Орхидея

Перед глазами мелькают заиндевевшие коридоры покинутого корабля. В панике бегу, преследуемый чудовищем. Жутко выкрикивает мое имя. Зовет. Прошибает холодный пот. Кислород на нуле. Скафандр противно пищит. Еще немного и доберусь до «дежурки». Там есть оружие, люди. Спасут. Впереди дверь. Подбегаю, пытаюсь открыть, но в ужасе вижу: заварена. Это конец! За спиной грохочут шаги монстра, которого зовут Кирилл. Кричу и задыхаюсь. Кислород заканчивается раньше, чем успевает догнать. К счастью, чудище хватает пустой скафандр, а меня больше нет. Накатывает легкость, умиротворение. Страх исчезает. Когда ты мертв, уже бояться нечего. Открываю глаза, с часто стучащим сердцем. Мешает повязка. Приподнимаю на лоб. Свет бьет в глаза, сощуриваюсь. Явно помощник вчера не убавил, как привез. Гад. Просто кошмар. Уф, как хорошо. Выдыхаю, успокаиваясь. Прокручиваю в голове мутный и мерзкий сон, который на удивление, счастливо закончился. — Опять дрянь приснилась, — с горечью провожу ладонью по лицу, стараясь согнать неприятные грезы. — Когда же закончится… Замечаю, что вновь с собой разговариваю. Привет, прелести одинокой жизни. Вздыхаю и потягиваюсь, лежа на спине. Вспоминаю беседу с Кириллом этажом ниже. Делается зябко. Закутываюсь. Голос был совсем не Кэпа, но в то же время, чувствую, его. Только изменившийся. Звиздец какой-то! Что с ним? Почему таким стал? «Змеи» заразили? А если я тоже болен и таким стану? Окатывает ужасом, как холодной водой. Резко сажусь, пытаясь скинуть давящие путы паники, сжимающие горло. Часто дышу, словно душат. Поднимаю к глазам руки. Осматриваю. Прежние. Уф. Сгибаю колени. Кладу на них локти. Вцепляюсь пальцами в волосы, чувствуя растерянность. Это лечится? Кириллу можно помочь? Отозвался, значит не все потеряно? Вот бы Викмана спросить. Наверняка в курсе. Но накажет днями за любопытство. Черт. А если Миха такой же? Его ведь тоже обвило вместе с Кэпом… Нервно сглатываю. Гадство! Только я остался прежним? Еще Антон. Вроде не говорил парень, что его схватили твари. Только человек без лица. Бред! Хотя, сейчас, кажется ничему не удивлюсь. А если у Доктора про безликого спросить? Интуиция шепчет: дурная затея. Да, меньше знаешь, дольше живешь. А вот про Антошку поинтересоваться можно. Только как? Подкупить нечем. Викман прав, не в том я положении, чтобы вести торги. Тяжело вздыхаю. Вновь провожу ладонями по лицу, выравнивая дыхание. Раздается предупреждающий сигнал, возвещая, что кто-то идет. Внутренне ежусь. Опять. Надеваю на глаза повязку. Тьма прячет от страшного мира. Кого там черти принесли на этот раз? Раздражение и страх смешиваются воедино, играя на нервах. Дверь открывается. Слышу шаги. Шелест костюма. На стол ставят контейнер. Догадываюсь: пришли брать кровь. Покорно протягиваю левую руку в сторону гостя. — Думал, вы спите, — узнаю голос Болтуна, открывающего «сундучок». — «Приятные» сновидения замучили, — признаюсь. — Хотя, в этот раз мило закончилось. Я умер. Весело, да? — Странно, успокоительное не помогло? Кэс вам вчера хорошую дозу дал, раз так быстро сморило. Берет мою руку и опускает палец в заборную пробирку. — Слушай, а давай без «вы», а? — предлагаю, пока сцеживает кровь, боли от прокола почти не замечаю. — Лицемерно выходит. Ну посмотри, какой я для вас пациент? Настроения нет. — Самый настоящий, — отвечает, протирая мой палец тампоном. — Не стоит волноваться, мы вам поможем. Фраза кажется дежурной и неискренней. — Сойти с ума? — огрызаюсь. Хочется поругаться. Даже подраться. Понимаю, сила