Орхидея

Открываю глаза. Вернее пытаюсь: мешает повязка. Опускаю веки, продолжая пребывать в полусне. Хорошо. Повязку стащить желания не возникает: комфортнее спать, прикрыв глаза от вечно негаснущего в палате «ночника» в виде стенной лампы. Да и привык к тряпице на глазах - единственной «одежде». А еще просыпаться вот так, лежа на боку, повернувшись к стене. Так уютнее, почти как дома. А на входную дверь смотреть не люблю, игнорирую, не замечаю. Сонливость постепенно отступает. Натягиваю по шею одеяло, которое сползло до талии, пока спал. Здесь не холодно — в помещении всегда одна температура, — но под покровом ткани ощущаю себя спокойнее. Лежу на той же койке, в той же палате. Это успокаивает, когда можешь очнуться на медицинском столе где-то совсем в другом месте. Убранство комнаты знаю настолько четко, что могу и не снимать повязку. Даже ходить в ней. Ориентироваться тут особо не где, к тому же выучил расстояния до шагов. Пейзаж никогда не меняется. Начинает не вериться, что где-то бывает утро и вечер, солнечные лучи на стенах и око луны, проглядывающее сквозь тонкие щели жалюзи. Не голограмма, живой свет. А тут совсем иная реальность. Другой мир. Неизменный и вечный, как отражение космической пустоты, что раскинулась за слоями металлического корпуса корабля. Космос не отпускает никого, кто хоть раз побывал в нем. Поселяется в голове навсегда. И тянет назад. К звездам. Не раз ловил себя на мысли, что будучи за пределами Земли, не скучаю по ней. Коллеги посмеивались, когда признавался. Грустить о Земле — это у космонавтов такая традиция. Даже, если ты родился в колонии на другой планете. Все равно ты должен скучать по Земле, она же наш дом, в который всегда можно вернуться. А сейчас не могу. Просыпается тоска, тягучая и мучительная. Вспоминаю, как сидел на ступенях крыльца дома, а волосы трепал ветер. Слышал шуршание крон и улыбался. Мог встать и идти по выложенными плитками дорожке к калитке, чтобы выйти. Выйти. На свободу. Прочь. Сейчас — не могу. Сжимаю челюсти. Больно почти физически. Даже не думал, что тоска может быть настолько сильной, словно навалилась за те годы, что ее игнорировал. Свободы хочется, как никогда. Встать и уйти — дверь не заперта — не могу. Понимаю, из такой клетки не может быть настолько простого выхода. Открытая дверь — вечный соблазн воле и здравомыслию. Лучше была бы заперта. Стало бы легче. Несказанно. Можно было бы подойти и бить по створке кулаками, кричать, выплескивая страх и отчаяние. Ненавидеть дверь, но не бояться, даже приблизиться к ней, чтобы не распахнуть ненароком. Незапертая дверь стала, как монстр, который прячется, пока ты ребенок, под кроватью, но в моем случае переместился за дверь. А под кроватью — пусто и безопасно, но не пролезть. Можно только укрыться под одеялом от чужих взглядов и личного чудища за дверью. Передергивает. Тру виски. Кажется, начинаю сходить с ума. Перекатываюсь на спину. Шумно выдыхаю. Страх и неизвестность пропитали здесь все: постельное белье, стены, пол, столик и даже воду, которую пью. Тревога окружает, как кокон, заключает в себе. Убаюкивает в жуткий бесконечный кошмар, обрываемый чутким сном, похожим на смерть. Умираю и возрождаюсь, но не живу. Разговаривать лучше только с собой. Мысленно. Вслух — они услышат, а не должны. Молчать становится привычным, хотя, порой так хочется поговорить. Но надо уберечь от них внутренний мир. Если осталось еще хоть что-то, о чем они не знают. Ненавижу их и ужасно боюсь. А за проклятой входной дверью притаился Его Величество Ужас. А может