Орхидея

Мерцание приборов притягивает взгляд. Отвлекает от космической дали. Все в порядке. Ларана не сообщает о неполадках, значит нет поводов беспокоиться. Но тревога точит душу. Что-то должно случиться. Страшное. Не могу спокойно сидеть в кресле. Не могу. Вцепляюсь в подлокотники, пытаясь успокоиться. — Андрюх, пошли к нашим, — вошел в кабину первый пилот Тоха, — отметим Первый портал. Капитан всех зовет. — Не хочу, — отказываюсь, повинуясь взбесившейся интуиции. — Не хочу оставлять приборы без присмотра. — А Лара на что? Просигналит, если неполадки. Идем. — Ты знаешь мое отношение к электронике, — разворачиваюсь к нему с креслом. — Не доверяю. — Это после того, как робот от тебя в школе убежал, оставив на всю жизнь психологическую травму? — рассмеялся Тоха, подкидывая зеленый маленький мячик в ладони. Раздражает его привычка вечно что-то крутить в руках. Особенно сейчас. — Зря тебе рассказал. Так и будешь подкалывать. Невольно скривился от неприятных воспоминаний, как в пятом классе провалил проект по Робототехнике. Хотел задать алгоритм роботу, чтобы он жонглировал шариками (у каждого было свое задание). Я делал все правильно, но возник сбой. На показе перед жюри и зрителями мой робот — «ручки на колесиках» — вместо того, чтобы изображать жонглера, превратился в бегуна и помчался прочь, избегая препятствий, в том числе и меня. Я за ним гонялся, как дурак, держа в руках шарики и роняя, когда пытался схватить беглеца. Надо мной не ржал тогда только ленивый. Зато сразу прославился на всю школу и возненавидел злосчастный учебный предмет. — Бу-бу-бу, — передразнивает весельчак. — Относись к жизни с юмором. Как я. Швыряет в меня мяч. Пытаюсь поймать, но лишь сбиваю траекторию и шарик улетает куда-то за спину. Врезается в иллюминатор и скачет по приборной доске. Если сейчас нажмет что-нибудь… — Черт! — выругиваюсь, крутанувшись в кресле за мячом и пытаясь поймать. Не успеваю, укатывается на пол. Пусть. Поднимать не буду. Тоха ржет. Клоун. На три года старше. Не верю. Уже хочу отчитать за ребячество, — да, я сегодня без чувства юмора, — как замечаю, что нечто врезается снаружи в иллюминатор прямо передо мной. Маленький шарик, похожий на мяч, тут же растекшийся кляксой. Темно-синей. — Тоха! — показываю пальцем на странную штуку. — Смотри, что из космоса прилетело! Подходит, прежде с кряканьем поднимает мячик, затем прищуривается и смотрит на странную кляксу, которая начинает медленно расползаться по бронестеклу. — А почему сразу из космоса? — усмехается. — С корабля какого-нибудь дерьмо прилетело. Люди же, где летают, там и гадят. У Десс-2 и не такое встретишь. Пойдем, чего сегодня такой кислый? — Не знаю. Слушай, а почему оно не замерзло? — продолжаю смотреть, как клякса расплывается по иллюминатору, истончается, становясь полупрозрачной. — Да хрен знает! Масло какое-нибудь у кого-то вытекло. Ну? Второй профессиональный праздник и не отметишь? — Извинись за меня, тут посижу. — Жаль. А я уж хотел было предложить поспорить, кто больше выпьет. Улыбаюсь, качая головой, посмотрев на напарника. — Тоха, ты победил! Сразу. Я тебе постоянно проигрываю, так что еще прошлый раз зарекся с тобой спорить. — А я Максу постоянно, но я же ему все равно предлагаю, чтоб взять реванш. Толкает в плечо, торопя. — Да чем тут еще-то заниматься! — Нет, — отказываюсь, уже сам не зная почему. — Как хочешь. Выпей хоть с Ларой, — шутит. — Обязательно, — отмахиваюсь. Друг выходит из кабины, поигрывая мячиком. Поворачиваюсь к странной кляксе, но ее уже нет. Куда делась? Испарилась? Зато впереди вижу что-то странное. Прищуриваюсь, как только что напарник, всматриваясь вдаль. По спине бежит холодок. Такая же штука. Только больше. Темный идеально