Орхидея

Отмечаю, что звукового сигнала жду с нетерпением. Увижу Кирилла, поговорю. Здорово. Только он без сознания. Бедолага. Что с ним? Звонок заставляет радостно екнуть сердце. Встаю в нетерпении. Дверь открывается. Кто-то входит. Приземляет каталку напротив. Это не один из помощников, шаги мягче. Но в то же время знакомые. — Уже готовы в дорогу? — улыбается Кэс. Его голос не перепутаю ни с чьим. Как и Викмана. — Да, — киваю. — Садитесь, — помогает опуститься в уже, ставшее ненавистным, аэрокресло. Чувствую себя инвалидом, когда сижу в нем. Слепым и парализованным. Руки без команды кладу на подлокотники, уже зная, как надо сесть, чтобы конвоиру было удобнее пристегнуть. Что врач и делает, склеивая липучки «манжет», фиксируя конечности. Подавленно вздыхаю. На миг приходит жуткая мысль, что обманули и повезут совсем в другое место. Но Кэс еще ни разу не приходил за мной сам. Значит сегодня что-то особенное. Обнадеживает. Хочется спросить, куда поедем, но сдерживаюсь, прикусив язык. Ни каких вопросов, помню. Вывозят из палаты. Ожидаю, что привычно поедем налево, но поворачиваем направо. Интересно, Кирилл в соседней палате лежит? Тут же вспоминаю, что надо считать, чтобы хоть так прикинуть расстояние вне палаты. Конечно, веду счет, наверняка быстрее, чем бегут секунды. Тревога сбивает с ритма. Но подсчет дает хоть какой-то контроль над ситуацией. Уже двадцать пятая «секунда», а мы все едем по коридору. Где комната Кэпа? Остановка. Продолжаю считать про себя. Приехали? Кэс идет вперед. Знакомый шорох. Дверь отъехала. В палату? Но звукового сигнала не слышал. Раздражает, что глаза застилает тьма повязки. Подходит. Возобновляем движение. Догадываюсь, открыл дверь в другой коридор. Жаль, надеялся друг рядом. Где же держат Кирилла? — А вы пока хорошо переносите профилактику, — замечает Кэс, разбивая тишину и сбивая со счета. — Возможно, сократим количество уколов. — Радует, — выдыхаю, стараясь не сбиваться с «секунд». — Значит вы можете сказать, когда лечение завершится? — Точные сроки назвать сложно. Каждый организм индивидуален. Опять расплывчатый ответ. Кэса бы в шпионы — не проболтался, если бы поймали. — Я не умру от лечения? — интересуюсь. Врач смеется. Беззлобно. Веселость уязвляет. Ничего смешного. — Андрей, вы каждый день задаете этот вопрос. Не отвечу ничего нового. Профилактика направлена, чтобы сохранить вашу жизнь. А вот ипохондрия хорошо лечится успокоительным. Могу прописать таблетки, если тревога доставляет неудобство. — Не надо, — отказываюсь. — Будь вы на моем месте, так бы не смеялись. Замолкает. Кажется, задел. Так ему и надо. Зато со счета сбился. Можно прибавить секунд пять. Через шестьдесят три секунды поворот налево. Тихо. Интересно, что вокруг? Через две минуты заворачиваем направо. Еще через двадцать секунд замираем. — Приехали? — не выдерживаю. — Нет. Скажу, когда прибудем. — Хорошо. Слышу, как открывается дверь. Но звук несколько ниже. Другой. Проходим и снова остановка. Створка смыкается. Внезапно начинаем опускаться вниз. Лифт?! С ума сойти. Тут и они есть? Хотя, да, корабль же большой. Интересно, куда едем? Тревожно. Точно к Кириллу везут? Нервно сглатываю. Восемь секунд и лифт останавливается. Приехали? Дверь отползает в сторону. Интуиция начинает скрестись по нервам. Что-то не так. Кэс толкает аэрокресло вперед. В коридор? Жутко. Тут даже запах другой. Продолжаю путь в неизвестность. Счет помогает сдерживать беспокойство. Впереди различаю шаги. Тяжелые, механические. Робот. Замирают вдали. Остановился? Слышу, справа какое-то цоканье. Глухо, словно через стену. Но от него стынет кровь в жилах. Вздрагиваю. — Что это? — Ай, опять вопрос задал. Плюс пять суток? — Ничего, — равнодушно отвечает врач. — Вам показалось. Нервно повожу плечами. Ясно, не скажет. Пробую считать, но чувствую, сбился. Три минуты не можем ехать. Кажется, дольше. Торопливые легкие шаги за спиной. Кто-то