сама Смерть. Как в мифах: в черном балахоне и с косой. Стоит высунуться за дверь, как вмиг снесет голову. «Освободите меня кто-нибудь! Вытащите отсюда, иначе сойду с ума!» — хочется кричать, но губы привычно сжаты. Немой вопль не слышит никто. Только я, но не могу себе помочь. А другим до меня дела нет. Я — мертв для всех. Жив лишь для пленителей и себя. Надежду давно пожрала Черная дыра. А нужен ли сам себе? Зарываюсь пальцами в волосы, стягиваю повязку, кладу на подушку и смотрю в потолок. Проще не думать. Совсем. Просто быть здесь. Есть и спать. Последнее приятнее всего. Тебя будто нет, время летит незаметно. Когда спишь — исчезает палата, злые врачи, чудовища и крейсер. Космос принимает тебя и растворяет среди холодного звездного мерцания. Ты становишься одной из тех далеких безымянных светящихся точек. Как хорошо. Мысленно взмываю ввысь, в черноту вакуума. Снова вижу себя в кабине пилота. Свободным. Все бы отдал, чтобы фантазии стали реальностью. Но мечты не сбываются, если лежать и ничего не делать. Но выйти не могу. Тело ничто не держит, но ощущаю себя в оковах, которые не скинуть, пока заперт тут. Когда же это кончится? Когда отпустят? «Когда перечислю плюсы того, что стал калекой» — внезапно вспоминаю, что нужно сделать, как проснусь. «Вчерашний» разговор с Психологом и Доктором встает в памяти, вызывая боль, напоминая, что безвозвратно потерял. На хрен все! Пусть катится в Черную дыру. Жизнь уже не будет прежней. Остается смириться и принять. — Вы правы Доктор, я больше не хочу секса, — произношу с горечью, — Он причиняет слишком много страданий. Лучше не заводить отношений. Разучиться любить. Так будет легче. Единственная женщина, от которой хотел бы ребенка, уже нашла себе семью, а от другой мне не нужно. Давно опоздал, так что не переживаю. Пусть. Отпущу. Хочу только спокойствия и отсутствия боли. Все забыть и жить настоящим. Замолкаю. Доктор не удовлетворится таким коротким ответом. Ему нужны «плюсы» моего нового положения. Какие? Будущее раскрашено в черные цвета, трудно отыскать там белый. — Плюсы, — повторяю вслух, не столько, чтобы привлечь внимание Викмана, если он слушает, а сколько помочь себе сосредоточиться. — Не надо тратиться на девушек. Экономия. Раз плюс. Нет ссор и скандалов со «второй половинкой». Покой для нервов. Плюс второй. А дальше? Что еще? Провожу ладонями по лицу, пытаясь сосредоточиться. — Нет секса — нет возможности подхватить болезнь, передающуюся половым путем. Целее здоровье. Третий плюс. Кладу руки за голову. Хочется снова заснуть и убежать от проблем. Не думать о неприятном. Но страх перед Доктором взбадривает. Жизненно важно выполнить его указание. — А четвертый какой? — спрашиваю себя, мучительно размышляя. — Больше свободного времени. Никаких совместных завтраков по утрам, звонков и свиданий. Все свободное время принадлежит мне. Сойдет за плюс, да? Тишина в ответ. Если Док и слушает, то молча. Или его нет на наблюдательном месте, хотя это не важно, мой монолог все равно записывается. Потом прослушает. Главное, сказать хоть что-то. Интуиция подсказывает, что плюсов мало и не то, что хочет услышать Викман. Еще не назвал самое важное. Вот только что? Какой ответ ждет? — Больше времени, — повторяю, пытаясь нащупать нужный путь. — Времени, которое нужно чем-то занять. Полезным. Всегда хотел заняться спортом. Регулярно бегать по утрам, купить теннисный стол и играть с… — хотел сказать «с Алиной», но вовремя прикусил язык. -…роботом. Ой, нет! Только в кошмарном сне. Тогда настольный теннис отпадает. Или в