Орхидея

Во рту пересохло. Попить бы. С трудом сглатываю. — Ты что-то вспомнил, — торопит Герр Профессор. — Что именно? Только не правду! Будь он проклят. Психолог пугает. Викман. Кэс. Все. Чувствую себя беспомощным и жалким. Накатывает отчаяние. Надо взять себя в руки. От этого зависит жизнь. Ври, как никогда достоверно, а то не видать тебе родного дома. Я не помню, что на самом деле произошло на Изизе. Не помню! Говори только то, что хотят слышать. — Это неприятное воспоминание, так? — угадывает Психолог. — Да, — выдыхаю. — Последние минуты на «Изизе». Это было страшно. Все живо встало перед глазами. Что-то врезалось в нас и... Я не знаю. Все было хорошо, приборы ничего не показывали, а потом… — Продолжай. — Система оповестила от тревоге. Неполадках. Пожар, крики, я плохо помню. Ощущал страх. Животный ужас. Чувствовал, как звездолет гибнет, и вот-вот умру вместе с ним. Я боюсь умереть. Больше всего на свете. А сейчас — вас и ту ловушку, в которой оказался. Но подменю свой страх другим — смерти, гибели — и «кресло» ничего не заметит. Надеюсь. Если оно не читает мысли. Нервно кусаю губу. — Понимаю, это из тех воспоминаний, которые лучше забыть. Ты в безопасности. Успокойся. Все хорошо. Так что произошло на «Изизе»? - интересуется врач. — Метеоритный дождь, — произношу, стараясь верить в ложь. — Даже не помню, как удалось добежать до «спасалок». А потом, как на руках умирал Саша, — человек, о котором знал только имя. А когда он назвал его, тут же стерлось из памяти. Кажется, кричал вместе с ним. Я не врач, не мог помочь… Очень жалею, что не спас. Перед глазами снова встает высохшее лицо, обтянутое кожей. Череп — лик смерти, сокрытый в каждом, а живое лицо не более, чем временная маска… Снова хочется закричать. Шумно выдыхаю. Надо успокоиться. Интересно, почему отыскавшие спасательную капсулу, не заметили странности трупа? Неужели медики, что должны были встретить нас, не могли установить причину смерти?! Почему чудовищную гибель Александра приписали пожару так легко? Почему никто не усомнился?.. А было ли кому? Вдруг врачи с Земли не видели труп Александра? А видели другие — эти. Что, если миру досталась лишь заметка в новостной строке с моих слов? А как же родственники? Какое тело увидели они? Какую лапшу получили на уши? Черт. Внутренности сводит от страха. Кресло кажется живой, липкой пастью, которая вот-вот поглотит. Чувствую, что готов хоть молить, чтобы отпустили домой, ибо находиться здесь невыносимо. Надо успокоиться. Но совершенно не выходит. Вдох-выдох. Все будет хорошо. Наверное. Ненавижу Кирилла, зачем с ним связался, лучше бы поискал другую вакансию… Какой же я дурак. — Андрей, не надо себя винить в смерти товарища, — напоминает о себе Герр Профессор. — Это был несчастный случай. Наоборот, ты не прошел мимо, попытался помочь, но обстоятельства оказались сильнее. Просто отпусти воспоминания. Трагедии — такая же часть нашей жизни, как и радости. Все, что нам остается — это учиться избавляться от груза отрицательных эмоций. Из личного опыта что ли? Особенно после того, чем они тут занимаются. — Хорошо. Попробую, — поддакиваю. — Обещаю. Не заметил? Не прочел мысли? Поверил, что до сих пор верю в ложь? — А сейчас вспомни и расскажи одно из самых приятных воспоминаний, — требует Психолог. — А то складывается впечатление, будто отрицательное твоя память фиксирует лучше положительного. Нужно стать оптимистом, Андрей, делая акцент на хороших событиях. Как говорит один мой друг: ищи плюсы в любой ситуации. Это и уровень тревожности уменьшит. Расслабься, ты в безопасности, тебе ничего не угрожает. Расскажи любое воспоминание, что доставило радость. Никакой хронологии. Начинай. Несколько отпускает. Кажется, пронесло. Никогда и никому не скажу правду о жуткой гибели «Изизы» и не стану задумываться, почему остался тогда жив. Психолог прав, лучше забыть, а то сумасшествие