Орхидея

Звуковой сигнал впивается в сон, разбивая грезы на куски, заставляя вздрогнуть и распахнуть глаза. Ничего не увидеть. Повязка, будь проклята, мешает. Снимать нельзя, прекрасно помню. Шаги, шорох одежды. Защитного костюма? Все ближе. Инстинктивно откатываюсь в сторону, вжимаюсь в стену, сажусь, подгибаю ноги. Животное желание бежать, но в западне. Нельзя. — Не бойся, Андрей, я пришел только взять кровь из пальца, — узнаю голос помощника Кэса, который приходил в первый раз. — Это не больно! Дай руку. Выдыхаю. Испуг спал. Адреналин взбодрил, проясняя мысли. Просто кровь, ничего страшного. Слышу, на столик что-то поставили. Какую-то коробку? Контейнер? — Протяни руку, — снова произносит медик, стоя рядом. Подаю правую. Чувствую, как сжимают кисть пальцы в резиновых перчатках, удерживая, направляя. Чувствую, как безымянного пальца касается тампон в дезвеществе, промакивая. Затем направляют палец в заборную пробирку. Сейчас будет больно, зажмуриваюсь. Сердце учащает бег. Короткий укол, когда скарификатор пробивает кожу. Сжимают палец, выдавливая кровь. Терплю. Несколько неприятных секунд и убирают пробирку. Стирают с ранки кровь мягким тампоном, отпускают. Сгибаю руку, прижимая к себе. Боли уже нет, лишь неприятные ощущения. Инстинктивно сую пораненный палец в рот. По языку растекается привкус спирта. Б-р-р. Вытаскиваю. — Можешь спать дальше, — вполне миролюбиво произносит мужчина. — Извини, что разбудил. Слышу, медик убирает пробирку в контейнер, забирает его и выходит. Когда дверь закрывается, чувствую облегчение. Ложусь. Нашариваю край сбившегося одеяла, поворачиваюсь к стене, и закрываюсь с головой. Не столько неприятна процедура, сколько вторжение. Нигде не в безопасности. Горько вздыхаю. Страшно. Под одеялом чуточку спокойнее. Чувствую себя ребенком, которого ночью пугают тени деревьев за окном. Только сейчас это не тени. Надеюсь, они не врут и отпустят. Только когда? Ожидание мучительно. Снова жалею маму. Себя. Как это выдержу?! На глаза наворачиваются слезы. Повязка впитывает влагу, как платок. Если бежать? А если поймают?.. Желание пропадает. Будет только хуже, если побег не удастся. Остается надеяться, что все будет хорошо. Только будет ли? Снова вздыхаю. Неизвестность сводит с ума. Проще не думать. Забыть. Принять. Смириться? Ничего не отвечаю, гоню мысли прочь. Так легче. Постепенно охватывает сонливость. Расслабляюсь. Засыпаю. Жарко, раскутываюсь и понимаю, больше не сплю. Прислушиваюсь: тихо, значит один. Снимаю повязку и кладу рядом с подушкой. Приятный полумрак. Никого. Сладко потягиваюсь. Вспоминаю ночное (хотя, ночное ли?) вторжение и становится не по себе. Теперь каждый день будет так? Сажусь. Провожу ладонью по лицу, сгоняя остатки сна. Запускаю пальцы в волосы, догадываясь, что причесаться было бы неплохо. Не помню, видел тут расческу или нет. День или ночь? Утро или вечер? В космосе биологические часы сбиваются быстро. Всегда выручали часы электронные. Психологически. Режим нужен, даже там, где нет смены суток. А сейчас часов нет, ориентироваться не на что. Завис в неопределенности, как в вакууме. Хреново. Что ж, представлю, что утро. Второй день заточения. Спускаю ноги с кровати. Чем займемся? «Вчера» хотел помыться. Хорошая мысль. Иду в туалет. Почистив зубы и умывшись, захожу в душ. Закрываюсь дверкой. Ширма прозрачная. Неловко голышом ходить, особенно сознавая, что на тебя смотрят. И не факт, что мужчина. Интересно, в санузле тоже камера? Наверняка. Вряд ли оставят пленника без внимания. Не по себе. Включаю воду. Настраиваю. Теплые струи бегут по голове, плечам, спине, щекоча кожу. Стекают с волос. Хорошо. Опускаю голову и просто стою, наслаждаясь водой. Смывает отчаяние, страхи, мысли. Будь, что будет. Да, я поддался. Наивно, без гарантий. Пока не вижу другого выхода. Смотрю на руки, на маленькую точку от прокола на пальце. Положение вызывает горечь. Нет, не могу успокоиться. Тревога, как кислота разъедает душу. Поднимаю голову и подставляю лицо под струи. Фыркаю, отплевываясь от воды. Отвлекает. К черту… Останься в кабине «Кентавра», меня бы уже не было. Но я выбрался. Не наткнись пленители