Till they're sore // ex Bad romance

Брюс подошел к стойке, за которой чернокожий бармен со скучающим видом вытирал стаканы. — Здорово, Фил. Мне двойной. — А, Мэлоун. Давно тебя не видно. Как поживает твой приятель Бэтмен? — Начина-ается, — процедил сквозь зубы псевдомэлоун, и пятерней ухватил бармена за футболку на груди. — Это. Было. Совпадение. Понял? — Молчу-молчу, — замахал руками Фил, — уж и пошутить нельзя. — Шути с кем-нибудь еще, — прошипел Брюс и убрал руку. — Обидчивый ты какой-то, Матч. Брюс пригубил виски и с грохотом поставил стакан, расплескав его содержимое. — Что же это, я так и не отмоюсь никогда? — Ну уж извини. Репутация — это все. — Знаю. Еще раз подобное услышу, Фил, зубов не досчитаешься. — Ладно… сам знаешь, все на нервах, — бармен с опаской глянул в сторону двери. — Это еще почему? — А ты как будто не в курсе. — Неа. — Этот фрик снова появился. — Ты о ком? — Ты что, на Луне был? — Почти, только что вернулся в город. — Этот псих, Джокер, сбежал из дурки несколько дней назад, — объяснил Фил таким тоном, словно обращался к слабоумному, — и теперь тут все кувырком. — Ух ты. Это как? — Ты что, не помнишь, что он учинил в прошлом году? Брюс видел, что бармену охота почесать языком, а потому продолжал делать вид, что понятия не имеет, о ком речь. — Смутно, меня вообще-то тогда здесь не было. — Говорят, он и раньше был чокнутый, весь город с ног на голову поставил, тут просто паника была, а после года в дурдоме окончательно съехал с катушек. Представляешь, на днях он завалился в заведение Рокси, заказал всем выпивку и вообще поначалу вел себя как душка. Те, кто поумнее и кое-что слышали и помнят, как завидели эту рожу, потихоньку слились, а потом он сказал, что ему нужны два человека для какого-то дела, и первых же двоих вызвавшихся положил на месте. Сказал, необдуманные решения вредны для здоровья. Ржал, как сумасшедший. — Фигасе, — отметил Брюс. — Во-во. Рокси тогда сама была за стойкой, говорит, чуть не описалась. А уж она видела поножовщину, будь покоен. — И что, никто ничего?.. — Ну, кое-кто попытался его приструнить, итого пять трупов, а те ребята были не с пустыми руками. — И? — Брюс изобразил живейшее любопытство. — У Рокси теперь проблемы с клиентами. И не только у нее. Он вроде как решил везде отметиться. Тут такое рассказывают... Впрочем, может, это все слухи. Один раз он появился тут в мою смену. Тихо поговорил с кем-то за столиком и слинял, ничего не заказав. Но видел бы ты эту харю. … и очень близко, подумал Брюс и вернулся к интересующей его теме: — И что, такой тип умудряется находить людей для своих дел? — Одни говорят, за те деньги, которые он платит, некоторые удавятся, другие — что какие-то отморозки просто так идут за ним. Лично я думаю, никто в своем уме ни за какие золотые горы не захочет на него работать. Неудивительно, что в прошлом году он пристроил к делу аркхэмских шизиков. За день до того, с помощью Люциуса Фокса Брюс в очередной раз взломал обновленную защиту полицейской базы данных, и теперь получал доступ к рапортам по этому делу, как только они оказывались в компьютере. Он просмотрел их все, один другого краше. Бестолковость некоторых из них просто зашкаливала, это не было свойственно полицейской работе, но объяснялось тем, что это были отчеты, записанные со слов осведомителей, к которым, судя по всему, редко обращались. Но на этот раз полиция перетряхивала всех, чтобы только выяснить, что Джокер еще раньше начал делать то же самое. Имена осведомителей были скрыты кодами, которых у Брюса пока что не было. Общая картина вырисовывалась гротескной. Клоун появляется, как черт из табакерки, спрашивает о странных вещах, наводит шороху и исчезает. Отдельные фразы Фила были как будто в точности взяты из одного из прочитанных Брюсом отчетов. Как интересно, подумал он, а я и не знал, что ты на крючке. Количество обойденных сомнительных заведений тянуло на пару смертельных доз алкоголя. Везде он слышал примерно одно и то же с небольшими вариациями. Джокер расспрашивал, причем никто толком не мог объяснить, о чем, был либо до абсурда обходителен, либо вел себя откровенно по-хамски, и тем и другим приводя в бешенство всех, кто встречался на его пути, что часто заканчивалось кровью, чему отчасти способствовало то, что появлялся он всегда один, словно провоцируя нападение. Он как будто продолжал нарочно всех выводить из себя. Сначала, при его появлении, это было одним из средств, потом — в Аркхэме — развлечением, а теперь что — целью? Сомнительно. Неужто он за год заключения сошел с ума по-настоящему? И это тоже сомнительно. Он, конечно, и до того был безумен, но его безумие было очень расчетливо и рационально. Что изменилось? Совершив «круг почета», Брюс оказался в баре у Рокси. Рокси была потрепанной, но все еще красивой женщиной, смуглой и фигуристой, и обладала той чуть тяжеловатой грацией, которую теперь мало кто может оценить, а ее легкий характер, по слухам, не раз спасал ей жизнь. Если учесть специфику ее клиентуры, можно было только удивиться, что она еще умеет сохранять хорошее настроение. Она сидела, полностью скрывшись за стойкой, и, пока была свободна, что-то писала в здоровенном журнале. Сама себе бухгалтер. Мэлоуну она обрадовалась и, убрав гроссбух, выставила ему стакан