обеспечено. Хватит с меня нервотрепки. Подумать о хорошем. Закрываю глаза. Самое-самое… Мысли не желают подкидывать приятное воспоминание, не хотят слушаться. Любое. Вдох-выдох. Успокойся, жив пока и радуйся. Черт, вот сейчас прямо так и отвечу! Уголки губ трогает улыбка. Нет, конечно. Надо другое… Не думал, что выудить из памяти счастливое настолько трудно. Действительно, пора пересмотреть взгляд на жизнь. А, вот! — Когда поступил в Летную Академию и получил сообщение о зачислении, — начинаю, радуясь, что удалось выхватить из прошлого нужное. — Я не верил, что возьмут. Думал, не доберу баллов за вступительные экзамены. А тут радость! Приняли. Но особо тронуло не это, а то что мама, которая была против моего начинания и предлагала десяток других профессий, порадовалась за меня. Обняла и сказала, что сейчас очень напоминаю отца. Высшая похвала. А потом подарила «Бурю» из одноименного сериала, которым засматривался. «Буря» — моделька главного боевого звездолета из фильма. Довольно дорогая и прекрасно детализированная. Постоянно ходил в торговом центре, где продавали предметы для коллекционирования и рассматривал на полке, даже не думая, что стану обладателем. Просить у матери стеснялся, у нас не было лишних денег. Но она скопила и подарила то, о чем мечтал. Это, пожалуй, был лучший день моей в моей жизни. Сразу три радости: поступление, одобрение матери и желанный подарок, — улыбаюсь. — Мама, конечно, в душе так и не смирилась, что стал пилотом, не желая мне участи отца, но всегда поддерживала в обучении. Просила иногда вечерами, подойдя и обняв за плечи, чтоб не летал далеко от Земли. Я обещал, а потом… Делается грустно. — Нарушил обещание, — заканчиваю, дрогнувшим голосом, — и все-таки пропал. Погиб. Хочется заплакать. В горле горький комок. Жаль себя и маму. Как же все погано сложилось… — Стоп-стоп, Андрей! Опять перешел на плохое. Вспомни о трех своих радостях. Давай, возвращайся к хорошему. Про «Бурю» расскажи. — Вы действительно отпустите меня? — вопрос сам срывается с губ. — Я хочу домой. К маме. — Решать будет Доктор. Но надежда есть. Пройдешь заключительный курс уколов, если все хорошо, вернешься домой. Хочется верить. Очень. — Что там про модельку звездолета? — напоминает. — Да ничего. Просто начал их собирать потом, а «Буря» был первым. Потом копил со стипендии и покупал самые понравившиеся экземпляры. Не все, конечно, на выпускаемые ограниченным тиражом и потому бешено дорогие, не хватало денег, но я радовался тому, что имел. — Большая коллекция? — Не очень. Сорок семь звездолетов. Большинство из фильмов. Они несколько интереснее — футуристичнее, — а реальные я и так пилотирую. Стоят за стеклом в шкафу в гостиной. Интересно, увижу ли их когда-нибудь вновь… — Увидишь. Возьми направление на оптимизм. — Легко говорить, — вздыхаю, — когда не в моем положении. — Не самое худшее положение, уж поверь. Кто-то бы назвал тебя везучим человеком. — Очень, — кривлюсь. — Свезло, так свезло, не знаю уже, куда деваться. Психолог смеется. — Андрей, срочно меняй отношение к жизни! Считай, это домашним заданием. А теперь перечисли имена родственников и друзей в порядке от близкого общения до удаленного, стараясь тщательно при этом вспомнить их лица. Слушаю. Вопрос не нравится, кажется, будто подвох, но не понимаю, какой. Остается подчиниться. — Мама, — лицо вспоминаю слишком четко: напоминает сердечко, несколько старомодно зачесанная набок челка, теплые карие глаза и немного грустно опущенные уголки губ. — Папа… Не хочу вспоминать. Слишком больно. Но память рисует знакомые черты: волевое лицо, широкие скулы, с рыжеватым оттенком волосы. А еще густые усы. Бороду не растил никогда, да и редко кто ее носит теперь, предпочитая избавить себя от бритья, гормонально или убрав лазером волоски. Голубые глаза. Ослепительно голубые. Как небо, которое восхищало его. Сначала