Журавль

      Академия танца была одной из самых лучших в городе — по крайней мере, их ученики занимали призовые места. Пока не появилась она. Цурука Чи, которая отказывалась от любого рода олимпиад или конкурсов. Она просто танцевала, что невероятно беспокоило учителей, которые столько вкладывали в этого ребенка — взять хотя бы время, потраченное на крики, растяжку, тренировки и прочее. Деньги за ее обучение поступали, она принимала участие в постановках, но на этом все. Только вот не может быть все так хорошо, за все счастье в жизни мы расплачиваемся горем. Чи получила серьезную травму голени, а потому ей запретили танцевать. Путь в мир профессионального танца ей был перекрыт, как и путь академию. Учителя не захотели брать на себя ответственность за ребенка. Так случалось, и в этом не было ничего необычного — наоборот, такое происходило слишком часто. Просто нашей девочке не повезло. Не она первая, не она последняя, только вот Чи этого понимать не хотела. На детской площадке были старые качели, на которые она и присела. Это место уже несколько месяцев обволакивало ее долгожданным одиночеством и тишиной. В одиночестве думается намного лучше. Да, в одиночестве. Она одна. Как всегда. Уже привыкла. Больно — Болит... — Что болит? — спросил задорный мальчишеский голос откуда-то сверху. Чи резко подняла голову вверх, слезы от резкого движения почти сошли со щек. Нет, ей, должно быть, показалась... Такое уже было. В другом мире. — Эй, ты меня слышишь? — На нее смотрел парнишка с каштановыми бездонными глазами. Она никогда не видела таких глаз. Как красиво... — ЭЙ! — Прости... — Она растерянно быстро моргала, чтобы согнать слезы. В груди почему-то поселилось чувство дежавю. — Что у тебя болит? — Он мило склонил голову набок и отошел на несколько шагов — теперь Чи смогла его получше разглядеть. У него были такие же каштановые волосы более темного оттенка на концах, довольно приятные черты лица, даже милые. Одет мальчик был в красную юкату. Смотрелось забавно. Выглядел он на семь-восемь лет. — Уже ничего, — Чи постаралась улыбнуться как можно спокойнее. — Я просто подумала, что покататься на качелях было бы здорово. — Она неловко рассмеялась и быстрым движением вытерла мокрые дорожки от слез. — А почему тогда ты плакала? — озадачено спросил малыш, замечая ее движения. — Да так, пустяки. — Почему-то ей жутко не хотелось, чтобы мальчик лез в ее дела и задавал вопросы на щекотливые темы. Она уже почувствовала, что готова снова заплакать от обиды на весь мир. — Меня Рикуо зовут! — вдруг заявил мальчишка. — А тебя? — Чи, — сказала немного смущенная девочка. Не каждый день к ней подходят такие мальчики просто так, да еще и утешить. Она уже успела соскучиться по нормальному общению. Ребенком она была довольно замкнутым. Нет, она стала такой. Слезы просто душили изнутри от жалости к самой себе. — Странное имя. А ты где живешь? Я вон в том доме. — Он показал на большой и страшный с виду особняк, который того и гляди развалиться. Что поделать, даже на вид ему можно было дать больше трехсот лет. — А еще у меня полно слуг. Правда, все они такие неуклюжие, и еда у юки-онны всегда холодная, а еще... — Он говорил много и, честно сказать, Чи не смогла запомнить и четверти из этой знаменательной речи. Но как-то незаметно для себя она совсем перестала переживать и слушала мальчишку, который взахлеб рассказывал про школу, одноклассников, свой дом и семью. Это было интересно, в приюте все совсем не так. А потом, спустя где-то минут двадцать рассказа, мальчик твердо и уверенно сказал: — А еще, мой дед - Нурарихен, он предводительствует над тысячью демонов, и они все-все его слушают, и я обязательно стану таким, как он!!! Что бы ни случилось, я обязательно пойду к своей цели, буду стараться изо всех своих сил! — Да? — почему-то Чи вдруг стало так мерзко внутри, ей так захотелось испортить настроение этому задаваке, особенно из-за его последних слов. Откуда он может вообще знать, что такое "стараться изо всех своих сил"? Откуда этот мальчишка, у которого, по его словам, есть все для счастливой жизни, может хоть что-то знать о старании? — А что бы ты делал, если бы тебе запретили стать этим предводителем из-за того, что тебе, к примеру, отрубили руки или ноги? Что бы ты сделал, если бы тебе сказали, что ты недостоин этого? Что ты всего лишь ребенок? — Мальчик вмиг сделался серьезным и задумчивым... А потом его лицо просияло, и он воскликнул: — Если бы мне