и принялась делиться новостями. Пришлось повторно выслушать рассказ о «необдуманных решениях». Тут он обнаружил еще одну особенность. Из всего услышанного им сегодня, история Рокси была единственной «из первых рук». Все остальные были пересказами, а Брюс, как правило, знал, кого спрашивать, и кто больше всех видит и знает. — Что-то я не хочу оказаться с ним за одним столиком после всего, что ты тут наговорила… — Трусло ты, Мэлоун, и всегда был труслом. Н-да, Мэлоун и вправду был таков, этого не отнимешь. А еще он был шедр на пустые слова. Брюс перегнулся через стойку и двумя пальцами взял ее за подбородок. — А за трусло и ответить можно. Будь ты мужиком… Но тебе я готов простить все что угодно. — Это ты заигрываешь что ли? — повела плечом Рокси. — Ладно, проехали. Сделав микроскопический глоток виски, Брюс отправился к столику у почти непрозрачного от наклеек окна, где щедро поделился выпивкой с каким-то ползучим растением в треснутом горшке. По стеклу уже вовсю барабанил дождь. В дверях показалась весьма легкомысленно одетая и насквозь промокшая девица, следом явилась длинная сутулая фигура в неизменном фиолетовом пальто, с которого только что не лило. Не обращая внимания на направленные в их сторону взгляды, он подтолкнул девицу к ближайшему столику и уселся напротив. — Меня не волнует, с кем он спит, хоть с кошками, — видимо продолжая начатый снаружи разговор, тихо говорил Джокер, — должно быть что-то еще… Брюс сидел далеко и, хотя было не слишком шумно, не мог расслышать всего сказанного. Увидев, что это их не касается, большинство посетителей бара как по команде отвернулись и сделали вид, что ничего не замечают, изредка поглядывая в сторону потенциальной опасности. Некоторые, впрочем, продолжали откровенно пялиться. Девушка что-то очень тихо говорила, при этом ежась и обнимая себя руками, и явно не только от того, что оказалась прямо под полумертвым кондиционером. Джокер сгреб с ближайших столиков все имеющиеся там салфетки и сунул ей под нос. — Перестань стучать зубами, я ничего не понимаю, — раздраженно сказал он. Она с удивлением и благодарностью приняла салфетки, но так ими и не воспользовалась. — …бои без правил… он ловит от этого больше кайфа, чем от любой дури, — едва разбирал Брюс, — … на бывшей фабрике на… — расслышать удалось лишь часть названия. Джокер еще что-то сказал, девушка изменилась в лице и что-то ответила, он покачал головой и вышел. — Уфф, пронесло, — выдохнула Рокси. Она налила полный стакан и отнесла его девушке. — За счет заведения, милая. Но не прошло и двух минут, как клоун вернулся, оглядел помещение и безошибочно остановил взгляд на Брюсе. Сегодня он был наблюдателем и не собирался вмешиваться, если не возникнет совсем уж критической ситуации. И вот, пожалуйста. Он попытался отвести глаза, но было уже поздно. — Поди-ка сюда, — псих поманил пальцем. Брюс не отреагировал. — Я к тебе обращаюсь, — повысил голос Джокер. Брюс отставил стакан с остатками виски и, пошатываясь и имитируя сильное опьянение, приблизился к Джокеру. — Ты чего такой… глубокомысленный? Брюс изобразил пьяное возмущение. — Я… это… А ты чего вообще прикопался??? — после чего позволил взять себя за грудки и припереть к стенке, сопротивляясь не больше, чем был бы способен очень нетрезвый и внезапно испугавшийся человек. — Пожалуйста, не трогайте меня. Он нащупал в кармане пистолет с транквилизатором и подумал, что было бы очень желательно переместиться на улицу, хотя бы ради того, чтобы избежать случайных пострадавших и сохранить маскировку. Джокер наклонился, и его лицо оказалось в дюйме от лица Брюса. Огромные в полутьме зрачки, окруженные темной зеленоватой радужкой, застыли прямо напротив его глаз. Джокер медленно втянул воздух. — От тебя пахнет виски, но ты не пьян. — Он изогнул бровь. — И не боишься. Не придуривайся. Знаешь, это мое дело. Впрочем, я это уже говорил кому-то совсем другому. Хе. — Клоун сделал небольшую паузу, в его глазах мелькнуло удивление и он тихо хихикнул. — Ты не из этой жизни, — прошептал он и повел рукой, словно охватывая этим жестом все готэмские трущобы. — Ищешь острых ощущений? Я мог бы их тебе обеспечить. Давай прогуляемся. За все время, что он пользовался именем без вести пропавшего бандита, никто ни о чем не догадался. Исключая тот случай, когда кто-то заметил странное совпадение и решил, что Матч Мэлоун делится информацией с Бэтменом. Он, вроде бы, смог отчасти восстановить репутацию Мэлоуна, слишком это была удобная личина, чтобы так легко от нее отказываться, но тот случай стал поводом для шуточек. Брюс выбрал именно это имя еще и потому, что оригинал был внешне похож на него, и перевоплощение требовало минимум усилий. Он оценил это, проведя однажды ночь в полицейском участке. Что-нибудь вроде отклеивающейся с утра бороды вызвало бы слишком много излишнего интереса. Но вот про «не из этой жизни» ему еще никто не говорил. — Ты и ты, — Джокер указал на двух человек покрупнее и потрезвее, — выведите его отсюда. Один из амбалов угрожающе поднялся. — Да ты кто такой, чтобы указывать… — следующие слова обратились коротким хрипом и бульканьем, потому что точно брошенный нож пробил спорщику трахею. Брюс дернулся и укололся о другой нож, внезапно возникший в левой руке Джокера. — И вот так все