***
Тем временем на планете под названием N, где базировалось теперь Сопротивление, тоже не всё было спокойно. Взвинченный до предела По Дамерон, чуть ли не рыча, дёргано нарезал круги по кабинету Генерала Органы, не в силах успокоить расшатанные событиями последних нескольких дней нервы. — По, сядь, — как малого ребёнка уговаривала своего лучшего пилота Лея. — Она знала, на что идёт. Вы все знали. Теперь уже ничего не исправишь. — И вы хотите бросить её умирать! — взревел он, со злости ударяя кулаком о стену. Глухой стук немым укором повис в наступившей напряженной тишине. — Дамерон, вы забываетесь, — строго поджала губы Лея, для которой известия о пленении одного из её лучших бойцов тоже стали шокирующе неприятными. — Первый Орден не представил никаких доказательств. Возможно, это всего лишь провокация. — Простите, генерал, но я чувствую, что она жива. Мы должны что-то сделать, — продолжил свои бесполезные метания по комнате По. — Сделать что? Отдать им едва пришедшего в себя Финна или пожертвовать ещё людьми, чтобы отбить одного пилота? Мы и так потеряли половину эскадрильи. Нет, По, мне жаль, но Нику не спасти. Он и сам понимал, что положение безвыходное, но как человек, привыкший сломя голову лететь в самое пекло, Дамерон не готов был отступиться от принципов. Наконец, остановившись и набравшись какой-то отчаянной решимости, он произнёс: — Разрешите мне полететь одному. Понимаю, что это чистой воды безумие, но я не смогу сидеть здесь, сложа руки, зная что есть малейшая возможность освободить её. — Это, конечно, меня не касается, но ведь она значила для тебя больше, чем ученица или просто друг, — проницательно заглянула в глаза стушевавшегося пилота принцесса. — Мы все кого-то потеряли на этой войне. Близких, семью, возлюбленных... Мы должны быть сильными, потому что единственный способ положить конец череде этих потерь — это уничтожить Первый Орден. Не сходи с ума, Ника не позволила бы тебе рисковать из-за неё жизнью, сам знаешь её характер. По кивнул, словно бы подписываясь под каждым каждым сказанным генералом словом, и понуро вышел из кабинета. Между ним и Никой никогда не было тех отношений, о которых намекала Лея. У них была молодость, небо и, возможно, чуть более долгие взгляды и полуулыбки, чем те, что полагались друзьям. Да, они никогда не преступали ту черту, за которой заканчивался беззаботный флирт и начинались серьёзные обязательства, но тем больнее было прощаться.Глава 3
13 января 2016 г. в 22:08
Примечания:
Время тянулось медленно, тягучей смолой обволакивая узкое пространство камеры В-612. Часов у Ники не было, и оставшийся до казни срок она отмеряла циклично повторяющимся гулким топотом патрулирующих корабль штурмовиков, прекрасно различимым из-за двери. Сна не было ни в одном глазу, а неясная тревога всё усиливалась, заставляя внимательно прислушиваться к любому шороху. С момента ужина с Хаксом она насчитала восемнадцать обходов и один пересменок у дверей камеры, но за ней так никто и не пришёл. Спустя ещё пять патрулей у Ники медленно начали сдавать нервы, а когда мимо зашагал тридцать восьмой — она не выдержала и принялась колотить по серому металлу ногами, требуя чтобы её немедленно выпустили.
Как ни странно, но под ударами дверь подалась и, отъехав в сторону, явила очередного штурмовика с каким-то тёмным свёртком. Не говоря ни слова, он протянул его Нике и скрылся за вставшей на место железной панелью, не дав девушке шанса и рта раскрыть. Свёрток, на поверку оказавшийся одеждой с шевронами Первого Ордена на рукавах, полетел в угол камеры, а сама пленница заняла свой привычный выжидательный пост на узкой скамье с твёрдым намерением уснуть, и пусть они хоть сами там все передохнут.
После сорокового патруля Ника, вслух проклиная Хакса и всех его родственников до седьмого колена, всё-таки переоделась в тёмную, неприятную на ощупь, но свежую и чистую ткань, из своей одежды оставив лишь любимую куртку. Под монотонный топот сорок шестого она уже была готова выть в голос и умолять пристрелить её на месте. На сорок восьмом двери наконец разъехались, и под прицелом двух бластеров облегчённо выдохнувшую пленницу повели, как она тогда была уверена, на казнь. Много позже, вспоминая те минуты, Ника называла их самыми абсурдно-счастливыми в своей жизни, а те часы в камере — одними из самых тяжёлых, потому что нет для обречённого пытки мучительнее, чем ожидание собственной неизбежной участи.
— У нас с вами разные представления о казни, генерал, — открыто глядя ему в глаза, заявила Ника, досадливо начиная понимать, что помещение, куда её отконвоировали штурмовики, ничем не походит на место экзекуции.
Повсюду расставлены мерцающие экраны, столы с выведенными голографическими картами, какие-то приборные панели. Кроме различной техники, в комнате, конечно же, обнаружился Хакс, всё с тем же надменным выражением превосходства, написанном на бледном худощавом лице. Прошлую их встречу Ника не могла назвать неприятной, но она так и должна была остаться прощальным ужином, а не поводом для регулярных свиданий.