отрубили руки, то я бы шел к своей цели, если бы ноги, то полз бы к ней, а если меня совсем убьют, то буду хотя бы лежать в ее направлении! Вот. Ну ладно, пока, мне домой пора. Еще увидимся! — он сказал это обеспокоенно смотря вверх, а потом просто убежал с площадки. Этот мальчик сейчас сделал для Чи нечто невероятное, его слова, сказанные, как она думала, в шутку, начали медленно, но верно оседать в ее голове. Она слышала их снова и снова, не сводя глаз с ноги. Если она никогда больше не сможет танцевать, то зачем ей жить? Она все это время жила одними только танцами, тренировалась до кровавых мозолей, до потери пульса, до ужасных болей в мышцах, выворачивала суставы на ногах только ради того, чтобы вот так все закончилось?       Да.        Если бы мне отрубили руки, то я бы шел к своей цели, если бы ноги, то полз бы к ней, а если меня совсем убьют, то буду хотя бы лежать в ее направлении!       Нет.       Она будет танцевать! Ведь танцы — это единственное воспоминание о прошлом, что осталось в ней. Ведь только они могли принести такой долгожданный покой и знакомый холодок в голове, предвкушение и азарт. Она любила танцевать всем своим сердцем. И отказываться от этого ради своего здоровья не хотелось, как бы глупо это ни звучало!       Взгляд непроизвольно поднялся от ноги до дорожки, по которой бежал мальчик к страшному и старому дому. Чи еще успела подумать, что, наверное, некрасиво получилось, ведь она даже не попрощалась с ним. Совсем не так, как ей хотелось бы.       "Как же его зовут?" — этот вопрос набатом звучал в маленькой головке. Она так и не смогла вспомнить имя странного мальчика — только то, что он живет вон в том старом и большом доме. Все остальное она предусмотрительно решила замять в своей памяти еще на моменте самого повествования. Солнце неспешно клонилось к закату, а маленькая детская фигурка уже шла в направлении своего дома. Места, где еще слишком много таких же, как она — сирот. Брошенных даже собственными родителями. Иногда маленькой Чи было интересно представить или пофантазировать, какая у нее могла быть семья. Мама, папа, брат, сестра, бабушка, дедушка, тетя или дядя... Как бы тогда могла сложиться ее жизнь? Может, она бы смогла забыть свою прошлую жизнь? Да и помнила она ее только потому, что в детском доме с ней мало кто общался. Детей там было много, каждого надо одеть, обуть, покормить, помочь и проследить, чтоб не дай бог ничего не случилось. На разговоры времени почти не оставалось, ярких впечатлений у нее не было, разве что та пьеса о Русалочке. И на этом все. Говорят, что все мы при рождении помним прошлую жизнь, но яркие впечатления детства затмевают ее. По крайней мере, Чи верила в эту странную чушь, она хотела в это верить. Уже сейчас она понимала, насколько отличается от других детей. Нет...       Она отличается и от всех вокруг. Её внешность, поведение, желания, стремления, мысли, слова, речь, походка, движения — все это другое. Когда ей исполнилось пять, произошло нечто довольно странное в атмосфере приюта и преподавателей в целом: они стали ей запрещать. Нет, не то, чтобы это было странно, но до пяти лет ее на руках носили, точнее снисходительно смотрели на ее отличия от других или просто на нежелание работать в коллективе. На данный момент ее в этом доме ненавидели, как ей казалось. Всех заставляли делать все так, как нужно, как правильно. Только вот она не хотела делать все так, как того просили учителя. Если было задание сделать что-то группой, то она либо делала это одна, либо не делала ничего вообще. Когда говорили как поступать в тех или иных ситуациях, она ставила это под сомнение, говорила, как бы поступила она сама. За это ее наказывали вот уже четыре года. Здесь нельзя было иметь свое развитое самосознание, коллектив был сильнее одного человека, и с каждым годом ситуация становилась хуже, вплоть до явного игнорирования воспитателями* и травления собратьями по детдому. А теперь в ее жизнь ворвалось и ужасное сообщение о том, что танцы — недостижимая мечта.       Она уже была готова сдаться, прекратить свое жалкое копошение и плыть по течению. Только вот судьба послала ей мальчика, который смог вселить в нее надежду на что-то светлое. Ей даже стало смешно, снова помощь пришла от кареглазого шатена, который спас ее жизнь, дал надежду и помог вспомнить нечто важное. Да уж, вот она, карма.       