работал в грузовом аэропорту на Земле, а потом подался в космос. Больше платят, да и любил он звезды. Как я. Они нас и сгубили… — Дальше, — торопит психолог. — Алина. Блондинка с соблазнительными губами и кошачьим взглядом янтарных глаз. Ярко-синих, зеленых, фиолетовых… Алина так часто меняла цвет радужки, что я забыл, какие ее настоящие глаза. Если говорила, конечно. Не важно. В ее улыбке можно утонуть, а ямочки на щечках завораживают. За такую улыбку и взгляд готов простить ей капризность. Черт. Как жаль, что поссорились из-за ерунды. — Даша. Моя сестра, двоюродная, — не знаю, зачем поясняю. Возможно для себя, чтобы вспомнить. Темные волосы, совершенно простое лицо, вроде ничего примечательного. Но вся красота в пронзительных и умных карих глазах. Она старше меня на три года. Иногда этим пользуется, изображая старшую сестру. Или маму. Смесь заботы и снисходительности к младшему братишке немного уязвляет и трогает одновременно. Как же она переживает за меня… Переживала. Я же мертв. Надо вернуться. Надо. — Евгений, ее муж, — называю следующего в личном списке. Крепкое рукопожатие, вот что вспоминается первым. Широкая ладонь. Крепкие плечи. Выше меня на две головы. Чувствую себя рядом с ним карликом. Но с ним легко и уютно. Сразу нашли общий язык, как познакомила сестра. Открытый, веселый, с губ редко сходит улыбка, обладает хорошим чувством юмора, душа компании. Моя полная противоположность, я же часто меланхоличен и замкнут, порой кажется с кораблем общаться проще, чем с людьми. Не зря говорят: противоположности сходятся. Он любит говорить, а я слушать жизнерадостные приключения. Даже заказ товаров на дом Евгений может обрисовать интересно и смешно. — Обрисуй внешность, — напоминает Герр Профессор. — Черные волосы, высокий лоб, который прикрывает челкой, но она не лежит нормально и все время лохматятся. Волевой подбородок, слегка насмешливые карие глаза, широкая улыбка. — Продолжай. — Тетя Наташа. Давно с ней не виделся, она сейчас не на Земле, — что родственница геолог в колонии на Марсе говорить не хочется. — Пепельные волосы, трехцветная татуировка над правой бровью в виде узоров. Зеленые глаза. — Хорошо, — одобряет. — Антон, — имя соскочило само, заставив внутренне поежиться. Не помню лица юноши с дежурного крейсера. Не видел ни разу. Но уже готов назвать другом. А еще понял, сболтнул лишнее. Им точно не стоит знать, что мальчишка так запал в душу. — Это пилот с «Изизы». Бывший напарник, — выкручиваюсь, называя другого человека с таким именем. — Тоха. Полный придурок. Роль клоуна ему давалась лучше пилотской. Лицо скользит в памяти, глупо улыбается. Пропадает. Стираю. Не хочу вспоминать. Ощущать вину за то, что остался жив. Вдох-выдох. — Мы не особо дружили, просто запомнился, — поясняю. — Кирилл и Миха. Напарники с «Кентавра». Не стану описывать, Герр Профессор наверняка в курсе. А вот сам… Михаил возник в памяти облаченным в скафандр, каким запомнил в последний раз. Кирилла четко представить не смог. Его образ вытесняло нечто жуткое и бесформенное из кошмаров, выкрикивающее мое имя. Передергивает. — Что-то не так? — замечает Психолог. — Нет, в норме. Просто грустно, что все так вышло. — Ничего, главное с тобой все хорошо. Назови следующего. Ближайшие знакомые закончились все. Только сейчас осознал, как мало близких друзей. Дальних, конечно, больше, но с ними общаюсь лишь виртуально, да и то изредка. Напрягая память, начинаю перечислять по именам или фамилиям тех, с кем чаще всего контактировал, представляя лица. Коллеги, с которыми раньше работал, продавцы, одноклассники, даже соседей не забыл, чьи имена помнил. — Кажется все. А, ну еще Покки. Мой пес. Или это уже лишнее, Герр Профессор? — Хорошо, — хвалит. — Молодец. Только про племянника своего забыл. — Ой, точно! Максимку, — вспоминаю, испытав легкий укол вины. — Просто на взрослых сосредоточился, вот и