на меня в «Орхидее», превратился бы в «статую». Но не прошли мимо, спасли. Кормят и пока не мучают, пообещали отпустить. Может не все так плохо? Выключаю воду. Намыливаюсь. Мыло не пахучее, неплохо мылится. Вполне устраивает. Датчики не больше сантиметра в диаметре, сидят плотно и от воды не отклеиваются. Помню, матери делали суточный мониторинг сердца, тоже наклеивали датчики, но не велели мочить. А еще у нее приемное устройство на манер кулона на шее висело, а мне ничего подобного не дали. Забыл врач или не требуется? Может приемник в комнате? В стене, например. Или я совсем от прогресса медицины отстал. Удобно, конечно, что мыться можно. А вообще зачем наклеили датчики, когда можно подключиться к медчипу, который имплантируют каждому в плечо в трехлетнем возрасте? Пульс, состав крови и что-то еще он снимает точно. А вот ЭКГ? Наверное, нет. Не знаю. Но состав крови можно просто сканировать специальным медпультом, зачем было брать кровь по-старинке? Вроде только в спорных и экстренных случаях берут, от медицины далек, поэтому не в курсе. Включаю воду, смываю с тело мыло. Или они удалили чип?! Холодею. Хватаюсь за левое плечо, стираю пену, открывая кожу и ожидая увидеть шрам. Осматриваю. Его нет. Совсем. Кожа целая. Тру ладонью, словно можно почувствовать крошечный чип глубоко в тканях. Не удалили? После заживителя маленький шрамик все равно остается, если потом специально не убрать. Не помню, как процедура называется. Вспоминаю, как Викман говорил, что занесет данные на чип о моем здоровье. Оставили. Продолжаю мыться, погруженный в думы. Так ведь могут по чипу найти, понять, что жив! На миг воспаряю духом. Хотя нет, я же в космосе. Жаль. Все время про чип забываю, пока на профосмотр не попаду. Только на Земле работает, да на корабле, когда бортовая Система настроена на экипаж. А меня вряд ли внесут в список команды, если официально убили. Нет, но новость, что чип еще в плече очень обнадеживает. Значит не лгут и вернут домой? Или не удалили, потому что пленника все равно не засекут по нему с Земли? Или самим нужен для снятия данных? Еще раз рассеяно потираю плечо. Ладно, не важно. Все равно без полной уверенности в спасении, бежать глупо. Слишком велик риск попасться и не только огрести по полной, но и с большой вероятностью, лишиться обещанной свободы. Пока, действительно, стоит ценить нормальное отношение. Даже можно обмануться и поверить, что в больнице. Но не люблю самообман. Выключаю воду и жду, пока стекут с тела капли. Кто я сейчас? Бесправный пленник. Вся суть в первом слове. Тяжело вздыхаю и отдергиваю ширму. Выхожу. Беру полотенце. Вытираю сначала голову, затем тело. Зачем ограничивают от информации? Боятся, что использую против них? Но, если лгут о свободе, к чему пленнику не задавать вопросов, если в итоге труп? Или страшатся: сбегу, выдав представителям Охраны порядка? Значит побег реален? Не знаю наверняка, а рисковать страшно. Не рисковый я человек. Вот когда уверен в успехе, действую. Или когда смерть в затылок дышит… Здесь вроде тоже дышит, но через стекло, на расстоянии, а это притупляет инстинкт самосохранения. Задумчиво потираю подбородок. Надо побриться. Подхожу к раковине, открываю шкафчик, отодвинув вверх пластиковую дверку. Беру бритву, включаю. Работает. Так и знал. Расчески не замечаю, забыли положить или не посчитали необходимой вещью. А может решили, что расческой кого-то убью. Улыбаюсь. Ну, да не велика потеря, буду лохматым ходить, пусть пугаются! Принимаюсь приводить лицо в порядок, а то на ежа стал похож. Жаль, конечно, зеркала нет, но и так справлюсь. Есть гормональные крема, которые прекращают рост волос, но не хочу и никогда не пользовался: вредно. А я здоровье берегу, чтоб лишний раз по поликлиникам не ходить. Профосмотры для того же делаю, чтобы не запустить болезнь, если таковая появится, пролечить таблетками, а не ложиться под автохирурга. И нанороботы, пусть вещь хорошая, но ввести в себя позволю только в крайнем случае. Когда постарею, придется, конечно, чтоб прожить подольше. Но не люблю механизмы в своем теле. Кто-то тащится от киборгизации, а мне даром не надо. Помню, мода была