не на моей стороне, но, даже исход быть битым устроит. Так паршиво на душе. — Нет, — внезапно раздается от двери твердый, как алмаз, голос Викмана, заставив вздрогнуть, — Не стать таким, в кого мутировал твой друг. Доктор пугает до дрожи. Но чувство безвыходности, отчаяния будит болезненную смелость. Надо же! Господин решил лично спуститься в тюрьму. Или переговорный динамик полетел? — И я сейчас должен поблагодарить? — спрашиваю с вызовом. Палец выпускают, сгибаю руку. Сжимаю пальцы в кулак. — Да, — нагло отвечает Викман. Не собираюсь. Молчу. — Доброе утро, Доктор! — приветствует начальника лаборант. — Здравствуй, — отвечает с нотками высокомерия. Чувствую, ожидает, когда подчиненный уйдет. Слышу, как помощник забирает контейнер, а затем шаги удаляются. Шорох, закрывающейся двери. Остаюсь с тюремщиком наедине. Невольно напрягаюсь. Но страх слабеет, раздражение перевешивает. Обида за вчерашнюю ложь. Викман подходит ближе. Теперь не вызывает того трепета, что возник вчера. Обычный человек. Только с большей властью. — Знаете, чего хочу больше всего? — удивляясь на себя, начинаю разговор первым. — Снять повязку и посмотреть вам в лицо. Звучит дерзко, но на деле жду позволения. Он это понимает и отвечает спокойно: — У вас еще будет такая возможность. Но не сейчас. Значит, отказ. Внутренне негодуя, все же подчиняюсь. Нервно комкаю в руках край одеяла. — А с чего вам верить? Про состояние Кирилла наврали с честной миной. Нет гарантии, что в остальном сдержите обещания, — не выдерживаю. — Можете докинуть сразу месяц за вопросы, чего мелочиться! — Успокойтесь, Андрей. Я как раз пришел поговорить о вчерашнем инциденте. Хочу извиниться. Не предполагал, что все так закончится. Не лучшая вышла «награда». Но вы помогли вашему другу и нам в его лечении. Думаю, мы сможем ему помочь. Считайте, он вам благодарен. Я принес планшет, — слышу, как кладет на столик. — Это отвлечет вас от грустных дум. — Я устал, — признаюсь и понуриваюсь, — от неопределенности и жизни в страхе. Сегодня приснился сон, что я умер. Сразу стало легко и не страшно. Вы убили меня. Я уже труп, к чему все эти игры в живого?! В пациента, в помощь! Не верю. Я вам просто зверушка для опытов, верно? Викман с грустью вздыхает. Не похоже, что наиграно. — Жаль, что вы сделали неправильные выводы и не поверили моим словам. Да, я виноват, что умолчал о состоянии вашего друга, но лишь для того, чтобы не пугать вас. — Я не ребенок, чтобы оберегать меня от страхов. А что с Кириллом можете поведать сейчас? Я же все равно понял, что с ним что-то не так. — Для вашего же блага не знать подробностей. Если вы узнаете все, вас придется оставить здесь. Вспомните правила. — А разве вы действительно меня отпустите?! — выкрикиваю сомнения. Вдруг щеки касаются пальцы в перчатке, не позволяя отвернуться. Обычной кожаной перчатки, не медицинской. Интуиция, вопя об опасности, велит прятаться. Игнорирую, понимая, что бежать некуда. — Да. Я, — шепчет на ухо Доктор, наклонившись, близость его тела вызывает испуг — неосознанный, животный, с трудом нахожу силы остаться на месте. — Верь мне, Андрей. У тебя есть выбор: либо довериться мне и обрести свободу, либо не поверить и остаться здесь навсегда. Больше не стану напоминать, выбор за тобой. Отстраняется, а меня бьет дрожь. Хочется отползти и забиться в угол. Только сейчас осознал, что напугало. Его дыхание на миг коснувшееся кожи. На Викмане нет защитной маски. Но ужас вызвало не это, а то что дыхание не обжигало, а оказалось прохладным, как у