вылетел ребенок из головы. — Помнишь внешность? — Да. На папку похож, на Евгения. Только волосы светлые и щеки пухлые. Милый такой толстячок. Улыбаюсь, воспоминаниям. А потом холодею, понимая, только что озвучил им весь круг общения. А если цель опроса вовсе не проверка моей памяти? — Вы ведь ничего не сделаете этим людям? — спрашиваю, волнуясь. — Андрей, меня интересует только твое состояние, а не эти люди. Им ничего не угрожает, так что не о чем волноваться, — улыбается Психолог. — А теперь ответь честно на несколько простых вопросов. Как думаешь, где находишься? Становится не по себе. Что от меня ждет? Каких ответов? Правды? — По-моему, тебе виднее, — отвечаю осторожно. — Да. Но хочу услышать твое предположение. Догадки. Озвучь. Обещаю, последствий не будет. Можно сказать, это проверка на сообразительность. Ну? Черт. Реально допрос. — На крейсере, — сдаюсь. — А где конкретно? — В медотсеке. — Кто я? — Мой психолог. — Кто мы такие? Чувствую, ответив: «Без меня в курсе» не прокатит. Делается жутко. — Не знаю. — А все-таки? Предположи. — Очень опасные и влиятельные люди, с которыми не стоит связываться. — Что с тобой делают? — Спасают от заразы, — говорю, но не верю в глубине души. — Где сейчас твои друзья, что были с тобой на «Орхидее»? — Здесь. Не знаю, где именно! — сжал бы подлокотники, если бы мог, но слишком широки, не касаюсь краев. — Что с ними делают? — Ставят эксперименты. — Лечат, — поправляет Герр Профессор. — Что произошло на «Орхидее»? Расскажи. — На нас что-то напало… — Стоп. Не о настоящем. Что по-твоему случилось там до вас? — Не знаю. Нечто ужасное. Экипаж заклинил спасательные капсулы, заварил двери, чтобы никто не улетел, — от воспоминаний прошиб холодный пот. — Они явно сошли с ума. А еще там были «змеи», «статуи» и уродливые твари, почти не помню. Я убегал. Было страшно. А потом вы спасли. Может рассказываю слишком много. Но молчанием, догадываюсь, ответить не выйдет. — Что сейчас с твоим другом Кириллом? — новый вопрос, заставивший поежится. — Он мне не друг, — вырывается само, подчиняясь раздражению на Кэпа. — Понятия не имею. Но с ним что-то не в порядке. — Конкретнее. — Боюсь, превратился в чудовище. Заразился. А я таким не стану? — пугаюсь. — Нет. Все будет хорошо. Кто такой Доктор? — Главный здесь. — А Кэс? — Мой лечащий врач. Вопросы начинают надоедать. Или Психолог ждет других ответов? — Как думаешь, что с Антоном? — неожиданно спрашивает. — Черт, откуда мне знать?! — не выдерживаю и огрызаюсь. — Без понятия! — Тише. Успокойся. Озвучь предположение. — Вдруг вы его уже убили?! — Здесь нет убийц, Герр Виноградов, — отвечает с ледяным спокойствием. — Тут работают хорошие люди, которые хотят вам помочь. А все-таки? — Надеюсь, что жив. Что все живы. Но на самом деле, не знаю ничего. — Молодец. Расслабься. Больше не буду задавать вопросы. Выдыхаю. Заставляю напряженные мышцы расслабиться. Но полностью не удается. Тревога не желает уходить. — А теперь, давай, немного поиграем в слова-ассоциации, — продолжает Психолог. — Важное правило: отвечать надо сразу, не думая, первое, что пришло на ум. Начинаем. «Стихи». — «Рифма» — «Зеркало» — «Отражение» — «Свет» — «Тьма» — «Вечность» На миг спотыкаюсь. — «Бессмертие» Нет, «космос»! Еще несколько слов и Герр Профессор останавливает: — Хорошо, Андрей, достаточно. А теперь перед тобой на экране появятся простые задания в игровой форме. Перед глазами предстанут карточки серыми «рубашками» вверх. С другой стороны изображения. Сначала на двадцать секунд покажут все изображения, а потом карточки перевернутся обратно. Ты должен будешь открыть все попарно за минуту, переворачивая квадратики и выбирая нужные с помощью клавиш на кресле под твоей правой кистью. Средняя клавиша отвечает за перемещение курсора, левая за подтверждение действия, права за отмену и сброс. Ее пока нажимать не стоит. Когда угадываешь