время, — пожаловался ему клоун, указав на дергающееся в последних судорогах тело, — некоторые напрочь отказываются учиться на чужих ошибках. Очень, очень печально. Следующие двое выбранных громил без лишних слов поднялись и, схватив Брюса за локти, поволокли к выходу. — Не надо, я сам пойду, — тихо и зло проговорил Брюс. — Нет уж. Такому гостю нужен эскорт, — так же тихо ответил Джокер, отвесив издевательский поклон. — А ты переигрываешь. Мэлоун не был мастером рукопашного боя, так что пока стоило сохранять видимость глубокого пьяного шока. Брюсу Уэйну, а он не сомневался, что клоун узнал его, иначе вряд ли стал бы устраивать все это представление, тоже не полагалось обладать хорошими боевыми навыками, но почему бы и нет — мало ли чем может заняться из каприза богатый чудак. Что может сделать этот псих со скандальным миллиардером? Попытаться убить? Вряд ли ему это интересно. Похитить? Такая мысль вполне могла прийти в эту больную голову. Все четверо вышли на улицу и завернули за угол, в узкий проулок. Дождь перестал, но небо было затянуто низкими темными тучами, грозившими с минуты на минуту снова пролиться на голову, а потому вокруг было темнее, чем обычно ранним вечером. На ходу клоун быстро сунул руку в карман брюсовой куртки и выудил оттуда пистолет. Поморщился, разглядывая его. Это была точная копия Беретты 92, заряженная дротиками с транквилизатором. Один такой дротик мог моментально свалить довольно крупного мужчину. — Хм, — он нажал на спусковой крючок в дюйме от головы Брюса. Раздался негромкий хлопок, и дротик ударился о стену. — А выглядит, как настоящий. Как изобретательно. И безопасно. И бесполезно. Негодящий арсенал, знаете ли, — при каждом слове он выпускал следующий дротик, но ни разу не пожелал попасть в Брюса. Расстреляв их все, он вернул бесполезную железку. — Возьмите, мне чужого не надо. — Теперь Джокер почему-то перешел на вы, и это звучало еще оскорбительнее, чем все его нарочитое хамство и паясничество. Он снова наклонился очень близко и прошипел: — Зачем вы пришли сюда, мистер Уэйн? Вам тоже скучно? А ведь правда, зачем? Зачем он полдня мотается по трущобам и грязным барам, где слышит слово в слово то, что уже прочитал, плюс несколько цветистых подробностей? Чтобы вычислить пяток полицейских осведомителей, которые ему даром не нужны? Джокер пальнул или махнул ножом там, скорчил рожу здесь, затеял какую-то бессмысленную возню, и все тоже засуетились, запаниковали и забегали. Бестолково, бесцельно и бесполезно. За пару дней он словно сплел призрачную паутину из паранойи и бессонницы, в которую попали и теперь бессильно бьются все заинтересованные лица. А в эту категорию можно включить не только его, комиссара и весь специальный отдел, но и прессу, и ТВ и вообще всех готэмцев по обе стороны закона, у которых еще память не отшибло. Так зачем он здесь? Он здесь, потому что он — Бэтмен. Иного ответа он не нашел. Ситуация нравилась Брюсу все меньше и меньше. Нужно было вовремя пожертвовать маскировкой, а теперь придется выкручиваться с пустыми руками. Похоже, громилы пропустили мимо ушей его имя, это было бы в некотором роде удачей. С этими двумя он справится, а вот с Джокером… Вряд ли клоун отличается тренированностью, да и сомнительно, чтобы после года в Аркхэме хоть кто-то был в хорошей форме, и при доле везения он повыбивает хоть десять ножей у клоуна из рук, только вот кто знает, что еще припрятано у него в рукаве… или в ботинке. Он вспомнил короткий широкий клинок, выскочивший из подошвы во время драки в пентхаусе. Если бы не слои кевлара, он запросто пробил бы ему бедренную артерию. Джокер тем временем уставился на Брюса с любопытством. В глазах мелькнуло разочарование, потом злость, потом веселье, он покачал головой, словно не веря своим глазам, шрамы, обведенные кроваво-красной неровной линией, дернулись, и он зашелся истерическим смехом. *** У-упс… Джокер ржал. Откровенно, искренне, от души. Ржал над собой, что случалось очень, очень нечасто. Он же знал, давно знал, это было так очевидно, что даже неловко. Он окончательно уверился в своих выводах, еще когда этот мелкий проныра Коулман Риз объявился в эфире прямо посреди игры, добавив немного перцу, но здорово испортив удовольствие в целом. Неумолимая логика помимо воли увязывала Бэтмена с Брюсом Уэйном в одно, но из чистого упрямства он все же предпочитал воспринимать эти две личности по отдельности. И все-таки это он. Его визави по инерции изображал завсегдатая бандитской забегаловки, но из-под вони дрянного одеколона пробивался аромат дорогого мыла, а взгляд — не бегающий, и не исполненный дешевой наглости, как это бывает у мелких жуликов, а на уровне горизонта, даже если перед носом стена. Или, в данном случае, его собственная непривлекательная физиономия. Сейчас стоящий перед ним человек не был ни тем, ни другим, но кем-то прозрачным третьим, за которым стоял его настоящий противник, куда более интересный, чем тот крылатый фрик, которого он когда-то выбрал, исходя только из его необычности. Он попал в собственную ловушку, приняв желаемое за действительное. Вернее, нежелаемое за недействительное. Так упорно игнорировать очевидное. Так отчаянно надеяться, что все не так, как на самом деле. Поймать самого себя на том, что больше всего ненавидишь