Странные праздники

Вспышки фотоаппаратов. Под софитами жарко, и Глеб снимает пиджак. На нем черная футболка и куча кулонов на шее; массивные, с металлической фурнитурой ботинки и кожаные браслеты на запястьях. Растрепанные поредевшие волосы спрятаны под шляпой наподобие котелка. Вадим на контрасте с ним - мягкий, расслабленный, в вельветовом темно-синем пиджаке, с уложенной прической и подбритыми висками. Девушка-фотограф ищет кадр, ассистент катает стойки с прожекторами. В углу шуршит журналистка - готовит промо-статью о возвращении Самойловых на большую сцену. Через несколько месяцев впервые после роспуска “Агаты Кристи” им предстоит дать два концерта, организованных к 25-летнему юбилею группы. Правда, с датой на пару лет опоздали, поэтому концерты зовутся просто - ностальгические. Глеб выглядит так, будто вынужден переносить пытку без возможности застонать или как-то иначе выдать свою боль. Надломленные брови, морщинка на лбу и сжатые в муке губы. Вадим кажется почти спокоен, но временами и на его лице проступает выражение обреченной досады: от брата, от студийного света, ото всей этой ситуации. - Снимайте нас отдельно, а потом совмещайте в фотошопе, - велит Глеб в ответ на просьбу фотографа встать в кадре вплотную друг к другу. Вадим буравит его злым взглядом и уходит на улицу, подхватив со столика пачку сигарет. Глеб следует за ним. Слышно, как они тихо и напряженно говорят о чем-то. Девушка откладывает фотоаппарат, тоже выходит на улицу и смотрит на братьев - те стоят вплотную, едва ли не касаясь друг друга. Сзади подползает журналистка. Студия расположена на территории завода начала двадцатого века, занятого теперь арт-мастерскими, выставочными пространствами и творческими школами. Бывшие заводские здания из красного кирпича напоминают о старых улочках Европы. Дует теплый ветер, треплет отросшие на затылке кудри Глеба. Черный браслет плотно обхватывает его худое запястье, средний и указательный пальцы сжимают сигарету. Он больше не выглядит таким расстроенным и злым, как в студии. Девушка-фотограф украдкой снимает его на телефон - на фоне кирпичных стен, отрешенного, задумчивого и печального. Потом все начинается сначала: вспышки и щелчки затвора, застывшие, неживые позы и просьбы фотографа быть естественнее; стиснутые губы и не высказанное напряжение между братьями. Через час силы совсем покидают Глеба. При любой возможности он падает на стул или просто на пол и отдыхает, обхватив себя руками и опустив голову. Он уже не сопротивляется, когда Вадим садится рядом с ним на резной диван, обитый красным бархатом, только отворачивается и смотрит с тоской. Девушка объявляет перерыв, Вадим идет к столику с сигаретами, а Глеб спешно покидает помещение, хлопая позади себя дверью. В ожидании его перерыв растягивается на сорок минут. Вадим курит одну за одной и жмет на кнопки телефона. Глеб возвращается пошатываясь, от него явственно пахнет алкоголем. Он не снимает тонированные очки и старается держать глаза закрытыми. Вадим трогает его за плечи, тормошит, наклоняется к самым губам. - Пил? - спрашивает он. - Ну, а то сам не чуешь, - отвечает младший. - Это слишком очевидно, - говорит Вадим, - Слишком. Журналистка строчит что-то в свой нетбук, поглядывая на братьев с интересом небольшой хищной птички. - Ну, хоть что-то отсняли? - спрашивает Вадим фотографа. - Отсняли, - со вздохом соглашается она. Вадим вызывает такси и, пока машина не прибыла, не отходит от брата. Смотрит на его ноздри, пытается заглянуть в глаза, держа лицо Глеба в своих ладонях. Тот явно не хочет, чтобы его рассматривали, и пытается спрятать лицо на груди брата. Со стороны это выглядит как проявление пьяной нежности, но Вадим, полдня пытавшийся добиться от Глеба хоть какого-то дружелюбия, теперь обеспокоен, скован и напряжен. Стеклянным молоточком звучит новая смс, сообщая о прибытии такси. Вадим поддерживает брата под локоть, выводит на улицу и сажает на заднее сиденье машины. Звонок Самойлова-старшего застал Снейка врасплох. Его палец остановился над кнопкой сброса вызова, потом скользнул вправо и коснулся зеленой кнопки. - Слушаю, - сказал он, вставая из-за