пытается догнать? Не робот, человек. Неуютно до ужаса. Незнакомец догоняет Кэса. — Уже начали? — задает вопрос приятным женским голосом, чуть запыхавшись. Черт. Остро ощущаю, что в неподобающем виде перед дамой. Смущаюсь. — Да, — поясняет врач. — Много пропустила? — Ничего. Пока ищем альтернативные способы решения. Замолкают. Почему-то посещает мысль, что под последним Кэс имел ввиду меня. Вопросов задавать не хочется, как никогда, чтобы не привлекать женского внимания. Черт. Провалиться бы сквозь пол. Чувствую каждой клеткой, как незнакомка молча идет за плечом рядом с коллегой. Рассматривает меня? Пока везло: медики предстали одного со мной пола, и врожденную скромность не сильно беспокоило. Но теперь… Даже порадовался, что еду в кресле, а не сверкаю перед девушкой голым задом. Ненавижу Кэса, Викмана и здешние распорядки! Почему человек настолько зависим от одежды? Цивилизация, воспитание, моральные правила. А ведь когда-то все голыми ходили и не зазорно было. А сейчас нагишом дальше спальни и ванны не выйти — уже моральная паника. Вот потому и раздели, гады. Ненавижу. Сжимаю подлокотники. Со счета окончательно сбился. Наплевать. На обратном пути посчитаю спокойно. К счастью, незнакомка не задает вопросов и никак не обнаруживает, что замечает присутствие обнаженного мужчины. Вдох-выдох. Ничего страшного. Алины же не стеснялся? Или мамы. Вот представь, сзади Алина идет. Не выходит. Чувствую смятение. Зря подумал о девушке. Напоминаю себе, что еду к Кириллу, но не особо радует. Уже начинаю злиться на него за вынужденные унижения. Если бы ты, гад, не полез на «Орхидею», меня бы тут не было! Сидел бы дома, послал бы тебя нахрен вместе с «Кентавром» и… Вздыхаю. Жаловаться бесполезно. Настоящего пока не изменить. Потерплю. Пусть незнакомке неловко будет. Одно радует, глаза завязаны. Темно, будто меня и нет. А это все сон. Только ощущения не обманешь. Снова поворот. Куда, даже не понял, погруженный в смущение. Остановка. Снова слышу, как открывается дверь. Когда же приедем? Нервничаю. — Вот и на месте, — наконец сообщает лечащий врач. Въезжаем куда-то. Аэрокресло опускается на пол. Кэс остается стоять за спиной, а девушка проходит вглубь помещения. Вроде садится. Прошибает пот, когда слышу шорохи одежды, дыхание, скрип то ли кресел, то ли стульев. Здесь люди. Не знаю сколько, но точно нас тут не трое. Звиздец. А я голый. Сглотнуть не получается. Такое чувство, что оказался у доски, когда на спине какой-то урод написал светящейся краской оскорбление, и все на тебя смотрят, сдерживая смех. Эти, к счастью, не смеются. Но заинтересованные взгляды ощущаю прямо кожей. Здесь у них совещание что ли? Чьи-то шаги впереди привлекают внимание. Кто-то поднялся навстречу? Невольно вжимаюсь в спинку кресла. — Спасибо, Кэс, — узнаю интонации доктора Викмана, сейчас голос звучит, куда приземленней и не со всех сторон, как в палате. Вот и личная встреча. Интуиция начинает вопить. Человек впереди вызывает почти иррациональный ужас. Не знаю, почему. Интуиция велит бежать прочь, как можно дальше. Даже волоски на теле встали дыбом. Страшно. Приходит трусливая мысль: хорошо, что не вижу. Их всех. Спрятался за повязкой. Внутри себя. — Андрей, вы здесь, чтобы навестить своего друга, — напоминает Викман, возможно, угадывая мое состояние. — Кирилл в паре метров от вас. Лежит на столе. Он без сознания, но живой. Поговорите с ним. — Я думал, мы пообщаемся наедине, — произношу, растерявшись. — По иному никак, — сообщает Доктор. — Ну же, ваш друг ждет. Или они все. Собравшихся точно представлять пленнику не станут. Да и не надо, не вызывают доверия абсолютно. — Поздоровайтесь с другом, — спокойно, как ребенку, подсказывает Викман. Вдох-выдох. Так хотел узнать, что с товарищами, вот, узнавай. — Кирилл, привет, — выдавливаю из себя, как плохо выученный урок. — Это я — Андрей. В ответ тишина. — Ты меня слышишь? — спрашиваю, вслушиваясь. — Приходи