в других. Это же сдохнуть можно. Реальность, на удивление, оказалась куда интереснее самообмана. *** Брюс воспользовался паузой, чтобы освободиться, легко вывернулся и, так как это определенно не понравилось державшим его, приготовился к драке. В этот момент, не переставая ржать, Джокер рявкнул: — Стоять!!! Громилы замешкались от неожиданности. — Пшли вон, — цыкнул клоун. Бандиты остались на месте, выжидая. Клоун шагнул ближе, смех прекратился. — Мне… повторить? — он сделал неопределенно-манерный жест в воздухе, — лучше помогите бедной, эээ… Рокси прибраться, — он еще раз коротко хохотнул. Мужчины повернулись и пошли прочь, один из них в сердцах сплюнул, но связываться не решился. Джокер подошел вплотную к Брюсу и оперся рукой о стену, не лишая его возможности отодвинуться, но и не оставляя особых возможностей для маневра. Брюс заметил, что их глаза на одном уровне при том, что тот сильно сутулится. Пальто висит, как на вешалке, а движения такие, как будто он то ли пьян, то ли вот-вот зевнет, потянется и заснет на ходу. Внаглую заняв его интимное пространство, клоун повел свой обычный разговор: — Хочешь знать, откуда эти шрамы? Как-то вечером я шел с мамой и папой из кино. Было поздно, и уже давно стемнело. Вдруг из-за угла вышел какой-то укурок с пистолетом и подскочил к папочке, требуя денег. Папочка был не робкого десятка, поэтому он ему врезал. Но недостаточно сильно, и получил пулю в живот. На этот раз Джокеру удалось удивить его неожиданной… предсказуемостью. Поняв, что он узнан, и зная, как тот любит рассказывать разнообразные байки о своих шрамах, Брюс был готов услышать что-то подобное. Но одно дело — мелькнувшее предположение, и совсем другое, когда этот монолог действительно произносится в нескольких дюймах от твоего лица, вот этой нарисованной маской, нахально глядящей в глаза своими черными провалами. Он сдерживался изо всех сил, зная, что Джокер только и ждет, когда он сорвется. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, но это ни капельки не помогло. Псих доверительным и печальным тоном продолжал говорить вполне ожидаемые слова, давя на больное место. Получалось противно и очень, очень действенно. Брюс закипал, зная, что это глупо, но ничего не мог с собою поделать. — Мама закричала, а бандит сказал «Заткнись, сука!», выстрелил снова, и мама упала. Я стоял и смотрел, как он обыскивает трупы, забирает папин бумажник и срывает мамины драгоценности. Я не мог пошевелиться, только плакал. Он подошел ко мне и сказал: «Не плачь, малыш. Давай-ка я тебя развеселю», и сделал вот это. — Джокер чуть дернул вверх подбородком и растянул рот в гримасе, даже отдаленно не напоминающей улыбку, чтобы нагляднее продемонстрировать «вот это». Железный самоконтроль Брюса отказал. Его накрыло волной омерзения, как будто что-то большое и склизкое вползло в святая святых его памяти и нагадило. В слепой ярости он бросился на клоуна. — А я думал, у тебя нервы покрепче, — прокомментировал тот, блокируя первый удар. Худоба и расхлябанность Джокера оказались обманчивы — дрался он, как профессионал, жестко и уверенно, умело, хотя и не без усилия, отражая его атаки и один за другим применял так называемые запрещенные приемы, которые Брюс, в свою очередь, при всей своей подготовке, отражал с трудом. Где он этому научился? Это было ни на что не похоже. Как будто кто-то скрестил крав-мага с капоэйрой, а результат засунул в микроволновку. Брюс каждую секунду ожидал снова увидеть нож в руке психопата, но тот дрался с пустыми руками. Это удивило его, и почему-то разозлило еще больше. Увернувшись особенно удачно от очередной атаки, Брюс улучил момент, чтобы вставить запасную обойму с дротиками в любезно возвращенную ему полуигрушечную Беретту, и навскидку выстрелил. Дротик воткнулся в складку на рукаве клоуна. — Эй, так нечестно! — взвизгнул псих на две октавы выше обычного, в мгновенье ока оказался рядом и перехватил руку с пистолетом, блокировав затвор. — Фи! — они сплелись в клубок с пистолетом в центре. Пальцы Джокера в мокрой перчатке соскользнули с металла, тем самым вернув возможность выстрелить, но он продолжал удерживать руку Брюса. Дротики были рассчитаны на то, чтобы проколоть несколько слоев ткани, и, случись выстрел, Брюса защитила бы толстая кожаная куртка, но все что не было прикрыто ею, оставалось уязвимым. Намокшее пальто Джокера тоже могло оказаться достаточно плотным, чтобы защитить его. Так и вышло, пока они боролись, два дротика воткнулись в куртку и один достался вороту пальто. Еще бы чуть-чуть, на дюйм выше, и клоун был бы в его руках. Джокер как-то особенно вывернул пальцы и наподдал коленом по их сплетенным рукам. Пистолет выскочил и был немедленно отфутболен под стоявший ярдах в пяти от них мусорный бак. В конце концов, Брюс изловчился и взял Джокера в двойной нельсон, практически обездвижив. Изогнувшись, тот все же попытался разорвать захват, перебросив его через себя, но, ударившись спиной о мостовую, Брюс не отпустил его. Джокер остался в том же невыигрышном положении, с тою лишь разницей, что теперь оба лежали на мокром асфальте, и костлявое плечо клоуна упиралось Брюсу в челюсть. — Во-от она, безотказная неувядающая классика! — провозгласил Джокер, переведя дыхание и, расслабившись, уронил руки за