Может, это прозвучит глупо или не разумно, но она хочет бороться. С этими людьми, с их глупой верой в то, что человек — часть единого целого, с их мышлением, религией, с этим Миром. Потому что по-другому у нее не получится, по другому она умрет. Без разницы, как, — душевно или физически, но в таком случае ей никогда не стать прежней. Это осознание душило и заставляло идти вперед. Завтра у нее будет тяжкий день, и прожить его она собирается совсем по-другому. Начало уже положено.       На следующий день ничего не изменилось. Все так же началось с довольно прохладного утра, умывания и чистки зубов, сборов в школу и просто приведения себя в окончательный порядок. Если бы Чи могла выбирать, она ни за что не ходила бы в эту школу. Ей не нравилось там учиться, по прошлой жизни она помнила свой прежний класс и программу, но сложности все равно возникали, хотя бы потому, что она на уроки много времени не тратила, предпочитая танцевать и слушать музыку, читать книги или просто гулять. В школе ей не рассказали бы ничего нового. К тому же, через три года она пойдет в среднюю школу, так как учится на данный момент в младшей, а после средней надо идти в старшую школу, а уже после поступать в университет или институт. Обычная и скучная жизнь. — Чи-чан, ты не могла бы подойти? — из-за угла к девочке подошла одна из воспитателей младших групп. Чи подошла довольно осторожно — с ней мало кто говорил в последнее время. Это вызвало в ней некоторые подозрения. — Тебя сегодня вызывает директор. После школы зайди к нему, хорошо? — Да, хорошо... — без особой радости отозвалась малышка. Да кому вообще может понравиться находиться рядом с директором? — А зачем? Я что-то натворила? — Это по поводу твоих прогулов в эти месяцы, — довольно строго отозвалась женщина, а потом засеменила в столовую. Наверное, именно поэтому Чи решила сегодня обойтись без завтрака — в столовой ей опять будут прожигать спину злыми взглядами дети и игнорировать преподаватели. Уже ничего необычного в этом нет, даже смешно становится от яркого контраста почти счастливого детства и этого кошмара.       Дорога до школы прошла как обычно — через пару кварталов пройти совсем не сложно, и даже весело. Здесь никто не знал о том, как сильно она отличается от остальных. Тут она была почти счастлива, ведь каждая улочка была живой. Вот старушка из магазинчика сладостей мило улыбается своим клиентам, а вот кучка старшеклассников идет и весело о чем-то болтает, а вон тот милый человек уже спешит на работу и с неким беспокойством поглядывает на часы. И, самое главное, если она встретится с кем-то взглядом, они не отвернутся просто так. Кто-то может улыбнуться ей, а кто-то — нахмурится. Ее заметят и не проигнорируют. И это было замечательно. Каждый день, изучая улицы города, она становилась хоть капельку, но счастливее. Жаль, этого никто не мог понять. Школа ее откровенно не радовала. Домашнего задания было слишком много, возможности прогулять было мало, но она все равно как-то с этим справлялась, а потому уже несколько месяцев посещение этого заведения было свободным. Дети здесь почти ничем не отличались от детдомовских. Точнее, основной контингент здесь их и был, хотя преподаватели обещали прислушиваться к желаниям подопечных по выбору учебного заведения.       Оставив сменную обувь в шкафчике, Чи неспешно пошла в класс. Сегодня была пятница, линейка только по понедельникам, уроки начнутся через тридцать минут. За все время, проведенное здесь, она так и не смогла привыкнуть к тому, что уроки начинаются не в восемь, а чуть позже, что уроки длятся дольше, а еще нужно вечно кланяться. Чтобы что-то попросить, выразить благодарность, да просто вежливость, нужно было поклониться. Это нервировало и заставляло переживать. В ее прежней жизни, она, конечно, что-то слышала о том, что в Азии много кто кланяется, но как-то обошла это стороной, и ее это не интересовало. Она вообще была на редкость эгоистичной и мало интересовалось тем, что напрямую ее не касалось.       В классе еще только-только начали появляться одноклассники. Она пришла далеко не первой, но занять свое место за партой и приготовиться к математике ей совсем ничего не помешало. В целом, так начался еще один скучный день из жизни. Осталось только дождаться конца школьного дня и все-таки пойти в академию танцев. Может, балет ей и недоступен в полной мере, но она не намерена сдаваться! Только не сегодня, только не сейчас... Еще нужно будет сходить на большой перемене в студсовет и найти один уж очень интересующий ее клуб.