компьютера. - Приветствую, - сухо сказал Вадим, - Меня беспокоит здоровье брата. Что он сейчас принимает? Какие-нибудь допинги? - Я ему не нянька, - холодно ответил Снейк. - В твоих интересах знать о нем такие вещи. - Да? По-моему, сейчас именно в твоих интересах. Ссышь за свои концерты, а, Вадик? - Дима, просто ответь на вопрос. - Если и принимает, то я не в курсе, - сказал Снейк и сбросил вызов. Вадим некоторое время сидел неподвижно в машине, потом снова достал телефон. Открыл Яндекс-карты, оценил пробки и вбил привычный маршрут до дома. Вместо построения маршрута на экране отобразился входящий звонок от Снейка. - Вадик, он мне друг и чисто по-человечески дорог. Насчет того, что ты сказал... Думаю нельзя исключать такую возможность. Видел у него упаковки трамадола, но никак не думал... Вадим медленно опустил трубку, забыв завершить звонок. *** Полдня Глеб лежал на кровати c гитарой и телефоном. То играл какие-то отрывистые минорные созвучия, то, нацепив на нос очки, перечитывал “Берег” Бондарева, увеличив посильнее шрифт. “Ведь я русский офицер, а она - немка!” - сокрушался молоденький лейтенант Вадим Никитин. В конце концов Глеб отложил всё, полежал некоторое время, любуясь потолком, затем встал. Выглянул в окно и увидел, что брат широкой легкой лопатой расчищает тропинки на территории коттеджа. - Бывает же, - сказал Глеб тоном, полным недоверия собственным глазам. Он спустился вниз и заглянул на кухню. Немытая посуда была небрежно свалена в раковину, под крышкой сковороды не оказалось ни колбасок, ни даже овощей. Глеб распахнул холодильник и надолго задумался. Стукнула дверь, послышались шаги и шорохи, и вскоре в кухню заглянул раскрасневшийся на морозе Вадим. - Ты, блин, хемуль какой-то, - сказал неожиданно Глеб. - Кто? - не понял старший, - Че там? - и заглянул через плечо брата в холодильник. Не долго думая, вытащил две бутылки пива и сразу скрутил у одной из них крышку. - Жратвы мало, надо будет съездить еще закупиться, - решил он, - Я предлагаю сегодня баню и вот это всё, - он указал рукой на стройные ряды чешской Крушовицы, занимающие нижнюю полку. - Можно, - согласился Глеб. Растопка заняла еще несколько часов - Вадим предпочел использовать настоящие дрова, хотя баня была оборудована еще и электрической печкой. Глеб, как и обещал, не показывал носа из дому, и Вадим не трогал его. Париться они направились, неся с собой запас пива и разнообразных колбасных и сырных нарезок. Оставив еду на столике в предбаннике, Вадим отвернулся к стене, быстро скинул всю одежду, намотал полотенце на бедра и исчез в соседней комнате. Через пять минут к нему присоединился Глеб, так же замотанный в полотенце. - Жарко слишком, это для сердца плохо, - сказал он, не торопясь закрывать за собой дверь в предбанник. - Глеб, задолбал, - ответил Вадим, - Садись, зато твоим суставам полезно. Младший примостился на нижней полке, где жар был меньше, потом и вовсе лег на спину. Вадим плеснул воды на горячие камни, и по комнатке заклубился пар с ароматом эвкалипта; следом достал заранее замоченный веник и начал обмахивать им свои плечи. Брызги задели Глеба, уже мокрого от пота; он недовольно скривился и открыл глаза, приподнимаясь на локте. - Ложись давай, - предложил он брату, забирая из его рук веник. Вадима не пришлось просить дважды, он растянулся на средней полке, подложив под голову руки. Глеб стал лениво охаживать его вдоль всего тела связкой дубовых веток, предварительно стянув с бедер брата полотенце. - А ты еще в форме, - произнес он. Вадим сделал попытку дотянуться до полотенца и вернуть его на прежнее место, но Глеб чувствительно шлепнул его по ладони. - Ну че ты? - удивился он. Вадим махнул рукой. - Повернись, - вскоре сказал Глеб, которому, видимо, надоела однообразная картина, развернутая перед ним. - Я не буду перед тобой яйцами светить, - ответил Вадим. - Ишь ты, - сказал младший, сбрасывая с себя полотенце. Вадим все так же лежал головой на своих локтях и никак не отреагировал на этот жест. Взгляд его скользил вдоль стены, по полке перед с собой или в узенькое окошко - везде, только не в сторону брата. - Ладно, - сказал вскоре он, - Че-то я