ровный шар. Несколько метров в диаметре. А приборы молчат. Что за?! — Лара! — командую бортовому искусственному интеллекту. — Что за объект прямо по курсу? Просканируй. — Препятствий не обнаружено, второй пилот, — сообщает система. — Но я же вижу! Вон там какая-то штука! Точно в кабину влетит, если не свернуть. Сбей ее лазером! — Не вижу цели, второй пилот, — констатирует Лора. Странный шар все ближе. Гладкий и матово блестящий. Ни разу не видел таких идеально ровных метеоритов. — Да чтоб тебя! — ругаюсь. — Дай переход на ручной. Глюк системы, однозначно. Внезапно пол уходит из-под ног. Падаю, не успев схватиться за кресло. Приборы верещат. Вспыхивают красным. Лора сообщает о пробоине в седьмом, третьем и двенадцатом отсеках, разгерметизации… Все это уже было. Вскакиваю, цепляясь за край приборной доски. С ужасом вижу в иллюминатор, как резко изменили курс и уходим в сторону, словно столкнулись с чем-то. Жуткий шар исчез из обзора, оставшись где-то правее. На радаре ничего подозрительного! Пробую взять «Изизу» под контроль, но Лара сообщает жуткую весть. С задней частью корабля пропала связь. Нас протаранило что-то, разорвав пополам, а приборы остались немы! Холодею, понимая, что корабль уже не спасти и самое разумное эвакуироваться. Слышу чьи-то крики. Знаю, что в центральном коридоре началось возгорание… Свет гаснет. Вспыхивает аварийное освещение. Я бегу прочь, помню, но ноги, как приросли к полу кабины. Остаюсь на месте, чувствуя на спине ледяной полный укора взгляд. — Почему ты не спас меня? — до дрожи знакомый голос. — Ты обещал. Чувствую, нельзя поворачиваться, но тело делает это само. В полумраке удается различить, что в моем кресле сидит юноша, вцепившись в подлокотники. Глаза мутные. Бледные щеки ввалились. С левой ноги вверх ползет чернота. Одежда и плоть обугливается без тени огня, чернеет на глазах. — Почему? — требует ответа мертвец. — Извини! Я пытался, правда! — начинаю оправдываться, чувствуя, как умирает «Изиза», корчится в агонии. — Прости, пожалуйста! Я виноват, нет мне прощения, знаю… — Когда-нибудь встретимся и сочтемся. Но у меня есть за что поблагодарить тебя, — сообщает мертвец, а его грудная клетка чернеет, открывая белые ребра. — Теперь у меня появился друг. Антон. Ты тоже не спас его, как и меня. Труп резко встает. Лицо обугливается, открывая жуткий оскал зубов. Пячусь в ужасе. Затем понимаю, что это не труп, а «статуя» с мерзким темно-синим отливом. А потом она взрывается, выпуская нити «змей». Не успеваю отойти, убежать и жуткая жидкость облепляет тело. Кричу и пытаюсь смахнуть, но чувствую вязну, как в клею. Погибаю. Распахиваю глаза и судорожно сбрасываю с груди одеяло. Перевожу дух, с облегчением понимая, что это был сон. Кошмар про «Изизу». Снова. — Это был метеорит. Метеорит, — шепчу, привычно убеждая в причине катастрофы, но теперь не верю. Я нечто странное видел до столкновения. Действительно видел и это не плод воображения, как решил после спасения. Если трагедию вызвал не метеоритный дождь, то что? Что врезалось в нас? Ответа нет. Провожу ладонями по лицу, выдыхая. Затем внезапно накатывают воспоминания недавних злоключений. Тревога сгоняет остатки сна. Сажусь на постели и осматриваюсь. Небольшая комнатка с кремового цвета стенами и полом, покрытым белыми плитками, отдаленно напоминает каюту. Мягкий свет исходит от лампы, встроенной в стену над столиком. Как ночник. На металлической кровати нет спинок. Постельное белье стандартного белого цвета. Второй предмет мебели: столик по правой стене рядом с кроватью. Овальный, с покрытием под дерево. На нем пластиковый прозрачный пустой стакан. Рядом свернутый белый платок или тряпка. Из стены над столом торчит носик серебристого