рептилии. Змеи. Захотелось в панике выкрикнуть: «Кто ты?» Но благоразумно прикусил язык. Показалось, а если не так, то Доктору точно не стоит знать мои подозрения. Сглотнуть не выходит. Кажется, весь покрылся инеем, как коридоры «Орхидеи». — Послушание — ключ к твоему спасению, — нравоучительно напоминает Викман, возвышаясь надо мной. — Все понял? — Да, — с трудом выдыхаю, кивая. — Буду вас слушаться. Я вам верю. Вдруг понимаю, да, это так. Приходит подозрение, что в спасении пленника у Викмана может быть личный интерес. Радоваться или ужасаться? — Вы точно не убьете меня? — вопрос слетает с губ сам, потому что человек напротив безумно пугает. — Зависит от тебя. Но я надеюсь, ты сделаешь верный выбор, Андрей, и будешь жить. Выходит. Когда дверь закрывается, обхватываю плечи, пытаясь унять дрожь. Приваливаюсь спиной к стене. Повязку впервые снимать не хочется. В темноте спокойнее. Можно представить, все это — сон. Зарываю пальцы в волосы. Вспоминаю холодное дыхание на щеке и хочется взвыть, заползти под кровать или исчезнуть. Что угодно, только не быть здесь. А может просто показалось? Показалось, да. Так легче. Все — сон! Сплю. Дома. Не верю. Черт, как же страшно! Что если смерть здесь не самая худшая участь? Вспоминаю несчастного Кирилла. На глазах выступают слезы. Жалости к себе. Сдираю повязку и откидываю на кровать. Стираю со щек влагу ладонями. Схожу с ума. От ужаса, безвыходности, неопределенности. Визит Викмана не успокоил, наоборот. Но я согласен поверить ему. Подчиниться. Выбора нет. Слабая полубезумная надежда в спасении. Кэс говорил, что Док — единственный человек (а человек ли?!), способный вытащить меня отсюда. Наверное. Значит довериться — единственный выход. Все равно не сбежать. Хочется кричать, но горло перехватило, не издам ни звука. Такое чувство, никогда. Ужас душит, лишает голоса, воли, велит подчиниться. Буду послушным и выйду отсюда. Когда-нибудь. Тяжко со стоном вздыхаю. Губы пересохли и потрескались. Хочется пить. Успокоиться. Забыться. Трясущимися руками тянусь к стакану на столе. Наполняю, случайно расплескивая капли. Подношу к губам и жадно пью. Мало. Еще один. И еще. Последний выпиваю маленькими глотками. Так лучше. Отставляю стакан. Жарко. Чувствую, вспотел. Дотрагиваюсь до лба: горячий. Глазами вращать болезненно. Похоже, поднялась температура. Где-то простудился? Причина: хождение нагишом или на полу сижу многовато? Задумчиво тру переносицу. Может потому и дыхание Доктора показалось странным? Наверное. Встаю и иду в туалет не очень твердой походкой. Умываюсь прохладной водой. Становится чуть легче. Жаль, зеркала нет. Щетина колет пальцы. Надо бы побриться. Но сил нет. Возвращаюсь в постель. Сажусь на край. На столе экоконтейнер с едой. Даже не помню, когда принесли. Надо бы поесть, но аппетита нет. Нехорошо мне сегодня. Может визит Доктора вывел из равновесия. Планшет приковывает взгляд. Беру. Интересно, есть ли в нем смарт-карта для соединения? Включаю. Связь неактивна. Эх, не удивляюсь. Викман вряд ли позволит пленнику использовать планшет для связи с родственниками или Охраной Порядка. Просто игрушка. Еще острее чувствую отрезанность от мира. Изоляцию. На рабочем столе цветок орхидеи. Нежно розовый. Выглядит намеком на проклятый корабль из-за которого здесь. Насмешка или напоминание? А не все ли равно? Захожу в меню фона, чтоб сменить изображение, но других картинок нет. Ставлю галочку на опцию без фона. Экран становится синим. Стандартным. Невольно вспоминаются твари с «Орхидеи». Только они более