влез на нее и потребовал ключи. Ну и нахал. — Эй, мы так не договаривались, — сварливо проговорила я, но полезла за ключами. Он охренел — заставлять меня ехать вторым номером на собственном мотоцикле? — Ты хоть знаешь, как с ней обращаться? — Садись. — Предупреждать надо, я без защиты не езжу. — Или ты едешь, или мы разрываем договор, — все так же ровно ответил он, — времени нет, — последние слова прозвучали так, будто означали не то, что нам надо спешить, а что-то совсем иное. Он обернулся через плечо, и на меня, как два дула, уставились расширенные в темноте зрачки. Блин, кому это нужно, в конце концов? Мне или ему? Мне до смерти не хотелось сейчас оказаться вплотную к нему, в том ледяном коконе, окружавшем его. Почему я не заметила этого позапрошлым вечером? Он был совершенно другим. Да сколько же психов живет в этом теле? — Решай быстрее. Я взгромоздилась позади него, ткнувшись носом в рюкзак. Придется повесить его на себя. Я собираюсь нарушить принцип — не ездить без защиты даже в жару, позволить кому-то везти себя неизвестно куда на моей девочке и, ко всему прочему, понятия не имею, что меня ждет. Вроде бы знала, на что подписывалась. И, кроме того, могу отказаться прямо сейчас. Но — не могу. Скрепя сердце, я устроилась с рюкзаком, обхватив Джокера за талию и прижавшись к костлявой спине. Несмотря на источаемый холод, сам он был горячим, как печка. Он дал такой старт, что поставил нагруженную «Магну» на заднее колесо, вытряхнув все мысли из моей головы, и мы понеслись. Я никогда не гоняла с такой скоростью. Даже тогда, год назад, когда разбила предыдущий мотоцикл, я ехала не так быстро и была не виновата. Я была виновата только в том, что вообще села на него на четвертом месяце беременности. Это все мое идиотское упрямство в погоне за очередной красивой картинкой. Я даже ничего не сломала. Кроме своей долбаной жизни. Две недели спустя я была как огурчик, но… Не думать. Если я снова начну думать об этом… «Магна» подпрыгнула на съезде с асфальта, и я сильнее вжалась в напоминающую стиральную доску спину. Не думала, что мой чоппер способен так лихо прыгать по корням на лесных тропках. Куда он меня везет? Кажется, я попала. Надо было раз и навсегда отказаться, пока это было возможно, прислушаться к интуиции и здравому смыслу, и не была бы я сейчас неизвестно где, в лесу, с этим холодным… каменным… обжигающим страхом. Я боялась, что он снова так посмотрит на меня, и тогда я просто умру. Когда я уже думала, что у меня скоро задница отвалится на этих ямах и кочках, он остановился. Впереди за деревьями стоял минивэн с логотипом кабельной компании. Не глядя, Джокер велел мне перебраться туда. Сзади на полу обнаружился и сам кабельщик, связанный, как ни странно, живой и мирно посапывающий во сне. Интересно ему тоже что-то дали, или у этого парня такие крепкие нервы? Джокер влез на водительское место и нахлобучил задом наперед бейсболку с тем же логотипом, что и на машине, скрыв свой ненормальный цвет волос. Рядом оказалась белее-менее раскатанная просека, почти такая же неровная, как и то бездорожье, по которому мы сюда припрыгали, но пригодная для автомобилей. Мы проехали с полмили и выехали на поляну, посреди которой высился чистенький трехэтажный дом с острой двускатной крышей. Даже домик, не потому что маленький, вовсе нет, а потому что уж больно аккуратненький. Пряничный такой. У входа я украдкой кинула взгляд на Джокера. Кажется, он так сжал челюсти, что вот-вот зубы рассыплются. Он на секунду зажмурился, сглотнул и желваки под кожей перестали ходить ходуном. Странно, только что он казался абсолютно хладнокровной тварью, а хладнокровные твари так себя не ведут. Что это было? Что меня ждет здесь? Перед нами открылась дверь, на пороге стояла полноватая уютная женщина лет сорока