голову, при этом пренеприятно заехав Брюсу по лбу. — Что будешь делать дальше? — Псих тихо смеялся, слегка придушенно, но от этого не менее раздражающе. — Свернешь мне шею, или принципы не позволят, а, Бэтс? — Брюс вздрогнул и почти увидел, как тот закатил глаза. — Ну да-а, я знаю, что ты знаешь, что я знаю, et cætera… — Он помолчал несколько секунд, но не дождавшись никакой реакции, спросил: — Ну, так какие у тебя планы на ближайшее время? Не то чтобы Брюс был очень удивлен, но услышать прямое подтверждение тому, что псих знает о нем, мягко говоря, больше чем надо, было неприятно. Он сильнее нажал Джокеру на затылок. — Вернуть тебя в Аркхэм, — прохрипел он сквозь зубы. — Ты сейчас не в броне, чтобы так рычать, — тот почти давился хихиканьем, — и не смеши, ты даже связать меня не можешь, для этого тебе нужны хотя бы свободные руки. А свободны они как раз у меня, — он повертел пятерней у него перед глазами, и тут в шею Брюса уперлось острие ножа. Кстати, о рукавах. — И кто тут говорил о честности? — прокомментировал Брюс уже нормальным голосом. — А разве я обещал, что сам буду драться честно? Это ты у нас самый принципиальный. — удивился клоун. — Итак, ситуация патовая, — продолжал он после небольшой паузы, — ты можешь сейчас начать медленно и печально ломать мне хребет, силушки хватит, но тебя такой вариант заранее не устраивает. Хотя, думаю, тебе бы понравилось. Я могу прикончить тебя гораздо быстрее, но тогда мне будет совсем скучно. — Почему ты так уверен, что я не прикончу тебя прямо сейчас? У меня что, правила скаутов на лбу написаны? — Брюс совершенно не был расположен поддерживать беседу сейчас и вот с этим, но удержаться почему-то не мог. — Ты иногда так прозрачен, — утомленно протянул Джокер, — если бы ты мог себе это позволить, то дал бы мне упасть в свое время. Хотя нет, еще раньше ты сбил бы меня на своем монструозном мотоцикле. А потому предлагаю признать, что мы оба в данный момент не горим желанием иметь в своих объятьях покойника, и считать этот дружеский поединок закончившимся вничью. Выводы Джокера были поспешны, но верны. Раш Аль-Гуль полетел в ад, но этого он удержал от падения. Может, все-таки зря? — Дружеский поединок? — отсутствующе повторил Брюс, — у тебя это звучит как-то… отвратительно. Джокер издал нечто среднее между смешком и всхлипом. — Ооо… ты меня со свету сживешь. Ххха. Теоретически Брюс с радостью именно это и сделал бы, но он не убийца, и тварь, которую он сейчас удерживает, к сожалению, отлично это знает. — Решай уже что-нибудь, у меня шея затекла, — капризным тоном потребовал Джокер и… убрал нож. Брюс едва заметил это, его только что не трясло. Он может покончить с ним прямо сейчас и будет прав. Одно усилие, и параноидальное напряжение последних дней исчезнет, город сможет вздохнуть спокойно, и, возможно, мир станет чуточку лучше. Ну да, как же. А он до конца дней будет лгать себе, что у него не было выбора, и даже, возможно, сумеет себя убедить. — Безвыходным называется положение, выход из которого тебе не нравится, — продолжал дразнить Джокер, словно прочитав его мысли. Н-да, целых два выхода, и не нравятся оба. Налет стеба оказался заразным, и воображение услужливо нарисовало перед глазами ромашку. Любит — не любит. Быть или не быть. Удавить или отпустить. Тьфу. Нет, он не пойдет на это. Хотя так хочется все закончить раз и навсегда. Зарычав от бессилия, он разомкнул захват и с силой сбросил с себя Джокера, который уже начал насвистывать «When the saints go marching in», демонстрируя, как наскучила ему эта борьба Брюса с самим собой, что в его положении, должно быть, стоило усилий. Клоун откатился на безопасное расстояние и, рассевшись на мокром асфальте, повертел головой, разминая шею. Он явно никуда не торопился. — Ну что, выпустил пар? По-лег-чало? — Нет, — честно ответил Брюс. Он тоже не спешил подниматься, мысль снова броситься на психа с голыми руками и попытаться скрутить отчего-то не казалась удачной. Они были как два шахматных короля в оппозиции — ни один не может ступить на разделяющую их клетку, и потому оба вынуждены вести дискуссию на расстоянии. Ну вот, пошли игровые ассоциации, еще только карточной не хватало. Для полного комплекта. К тому же, в том, что он оказался в таком положении, виновата цепочка его собственных мелких оплошностей, а вопрос, почему он их допустил, пока остается открытым. — Ну зачем ты все это делаешь? — устало выдохнул Брюс. Ответа он и не ожидал. Джокер неторопливо стянул мокрые перчатки, порылся в карманах, добыл пачку сигарет, покопался еще немного в поисках зажигалки, и, закурив, некоторое время переводил взгляд с огонька на лицо Брюса и обратно. А потом как будто неожиданно вспомнил о повисшем в воздухе вопросе и, серьезно глядя в глаза, медленно проговорил: — То же самое я хотел узнать у вас, мистер Уэйн. Но, уж коли вы раньше спросили… Что вас интересует? — он не улыбался, в голосе не было яда, во взгляде — ни тени насмешки. Удивившись этой внезапной смене тональности и насторожившись в ожидании какой-нибудь пакости, Брюс брякнул: — Все. — Поконкретнее, пожалуйста. Вид серьезного Джокера с сигаретой нервировал не меньше, чем его обычный образ смертельного скомороха с ножами, взрывчаткой и плоскими остротами. Сидя на земле, вытянув ноги и