у пилотов на нейроинтерфейсы (да не только у них), но не поддался. Да, удобно, конечно, мысленно с бортовым компьютером связь держать, но мне и на словах удобно. А лучше через клавиши. Ладно бы на боевом звездолете работал, там необходимость заставляет. А тут можно по-старинке обойтись. Ценю свой череп целым. Да и побочки от такого бывают. Опухоли. Фигня все, что безопасно, не зря после установки устройства заставляют сканирование два раза в год делать. Только мнительность дразнить. Закончив бриться, еще раз умываюсь. Промокаю лицо. Удовлетворенно провожу ладонью по гладкой коже. Покидаю туалет. Хорошо ощущать себя чистым. Даже настроение поднялось. Можно включить свет, чтоб на день походило. Но не хочу. В полумраке уютнее, а то опять себя в больнице почувствую. А так можно помечтать, что нахожусь в своей каюте, отдыхаю, когда товарищи пилотируют корабль. Или сама Система. А летим на поиски отца… Размечтался. Тяжело вздыхаю. Иду к постели, сажусь. Искал информацию о «Громе», конечно, спрашивал пилотов, летающих этим рейсом, родственников пропавших членов экипажа, работодателя. Но ничего. Как в Черную дыру канул. С кораблем просто пропала связь, никаких сигналов о помощи. Ехал с грузом. Рудой. Высказывались гипотезы от нападения пиратов до попадания в аномальную зону, где отказали все системы корабля. Но сердце не принимает такой исход. Мама сразу сказала, что папа жив. Ждет возвращения. Хочу верить, что произошел сбой портала и отец просто переместился в пространстве, хоть в другую Вселенную, но чтобы остался жив. Чтобы летел к нам. Космос слабоизученное и довольно опасное место. Могло случиться, что угодно. Папа наверняка погиб. Проще признать это, чем принять мысль, что облажался и не нашел отца. А мама надеялась, что у меня получится. Я и сам верил, даже, когда убеждали в обратном и хватался за пустоту. Верил, пока не понял, что бегу за мечтой. Что просто не могу принять его смерть. Обманываю себя, чтобы не было больно. И страшно. Больше никогда не увижу папу. Жуткая фраза. Слово «никогда» самое кошмарное, какое можно услышать. Оно равняется «смерть». Меня тоже когда-то не станет, как отца. Уйду в никуда навсегда. От глубинного ужаса бросает в дрожь. Обнимаю плечи. Не верю в глупые байки о загробной жизни, все это в прошлом. После Великой пандемии мозги у людей прояснились, ибо только от науки пришло спасение. Чума двадцать первого века была побеждена, а смертность осталась. С рождения стоит программа на аннигиляцию. Начинает обратный отсчет. Слово «никогда» нависает над каждым, как топор палача. Проклятие разумных, так назвали конечность существования в какой-то статье. Если бы не смерть, отец бы вернулся, уверен. Или, если бы не умер я сам, то его бы дождался. Когда-нибудь мы бы встретились, нашли друг друга, если бы у нас была вечность. Обязательно. А так… наши пути разошлись. Надо принять. Отпустить. Смириться. Но не могу. Не хочу. Разум признал потерю, а сердце верит и ждет. Мучительная двойственность. Хочется пить. Бросаю взгляд на столик и замечаю, что экоконтейнер другой. Аккуратно закрыт и внутри еда. Принесли «завтрак», пока мылся. Радует. Просыпается аппетит. Рядом еще один стаканчик с крышкой. Йогурт? Беру, осторожно открываю. Нет. Просто чай. Уже почти остыл, пока размышлял. Подсаживаюсь к столику. В экоконтейнере оказывается каша. Гм, ну прямо классическая еда на завтрак! Улыбаюсь. Ем, чувствуя, как с наполнением желудка отступают грустные мысли. Настроение повышается. Поев и напившись, приваливаюсь к стене. Заняться не чем. Можно, конечно, поотжиматься, сделать зарядку. Но когда на тебя кто-то пялится… Стеснительность становится преградой. Или банальная лень. Посидев какое-то время, ложусь. Кладу руки за голову. Смотрю в потолок. Чокнусь от такого бытия. Неплохо переношу одиночество и замкнутые пространства, но когда не знаешь, когда все закончится, становится паршиво. Зеваю. Еще уснуть не хватало. Если стану только спать и есть — растолстею. Хотя, тут мучного не дают, может и нет. Вот примерно так люди живут в тюрьме. Кошмар! Теперь понятно, почему туда никто не хочет. Уже начинаю дремать, когда