крана. Где-то уже такое видел. Вспомнил! В доме престарелых, который показывали в какой-то передаче или новостях. А может фильме. Там должна быть питьевая вода, чтоб немощному человеку далеко не бегать. Становится не по себе, я же вроде не старый. Смотрю на дверь напротив кровати. Широкая, явно чтоб каталка проехала. Почти по центру левой стены еще одна, поуже. А эта куда ведет? Ладно, потом узнаю. Намного важнее осмотреть насколько пострадал после «приключений». Чувствую себя хорошо, даже голова не болит. Вроде порядок. Осматриваю руки. Тоже ничего необычного. На сгибе левой руки замечаю над веной точечку-ранку от иглы. Гм, значит мне что-то ввели. Прислушиваюсь к ощущениям, но не чувствую отклонений. Затем холодея вспоминаю, как странная масса оплела ноги. Затаив дыхание, приподнимаю одеяло, опасаясь увидеть нечто страшное. Но кожа вполне обычного цвета. Ноги, как ноги. Пошевелил пальцами для порядка. Облегченно выдыхаю. Все хорошо. Единственно с неудовольствием отмечаю, что сижу в чем мать родила. Но это ерунда, принесут что-нибудь из одежды, когда увидят, что пациент проснулся. Уже собираюсь опустить на ноги одеяло, как замечаю на внешней части бедра темное пятно. Леденею до позвонков. С ужасом поворачиваю ногу, ожидая, что это присосалась зараза. Но, к счастью, ошибаюсь и это оказывается просто чудовищный синяк. Уф. А я уж чуть со страху не помер. Усмехаюсь на себя. Касаюсь пальцами. Немного болезненно, но если не трогать, словно и нет. Главное, абсолютно не помню, где посадил. То ли когда удирал с «Кентавра» обо что-то приложился, либо когда гравитацию на «Орхидее» включили. А может еще где-то. Хотя в скафандре вроде не должен. Задумчиво ерошу волосы. Опускаю обратно одеяло. А, наплевать. Радуйся, Андрюша, легко отделался. Опять повезло. Настроение повышается ровно до тех пор, пока не вспоминаю спасителей. Как без предупреждения расстреляли два корабля. Черт. Ведь чуть не убили. Ежусь и кутаюсь в одеяло, хотя в комнате тепло. Кто они? Что стоит ожидать? Друзья или враги? Но меня спасли, это несколько обнадеживает. — Вижу, вы проснулись, — внезапно раздается откуда-то мягкий мужской голос, заставляя вздрогнуть. — Как спалось? Как самочувствие? Жду появления голограммы врача или же ожидаю, как на стене развернется экран с говорящим. Но собеседник не спешит раскрывать внешность. Только голос, исходящий как из всех стен разом: где-то стоят скрытые динамики. Настораживает. Ждет ответа. — Хорошо, — признаюсь. — Чувствую себя нормально. А с кем имею честь говорить? — Зовите меня Доктор. — Просто доктор? — удивляюсь. На миг повисает пауза, а потом человек добавляет: — Викман. Можете звать Доктор Викман. Странная фамилия и одновременно смутно знакомая. Где-то ее слышал. Напрягаю память, но вспомнить не могу. Черт. — А вы случаем книг не писали? Или работ каких научных? — Может быть. Я довольно популярен в узких кругах, — чувствую, улыбается. — А где я? — Андрей, можете считать, что находитесь в больнице. Ответ не понравился. Это значит на самом деле не там? — Вы и мое имя знаете? — это пробирает больше. — С медчипа? — Не только. Но с ним тоже было интересно ознакомиться. В детстве вы довольно часто болели инфекционными заболеваниями, но без осложнений. Поблагодарим развитие медицины. Самая серьезная травма перелом лучезапястного сустава в девять лет. Кому-то неудачно попытались расквасить нос? — Нет. Это с лестницы дома упал, — признался, а приятелям в классе сказал, что свалился с турника, было стыдно признаться, что травма настолько не героическая. — Проходите профосмотры раз в год. Не пропускаете, это хорошо. В две тысячи трехсот восемнадцатом году у вас диагностировали недостаток ферментов поджелудочной железы, а что