ссутулившись, со спутанными мокрыми грязно-зелеными волосами и кляксами размазанного грима на лице, он не выглядел ни нелепо, ни, тем более, комично. Впрочем, комично он не выглядел никогда. Память немедленно подсунула картину годовой давности, как в комнате допросов в участке, примерно из того же положения на полу, избитый, он смотрел на него победителем, и было абсолютно не важно, что взгляд был направлен снизу вверх. Так вот, этого сейчас тоже не было. Он был настолько нейтрален, насколько это вообще возможно. Брюс, пожалуй, отчасти соврал. Полегчать, конечно, не полегчало, но пар он выпустил, а потому относительно легко принял спокойный тон Джокера. — Почему вы держите при себе то, что знаете обо мне? — незаметно для себя он тоже перешел на вы. Стоило спросить что-то другое, более важное, но вопрос вырвался сам собой. — Из эгоистических соображений. Вы мой лучший… хм, враг, — это слово он сопроводил вежливой полуулыбкой, выглядевшей, по меньшей мере, странно на лице в размазанном клоунском гриме, — и я не готов делиться. К тому же до сего дня я тешил себя слабой надеждой, что ошибся. Никак не мог уловить всей прелести этого открытия, но вы мне очень помогли, — светским тоном сообщил Джокер. Только бокала вина в руке не хватало. Его совершенно не смущало то, что оба они сидят на мокром асфальте в грязном переулке, в который выходят задние двери забегаловок, заставленном мусорными баками, которые не вывозили, судя по запаху, дня три. Н-да… из эгоистических… сам хорош, есть вещи поважнее, о которых стоило бы спросить. Что сделало из него такое чудовище? Дурацкий вопрос, да и бесполезный на данный момент. С этим когда-нибудь разберутся в Аркхэме. Может быть. А может быть, он сам разберется. Потом. — Почему вы выбрали… — Сейчас моя очередь, — оборвал Джокер. — Спрашивайте, — внутренне подобравшись, произнес Брюс. — Хорошо… пустое любопытство — почему именно летучая мышь? Ожидая чего-то побольнее, Брюс даже немного расслабился. А почему бы и нет? Хуже уже не будет. — Свалился в детстве в колодец с летучими мышами, испугался до чертиков. Проняло, знаете ли. Глаза Джокера неуловимо блеснули, но он спрятался за дымящейся сигаретой. — Си-ильно проняло, должно быть… — Можете не сомневаться, — заверил Брюс и не удержался: — А вы куда свалились? В коллектор со злыми клоунами? Джокер криво усмехнулся и склонил голову набок. — Это вопрос, или вы пытаетесь меня задеть? Приготовившись к гораздо более бурной реакции, Брюс даже слегка опешил. — Пожалуй, задеть, — сказал он, — а вы бы ответили? — Может быть, — проговорил Джокер, не переставая задумчиво разглядывать Брюса. — А без крыльев вы как-то легче в общении. Они тянут вас к земле. Ваша очередь. — Почему вы ударили именно по Гордону и Марони? — Ударил? Звучит как-то по-военному... Они оба люди достаточно неординарные, и вызывают у меня интерес. Не такой сильный, как вы, разумеется,— сидя, он отвесил полупоклон, — но вполне достаточный для того, чтобы поиграть с ними лично. Скажем, мне любопытно, к чему это приведет. Кстати, на месте Гордона мог оказаться любой другой коп. Или даже вы. Это чистейшая случайность. — Помоги господь тому, кто еще вызовет ваш интерес, — пробормотал Брюс. — Хмм, вы католик? — Джокер приподнял брови в наигранном изумлении. — Вот уж не… — Я агностик, — оборвал Брюс. — К слову пришлось. — А мне уж стало интересно. Это дало бы славную почву для спекуляций. Повисло неловкое молчание. То есть, это Брюс почему-то чувствовал себя неловко, а что там при этом думал Джокер, было совершенно неясно. Он сидел на тротуаре в нескольких футах от этой ходячей черной дыры и относительно спокойно обменивался с ним личными вопросами. Это не укладывалось в голове. — О чем вы думаете? — подал голос клоун. — О том, как великолепно вы умеете приводить в замешательство на ровном месте. — Меня это развлекает. В том числе. — Вы действуете иначе, чем год назад. — Зачем повторяться? Я придумал новую игру. — И, видимо, в рамках игры вы убили больше пятнадцати человек. — Меньше, — поправил клоун. — Думаете, скостят? — усмехнулся Брюс. — Не хочу присваивать чужие заслуги. Забавно ведь — целый год прошел, а город снова на грани паники от того, что один несчастный фрик сбежал из дурдома. У меня отличная рекламная кампания. — Вы чертовски тщеславны. — Да-а, и еще мне скучно, — протянул клоун. — И, видимо, не мне одному, — добавил он, глянув в Брюсу глаза. Чувствуя, что снова начинает закипать, он с некоторым усилием приглушил эмоции. — Но зачем столько убийств подряд? Совершенно бессмысленно и бессистемно? — Бессмысленно, — повторил Джокер, — хм, ладно. Когда ты один, приходится быть очень убедительным. А люди в большинстве своем до сих пор устроены так, что самым весомым аргументом для них остается труп. Или потенциальный труп. Я всего лишь исхожу из обстоятельств, — он театрально развел руками, как бы извиняясь за все человечество, которое поставило его в такое неудобное положение. — Ты получаешь от этого удовольствие, — с ноткой гадливости проговорил Брюс, срываясь на ты. Псих прикрыл половину лица ладонью и на секунду вроде как подавился смехом, уходя от прямого ответа. — Я получаю удовольствие прямо сейчас. А может быть, я просто хотел пообщаться с тобой, — протянул он так проникновенно, что