пяти, с короткими светлыми волосами. — Доброе утро, я миссис Хейн, — она улыбнулась, но взгляд больших карих глаз отдавал недовольством, — мы ждали вас вчера вечером, детки расстроены. Детки??? О боже. Меня затрясло. Я с ужасом покосилась на фальшивого кабельщика, который состроил простоватую мину: — Извините, мэм, вчера было слишком много работы, — о, не сомневаюсь, — очень много вызовов. — У вас не хватает работников? — смягчилась она. — Вот, новых набираем, — он кивнул на меня. — Здрасте, — выдавила я. Мне хотелось закричать «Бегите!», но он так сжал мою руку, что я согнулась от боли и схватилась за дверной косяк. — Ну вот, я же говорил тебе вчера, не есть те ужасные гамбургеры, — он наклонился и впервые с того момента, что мы сели на мотоцикл, заглянул мне в глаза, — никто не умирает, правда? Он скользнул внутрь и потащил меня за собой, не ослабляя хватку. — Эй, мне больно, — проговорила я сквозь зубы. — Прости, — сказал он и разжал руку. Обалдеть, он извиняться умеет. — Что ты собираешься здесь делать? — Подожди немного. — Можешь меня убить, но я сейчас закричу. Он глянул на меня с некоторым удивлением, как будто что-то внезапно вспомнил. Ага. Вспомнил, что взял в компанию обычного человека, а не такого же бесчувственного монстра. Не говоря о подробностях. Моих личных подробностях, о которых он не мог, не должен был знать. Это не его дело. Это никого не касается. — О. Ясно… Тут он замолчал, потому что уютная миссис Хейн догнала нас и проводила на второй этаж, в комнату с неработающим телевизором, где несколько подростков с признаками синдрома Дауна на круглых лицах вырезали из бумаги что-то сложное. Теперь уже я впилась ногтями в запястье Джокера и потянула на себя, безмолвно требуя хоть каких-то комментариев. Один из «деток» медленно повернулся в нашу сторону и спросил с надеждой: — Вы ведь все почините, правда? — Обязательно, — сказал стоящий рядом со мной убийца. Я сильнее вогнала ногти ему под кожу. Он даже не поморщился. — Ничего такого, — соизволил сообщить он, высвобождаясь. Я сочла за благо поверить и испытала что-то вроде облегчения, но меня опять трясло, и теперь от злости. Опять от злости. Мне хотелось дать ему в морду. Мог бы и предупредить. Хотя какое ему дело до моих эмоций и реакций? Он включил телевизор и сделал вид, что изучает приставку. — С декодером все в порядке, должно быть, где-то обрыв, — он глянул в папку, прихваченную из машины, — у вас ведь антенна? — Да, там, на крыше, — отозвалась миссис Хейн, и перевела внимание на своих подопечных. — Придется карабкаться, — недовольно проворчал Джокер-кабельщик. Он отлично играл эту нехитрую роль, оставалось догадываться, какую он отвел для меня. Что снимать-то? Снаружи послышался шум мотора. Он подвел меня к окну, будто показывая провода. Внизу остановился черный «Гелендваген». — Лиззи, твой папа приехал, — послышался голос миссис Хейн. Я обернулась. Девочка лет… не поймешь… шестнадцати, наверное, просияла и оставила свое занятие, вся превратившись в ожидание. За окном хлопнула дверца машины, я перевела взгляд туда. Из «Гелендвагена», опираясь на руку выскочившего водителя, с трудом выбрался высокий мужчина в дорогом светлом костюме, с сединой на висках и перебитым носом. Опираясь на трость с серебряным набалдашником, он с видимым усилием поковылял в сторону главного здания. Ему бы больше помог костыль, но этот пижон, похоже, собирался до последнего мучиться с тростью. Лицо показалось мне знакомым, где-то я его уже видела, только он выглядел значительно моложе и здоровее. — Это что… Марони??? — шепотом спросила я. — Тссс. Он самый, — он дернул губами. — Твой выход. Смотри, чтобы он не заметил камеру. И постарайся не расплакаться от умиления, — накладки, скрывающие шрамы, придали его ухмылке нечто обезьянье.