же не вылечили за шесть лет? Какие препараты принимаете для коррекции? — Никаких. Только диета. Не ем жирного, острого, кофе и алкоголь не употребляю. — Лечитесь в кавычках, как в позапрошлом веке. Я бы посоветовал вам заменить поджелудочную. Вырастили бы из ваших тканей, простейшая операция, даже сказал бы риска нет. И не нужно урезать рацион. — Нет, спасибо, — отказываюсь. — Ничего не беспокоит, привык уже так питаться. Не люблю оперативные вмешательства. — Остались неприятные воспоминания? — Да, когда зубы вставляли. — Странно. Об этом в медчипе нет информации. Зубные импланты? Когда вставили? — Лет десять назад. Когда на «Эльбрусе» работал. В медотсеке корабля. Два нижних зуба. — Должны были внести на чип, «ТиГи» серьезная компания, я бы такой халатности персонала не допустил. Хорошо, что сказали. Мы добавим. Там, кстати, уже уточнили ваш рост и вес. Было сто семьдесят два сантиметра и шестьдесят семь килограмм, а теперь сто семьдесят один сантиметр и семьдесят килограмм. — Поправился немного, — вздыхаю, хлопая себя по животу через одеяло. На «Кентарве» с мучным был перебор. — А с чего это вдруг ниже ростом стал? — Может хрящи позвоночника подсели. Но вам всего тридцать семь, еще рановато для старческих изменений. Скорее погрешности оборудования. — Предыдущего или вашего? — Скорее предыдущего. В точности своего уверен. — Это вы меня под сканер клали? — догадываюсь, вспоминая нахождение на столе тихо гудящей штуковины. — Б-р-р. Не люблю. — А что так? Самый безобидный вид медвмешательств. Мне всегда нравилось. Маленький просто балдел под ним. Ждал медосмотров с замиранием сердца. — Я не такой. Мне и на прививки-то в школе ходить было жутко. — Пугает боль? А я всегда первым вызывался, когда другие тряслись в очереди. Однажды добрая медсестра дала подержать инъектор, когда попросил. После этого понял, что стану врачом. С первого класса. А вы когда решили избрать стезю пилота? — Попозже, — «когда пропал отец», но не стал произносить вслух, слишком личное. — Класса с пятого. А по-началу хотел на робототехника идти, но как показала практика, это не мое. — Да, видел в вашей анкете, что Основы робототехники ваш нелюбимый учебный предмет. А вот любимый История космонавтики. Не удивляет. — Анкета? Моя? — поражаюсь. — Когда заполнял? Где? Не помню! — При вашем поступлении в Академию. — Это та-то дебильная анкета на пятьсот с лишним вопросов? Ой, как давно это было… Я думал ее удалили уже. Стоп. А она что в свободном доступе? Ее в Сеть слили?! — ужасаюсь. — Успокойтесь. Все конфиденциально. — А как тогда вы ее прочли? — настороженно прищуриваюсь. Не нравится мне это. — Очень занятная вещь получилась. Сейчас перелистываю, — ушел от ответа Доктор. — Вот особенно впечатлило: на вопрос о вере в жизнь на других планетах, вы ответили: «Только когда увижу». Передергивает. Потому что, кажется, увидел. — А вот еще: «Какой подарок хотели бы получить? Звездолет класса четыре» Позабавило. — Да мне было всего шестнадцать! — чувствую, как горят уши. — К тому же класс четыре уже устарел. Сейчас мечта стала куда приземленней: хотелось бы стать первым пилотом. Но не везло, постоянно требовались вторые. Или мордой не вышел. — А вот это: «О чем предпочитаете думать в свободное время? Мечтать, что учусь на пилота» отдает подхалимством. Киваю. Наверное. Просто не помню. Доктор меня видит, уверен. Тут еще и камеры стоят. Чувствую себя неуютно. Нечестно: меня видят, а я собеседника нет. — «Любимая музыкальная группа «Первый свет». Не слышал про такую, — комментирует Доктор, просматривая мои откровения, о которых и забыл. — Они давно уже не выступают. Да и больше не нравятся. Сейчас другое слушаю. — «Мечта вашего детства: отыскать Землю-2». Жаль, ее