в себя, мне так много нужно тебе сказать. Хотя, пожалуй, «много» — это ничего. В голове полный хаос. Не знаю, за какую мысль ухватиться, что нужно говорить в таких случаях, да еще при публике. Общение с тяжелобольным дело личное, а тут превратилось в шоу. Или эксперимент? — Он не отвечает! — жалуюсь Викману, чувствуя растерянность. — Конечно, он ведь без сознания, — снисходительно поясняет Доктор. — Напомните другу ваши общие воспоминания. Желательно яркие, эмоционально цепляющие моменты. — Хорошо, — выдыхаю, напрягая память. Не так много у нас общих воспоминаний. Это бы лучше к Михе. Странно, а почему здесь я, а не механик? Последний бы лучше Кэпа растормошил. На плечи опускаются ладони Кэса. Без перчаток, что приятнее. Массирует. Наклоняется и шепчет: — Расслабься. Все хорошо. Тебя никто не обидит. Поговори с другом, ты же хотел. Помоги ему. Киваю. Да, тут ради Кирилла. Надо помочь. Общие воспоминания. Назвать. — Кирилл, — произношу, чтобы хоть как-то начать монолог. — Я скучаю. Нет, не то. Воспоминания. Вдох-выдох. — Помнишь, как мы познакомились? — почти кожей чувствую немое одобрение Викмана и Кэса, которые стоят рядом, заставляя ощущать себя рабом перед хозяевами. — Я искал работу. Собеседование не удалось. Нас было четверо пилотов, а вакансия одна. Конечно, выбрали не меня, ты же знаешь мое везение. Хотя, нет, не знаешь, но не важно. Я зашел в «Юпитер» — кафе на космодроме, помнишь? Там постоянно толкутся пилоты, есть объявления. Голограмма у второго входа. Там частные объявления можно скачать. Подошел, а там ты вносишь объяву. Спросил, ищу ли работу. Ответил, что да. Разговорились. Выпили. Да, я минералку, а ты заржал. Ну, не пью я алкоголь! Рассказал тебе, где работал. Надо было про «Изизу» сказать, тогда бы ты мне отказал наверняка, зачем тебе псих в команде? Ты знаешь, какие мне тогда кошмары снились? Нет? Тебе повезло. Но это не важно, знаю. Ты сказал, что тебе нужен второй пилот, у вас срочный рейс и все такое. Я спросил, а ничем «левым» не занимаетесь? Потому что проблем с Охраной порядка на фиг не надо. Ты заверил, что все легально. — Андрей, — перебивает Викман. — Что-то более яркое расскажи. Можешь личное. Не стесняйся. Все что ты говоришь, никому кроме Кирилла не интересно. Продолжай. Вдруг правее — там, где Кирилл — отчетливо слышу шаги. Тяжелые. Раз-два, остановка. Раз-два, замер. Одну ногу, как приволакивает. Затем тишина. — А он там не очнулся? — настораживаюсь. — Нет. Продолжает лежать. — Но там кто-то ходит! — возражаю. — Слышал. — Это робот, — поясняет за спиной Кэс. — Ясно, — соглашаюсь, но интуиция шепчет, что врут. — А можно за руку взять? Может, тогда придет в себя? — Исключено, — отказывает доктор Викман. — Ему достаточно вашего голоса. Рассказывайте дальше. — Миха перепил, — продолжаю, — пока мы с тобой обсуждали условия работы. Вы отмечали удачную сделку. Его пришлось тащить из кафе на руках до аэротакси… — чувствую не то. — Наверное, ты это не помнишь. А как хрустяшками в кабине кидались? А ты нас с Михой чуть не прибил. Но это он начал первым! Ты же знаешь, я их не люблю. А как у Тереса, как раз, где связь плохая, не давал нам порнуху смотреть? Утащил себе видеофон и заперся в каюте. Михе потом открыл, а меня так и не пустили! Ржали, что я еще маленький, а это вы — дети! Простите, — говорю собравшимся, вспомнив, что не один. — Ничего, продолжайте, Андрей. Представьте, что с другом наедине. Считайте, нас нет, — напутствует Доктор. — Хорошо. Кирилл, помнишь, как на Эллайне, пока разгружались, Миха втюрился в пилотессу с «Сокола»? Сказал, что пойдет на их корабль устраиваться. Да, он придуривался. Но было весело… Доктор, Кэп очнулся? — Нет, пока. Но пульс стал чаще. Вы на верном пути, говорите. Тяжко вздыхаю. А потом снова слышу тяжелые шаги. Нет, это не робот, уверен. Слишком хорошо научился различать их поступь. Это друг. А Док лжет. — Кирилл! — зову. — Ты меня