Till they're sore // ex Bad romance

— Дерьмово выглядишь, — так приветствовал меня в участке зевающий Баллок. — Спасибо, Харв, всегда знаешь, как поднять настроение. — Я плюхнулась в шаткое компьютерное недокресло у его стола. — Ты тут совсем поселился? — Ну, прекрасные гурии меня дома не ожидают, так что… — он пожал плечами. — А тебя-то какая нелегкая в пятом часу принесла? — Я с новостями. — Ну? — Это бомба. Харви подпрыгнул. — Где?! — Извини, я не в том смысле. — Тьфу на вас, журналюги. Ладно, не томи. Я вкратце описала события и протянула флешку. Заметив логотип «Готэм Морнинг», Харви уставился на нее как на гадюку. — Только не говори… — Ну, если закон и порядок простят мне лжесвидетельство, я даже скажу, что не, но ложь моя вскроется через пару часов. У меня не было выбора. — Поня-атно. Гордон тут всех на уши поставил, а ты там, значит, была собственной персоной. — Ну да, — сказать по чести, я немного сомневалась, чья это была персона в некоторые моменты. — Кого-нибудь арестовали? — Я не знала, что хотела бы услышать. — Нет, все будто испарились. Я постаралась отреагировать как можно более социально-приемлемо, то есть изобразить искреннюю досаду. Что же это такое? Знаю, как себя вести (вот сюрприз!) но понятия не имею, что же на самом деле чувствую. Хотя… за последние три часа я успела увидеть такое и пережить такие внутренние превращения, что лучше бы ничего подобного не повторилось. Никогда и ни с кем. Так что мысль о том, что Джокер мог погибнуть от рук сбежавших заключенных, могла бы меня умиротворить. Сдерживайся, девочка! Трястись и рыдать в подушку будешь дома. Если попадешь туда сегодня. — Гордон здесь? — Нет, полощет мозги тюремному начальству с утра пораньше. Думаю, это надолго, так что давай, выкладывай свою версию, — он поставил передо мной диктофон. — Прям тут? — Тебя что-то смущает? Или у тебя особая страсть к жестяным столам и стульям? Хотела было сказать, что там хоть курить иногда можно, но прислушавшись к ощущениям, поняла, что сегодняшняя ударная доза Джокера, видимо, заменила мне все вещества на ближайшее время. Я отмахнулась, и мы начали всю эту обязательную болтовню по протоколу. *** Раннее утро принесло прохладу и, в качестве компенсации за это облегчение, наградило Готэм моросью, висевшей практически неподвижно между небом и землей, проникая под одежду, делая воздух склизким и неприятным, а руки и лицо — словно покрытыми чужим потом. Бэтмена устраивала дождливая погода по ночам, когда люди по возможности избегают выходить на улицу и уж точно предпочитают не смотреть вверх, но Брюс не любил дождь. Особенно утром. Особенно на кладбище. Особенно если он стоял у раскрытой могилы. И зачем он пришел? Обещания… кому бы они ни были даны. Обстоятельства, вынуждающие давать обещания. Ради чего бы то ни было. Тихо и по-семейному в переводе со слов Монтгомери означало три гроба и человек двести… скорбящих. Да, это было действительно очень скромно. Напряженный и невыспавшийся, Брюс стоял среди одетых в черное людей, слушая официозные разглагольствования Гарсиа, и понимал, что если клоун не удержится и все-таки превратит это полное лицемерия (снова оно!) прощание в свой очередной бенефис, он ничего не сможет сделать. А шансы, что он откажется от этого удовольствия, ничтожно малы. После ночной расправы над «плагиаторами» и того шоу, что он из этого устроил, появление здесь Джокера под трескучий аккомпанемент выстрелов в воздух, а может, и не только, было бы вполне логично. Брюс одернул сам себя, при чем здесь логика? Он становится параноиком или всего лишь надеется предугадать действия психопата? И велика ли разница между этими двумя вариантами? Да кто на ком помешался, в конце концов? Вдох, выдох, забыть о том, что полтора часа сна иногда хуже, чем вовсе не спать. И все эти полтора часа ему снился Джокер, что совершенно не способствовало отдыху и расслаблению. Это был один из тех снов, когда ты словно попадаешь в плотное желе, и движения превращаются в мучительное подобие замедленного воспроизведения в кино. Проснуться тоже не получалось, а потому оставалось только продолжить обрывочную беседу — уже в воображаемом мире. Он очень смутно помнил, каким образом снова прицепился к вопросу мести, в конце концов, это было единственно понятным