***

      На одной из улиц города Укиёэ кружился мим с полностью белым лицом, на котором черным и насыщенным оттенком были подведены брови и глаза, а так же нарисована широкая улыбка. Это была, по-видимому, девочка-подросток, которая танцевала прямо на улице. В руках она держала скрипку; смычок летал по струнам так же, как и она сама по нагретому асфальту, а люди останавливались и смотрели, кидая монетки в пустой футляр из-под скрипки. Длинная черная коса металась из стороны в сторону, белая в черную полоску водолазка прикрывала бедра, ноги плотно облепили лосины, а на ногах были легкие тапочки, которые немного походили на чешки. Люди смотрели на этого ребенка и только посмеивались. Если она прекращала играть на скрипке или танцевать, она запросто подходила близко к людям и "заигрывала" с ними, тянула невидимый канат, нюхала или дарила невидимые цветы, беззвучно смеялась или плакала над той или иной ситуацией, копировала чью-нибудь походку, а когда ее пытались прогнать, она просто проводила смычком по струнам, а скрипка уже выводила печальные ноты.       В этом маленьком миме никто не смог бы узнать привычную Цуруку Чи, ученицу второго класса средней школы города Укиёэ. Она действительно не смогла сдаться и плыть по течению, а потому смогла убедить учителей в академии (не будем говорить, что на это понадобилось около полугода), что сама понесет ответственность за себя и свое желание танцевать. Да и, честно сказать, травма не давала о себе знать, что немало удивляло как ее саму, так и преподавателей. Она снова стала участвовать в академических постановках, даже на конкурс в Токио съездила, стала призером и вернулась счастливая по маковку. Более того, Чи решила вспомнить навыки прошлой жизни и взяться за смычок. Клуб музыки в школе был, как и казенная скрипка (на данный момент она копила на свою собственную), следовательно, вспомнить ноты и программу музыкальной школы сложностью не было, самым сложным являлось приучить себя — пальцы откровенно не желали слушаться, а мышцы на руках первые пол года болели знатно. Зато теперь на улицах девочка стала немного знаменитой — по крайней мере, многие уже видели ее "выступления". Первый раз было страшно, и она как приходила, так и уходила, да и тогда она еще не додумалась о конспирации (парик, грим и одежда), да и денег на это в то время просто не было. Но шло время, и вот уже как пол года она "своя" на улицах этого города. Может это будет и слишком громко сказано, но маленькая Чи все равно гордилась собой. Ей льстило внимание людей, их вздохи и ахи, улыбки и аплодисменты. Она была счастлива, выступая здесь. Это были живые улицы       Они жили своей особенной жизнью, крутились и варились сами в себе. У каждой улицы было свое предназначение, название, дома, люди, но главным там оставалась атмосфера. Чи знала каждую и понимала, где можно выступать, а где нельзя даже днем. В приюте уже давно перестали пытаться перекроить своевольную девчонку под себя. Она изо всех своих сил старалась делать все возможное, чтобы отличаться от других. И у нее это очень хорошо получалось. В средней школе она сильно не распространялась о своем заработке, хотя многие знали, что она из детдома, полукровка, неплохо играет на скрипке и красиво танцует. Этого хватило для ненависти женской части их класса. Но даже с этим можно было жить и не сильно переживать. Друзья ей не слишком были нужны, в школе так точно, а на улицах было просто море знакомых, которые рады были видеть ее и разговаривать с ней. Это было просто волшебно!       Ну и честно сказать, в школе у нее был один интересующий ее человек — Рикуо Нура, первогодка. Она не могла забыть слов им сказанных, она даже была благодарна, а потому присматривалась к нему и думала, вспомнит или нет? В итоге он, конечно, ее так и не вспомнил, но Чи даже рада этому была — все же, в ее жизни и без этого хватало проблем. А они были. Но основная их часть касалась ее будущего. Она вдруг решила поинтересоваться, кто ее папа и мама, почему они отдали ее в приют? Как ей жить дальше? Нельзя же вечно танцевать на улицах, на хлеб с маслом этого точно не хватит. Кормит и обеспечивает ее пока государство. Если она пожелает, то так продолжиться и до 20 лет, но приют угнетал. Ей хотелось вырваться оттуда, как птичке из старой и крепкой клетки.Ей нужно было образование и деньги. А еще хотя бы маленькое, но саморазвитие. В ее сладких мечтах она уже выступала на самых больших сценах мира, сияла в свете софитов. Только вот сколько таких же девочек, как она? Сколькие мечтают о славе, богатстве, поклонниках и прекрасной жизни? Очень многие.       