звуковой сигнал заставляет очнуться, в панике нашарить повязку и натянуть на глаза. Слышу входит человек, а не робот. — Андрей, пора на укол, — сухо произносит знакомец Тимофей. Как приговор вынес. Включает ярче свет, заставив сощуриться. С тяжелым сердцем позволяю усадить себя в аэрокресло и пристегнуть. Прогулка повторяется. Добираемся без происшествий. Невольно жду подтверждения страхам, что нахожусь в пыточной лаборатории. Но предсмертных воплей жертв не слышно. Тихо, почти умиротворенно. Вот скажи, что здесь опыты над людьми ставят, не поверил бы. Или звукоизоляция хорошая. Кэс сегодня не особо разговорчив. Дежурно спрашивает о самочувствии, делает укол в другое плечо, видать, решив чередовать. Спрашивает об ощущениях. Отвечаю: нормально. Ждет несколько минут, потом говорит помощнику отвезти «пациента» обратно. Пока едем, слышу в коридоре чьи-то шаги, явно человека, но конвоир не обратил на коллегу внимания. В палате отпускают. Встаю. Жду, когда уходит. Снимаю повязку и сажусь на постель. Выпиваю стакан воды, не столько от жажды, сколько желая успокоиться. Ложусь. Незаметно засыпаю. Безделье — лучшее снотворное. День и ночь стираются, превращаясь в одно долгое сегодня. В один долгий сон. Считаю уколы, это хоть какой-то ориентир в океане безвременья. Уже пятый. Самочувствие хорошее. Кормят вкусно, не издеваются. Каждый ужин дают лакомство, видать за хорошее поведение. Единствнно, доктор Викман ежедневно заставляет повторять правила, когда начинает беседу. Хотя, какая беседа?! Несколько вопросов о самочувствии и о том, как мне тут. Да никак! Прямо признался. Викман посмеялся и пожелал учиться замечать в жизни позитивные моменты. Пробовал делать отжимания, но возникает чувство, что находишься на сцене нагишом, портит удовольствие от занятий. Пресс на кровати качать получилось несколько комфортнее. Но все равно скучно. Обдумал, кажись, все что можно. Мысли то и дело возвращаются к товарищам. Живы или нет? Что с ними делают? Так же сидят, как я, или пытаются выбраться? Что-то подсказывает, что Миха бы безропотно не сидел, а попытался удрать. Характер у него горячий. Кэп тоже не робкого десятка. А вдруг превратились в «статуй»? Самое поганое, спросить не могу, эх. Надеюсь, живы. Надеюсь, врачи им помогут и не замучают до смерти. Из процедур пока только уколы. Еще ежедневно берут кровь из пальца и трижды просили сдать мочу, давая пластиковую баночку. Ставил на стол, почти сразу забирал робот-официант или один раз помощник. Не знаю даже, как выглядит робот, но догадываюсь, что цилиндрическое тело на колесах и с руками. Похоже на то чучело, что убежало от меня в школе, поэтому симпатии не вызывает. Но и такого страха, как гуманоидные махины за дверью. От тех лучше вообще подальше держаться. Дважды возили на сканирование. Сканер находится, не доезжая кабинета Кэса (начал считать секунды, раз шаги не удобно, чтобы ориентироваться хотя бы так). Лечащий врач ждал уже там. Сначала сильно струхнул, думал все, конец пришел, когда сказали ложиться на стол. Но Кэс успокоил, сказал, даже пристегивать не станет (а «липучки» там были), если буду лежать под прибором смирно. Согласился и не двигался до тех пор, пока не сказали подниматься и пересесть на кресло. Помощник поддерживал за плечо, как слепого. Беспомощность ужасно напрягает. Сбежать в таком состоянии невозможно, особенно, когда привязан. Теоретически можно попытаться расстегнуть липы на руках зубами, но, когда рядом всегда кто-то есть, действие пресекут. А одного не оставляли ни разу за пределами палаты. Но с людьми еще возможно справиться — человеческое тело имеет уязвимые точки, а вот с роботом рукопашный прием не прокатит, кроме оружейного залпа. А они здесь, похоже, стоят в каждом коридоре и лаборатории, где доктора работают. Специально начал прислушиваться, подмечать, когда Болтун (так стал называть относительно разговорчивого помощника, которого Кэс назвал потом ОД) выкрикнул однажды в коридоре: — Да ты опять прямо в проходе встал! Десятый, отойди к стене! Что на месте не стоится, как в лаборатории?! Затем донесся тяжелый шаг в сторону. Робот, догадался я сразу, а еще персонал