для него объяснением как событий этой ночи, так и действий клоуна вообще. На что его оппонент из сна скорчил брезгливую рожу и высказался в том смысле, что, должно быть, Анри Дюкар все же качественно промыл ему мозги, и вообще — фи, разве это повод, а сам-то, сам-то — так хотел и не смог? Кто о чем, а вшивый о бане? И потом долго расписывал убожество ситуации, когда у тебя из-под носа уводят то самое… свершение, которое ты планировал еще в Принстоне, а ты стоишь, как дурак, с заряженным пистолетом в кармане и… — Ведь именно тогда щелкнуло, м-м? Не раньше, не позже, — Джокер выставил локоть калачиком, как бы приглашая невидимую даму. — Здравомыслие, — тут Брюс на мгновение увидел Рэйчел, берущую клоуна под ручку, и его затошнило. А тот тем временем выставил второй локоть, — и внутреннее спокойствие. Удовлетворение. — Последнее ни в кого не воплотилось, отчего наблюдать это представление, устроенное подсознанием, стало чуть проще. — Видишь, одно оказалось противоположно другому, и ты решил, что тебе не подходят оба. Забыв, что это сон, Брюс вдруг обозлился на Рэйчел. Как она могла рассказать психу? — У нас была очень… доверительная беседа, — ответил означенный псих на незаданный вопрос, игнорируя тот факт, что никакой беседы быть не могло, чем еще больше усилил возмущение Брюса, от которого он наконец проснулся и обнаружил у постели Альфреда с дымящимся кофе и утренней газетой. Содержимое газеты окончательно изгадило настроение, которое и без того не было солнечным — Джокер из сна снова отлично прошелся по его, Брюса, мозолям, да так, как никогда не смог бы в реальности, и разумеется, не сообщил ничего нового о себе. А теперь он стоит и мокнет, делая вид, что ему действительно нужно здесь находиться. Он обнаружил его по ту сторону от могилы, светлое пятно песочного плаща, нахально выделяющееся на фоне темных рядов. Брюс узнал его с удивительной легкостью, тот даже не озаботился какой-то особенной маскировкой, поднятого воротника вкупе с обычной людской ненаблюдательностью было вполне достаточно. Джокер был без грима, мягкая шляпа скрывала зелень волос, а на скуле красовался свежий синяк. Несмотря на это, он казался здесь своим. Он подошел вплотную к гробу старшего Траута, остановился на несколько секунд, покачав головой и, как показалось Брюсу, беззлобно ухмыльнувшись. Впрочем, он не был в этом уверен. Миниатюрная девушка в черном берете поверх светлых кудрей вынырнула из толпы и встала перед гробом, оказавшись по левую руку от Джокера. Брюс застыл. Он это уже видел. Картинка сложилась, благодаря этой неизвестно откуда взявшейся маленькой фигуре. * Брюс стоит над раскрытой могилой под такой же утренней моросью, окаменев, но помимо воли замечая все вокруг и не слушая, как стоящий позади и обнадеживающе стискивающий его плечо рукой Альфред старается немного отвлечь его, называя всех, кто пришел сюда проститься с Томасом и Мартой Уэйнами и выразить сочувствие их осиротевшему сыну. Среди них изящная светловолосая женщина непонятного возраста и высокий седой мужчина с пронзительно-зелеными глазами. Между ними мальчик чуть младше Брюса. Вытягивая шею, украдкой заглядывает в могилу и внимательно изучает его, Брюса, опухшее от слез лицо, словно стараясь что-то понять. Он смутно помнил, что видел его и раньше, он был у них дома, кажется, с матерью. Наблюдая, как родители принимают гостей, Брюс старался вести себя так же, развлечь своего гостя в меру разумения шестилетнего ребенка, но натыкался на унылую мину и плотно сжатые губы, на полное непонимание, для чего нужны игры — это же бесполезно, и даже мультики — они глупые, он лучше пойдет, посидит со взрослыми. * И вот, две фигуры над гробом, не хватает только мальчишки перед ними. За вычетом сутулости, это была та же манера себя держать, те же движения… только тот был с непокрытой головой и каменным выражением лица. Джокер поднял взгляд на Брюса и, только убедившись, что он его видит, медленно оглядел сборище. Брюс почувствовал угрозу. Клоун без грима слегка пожал плечами, как бы придавая этой угрозе сослагательное наклонение, нервно улыбнулся, дернул вверх подбородком в уже знакомом жесте и, пока Брюс прокладывал себе путь вокруг ямы в земле, застеленной искусственным дерном, стараясь не потерять его из виду, как