темного оттенка. Б-р-р. Лучше забыть. Голова начинает побаливать. Лучше отложить планшет и лечь. Но любопытство сильнее. Просматриваю наполнение: офисные игры, библиотека, видеотека. Открываю последнюю папку. Среди фильмов новинок нет. Обновления трехлетней давности, большинство уже смотрел. Выхожу. Листаю менюшку, не замечая ничего необычного. Стандартный набор программ. В глаза бросается ярлык папки «Статьи» на рабочем столе. Гм, интересно, о чем же? Открываю. Пусто. Файлы удалены. Дата изменения «17.04.2324 г.» Уже семнадцатое апреля?! Часы на планшете показывают «18:04 01.01.2320 г». Явно не верно. Но часы сбили после того, как очистили содержимое папки. Последний день на «Кентавре» помнится было двадцатое или двадцать первое марта. Я здесь уже почти месяц? Неприятное открытие. Если, конечно, изменения в папке провели накануне. Наверняка сегодня или вчера, когда попросил планшет. Гм, а чей он? Явно не новый. Корпус металлический, царапин не вижу, но что-то подсказывает, что у кого-то был ранее. У персонала или заключенного? А если планшет Викмана? Вряд ли. Ну, а вдруг? Сердце неприятно екает. Вряд ли. Скорее кого-то из персонала, возможно, лежал без дела, раз фильмы не новые. Да и сама модель устаревшая. И планшет просто по просьбе отдали пациенту. А не слишком ли много чести? Гм, пытаются притупить бдительность подарком? Занять, чтоб с ума не сошел? Или действительно пытаются выделить, оказав особое отношение? Что если Доктор не врет и действительно хочет освободить? Если так, то зачем ему пленник? Сильно сомневаюсь, что человек, заведующий лабораторией, где пытают людей, будет обладать добротой и состраданием. Может Викман извращенец и заберет себе пленника, как бесправного раба для утех. Передергивает. Но он обещал «оживить» меня официально, так что версия с извращенством вызывает сомнения. Но зачем ему восстанавливать меня в правах? Ни черта не понимаю. Бескорыстно? Или Викман потребует «добровольно» ему чем-то отплатить? Деньгами? Честно, я бы в кредит влез, но заплатил, если бы вытащил отсюда. Что угодно бы сделал. Если рассуждать логически, то не вижу смысла меня освобождать. Я свидетель не только произошедшего на «Орхидее», но и того, что творится здесь. Весь экипаж крейсера не просто посадят в тюрьму, их всех казнят за опыты над людьми, если все станет известно! И при этом они готовы меня отпустить?! Или правда не такие злодеи и видят, что попал к ним случайно и решили проявить милосердие? Пролечат, чтоб не нес угрозу окружающим, если здоров — отпустят. Наверняка потребуют отплатить молчанием. Соглашусь, если так. Хранить секреты умею. Отпустят домой. Смакую фразу. Красиво. Соблазнительно. То что хочу. Или врут, играя на надежде. Тяжко вздыхаю. Откладываю планшет обратно на стол. Да, очень похоже на красивую ложь. Но почему-то я верю Доктору. Сердце слепо верит. Такое чувство, что я ему нужен. Он тут, похоже, главный, а снисходит до простого пленника. Лично пришел, извинился, планшет принес. Игра или правда? Стоит довериться или нет? А разве есть выбор? Если Доктор — желанный союзник в стане врагов — это прекрасно. Обнадеживает. Тру виски. Голова начинает болеть сильнее. Отдает в спину. Нет ни малейшего представления, что со мной сделают после профилактики. Даже что сделают завтра, не знаю. Или через час. Эх… В дурацком я положении. Интересно, что в меня колют? Правда ли это профилактика от заражения? Или врут и это что-то другое? Над чем они работают? Зачем им твари с пропавшего корабля? Зачем им я, мои