Брюсу стало некомфортно, — с другим тобой, — уточнил он. — Может быть, это такое приглашение. Вроде открытки с котятами. Я бы, конечно, предпочел как-нибудь с тобой напиться… с вами обоими. И потрепаться «за жизнь», но вряд ли ты принял бы такое предложение, да и выпивка на меня не действует. Знаешь, я всегда до обидного трезв! И видишь, я не тронул никого из тех, кого ты так заботливо опекаешь. Ну, почти никого. Может быть, я даже не хотел тебя слишком злить. Джокер нес несусветную чушь, а Брюс не представлял себе, как прекратить этот разговор или повернуть в нужное русло. И, черт возьми, какое оно, нужное? Он не психолог. Кроме того, несмотря на то, что клоун сидел практически неподвижно, создавалось впечатление, что он расхаживает туда-сюда и всячески мельтешит, и этот бредовый эффект выводил из себя. — Может быть, — передразнил Брюс. — И потому начал с семейства мэра. — Только не говори, что тебе их жалко, ни за что не поверю. — Жизнь есть жизнь, кому бы она ни принадлежала, порядочному человеку, мелкому жулику, или такому негодяю, как Траут, — Брюс счел лишним скрывать свое отношение к покойному мэру, — все они люди. И даже ты. Может быть. — Ох уж этот антропоцентризм, — закатил глаза Джокер, пропустив мимо ушей последнюю фразу, — ты убедил себя, что человеческая жизнь превыше всего. А ведь когда-то это было не так. Когда-то были вещи куда более весомые, чем чье-то жалкое существование на грешной земле. — Это ты пытаешься оправдаться? Какой-то высокой идеей, которую якобы никто не поймет? — скривился Брюс. — Ни в коем случае. Просто напоминаю, что не всегда все вертелось вокруг функций человеческого организма. На случай, если ты забыл. У тебя на спине огромная красная кнопка, стоит на нее нажать, и ты запищишь. Если бы ты только решился сейчас, несколько минут назад… все бы закончилось. Но ты обязательно выкрутишься и, как в прошлый раз, допустишь еще сколько угодно невинных жертв, чтобы только самому не запачкаться. Удивительное лицемерие. — И это говорит убийца и разрушитель… — Да и ты не творец, Бэтс. Между нами одновременно и гораздо больше общего, чем ты думаешь сейчас, и меньше, чем можешь подумать со временем. Может быть, ты когда-нибудь сможешь это понять своей глубоко рациональной башкой. Брюса передернуло, что-то мерзкое шевельнулось в подсознании, отголоски утренних размышлений, слабое допущение, что клоун может быть прав. Он мысленно придавил гадину. — Меньше и быть не может. Между нами нет ничего общего. Мы по разные стороны баррикад, и я очень сомневаюсь, что когда-нибудь дойду до того, чтобы допустить даже малейшую возможность, что я и ты в чем-то похожи. Джокер покачал головой. — Когда-то я хотел спросить, что такого с тобой стряслось, что ты делаешь все это? Теперь я, кажется, понимаю, но… видишь ли, вряд ли это поймет кто-нибудь еще, — забывшись, он облизал уголки губ, — представь себе все эти рожи, как они вытянутся, если станет известно о твоем маленьком ночном хобби! У тебя есть все, чего только можно пожелать, а ты нацепил броню и шлем с ушами, шляешься по ночам, точно упырь, рискуешь своей драгоценной шкурой, и считаешь, что вершишь правосудие. Да он еще ненормальнее, чем этот размалеванный псих, скажут они, — тут Джокер улыбнулся, то ли сочувственно, то ли мечтательно. — Я знаю, зачем это делаю. А ты? Ты рискуешь жизнью не меньше моего, только вот чего ради? Ты не гонишься ни за властью, ни за чем-то материальным. Чего ты добиваешься? Хаоса? Анархии? Мстишь всему миру за что-то, что когда-то произошло с тобой, и никак не можешь успокоиться? — Хаоса. Анархии, — повторил Джокер, в который раз пожав плечами. — Месть… дурацкое занятие. Смешное и жалкое. Жертва мстит своему обидчику и этим признает себя жертвой, — он подумал секунду и добавил, уже явно насмехаясь, — у меня что, такой виктимный вид? — Ээ, вроде, нет, — вопрос был неожиданным. — А кого тут называют «ночным мстителем»? — Пффф, — Брюс в свою очередь возвел очи горе, — ты всего лишь мастер переводить стрелки. Пользуешься тем, что кое-что знаешь обо мне, а о тебе ровным счетом ничего не известно. — Совершенно верно, — признал Джокер, — но если ты умеешь слушать, то должен понимать, что я тебе уже очень много рассказал о себе. Даже чуть больше, чем собирался. Между нами, повторяю, слишком много общего. Иначе не было бы приглашения и этого разговора. — Сейчас, насколько я понимаю, мне полагается почувствовать себя виновным во всех этих смертях, дескать, я спровоцировал их одним своим существованием? — скептически вопросил Брюс. — На твое усмотрение, — осклабился Джокер, — а ты быстро научился отбивать подачу. — Тогда объясни мне хотя бы, зачем такое дорогостоящее приглашение — только ради того, чтобы вот так посидеть в грязи и порезонерствовать? — Ну да, — он широко улыбнулся, — мм, несколько затратно получилось, не спорю, и грубовато, но сработало же. Можешь не верить, но я в восторге. Впрочем, ливень был лишним, — он приподнял двумя пальцами полу раскисшего пальто, иллюстрируя свои последние слова, — встречи с тобой наносят непоправимый урон моему гардеробу. — Зачем тебе это? — Брюс еле сдерживал раздражение от его кривляний, его тона, менявшегося от вежливого и серьезного до откровенно издевательского, постоянной смены темпа речи, гримас