— Можешь не благодарить, — словно прочитав её мысли произнёс Хакс, подходя ближе. — Планы изменились, побудешь пленницей ещё немного.
Он на самом деле не желал бурного восторга или признательности, наоборот, на месте пленницы генерал вёл бы себя точно так же. Но ощущалось что-то неуловимо раздражающее в её манере двигаться, говорить, заносчиво вскидывать подбородок и с вызовом отвечать на его фирменный ледяной взгляд. Отчасти Хакс сам был виноват, позволив ей вчера слишком вольно себя вести и дав тем самым почву для подобной дерзости, но, с другой стороны, стал бы он вообще задумываться о возможности сохранить Нике жизнь, не вызови она в нём столь неоднозначные чувства.
— И что же заставило вас передумать? — ядовито сощурилась она, излучая враждебность каждой клеточкой кожи.
— Не строй иллюзий на счёт ценности своей жизни, — в свою очередь, не стремясь изображать доброжелательность, холодно произнёс Хакс. — Она, так же как и твоя смерть, не принесёт никакой пользы Первому Ордену. Зато казнь предателя послужит отличным назиданием прочим вольнодумцам и пресечёт саму мысль о ренегатстве в умах бойцов. Мы не станем потворствовать дезертирству и разброду, продемонстрировав всем, как Первый Орден поступает с изменниками.
От нахождения в непосредственной близости от генерала Нике было не по себе. Каждое произнесённое стальным властным голосом слово ледяной иголкой впивалась в мозг, принося почти что физический дискомфорт. И с этим надменным рыжим ублюдком она вчера сидела за одним столом? Как он мог показаться ей тогда таким, таким... Она ведь даже прониклась уважением к нему.
Отвращение, страх и нестерпимое желание врезать чем-нибудь увесистым по притягивающим взгляд точеным острым скулам, — вот что Ника испытывала к Хаксу теперь.
— Приберегите высокопарный слог для штурмовиков, генерал. О каких изменниках идёт речь? — скрывая неуверенность за напускной отвагой спросила она, гордо расправляя плечи и пытаясь казаться хоть чуточку выше в тени нависающего над ней грозным айсбергом мужчины.
— Речь идёт об обмене твоей жизни на FN-2187, — удовлетворённо отмечая страх своей пленницы, озвучил одобренное Верховным лидером решение Хакс. — Мы уведомили ваше руководство об условиях передачи пленных, если Сопротивление их не примет, то твоя казнь состоится, как и предполагалось.
С минуту Ника была близка к настоящей истерике, но постепенно взяла себя в руки и решительно прогнала из мыслей любую надежду на спасение: так было проще, так было правильнее, так она не станет терзать себя бессмысленными ожиданиями.
— Генерал Органа не пойдёт на это.
— Тем хуже для тебя, — ему почудилось или у девушки действительно только что глаза были на мокром месте? Вот вам и бравый пилот. — Но сейчас мы здесь по другой причине. Разведслужба сообщает, что Сопротивление перенесло свою базу из системы Элениум в другой сектор, однако, нам не удалось точно проследить их перемещение. И ты назовёшь мне новые координаты.
— Понятия не имею, где...
— Не вздумай лгать, — давил на Нику генерал, склоняясь практически вплотную. Казалось, он мог пересчитать в тот момент каждую ресничку, каждую неяркую веснушку на обветренном лице. — Ты всё равно скажешь их: так или в кресле для пыток.
Пленница упрямо молчала, расфокусировано уставившись взглядом ему в плечо и стараясь даже мысленно не произносить название планеты, на которой Сопротивление базировало все свои резервные ресурсы.
— Ника, — теряясь в собственных ощущениях, требовательно произнёс Хакс, не зная, что будет говорить дальше, просто пробуя имя на вкус. Идущий от него жар словно бы затапливал всё вокруг, отрезая их от Первого Ордена, Сопротивления, Галактики, даже эта комната перестала существовать; здесь и сейчас были только он, она и это незнакомое, переворачивающее всё с ног на голову томящее чувство.
Хакс отпрянул в сторону как ошпаренный, брезгливо смахивая с себя последние ошмётки наваждения. Сейчас у него не было ни сил, ни желания копаться в себе, отыскивая причину той секундной слабости. Всё потом, сейчас у него есть работа поважнее.
— Что ж, это твой выбор, — в последний раз скользнул он взглядом по облачённой в цвета Первого Ордена фигурке пленницы. — Уведите, — кивок ожидавшим в дверях штурмовикам.
В голове всё перемешалось, фразы и слова наслаивались друг на друга в попытке погрузить разум в блаженное оцепенение. Где-то Ника уже слышала это безразличное: «Уведите», — но теперь оно вселяло не облегчение, а животный ужас и неуверенность. Девушка была готова к смерти, к этой мгновенной вспышке, за которой не было ничего, но она не знала, сможет ли выдержать часы нескончаемой физической боли. В одном Ника была уверенна точно, Лея не станет рисковать обнаружением второй базы и решать судьбу Финна за него. А значит, забвение всё же неизбежно, пусть и спустя немалую долю мучений.