слышишь? Ответь! Ну, чего молчишь?! Я же слышу, ты очнулся. Ответь! Доктор, почему Кэп молчит? Он точно слышит мою речь? — Да. Продолжайте говорить, — холодный приказ, которого нельзя ослушаться. Хорошо хоть больше не убеждает, что друг в беспамятстве. Нервно сглатываю. Что-то не так. Беседа с другом превращается в пытку. — Кирилл, отзовись! Неужели, не узнаешь? Я — Андрей, второй пилот, твой напарник! Да очнись ты! Тишина в ответ. Шаги и те прекратились. Действует на нервы. Люди вокруг молчат, ждут, наблюдают. Как на шоу, мать их! Злюсь. — Кузнецов, да ответь же! Ты помер там, да? Ау! — кричу, чувствуя, что сдают нервы. — Что с тобой? Не молчи! Снова шаги. Близко. Кажется, остановился напротив. Справа. Но не пытается прикоснуться, заговорить. Жутко. Интуиция снова начинает вопить об опасности. Люди вокруг сохраняют ледяное спокойствие. Значит, бояться нечего? Успокоиться не выходит. На глазах выступают слезы. Под повязкой, к счастью, не видно. — Кирюха, как ты? Скажи, что-нибудь! — Общие воспоминания, — снова подсказывает Кэс. — Озвучь и он ответит. Как назло, все вылетает из головы. Не могу вспомнить ничего дельного. Врачи давят, заставляют, не беседа — допрос! Не могу больше. И это «награда» за послушание?! Бля, а что тогда наказание?! А во всем виноват Кирилл. — Кэп, да отзовись ты, сволочь! — ору. — Как же ненавижу! По кой-хрен на «Орхидею» поперся?! Я же предупреждал: не надо! Еще и разыграли, гады! Твоя идея, знаю! Я чуть не обделался со страху, меня вообще пугать нельзя, у меня психика слабая! Ты — урод! Жадный козел! Постоянно меня подначивал, унижал, бесило, да, что я старше и опытней?! Молокос, недомерок! Я бы сейчас дома был, если бы не ты! Дома! Ты бы хоть мою маму пожалел, как тебя ненавижу! Чтоб ты сдох, гад! — АНДР-Е-Й! — протяжный рев в ответ, от которого встают волосы дыбом и перехватывает дыхание. А потом чудовищный удар совсем рядом. В ужасе слышу, как сухо трещит стеклопластик, наверняка пуская десятки трещинок, что отделяет меня от друга, как догадываюсь. Но выдерживает, не слышу, как осыпается на пол крошкой. Снова рев. Дикий. Нечеловеческий. Прошибает холодный пот, давлюсь невысказанными ругательствами. По щекам текут слезы. Это Кирилл?! Почему мы находимся в разных комнатах? Кто-то охает. Кто-то встает. — Роботов туда! — кричит Викман. — Двадцать седьмой и двадцатый! Срочно! Снова удар в стеклопластик. Чувствую, не выдержит. — Доктор! Успокойте его! — чей-то взволнованный мужской голос, догадываюсь, что обращаются именно к Викману. — Это не контролируемая форма! — возражает женский. — Я не против попробовать после сегодняшнего, — самодовольный голос Доктора. — Уходите отсюда! Чувствую, как поднялся в воздух. Сижу не жив, ни мертв. Трясет. — Поехали в палату, Андрей, — совершенно спокойно произносит Кэс, толкая аэрокресло прочь. Слышу, как за стеной тяжело упало что-то металлическое. Робот? Звуки борьбы. Снова жуткий нечеловеческий рев. Оказываюсь в коридоре. Различаю шаги, покидающих помещение людей. Кэс спешит прочь, толкая кресло перед собой. Вздрогнув, слышу приглушенный, вероятно закрытой дверью, сухой треск. Кажется, стеклопластик не выдержал и лопнул. Как там Викман? Позади кто-то тихо переговаривается, но не могу различить слов. Бьет дрожь. Еду вперед, а по сторонам бьют по нервам шорохи, царапанье, удары по дверям. Вспоминаю тварей с «Орхидеи». Неужели, они держат их здесь? О Кирилле думать не хочется. Совсем. Иначе чокнусь. Только поднявшись на лифте на «свой» этаж, начинаю отходить от пережитого. А потом доходит, что не надо было кричать на Кирилла и оскорблять. Сам спровоцировал на агрессию. Теперь накажут? Пугаюсь. — Это я виноват, — с горечью выдыхаю. — Извините, что так вышло. Не хотел! Случайно получилось. — За что извиняешься? — удивляется Кэс. — Ничего страшного. — Стекло разбито, — произношу, все еще прокручивая в голове жуткие события. — Ерунда! Заменят. А