слушается. Интересно, как? Различает по голосам или иные опознавательные знаки стоят? Эх, знать бы… Настроение упало. Когда охранники роботы — очень плохо. Если все здесь находится под бессонным оком бортовой Системы, способной и роботам мгновенно посылать приказы, то сбежать практически невозможно. Заметит в камеру, что удрал, заблокирует двери, пошлет сигналы всем роботам… Наихудший расклад. Не будь пилотом, мог бы еще верить в чудо, но знаю, что такое Система корабля. Были бы люди-охранники, был бы шанс, а так… Грустно вздыхаю. При робоохране дверь в мою палату можно нараспашку оставить. Док не дурак. Док садист. Скучаю без доступа в Интернет. Там столько информации, фильмов, книг, можно пообщаться, даже позавидовал нейроинтерфейсу, когда можно подключиться к мировой паутине мысленно. Только там тренироваться надо, чтобы информацию внятно читать. Некоторые говорят: вынос мозга. Но вряд ли разрешили бы доступ, если бы и стоял чип в мозгу. Вырвали бы на фиг, чтоб к Системе не подключился. Доктор уже не выходит на связь два укола. Восьмой и девятый. Занят? С Кэсом особо не поговорить, деловой слишком. А мне одиноко и скучно. Спать надоело до смерти. Кажется, отоспался за всю жизнь. Единственно, попривык к такому существованию, перестал стесняться наготы и постоянного наблюдения. Неприятно, конечно, но жить можно. Освоился, стал считать палату своей каютой, как бы грустно не звучало. От нечего делать само нашлось «занятие». Чтобы размяться, иногда хожу по комнате, бросаю взгляд на клавишу открытия выхода. Знаю, что никогда не нажму и не выйду. Сажусь на пол, чтоб погасить соблазн сделать шаг к панели открытия, и смотрю на выход. Сквозь дверь. Неизвестность одновременно пугает и манит. Скованный цепями ужаса, шага сделать боюсь. Это не повышает самооценку, стыдно перед отцом, который куда решительнее. Я всегда страдал робостью, а после трагедии на «Изизе» сделался… слишком осторожным. Может стоило остаться на Земле, найти работу там, а не лезть опять в космос. Не знаю. Нравится работа пилота, да, есть риск, но всегда наивно надеешься, что с тобой-то точно ничего не случится. А потом плохое происходит и остается только пытаться выжить. Только как выжить, если от тебя ничего не зависит? Хотя, зависит. Буду послушен, не окажусь заражен и тогда отпустят. А если все ложь и по прошествии времени скажут, что я заболел и останусь здесь навсегда? Ежусь. Обнимаю плечи. Остается надеяться, что профилактика поможет и что обещание свободы правда. Конечно, они могут врать, что отпустят домой, чтобы был стимул слушаться. Не более, чем манипулирование с их стороны. Но нет возможности проверить, остается довериться. Снова тяжелый вздох. Обдумываю одно и то же. Новой информации нет, выводы прежние. Один большой знак вопроса. И не спросить, чтоб уменьшился. Нельзя. Немного пройдясь по кругу комнаты, сажусь на кровать. Решаю озвучить просьбу. — Доктор Викман? — зову, не получаю ответа, но продолжаю. — Заняться нечем, можно попросить электронную книжку, если есть? А то с ума сойду. Я же очень послушный: все правила выполняю. Можно? Простите за вопросы. Просто уже не могу больше. Тишина. Голос молчит. Нет Дока в наблюдательном пункте? Уныло вздыхаю. Ложусь. Закрываю глаза. Можно помечтать о чем-нибудь. О доме больно. Вспоминать прошлое тошно. Легче не думать. Спать. Но сон не идет, как назло. Даже повязку надел, не помогает. Если начнется бессонница будет совсем беда. — Андрей, — как всегда неожиданно раздается голос Викмана, вытаскивая из пустоты отчаяния, даря надежду, — действительно, вы хорошо себя ведете. Был несколько занят, чтоб похвалить. Хотите планшет? Можно устроить. Но, думаю, вы заслуживаете лучшей награды. Ваш друг Кирилл в не очень хорошем состоянии, и у нас до сих пор не получается вернуть его в сознание. Но я могу дать вам возможность поговорить, вдруг, услышав знакомого, он очнется. Хотите, устрою встречу? Кэп жив, не могу поверить. Отличная новость! — Да! — отзываюсь тут же, садясь. — А когда? Сердце радостно учащает бег. — Через пять минут за вами зайдут, — сообщает Док. Как быстро! Улыбаюсь. — Прекрасная награда. Спасибо!