спортклуб походить. Да. А еще… научиться готовить! Плохо умею, да и не люблю. Долго это, лениво. Проще купить готовой еды. Да и кто сейчас готовит сам? Разве у кого хобби такое. Нужное говорю или нет? Главное, не молчать, как на экзамене. Тяжко вздыхаю. Такое чувство, выполняю домашнее задание. Идиотизм. Викман точно не дружит с головой. — Еще надо, да? — спрашиваю незримого собеседника, но не получаю ответа, оставаясь в растерянности. Кажется будто слушатель находится где-то на уровне стыка стен и потолка над треклятой выходной дверью. Черт знает почему. Снова ерошу волосы. Надо будет причесаться, а то совсем лохматый. — О, точно, еще читать буду! — вспоминаю не без усилий «вчерашнюю» беседу. — «Неугасающий свет» про путешествие в параллельную Вселенную, так и не дочитал в свое время. Там книг семь вроде. Четыре романа только осилил, на остальные время не нашлось. У меня, кстати, есть похожий звездолет на их «Дракона» в коллекции. Даже показал бы вам, если сейчас дома был. Грустно вздыхаю. — Чтение — сойдет за плюс, да? Можно ведь и специальную литературу читать. Техническое что-нибудь. И про космос. Сейчас про него столько пишут всего, а я так, больше из бесед с коллегами узнаю важные вещи, да новостей, что слышу краем уха. Как-то перестал интересоваться миром после того, как не нашел отца. Было время ловил любую информацию о том, что творится меж звезд, надеясь найти сведения о папе, хоть намек. А потом, когда понял, что поиски не более, чем самообман и надежды спасти его через столько лет уже нет, интерес угас. Ко всему. Просто жил на автопилоте. Вот как сейчас. Чувствую, молчу слишком долго, а надо еще перечислять положительные моменты жизни без сексуальных радостей. — Время на обучение появится, — наконец подытоживаю, — того, чего так и не смог осилить или не нашел времени. А может на что-то новое замахнусь. Только не знаю, к чему душа лежит. Хотя… вот только не смейтесь! Всегда хотел фигурный паззл собрать. Знаете, такие из пластиковых полупрозрачных деталек? Там еще светодиоды в комплекте. Охрененные вещи можно собирать. У меня сестра ледяной замок сложила. Еще в школе у нас все этим увлекались. Хотя это было негласно девчачье занятие, и заниматься парню этим было бы несколько унизительно. Да, предрассудки, знаю, но мы были детьми. А очень хотелось. Я бы скупил наборов десять и оформил бы витрину для своей коллекции в виде пейзажа ледяной планеты, как в фильме «Непобедимый»… Понимаю, что имею очень мало интересов. Зациклился на работе и Алине, доме, матери, быте и чуть-чуть хобби. Мир мой, как эта комната — четыре стены — а за ними притаилось столько всего: целая неизведанная вселенная разных занятий и вещей. А сейчас, словно стою у края и смотрю через стекло, как ребенок, который впервые выглянул из окна родной комнаты. Протираю ладонью запотевшую поверхность, пытаясь разглядеть привлекательное. — Можно найти еще одно хобби. Это четвертый или пятый плюс? А то уже запутался. Надо бы перечислить еще, но на ум больше ничего не приходит. — Только буду один, — добавляю и настроение падает до минусовой отметки. — Совсем. Никому таким инвалидом не стану нужен. Но это минус — не считается, как понимаю. Бедный я, несчастный. Почему самые хреновые вещи случаются именно со мной? В мире почти тридцать шесть миллиардов «мишеней», а очередная неудача попала в меня! Ну, почему?! Ответа нет. Случайность. Злая и жестокая. Переворачиваюсь на бок. Какое-то время лежу, ни о чем не думая. Сон не идет. Сладко потягиваюсь и сажусь. На столике пусто: еду никто