Жизнь действительно странная штука! Взять хотя бы Рикуо. Он так сильно изменился, стал носить очки, стал как-то спокойнее. В детстве он был более активным, как думала девочка. Она понимала, что надо подойти и сказать ему хотя бы спасибо, но... Но ей было неловко. Все же, она старше на год, да и вообще, этот мальчик слишком сильно был похож на Андрея. Может, не характером, так внешностью. С самого шестого апреля**, когда она была переведена во второй класс средней школы. Тогда-то она и вновь на линейке увидела его. И только спустя совсем немного, всего лишь три недели, она собрала всю свою смелость в кулак и пошла на поиски мальчонки. Он нашелся прямо в своем классе. У них сейчас должна была быть география. "Давай, соберись!" - мысленно решила поддержать себя Чи. Это ей немного помогло, и с тяжким вздохом она вошла в класс. На нее мало кто обратил внимание. Большинство просто слушало какого-то странного парня с черными вьющимися волосами. Рикуо тоже слушал его, при этом его бровь немного подрагивала. Смотрелось это забавно. — Извините, а я могу поговорить с Рикуо Нурой? — Чи сказала это не громко, но все равно дети отвлеклись и стали перешептываться и переводить глаза то на нее, то на Нуру. Мальчик лишь недоуменно на нее посмотрел, а потом встал и сказал: — Я Рикуо Нура. О чем Вы хотели поговорить, семпай***? — Цурука хмыкнула. Класс напряженно следил за каждым словом, ведь не каждый день к ним заходит старший ученик, который еще и интересуется их одноклассником. — Да, хотела. Может, выйдем? — предложила она, Рикуо помялся, но согласился. — Конечно, — довольно спокойно сказал он. Потом они оба вышли из класса. Им вслед только хитро смотрели мальчишки, а девочки уже начали вовсю шептаться. Отошли они недалеко, спустились на этаж и пошли к лестнице. Поскольку было время обеда, мало кто выходил из класса, и коридоры временно пустовали, хотя иногда мимо них и проносились другие ребята. Рикуо переминался с ноги на ногу. Ему вообще вся эта ситуация мало нравилась. В новой школе он не желал, чтобы за ним шла прошлая и довольно неприятная репутация лгуна и выдумщика. Даже если Ёкай - правда, в них все равно никто не верит. А теперь к нему снова привлекли внимание, только на этот раз — странная ученица. И что же ей от него надо? — Эм, Вы хотели о чем-то поговорить, семпай? — Девочка встрепенулась, а потом по ее губам расползалась спокойная улыбка, глаза она прищурила. — Спасибо тебе, Рикуо, — вдруг выдала она. Мальчик покраснел. Она была первой, кто просто назвал его по имени во всей школе, без суффиксов, без вежливости. Этот поступок был на грани грубости. Чи это понимала. — За что? — Он отчаянно отказывался понимать, что от него хотят и за что его благодарят. — Да так, ты уже не помнишь, наверное, — немного грустно сказала она. Все же, ей было неприятно то, что он так просто забыл девочку на качелях и то, как легко он с ней говорил о своей жизни, как помог ей начать сначала. — Но считай, что я перед тобой в небольшом долгу. Если что случится — обращайся, чем смогу - помогу. — Ано... - бедный Рикуо был шокирован. Он совершенно не понимал, что вообще происходит и почему. Девочка на это лишь немного иронично улыбнулась. — Ну ладно, бывай! — она махнула рукой на прощание, развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла обратно в класс. — Постой! — вдруг крикнул мальчик. Чи замерла и немного повернула корпус и голову в его сторону, смотря Рикуо прямо в глаза. — А как тебя, в смысле, Вас, зовут, семпай? — А я разве не представилась? — она действительно была удивленна этим фактом, ведь ей казалось, что все условности соблюдены... Что же, еще не поздно наверстать упущенное. — Цурука Чи, ученица класса 2-А. — Рикуо Нура. — Мальчик поклонился, а Чи вдруг почувствовала острое желание посыпать свою голову пеплом. Как она могла забыть о поклонах?! — П-приятно познакомиться. — Все же стыд взял вверх, и щеки немного покраснели. Она тоже коротко поклонилась. — И можно на ты. Вот так и произошла первая за долгое время встреча Рикуо Нуры и Цуруки Чи. * — в Японии система воспитания детей совсем другая. До 5 лет ребенок — король, а с 5 и до 15 — раб. Потом его уже считают достаточно взрослым для принятия ответственных решений, он готов отвечать за себя. И действительно, кому интересно, в Японии не жалуют людей которые сильно отличаются от них самих (школьники и дети, так точно; все дружно вспоминаем, как дети бывают жестоки и какая дедовщина происходит в Японских учреждениях), статьи и подборки в помощь! =) ** — начало учебного года в Японии — 6 апреля (+ - неделя) *** — в Японии так принято обращаться к старшим.