так и не нашли. Значит, как всегда, придется делать самим. — Не помню, честно, что о таком мечтал. — А вот текущая мечта стоит: «отыскать папу». С горечью вздыхаю. Его так и не нашел, да и не найду. Больше не тешу себя надеждой. Почти забыл о наивной мечте. Мертвых надо уметь отпускать. Только иногда они сами тянут руки к тебе и зовут. Во снах и кошмарах. — Сочувствую, — произносит Доктор. — Потерять отца в четырнадцать это тяжело. У вас тут и ответ на вопрос: «Считаете ли вы себя счастливым человеком?» отрицательный. А сейчас как бы вы ответили на этот вопрос? — Никак. Просто живу. Отвык рассуждать о «великих материях». — А жаль. Мечты — двигатель прогресса. — Лень, — поправляю. — Не люблю старый перефраз, — не соглашается собеседник. — О! «Цените в людях: верность». Это хорошо. «Не любите: когда не держат обещания». Смысл жизни видите в звездах. Вы романтик. Не дрались, предпочитаете решать конфликты мирным путем. «Три необходимые вещи для жизни: здоровье, деньги и близкие». Рационально. «Не станете помогать другим в ущерб себе». Сильный инстинкт самосохранения? «Боитесь: смерти, когда кто-то не возвращается и однажды не вернутся». Серьезные страхи. Смотрите, как бы не сбылись. Нервно сглатываю. — «Самый большой ваш недостаток», — продолжает зачитывать пункты анкеты Доктор, — «не умею постоять за себя». Стерто. Исправлено на «лень». — Что?! Анкета и историю исправлений записывает? — возмущаюсь. — Конечно. Большинство анкет. — Я не знал. — «Если бы нашли на улице чемодан с ценностями, то вернули владельцу». Благородно. — Только потому что не хватило бы ума взломать код доступа! — неожиданно для себя, признаюсь и становится совестно. — Да и проблем с Охраной порядка не хочется. — Правильно: осторожность хорошая черта, когда не перерастает в страх. «Самый безумный поступок в вашей жизни: катался на чужом аэролете без разрешения». А вот уже и проблемы с законом. Еще и без прав, да. Но этого дописывать не стал. Мне было двенадцать. — Миром решилось, — поясняю. — Аэролет был соседский, думал не заметят. Но заметили и, поверьте, мне влетело от отца так, что брать чужое расхотелось. Сосед мужик добрый, простил. — Верю, что для вас это стало хорошим уроком. Никаких правонарушений. Просто образцовый гражданин. Послушный. Вызывает симпатию, — чувствую по голосу, улыбнулся. — «Если бы существовала машина времени, вы бы отправились: в будущее». Похвально. Я бы тоже. «Вещь, без которой вы не смогли бы обойтись — космос». «Цель в жизни: стать пилотом». А вы добились своего. Нет. Потому что истинной целью было найти отца. — А тут уже «семейные» вопросы пошли. «Ваши дети никогда не будут…», — продолжи фразу, — «Мне еще рано заводить детей». Верный ответ для подростка. «Любовь — это готовность стареть рядом с другим человеком». Хорошо сказано. А в вас пропадает творческая личность. — Это я написал? — удивляюсь. — Не помню. Улыбаюсь. Стихов перечитал? Или списал где? Хотя, с фразой согласен до сих пор. Только пока не нашел такого человека. — «Хотели бы сменить биологический пол?» — «Было бы прикольно», — зачитывает врач. — А что? Решаемо. Операции по смене пола сейчас довольно хорошо делают, даже ребенка сможете выносить и родить. — Нет, спасибо. Сдуру написал. Просто подростковые фантазии. — Да я понял, что у вас нет гендерной дисфории, иначе передо мной сейчас была бы женщина, — смеется Доктор. — «Могли бы полюбить человека своего пола?» — «Моим напарником будет девушка». Категорично. Юношеский максимализм во всей красе. «А заняться с ним сексом?» — «Я же написал выше свою ориентацию». Вообще-то некорректный ответ, но смысл ясен. А то что вы гетеросексуальны, выше читал. Неплохая анкета. Достаточно информативная, но нет