верно, карточки остаются открытыми. Надо открыть все. Но помни, за ошибки начисляются минусовые баллы. Начнем? Этого еще не хватало. — Хорошо, — смиряюсь. — Главное, сосредоточься, небольшой процент ошибок допускается. Кивнул, если бы мог. Просто молча облизываю пересохшие губы. Перед лицом мягким голубоватым светом зажигается дисплей. Изображение объемное и дальше, чем кажется. Появляются карточки. Пятьдесят штук, двадцать пять пар. Боюсь, не запомню. Зависли на темном фоне, как в воздухе. Переворачиваются. Рисунки простые и яркие на космическую тематику — пятиконечные звездочки, корабли разных классов, планеты и тому подобное, как для первоклассника. На удивление довольно легко держатся в памяти. Главное запомнить расположение. Вскоре картинки переворачиваются серой стороной вверх. Закрываю глаза, вспоминая. Все получится, надеюсь. Начинаю переворачивать, подсвечивая курсором в виде кружка нужное. В первый же раз ошибаюсь, но потом идет лучше. За минуту успеваю открыть все. Не знаю, каков результат. Карточки просто исчезли. — А теперь тебя ждет еще несколько несложных заданий, — сообщает Психолог. Приходится решать какие-то задачки, запоминать последовательность цифр, дурацкую головоломку, в которой просто запутался, и кажется, точно провалил задачу. Психолог заставляет складывать и вычитать цифры в уме. Пара задачек на логику. Не знаю, сколько прошло времени, но пролетело незаметно. Экран наконец гаснет. — Достаточно. Хорошие результаты, — говорит Психолог. — Твоя память в полном порядке, как и личность. — Уф, спасибо. Это все? Надоело, уже хочется, чтобы побыстрее отправили в палату. — Почти. Помнишь, от кого зависит твое освобождение? — неожиданно спрашивает. — От Доктора… Ой, нет, от меня! — вспоминаю нравоучения Викмана. — Да? — Верно, Андрей. Ты веришь Доктору? — Да, — отвечаю сразу, но в душе скребется сомнение. — Ты думаешь, он тебя отпустит, как обещал? — Если буду послушным, то да. Надеюсь. Он так сказал. Герр Психолог, я очень хочу домой! Он ведь меня отпустит, правда? Он не врет? Вопрос волнует больше всего. — Доктор честный человек и держит обещания. Так что, если будешь послушным, то с окончанием профилактики обретешь свободу. Надежда вспыхивает с новой силой. Может все же обманывают, но я безнадежно купился. Уже почти чувствую себя дома. Вот мать обрадуется! Побыстрее бы закончились назначенные шесть уколов. Хотя, они даже не начинались. Черт. — Я буду послушным! — обещаю. — Передайте Доктору, что буду! — Молодец. А что ты готов сделать для Доктора, чтобы обрести свободу? Так меня действительно отпустят? — Все, что угодно! — вырывается на радостях, а потом одергиваю себя. — Кроме убийства людей. — Герр Виноградов, ты очень плохо о нас думаешь. Таких заданий не будет, не волнуйся. Просто исполняй наши правила и слушайся Доктора во всем, тогда вернешься домой. Хорошо? — Да. Я это уже давно уяснил. Все? — Все, с памятью разобрались. Теперь, давай, поговорим о твоем либидо, — неожиданно предлагает Психолог. — Расслабься, закрой глаза и опиши свою самую яркую сексуальную фантазию. Думал, закончили. Удручает. Поднятая тема не нравится абсолютно. Интуиции в том числе. — Это еще зачем? — поражаюсь. — Можно не отвечать? Слишком личное. — Андрей, со мной можешь быть откровенен. Весь разговор останется только между нами. Я соблюдаю врачебную тайну. — Для чего это нужно? — не понимаю. — Или для кого?.. Вновь мысли возвращаются к Доктору. Пугающий ответ напрашивается сам. Сначала вопросы на тему, что я готов сделать для Викмана, а потом Психолог интересуется про мои тайные фантазии… Черт. А что, если Доктор действительно извращенец и решил забрать к себе? Нервно сглатываю. Просыпается паника. Чувствую, как дрожат пальцы. Не вырваться, не убежать. Ничего не могу сделать. Никак не смогу изменить судьбу. Похоже, самые жуткие предположения грозят воплотиться в жизнь…