и всего, что вообще исходило от этого… человека. Джокер уселся поудобнее, обхватив одно колено руками. — Видишь ли, мне было интересно как-нибудь увидеть тебя без маски или, лучше сказать, безо всех твоих масок, но не думал, что это случится так скоро. Блюдо, под названием «скандальный наследник Уэйнов», подаваемое толпе с голубого экрана и желтых бумажек, не отличается изысканностью, и почти то же можно сказать о Бэтмене. А сегодня я увидел кулинара, приготовившего их. Ты застал меня врасплох. И я восхищен. Ты оказался намного сложнее, чем я думал, хотя и продолжаешь валять дурака. — Это я валяю дурака? — Да, это ты валяешь дурака. Сам себя обманываешь. Посмотри на себя со стороны. Ты создал две личности, имеющие мало общего с реальностью, и ничего не оставил себе, даже имени. То, что принадлежит тебе по рождению, забрала дневная вывеска богатого раздолбая, в которой нет ни грана правды; не сомневаюсь, ты приложил немало усилий, чтобы выглядеть гламурной дешевкой. Очень дорогой гламурной дешевкой. Я уж не говорю о том, что она прикрывает. Как ты все это выдерживаешь? — Это вопрос риторический или тебе нужен ответ? — Ответ я знаю, мне интересно, знаешь ли его ты. — Это мой долг. Поэтому я делаю все это. И поэтому все это выдерживаю. Джокер уставился на него как будто с жалостью. — Так я и знал. — Он невесело рассмеялся. — Разуй глаза. Кто обязал тебя к этому? Похоже, ты никогда не признаешься себе, что тебя поддерживает, пока кто-нибудь не ткнет тебя носом. — И что же это, по-твоему? — Гордыня. Вот что. — Ошибаешься. — А что тогда? Голос свыше? Видел я шизофреников, и поверь, ты на них не похож, хотя, сдается мне, наше светило психиатрии просто мечтает побеседовать с тобой по душам. И он достаточно умен, чтобы не валить все на тот печальный эпизод твоего детства. Аркхэм… брр, он та еще штучка. С него станется вытащить на свет что-нибудь этакое, случись ему заполучить его в свою коллекцию. Даже намек на такую возможность вызывал мурашки. — Ты делаешь это, потому что хочешь. Никакой другой причины нет. Почему тебе настолько стыдно признаться себе в этом, что по дороге от кровати до ванной комнаты ты успеваешь нацепить очередную маску из своего набора, чтобы только не увидеть в зеркале себя настоящего? — Не тебе говорить о масках. — Ну, я-то не боюсь на себя смотреть, — осклабился Джокер, — привык, знаешь ли. — Опять передергиваешь. — И да и нет. — Для тебя это действительно всего лишь игра. Даже твое уродство, которым ты так отчаянно бравируешь. Настоящее, но все равно — игра, — проговорил Брюс, словно не веря собственным словам. Джокер помолчал секунду и радостно ответил: — Ну да. — Ты даже не ищешь оправдания тому, что творишь… — Что ты, что ты, я горжусь своими капризами и не скрываю этого. В отличие от некоторых. — Ты чудовище. — Спасибо, мне это уже много раз говорили, — отмахнулся Джокер и вдруг спросил: — Ты можешь предсказать, куда покатится бильярдный шар после трех столкновений? — Конечно. — А после пяти-шести? — Возможно. — Тогда тебе ничего и не надо объяснять. — Для тебя люди всего лишь бильярдные шары? — Ну, в отличие от шаров, у них есть воля и, мм, индивидуальность, — клоун изобразил в воздухе кавычки, — во всяком случае подавляющее большинство из них так думает. Но, так или иначе, все не так сложно. — Для меня люди — не шары, не фишки, не пешки и не карты. Ты хочешь подобными параллелями убедить меня в том, что мы похожи? — Ну конечно нет, за кого ты меня принимаешь? — Ну, на это я могу сказать тебе много… приятного, — продолжать он не стал. — Любопытно послушать, но, похоже, ты не горишь желанием это озвучить. — Джокер посмотрел на воображаемые часы. — Что-то мы засиделись. Ладно. Поговорим в следующий раз, когда ты снова нацепишь свою броню и будешь чувствовать себя увереннее. Впрочем, насколько я успел заметить, в маске ты предпочитаешь роль молчаливого ковбоя. Он встал и отряхнулся, хотя это вряд ли могло спасти вконец изгаженную одежду. — В следующий раз я действительно верну тебя в Аркхэм, — ответил Брюс, тоже поднимаясь, и не сводя глаз с… противника? Собеседника? — Может быть. А может, и нет. Пока. Приятно было поболтать, — Джокер повернулся и, ни капли не беспокоясь о том, что может сделать Брюс, пошел по переулку. — Что, теперь при каждой встрече будешь угрожать тем, что расскажешь обо мне все? — проговорил Брюс ему в спину. Джокер остановился и обернулся. — Я уже объяснил, почему этого не делаю. И — я не шантажист. Будь это кто-то другой, Брюс мог бы поклясться, что он искренне оскорблен. — О да, помню, ты человек слова, — выплюнул он, — и это не ты соврал о Харви и Рэйчел. — Я ведь мог и случайно перепутать, ты мне так тогда наваля-ал… — мечтательно протянул клоун, словно воспоминание было приятным. — Ты не перепутал. — Нет, конечно. А представь себе на минуту, если бы я тогда не соврал? — Я мог бы ее спасти… — тут Брюс оборвал сам себя. Спасти так же как Харви? — Так же как Харви, — утвердительно произнес Джокер, кивнул и прогулочным шагом двинулся прочь. Брюс сверлил взглядом удаляющуюся сутулую спину, пытаясь унять боль, и испытывая что-то среднее между досадой и облегчением от того, что сейчас уже не держит жизнь Джокера в руках, в прямом смысле слова. Сейчас он действительно убил бы его.