друзья? Ответов нет. Ясно одно: стал подневольным участником тайного эксперимента. Будь проклята «Орхидея», Кирилл и моя глупость с ним связаться. Держался же всегда правила работать на крупные компании. Нда, а кто бы меня взял после случившегося на «Изизе»? Только бы года через два психологической реабилитации, а на другую работу не тянуло, вот и подался, куда возьмут. Не хотел жить на Земле, теперь живи в космосе! Против воли. Да, у жизни часто злостные шутки. Тяжело вздыхаю. Проваливаюсь в сон. Тяжелый, липкий. Удушающий. Снится, что пилотирую «Орхидею». Экипаж превратился в монстров и не хочет слушаться. Держим курс на Землю и сменить не получается. Бортовая Система отказала. Несем в колыбель человечества чудовищную заразу. Когда вижу голубой шарик в иллюминатор, в ужасе распахиваю глаза. Сердце тяжело бьет о ребра. Тело, словно набили камнями. Плохо. Со стоном сажусь. Кожа мокра от пота. Подташнивает. Обхватываю руками голову. Обрывки кошмара вертятся перед глазами. А подо мной монстры. Воспоминание «экскурсии» на этаж ниже обжигает холодом, как нырок в прорубь. Даже дыхание сбивается. Нервно кусаю губы. Кожа горит, внутри — лед. Паршивое состояние. А если твари сбегут? Ох… Кошмарное соседство. Как там раньше говорили? Сидим на пороховой бочке. Черт. Сбегут и кинутся по всему крейсеру. Убьют сначала персонал, затем подопытных. Меня. Снова бьет дрожь. Мышцы начинают ныть. Вдох-выдох. Страшно. Звездные боги, это конец! Не вижу выхода. Викман обещал отпустить. Хватаюсь, как за соломинку. Всего лишь обещание, но греет душу. Ложь, дабы усыпить сопротивление или правда? Вопрос, на который ответа нет. А если не будет помощи? Я один здесь. Навсегда. Вскидываю голову. Смотрю на дверь. Открыта. Можно выйти. Что тогда? Будет шанс сбежать? Пока сижу, не узнаю. Как же достала неопределенность! Вскакиваю. Пошатывает. Сжимаю и разжимаю кулаки. Смотрю в потолок. Снова ищу глазок камеры взглядом. Не замечаю. Вдруг не наблюдают? Но понимаю, видят. Плевать. Иду к двери. Сердце гулко бьет по ребрам, стучит в висках, пульсируя с болью. Почти оглушает. Так просто: нажать и выйти. Смотрю на панель открытия. Не горит красным: не заперто. Сглатываю. Губы пересохли. Останавливаюсь. Протягиваю к панели руку. Пальцы замирают. Страшно. Делаю попытку нажать клавишу, но кисть, словно заледенела и не опускается. Не могу. Черт. Нельзя. Интуиция вопит, что за дверью опасно. Верю, верю, верю! Снова. Будь все проклято! Отдергиваю руку, словно обжегшись. Сжимаю пальцы в кулак. По щекам текут слезы. Хочется взвыть, но сил кричать нет. Делаю шаг назад, еще один. Надо вернуться в постель, но не могу. Выход не отпускает, как магнит. Не выдерживаю. Сажусь на пол. Опускаю голову, чтобы не видеть двери. Лучше бы ее не было вовсе. Вцепляюсь в волосы. До боли. Не отрезвляет. Реальность становится зыбкой, как рябь на воде. Плывет, крошится. Это ведь не может происходить на самом деле? Да еще со мной! Невероятно, неправильно. Нахожусь дома и просто сплю? Нервно покачиваюсь, смотря в одну точку на полу. Как проверить, что все вокруг настоящее? А реален ли сам? Кто может доказать? Если нахожусь дома, то только один человек подтвердит. — Мам! — зову. — Мама, ты здесь? Тишина. На кухне? В комнате и не слышит? А я сплю у себя. — Мам, я настоящий? Ответа не слышу. — Мама, ты дома? А потом, понимаю, что нет. Она не любит пребывание в родном «гнезде» после того, как папа пропал. Здесь слишком много воспоминаний, которые никогда не станут реальностью. Она оставила дом мне, переехав