пациента в другую палату переведем. — Что с ним? Вы его вылечите? — Да. Вылечим, — успокаивает Кэс, даже не сделав замечание, что задаю вопросы. — Спасибо. Когда Кэп придет в себя, скажите, что извиняюсь. Сам не знаю, почему столько гадостей наговорил. Лечащий врач только понимающе вздыхает. Проходим несколько дверей, везут куда-то. Ни на что не обращаю внимания. Охватила странная отчужденность. Аэрокресло наконец опускается. Кэс отходит. Знакомый запах. Не в палате. У лечащего врача в лаборатории или где он там обитает. — Сделаю вам укол, — поясняет врач. — А потом отправитесь к себе отдыхать, чтобы вас дважды не возить. Не отвечаю. Где-то фоном сознание отмечает, как Кэс надевает перчатки, заряжает инъектор. Бедный Кирилл. С ним что-то не так. Никогда не забуду, как выкрикнул мое имя. Инъектор касается плеча. Даже не вздрагиваю. Почти привык. Короткая боль. Затем на колени падает салфетка. Врач начинает промакивать мне бедра, пах… Внезапно доходит, что кресло сырое. Черт. Неужели обмочился? — Простите, — выдыхаю. — Не помню как… — Ничего страшного. Просто реакция организма на сильный раздражитель. — При всех… Так стыдно, — вздыхаю, чувствуя себя раздавленным. — Поверьте, всем не до вас. Да и не медиков бы вам стесняться. Тут люди и не такое видели. Наскоро отерев меня, отходит. Чем-то шуршит. Слышу, как набирает воду в емкость. — Пей, — произносит, подойдя. В губы упирается край стакана. — Что это? — Успокоительное. Лучше выпей, уколов с тебя уже достаточно. Подчиняюсь. К тому же хочется пить. Привкус у воды горьковатый, явно растворен порошок или таблетка. Морщусь, но становится легче. Тревога внутри постепенно начинает таять, как кусок льда на солнце. — ОД, забери пациента, — командует Кэс по внутренней связи или чему-то там, вызывая помощника. Слышу, как открывается дверь. — Отвези в палату и заставь принять душ, — напутствует Болтуна. Постепенно охватывает равнодушие. Везут обратно. Чувствую себя тряпичной куклой. Чем-то не живым набитым ватой. Возвращаюсь к реальности, когда с хрустом отстегивают липучки, освобождая. — Вставай, — командует медик. Не хочется. Ничего. Сижу. — Эй, ты уснул? Мотаю головой. С тяжелым вздохом, тянут за плечо вверх. — Поднимайся. Нехотя встаю. — Пойдем, — тянут в туалет. Не хочу, но помощник настырный. Открывает дверь, доводит до душа, заталкивает в кабинку. — Закрой глаза, — командует. Подчиняюсь больше по привычке, чем осознанно. В голове пусто, как никогда. Стаскивает повязку. Включает воду, наскоро настраивает. Люблю теплее. Не нравится. Настраиваю на ощупь сам. Ширму закрывают. — Подожду, мойся, давай. Нет желания принимать водные процедуры. Просто стою под водой, опустив голову и упираясь руками в стену перед собой. Вода течет по телу успокаивая, расслабляя. Произошедшее внизу — страшный сон. Не могу сосредоточиться. Не хочу. Хорошо. Спокойно. Не знаю, сколько проходит времени, звук отодвигающийся ширмы отвлекает от пребывания во внутренней пустоте. Глаз не размыкаю. Помню, нельзя. Некто закрывает воду, заставляет, взяв за плечо, выйти из душевой кабинки. Промакивает полотенцем голову. Оно, вроде бы, свежее. — Вытирайся, — приказ. Ничего не хочется. Тупо стою с полотенцем на голове, стараясь держать равновесие. — Да, что же ты, как неживой! — слышу раздраженное высказывание, но совершенно не трогает. Начинает клонить в сон. Чувствую, как меня наскоро вытирают. — Вот, что не люблю в работе… — сетует кто-то. Затем, взяв за плечо, тащит прочь. Останавливает. Толкает куда-то вниз. Усаживает на кровать. Зеваю. Глаза открывать совсем не хочется. В руки что-то суют. Повязка. Тоже новая. Старая мятая была. — Можешь поесть, — советует Болтун. — Еда на столе. Не отвечаю. На автопилоте натягиваю повязку. Укладываюсь на бок, заворачиваюсь в одеяло. Постельное белье приятно пахнет. Кто-то поменял, пока пациента не было. Хорошо. Расслабляюсь. Сон затягивает в липкие сети.