ни в чем не бывало перекинулся парой фраз с той самой девушкой в берете, торопливо обнял Монтгомери, чем вызвал у того полное недоумение, и исчез, когда их разделяли уже считанные шаги. Брюс метнулся туда, сюда, но Джокер как сквозь землю провалился. Он вернулся и тронул девушку за плечо. — Простите? Она задрала голову. — Да? — Скажите, с кем вы сейчас разговаривали? — Понятия не имею, мистер Уэйн. Должно быть, родственник. Брюс поспешно нацепил свою обычную маску светского раздолбая. — Благодарю. Простите еще раз. — Не за что, мистер Уэйн. Ошибаетесь, подумал Брюс и, уходя, наградил Монти продолжительным крепким объятием, изумив его еще больше чем Джокер. *** — Форд! Эй, просыпайся! Я приоткрыла один глаз и узрела ангельское сияние вокруг комодообразного силуэта Баллока на фоне флуоресцентных панелей. От одного этого можно подскочить с криком. А еще дико ныла шея. Ну почему полицейские офицеры, которые, похоже, частенько ночуют на работе, так и не завели себе удобных диванчиков? После моего рассказа Харви заявил, что не рискнет отпустить меня до прихода комиссара, и с его дозволения я оккупировала горизонтальную поверхность в чьем-то пустом кабинете. Честное слово, лучше бы он меня на лавке в обезьяннике уложил, там хоть во весь рост вытянуться можно. — Гордон ждет тебя. Я издала нечленораздельный звук, который в теории должен был выражать тоску по улетающему Морфею и мое отношение к предкам всех присутствующих в здании до седьмого колена, и подергала себя за уши, чтобы хоть чуть-чуть проснуться. — И каков прогноз? — А ты как думаешь? — О-ох. Пообнимавшись минут пять с кофейным автоматом в конце коридора, я направила нетвердые стопы в кабинет комиссара полиции Готэма, стараясь не расплескать третий наперсток местной пародии на эспрессо. Баллок не отходил от меня ни на шаг и только что под локоток не поддерживал. — В тебе проснулся джентльмен, или боишься, что сбегу? — Ты будто на заклание идешь, и правда, сбежишь чего доброго, — пробубнил Харви. — Примерно так я себя и чувствую. — Могу тебя успокоить: то, что ты пришла сама, сильно повысило твои акции. — Он заглянул за дверь и что-то сказал. — Ну, ни пуха. — К черту, Харв. Хорошо, когда хоть кто-то относится к тебе по-человечески, пока ты со свистом летишь в бездну. Пусть это даже и Баллок. Гордон уныло перекладывал страницы в толстенной папке. Он кивнул в ответ на мое «Доброе утро» и снова уткнулся в бумаги. Я пристроилась со своим стаканчиком на стул напротив и стала ждать, когда он соизволит снова обратить на меня внимание. Должно быть, Харви успел подготовить отчет и подшить к делу. Героическая личность, чего уж там. Хотя он и подтвердил правильность моего решения заявиться сюда по свежим следам, сама я уже давно успела об этом пожалеть. Мне сейчас только не хватало вот этого усталого взгляда через очки. Это талант — молча сидеть и распространять вселенскую грусть. Я не знаю, что буду ему говорить, не знаю, что добавить к тому, что уже рассказала. Зачем он меня вызвал? — Мэр собирался дать добро, чтобы я мог временно отозвать приказ об аресте Бэтмена, — начал он безо всякого вступления и замолчал. Я тупо пялилась в ответ, прикрыв нос пустым стаканчиком. Он взял со стола газету и протянул мне. — Удивительно точный расчет. Судя по всему, я должна была сразу уловить суть. Оценить масштабы бедствия или что-то в этом роде. Но я ничего не поняла. Полезла в газету, кажется, этого он от меня ожидал. Сначала меня приятно поразило то, что они каким-то чудом успели переверстать первую полосу и таки воткнуть картинку с анонсом в пару слов большими буквами и ссылкой на дополнительный разворот. Хотя я была в полном раздрае от этой ночи, все же для репортера это сами понимаете, что означает, и при других обстоятельствах этот факт должен был вызвать у меня желание устроить пляски на столе. Открыла с трепетом. И, помимо того, что вполне ожидала, увидела нечеткий профиль Бэтмена и обращенную к нему физиономию Джокера, просто-таки лучащуюся приветливостью, насколько это возможно при его боевой раскраске. Комментарии редакторов можно было не читать, но я прочитала. Боже, я сморозила фантастическую глупость. В свете того, что только что сказал Гордон, размеры глупости были просто нереальны. Я, не глядя, передала в «Морнинг» все, что наснимала этой ночью. Вы понимаете — все! С минимальной информацией: Джокер, плагиат и т.