подгонки под возраст. Я бы несколько иначе составил. А вот еще хороший вопрос… — Прекратите, пожалуйста! — перебиваю. — Там туева куча вопросов, неужели все станете зачитывать?! Чокнусь от воспоминаний! Вам лучше не знать, как я на все это отвечал. Там ведь столько ерунды, навроде перечислить пять любых предметов на своем столе или спишь ли ты до сих пор с плюшевой игрушкой! Уже понял, что вы многое обо мне знаете. — «Многое»? — высокомерно усмехается Доктор Викман. — Все. Холодею. — Да быть не может! Блефуете. — Андрей Виноградов. Родился в две тысячи двести восемьдесят седьмом году в больнице имени Рутонова. Полных лет: тридцать семь. Адрес: планета Земля, Асгардия, город Новый, улица Восточная, дом двадцать девять. Семейное положение: холост, — жестко декламирует Доктор, из голоса ушло все благодушие. — Девушка: Алина Красавкина. Статус: расстался. Животные: скотч-терьер, кобель, пребывает у соседки. Мать: Галина Виноградова. Проживает в том же городе на проспекте Электроники, дом шестнадцать, квартира сто сорок четыре. Отец: Владислав Виноградов, пилотировал рудовозы. В две тысячи триста первом году пропал без вести близ Системы Акелла на корабле «Гром». В детский сад не отдавали по причине слабого здоровья. Мать работала на дому, чтобы сидеть с сыном. В шестилетнем возрасте поступил в первый класс в «Общеобразовательную Школу №879» с уклоном в точные науки. После окончания принят в «Космическую Академию №8». Успеваемость оценивается в целом на «84%». В школе — «87%». По окончании три месяца числишься на бирже труда. Затем устраиваешься в компанию по перевозке оборудования на колонии Солнечной системы «Рассвет». Подал анкету в «ОАО «Энергетику», где работал отец, но было отказано по причине отсутствия опыта работы. Пилотируешь разные звездолеты: «Эльбрус», «Звезда-346», «Вулкан-8», «Первопроходец», «Изиза» и «Кентавр». «ОАО «Энергетика» разоряется и переходит во владение «Нового пути», так и не устраиваешься к ним пилотом. На «Изизе» попадаешь под метеоритный дождь и остаешься единственным выжившим. Спасательную капсулу находят через двое суток. Рядом с тобой находят труп Александра Пешина, пассажира с «Изизы». Полгода реабилитации, состоишь под наблюдением психолога, но полеты не бросаешь и устраиваешься на частный тягач «Кентавр» к капитану Кузнецову. У портала «СП-67», возвращаясь с рейса, «Кентавр» попадает в гравитационную аномалию. На сигнал о помощи прибывает «Дежурный крейсер», но не может вытащить вас и сам попадает в аномалию. Столкновение. Гибель обоих экипажей. На сей раз выживших нет. Вы погибли, Андрей Виноградов. Погибли в две тысячи триста двадцать четвертом году. Становится крайне не по себе. Серьезность Доктора вгоняет в дрожь. Не верю в услышанное. Смотрю на себя и ничего не понимаю. — Это шутка, да? — спрашиваю с надеждой, но не получаю утвердительного ответа. Ощупываю себя для опровержения жутких фраз, чувствуя, как сокращается сердце. — Но я жив! Посмотрите: жив! К тому же не было никакой аномалии, столкновения! Наши корабли уничтожил неизвестный крейсер! И почему ни слова про «Орхидею», которую мы нашли?! — Успокойтесь и просто послушайте, — продолжает вещать отовсюду голос. — Это не ложь, а официальная версия, что уже прозвучала по СМИ. Сообщаю только затем, чтобы вы прониклись всей серьезностью положения, в котором оказались. Начинает знобить. Невольно заворачиваюсь в одеяло по самый подбородок. Бред. Меня собрались похоронить заживо? Такого просто не может быть! — Где я? Что происходит?! Кто вы, черт возьми, такие? — спрашиваю, чувствуя, как ужас снова сжимает горло. Если они могут влиять на СМИ, то эти люди в стократ хуже пиратов. Вот это я попал! Из огня, да в полымя, как говорится.