это... Запарился. Пойдем пива выпьем. Обнаженные, мокрые и покрасневшие они вывалились из парной в предбанник и уселись за стол, который, скрывая наготу ниже пояса, успокоил заметную нервозность Вадима. Он взялся за бутылку с пивом и прижался губами к горлышку. Стекло, покрытое мелкими капельками влаги, приятно холодило руку. Глеб распотрошил упаковку нарезанной колбасы и сунув пару ломтиков себе в рот, бегло облизал пальцы. Вадим скосил на него глаза, потом крепко сжал веки и не открывал их, пока не покончил с пивом. Глеб сделал несколько глотков из бокала, еще немного пожевал и поднялся из-за стола, захватив с собой минералку. Заходя обратно в парную, Вадим пропустил его вперед и задержал взгляд на тонком белом шраме, пересекающем его бедро. Едва перешагнув через порог, Глеб поскользнулся на деревяшке рядом с валяющимся на боку гелем для душа. - Ёптть, - прошипел он, инстинктивно цепляясь за брата, чтобы не упасть. Рука его случайно скользнула по внутренней стороне ноги Вадима, задела пах. Старший удержал его за локоть, потом для верности еще обхватил поперек спины. Пнул бутылку с гелем подальше под полку и плеснул воды из ковшика на пол, чтобы вымыть его. Глеб отшатнулся, посмотрел на Вадима со стыдом и растерянностью, будто ожидая упрека за то, что распустил руки. - Давненько у меня не было это самое, - пробормотал он невпопад вместо извинения, растягиваясь на нижней полке. Вадим с веником встал рядом и начал легонько похлопывать брата по спине. Глеб издал звук, который мог читаться как проявление удовольствия. Вадим через несколько минут остановился, открыл минералку и с наслаждением глотнул. - Будешь воды? - спросил он. - Не... - пробормотал снизу Глеб. Крупная капля покатилась по его белой коже и исчезла в ложбинке между ягодиц. Вадим проследил за ней взглядом, а потом сильнее прихлопнул сверху веником. - Вставай, надо опять освежиться, - сказал он. Глеб встал пошатываясь и для верности держался за стены, пока пробирался к выходу. Вадим был начеку, чтобы в случае чего подхватить его. Садиться за стол не стали: Глеб взялся за свой недопитый бокал, а Вадим осушил новооткрытую бутылку, затем резко распахнул дверь на улицу и исчез, издав через секунду громкий вопль. Глеб недоверчиво последовал за ним и увидел брата разлегшимся на снегу под крупной пушистой елью рядом с баней. - Ой, Глебсон, что-то мне спину скрутило, ох, помоги, - сказал Вадим не вызывающим никакого доверия тоном и протянул вперед руку, но Глеб честно шагнул ему навстречу с намерением помочь подняться. Вадим, в детском восторге от удачной шалости, рванул его на себя, и младший брат рухнул в снег рядом. - Бля! - сказал Глеб печально, но беззлобно. Из сугроба выбирались на четвереньках, а потом сразу поспешили в теплую парную, чтобы разместиться рядом на самой верхней полке. Посидев немного, сделали еще одну короткую вылазку к столу, где ждала закуска и выпивка. К шее Глеба прилип небольшой дубовый листок. Пряди растрепанных, вьющихся от влаги волос обрамляли лицо Вадима. - Давай по-нашему, по-уральски! - заявил изрядно захмелевший Вадим, толкая брата на полку и вооружаясь сразу двумя вениками. Поднял их повыше и тяжело опустил, замерев на три или четыре секунды, чтоб подольше задержать раскаленный воздух возле тела. Хлестанул так, что ветки оставили тонкие полосочки на влажной, распаренной коже. Взволнованный этим узором, Вадим размахнулся и второй раз ударил так сильно, что Глеб недовольно вскрикнул. - Прости, брат, - забормотал Вадим, наклоняясь к нему. Цвет его лица был уже нездорово-красным, речь нечеткой. - По-моему тебе хватит, - сказал Глеб, - Ты пива перебрал. - Прости, - повторил Вадим, кладя ладони на спину лежащего перед ним Глеба и медленно, ласково поглаживая ее. Горячая, чистая и мокрая от воды и пота кожа скользила под такими же мокрыми и горячими пальцами. - Вадик, - тихо сказал Глеб, переворачиваясь и поднимаясь с полки, - Не надо. Ты чего? Он вывернулся из рук брата и широко распахнул дверь, чтобы впустить прохладу и свежий воздух. Потянул Вадима наружу, подтолкнул к лежащей на скамейке его одежде. Они одевались молча, стараясь друг на друга не смотреть.