д. И ни слова о Бэтмене, потому что… о, мой тупой однозадачный мозг! Но комиссара больше волновал расчет Джокера, чем мои умственные способности. Я могла сказать, что никакого расчета не было, но, во-первых, могла ли я точно это знать? А во-вторых… — Я ожидал, что твое участие принесет вред, но никак не предполагал, что именно таким образом. О да, у меня много скрытых талантов. Словом, я не смогла заставить себя признаться Гордону, что появление фото Бэтмена в газете — мой личный косяк. И так ничего хорошего. Внимательно просматривая проклятые четыре страницы вкладки, я искала то, что должно было оправдать меня в глазах комиссара и свести на нет двусмысленность картинки с ночным стражем. Я нашла и окончательно впала в ступор. Видимо, у «Морнинг» был свой информатор в полиции — во время верстки приложения, а это максимум час с того момента, как я покинула редакцию, им уже было известно, что не состоялось ни одного ареста. В итоге толкование свелось к тому, что Бэтмен то ли похитил Джокера, то ли по-дружески спас от разъяренных обитателей окружной тюрьмы. Первое хотя бы не казалось полной дикостью. А то, что преступный мир по разным причинам не питал теплых чувств ни к одному из них, было вполне известно. В чем-то я была согласна, ибо сейчас точно так же не испытывала к Джокеру ничего кроме испуга и ярости, но причины у меня, разумеется, были свои. На Бэтмена же мне было, по большому счету, плевать; хотя наши пути уже дважды пересекались, я не относилась к нему никак, но никто не отменял того, что он герой, символ и тому подобное, пусть даже и с запятнанной репутацией. Не все верили официальным данным, и первые слова комиссара вполне подкрепили во мне это неверие. — Странно, — вот и все, что я смогла выдавить. — Это не катастрофа, но крайне неприятно и не вовремя, — начал Гордон, осторожно подбирая слова, как будто чтобы не сказать мне лишнего. Ну конечно. Я виновато покивала. — Ты ввязалась в то, во что никому лезть не стоит… — Прошу заметить, меня очень настоятельно пригласили, — находчиво вставила я. Молчала бы лучше. — Знаю. Скажи-ка, Элисон, что, на твой взгляд, происходит? Надо же, сам комиссар полиции интересуется моим мнением. Если он готов цепляться даже за такую ниточку, стало быть, дела совсем плохи. — Что вы хотите узнать такого, чего бы я уже не рассказала? — Ты описывала события, излагала голые факты и делала это хорошо. Я хочу знать твое личное мнение о том, что произошло за эти дни. Твое впечатление. В конце концов, ты уже достаточно много времени провела рядом с ним в… эээ… — В естественных условиях, — закончила я за Гордона, — это вы хотели сказать? — Приблизительно. — Прямо как наблюдатель дикой природы от канала «Дискавери». — Это не повод для шуток, — воплощенная укоризна. — Простите. Дайте подумать. — Что вам рассказать, комиссар? Как я в полубессознательном состоянии висела у него на шее? Или описать, как увидела что-то, похожее на… ужас, перед дверью в лесной домик? Или как любовалась им, пока он сидел за моим компьютером? Или еще какие-нибудь сногсшибательные открытия нынешней ночи? Или как меня сейчас от этого колбасит? Боже мой, после того, что было сегодня, мысль о том, что я к нему вообще прикасалась… — Будь это… нормальный человек, я бы сказала, что он в глубоком кризисе, — да я сама в глубоком кризисе, и чем дальше, тем глубже. — Только вряд ли от этого будет польза. На столе тренькнул телефон. Гордон ответил, потом прикрыл трубку рукой и велел «пойти погулять полчасика». Я и пошла. Побродила по коридорам, изнывая от неизвестности, силясь угадать, чем закончится этот разговор, и пытаясь решить, не попросить ли меня действительно куда-нибудь спрятать; наткнулась на одно-два знакомых лица, но разговора не вышло и в итоге меня вынесло в общий кабинет особого отдела, где я столкнулась с Вильсон, поспешно поздоровалась, стараясь не встречаться с ней глазами, и метнулась к Баллоку, как будто у меня к нему неотложный разговор. На деле же мне хотелось лезть на стенку, наговорить кому-нибудь гадостей или что-нибудь расколотить. Тут меня, как всегда, вовремя, посетила гениальная идея. — Харви, а можно мне спуститься в тир? — С ума сошла? — он аж руками замахал. — Ты на грани того, чтобы тебя заперли, а ты — в тир! Я сделала умоляющие глаза. — Ха-арви! Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — Нельзя. — А раньше было можно? — Ты не была замешана ни в какие такие дела. Скажи спасибо, что ты тут вообще свободно разгуливаешь. — Спасибо, — я скорчила кислую рожу. — Мне надо как-то сбить напряжение. Я сейчас лопну. — Заведи себе мужика. — Харви!!! Ты свинья. — Да что с тобой? Раньше это тебя не задевало. — Пфф. Вот знаешь, Харви, будь ты хоть немножко поделикатнее, давно уже был бы лейтенантом особого отдела. — Не переводи стрелки, — сказал Баллок и полез в ящик. — Я тебе бутерброд припас. Заботливый какой. — Окей. Теперь буду говорить комплименты за еду. Так и запиши. — Язва. — Ты сегодня второй человек, который называет меня язвой. — Трофическая. — Уу. Умные слова? — и тут бутерброд затмил мой разум. Я ж сутки не жрамши! — И что мне с тобой делать? — риторически спросил Гордон, когда я вернулась. — Не знаю, — пробубнила я. Ей-Богу, как будто в школе перед директором. Он опять пошелестел бумагами. — Мы остановились на том, что ты рассказала не все. — Все, что имеет значение. — Это тебе так кажется. Я не услышал, какую же задачу он поставил тебе. Возможно, это могло бы хоть что-то прояснить. Судя по твоей реакции, не совсем то, что получилось? Н-да… ответить сложно, он ведь ничего не требовал. Соврать не получится. Кое-как я описала, чего, по моим предположениям, мог ожидать от меня Джокер. И как же мне не хотелось об этом говорить! — Он не сказал ничего определенного, я просто… угадывала его желания, как… как хороший дворецкий, — откуда взялась именно эта ассоциация, будь она неладна? Сказав «дворецкий», я вспомнила о Брюсе и о том, что обещала сегодня быть на благотворительном вечере, о чем тут же и сообщила. — Я бы настоятельно рекомендовал тебе прервать этот милый флирт и уехать из города. Милый флирт? Который из двух? Я пришла сюда на рассвете, полная решимости попросить убежища, но сейчас уже не была так уверена в том, что именно это мне нужно, к тому же, тон комиссара разбудил беса противоречия, который не успел до конца проснуться, когда Гордон продолжил: — Но ты остаешься единственной возможностью узнавать из первых рук о некоторых его действиях. Это лучше чем ничего. А потому я прошу тебя остаться нашим информатором. От последнего слова меня передернуло, но я сдержалась, и пришлось выдержать еще несколько фраз о долге перед обществом. Последнее не относилось к числу добродетелей, впитанных с молоком матери, я бы сказала. Я вообще не уверена, что у меня есть какие-то добродетели, кроме способности видеть картинку, а это, согласитесь, имеет мало отношения к моральным ценностям. Мое вялое кивание было вполне справедливо истолковано как согласие со всем вышесказанным, и комиссар решил обратиться к теме Брюса Уэйна, которого я неосторожно упомянула. — Меня беспокоит этот его интерес к Джокеру. — Он говорит — пустое любопытство… — Гордон приподнял брови, ожидая продолжения. Ну, я продолжила. — Только вот слишком настойчиво это утверждает. — Именно. Я боюсь, как бы он не наделал глупостей, мешая следствию. В прошлом году он потерял друга детства, Рэйчел Доуз. Старые друзья — ценность даже для такого человека, как Брюс Уэйн. — Понятно. — Отчего-то меня снова окутала такая безнадега, что хоть в петлю. Я что, серьезно допускала, что могу быть интересна кому-то сама по себе? Даже с этими новоиспеченными байками о своих нежданных приключениях? Информатор. Бррр. — Комиссар… — хрипло произнесла я и, встретив вопросительный взгляд, откашлялась и продолжила: — Вы действительно считаете, что от меня может быть какая-то помощь? Что это вообще когда-нибудь закончится? Вы даже к Марони подобраться не можете! Я? Повысила голос на Гордона? Но он ответил ровно, будто и не был задет: — Марони — привычное зло. Он предсказуем, можно сказать, верен традициям, — невесело усмехнулся комиссар, — и в конце концов мы найдем способ его прижать. А теперь, думаю, наш разговор исчерпал себя, Элисон. Ты свободна, — жестко закончил он. Похоже, все-таки мои слова были ему неприятны. Развеяться, сказал Брюс, приглашая меня... а вот и пойду. И развеюсь. Только до вечера дожить надо. В обнимку с подушкой.