в квартиру. Сказала, что так станет ближе до работы. Но знаю: отговорка. Ей просто тяжело здесь быть из-за напоминаний о муже. — Мам, почему ты уехала? Зачем оставила меня, когда так нужна? Не слышит. — Мам! — зову громче. В уши впивается звуковой сигнал. Кто-то идет. Мать? Дверь отъезжает в сторону. Вспоминаю, что на глазах нет повязки, а где она не помню. Заваливаюсь на бок и утыкаюсь щекой в пол, зажмуриваюсь, прикрываю руками голову, поджимаю ноги. Хочется спрятаться от приближающихся шагов. Найти покой в объятиях матери. — Галлюцинации? — раздается надо мной чей-то голос, узнаю: Молчун. — Эй, Андрей! — зовет второй — Болтун. — Что с тобой? Не отвечаю. Пусть голоса окажутся видением! — Вас нет, — повторяю. — Вас нет!  — Сделай ему укол, — произносит первый. — Не надо! — пугаюсь и ползу прочь. — Хватит… Кто-то наваливается сверху, останавливая, прижимает к полу. Фиксирует за предплечье верхнюю — левую руку. Из глотки вырывается протестующий стон. Сил сопротивляться нет. Да и правила, будь они прокляты, запрещают. Помогите! В левое плечо вонзается игла инъектора. Боль привычна, исчезает быстро. Тело расслабляется против воли. Страх отпускает. Накатывает безразличие и сонливость. Помогают подняться на ноги, и поддерживая под руки, а точнее таща на себе, доводят до постели. Кожей ощущаю гладкое покрытие то ли защитных костюмов, то ли халатов медиков. Прохладная материя приятна холодит горящее тело. Сажают на кровать. Заставляют лечь. Укрывают одеялом. Раскутываюсь. — Жарко, — жалуюсь. — Позовите маму. Где она? Не отвечают. Мужчины о чем-то переговариваются, но не разбираю. Уши будто заткнули ватой. Помогают сесть. Натягивают на глаза знакомую повязку. В губы утыкается стакан. Вода. Прохладная. Странный привкус. Растворено лекарство? Помогают выпить. Снова укладывают. Засыпаю, но не понимаю, сон или явь. Коридоры, запертые двери, шорох чудовищ. Ищу мать. Она где-то там, в одной из комнат, но не нахожу ничего. Открываю двери, а за ними пустота холодного космоса. Кричу, но не слышу собственного голоса. А потом видится Доктор — черный силуэт без лица. Вздрагиваю в ужасе и просыпаюсь. Хочется пить. Болит абсолютно все, словно избили. Боль тупая, пульсирующая. Слабость. В затылке и спине жжение. В позвоночнике. Что со мной? Сажусь с трудом, как старик. Не симптомы простуды? Это от профилактики, да? А если она не помогла и я заболел? Никогда не отпустят. Пусть. Пугаться больше нет сил. Жажда заставляет подползти к столику, наполнить под краном стакан, и дрожащей рукой поднести к губам. Выпить. Ни чуть не легче. Отставляю пустой стакан. Снимаю с глаз повязку. Кладу на стол. Смотрю на руки. Под болезненно бледной кожей струятся слишком темные нити вен. Отвратительного темно-синего оттенка. Как дрянь с «Орхидеи». Сдавленно вскрикиваю. Осматриваю себя. Все тело такое. Со мной что-то не так! Профилактика не помогла? Заболел?! Состояние такое, что вот-вот потеряю сознание. Неизвестность добивает. Дотягиваюсь до кнопки вызова медперсонала на стене и нажимаю. Звукового сигнала нет. Надеюсь, где-то там есть. Как завороженный с ужасом рассматриваю сеть жутких вен на руках, теле. Когда раздается звуковой сигнал, возвещающий, что дверь вот-вот откроется, вспоминаю, что надо надеть повязку. Беру со столика, натягиваю. Кажется бессмысленным, когда наверняка заражен. Входят двое. — Андрей, что с вами? — заинтересованный голос Кэса. — Хочу спросить у вас, — хриплю. — Что со мной? Как подыхаю. Отчего потемнели вены? Я — заражен? Скажите правду!