не приносил. Но аппетита нет. Даже пить не хочется. Вопрос «Чем заняться?» перестал тревожить уже давно. Можно походить по кругу, разминая ноги. Можно подпирать стену, смотря в потолок. Можно поотжиматься. Есть еще планшет, что принес Викман, но фильмы смотреть нет желания. Картины прежней жизни недоступностью вызывают боль. Надо умыться и причесаться. А лучше помыться. Хорошая мысль. Встаю и иду в санузел. Включаю свет. Захожу. Плохо, что зеркала нет. Очень интересно узнать, как выгляжу. Хреново, наверное. Морда от слез опухла. Лучше не представлять. Провожу пальцами по глазам. Вроде отеков нет. Подбородку, ожидая ощутить привычный ежик щетины. Гладкая кожа. Не сразу привыкну, что волосы убрали. Даже жаль. Еще частичку меня отняли. Подхожу к душевой кабинке. Будь дома, сейчас бы разделся и кинул вещи в стиральную машину. Потом бы надел свежее белье. Мысль кажется неуместным призраком из прошлого. Смотрю на запястье с белым браслетом. Можно с ним мыться? Не помню, чтоб говорили на эту тему. Но снимать явно нельзя. На вид выглядит герметичным, плотно прилегает к коже. Наплевать, скажу не знал, если испорчу. Вообще не свое добро — не жалко. Захожу. Задергиваю прозрачную ширму. В этом мирке нет одежды. Чтобы не стирать, не тратиться на шмот для «пациентов». Экономия. Практичность. Холодный расчет. Невольно думаю о Докторе. Передергивает. Говорит, надо искать плюсы своего положения. Нет одежды — не надо раздеваться. Удобство? Усмехаюсь. Да пошел он со своими «плюсами», садюга! Включаю воду на нужный оборот вентиля, уже зная температуру, какую люблю. В лицо, плечи, грудь ударяется бисер капель, пронзая кожу сотнями электрических игл. Вздрагиваю от неожиданности. Хватаю ртом воздух. Глаза распахиваются от страха. В голове скользит жуткая мысль, что в системе душевой кабинки где-то пробило изоляцию и сейчас убьет током. Судорожно заворачиваю вентиль. Поток воды иссякает, но ощущения покалывания, разбегающиеся по коже не уходят. Скользят по плечам, торсу, щекоча. Капли срываются с намокших волос и ударяют о тело слишком чувствительно. Что происходит? Хочется выскочить из душа. Внезапно догадываюсь, что дело не в воде, а в собственной коже. Чувствую скольжение каждой капельки, стекающей по обнаженному телу вниз. Это не больно, а чертовски приятно. Губы растягиваются в глупой улыбке. До этого не было таких ощущений! Но еще ни разу не мылся после аквакамеры. Гм, похоже, кожа стала чувствительней после пребывания там? Или такая реакция только на воду? Ради эксперимента провожу языком по внутренней стороне предплечья. На слюну такой реакции нет. Осторожно слизываю с кисти несколько капель. Катаю по языку. Вода, как вода. Ничего необычного. Влага стекает с тела, и яркие ощущения угасают. Просыпается болезненное любопытство. Руки сами тянутся к вентилю. Открываю, невольно напрягшись, на самый маленький напор. Россыпь капель приземляется на голову, сбегает на левое плечо, грудь, лопатку, живот… Ух, как приятно! Даже словами не описать! Увеличиваю напор воды, окатывая струями всего себя. По коже, словно стекают электрические импульсы, а не капли воды. Вскрикнул бы от переполняющих эмоций, если бы дыхание не перехватило. Уперся рукой в стенку. Опустил голову. Закрыл в наслаждении глаза. Замер, растворяясь в фееричных ощущениях. Шум воды, прозрачные теплые струи сузили мир до кабинки душа. Кожи и капель. Слишком жидкие, скользкие струи, стекают вниз очень быстро. Должны обнимать, вязко облепляя. Врастать. Вода кажется неправильной, но такой приятной. Скольжение струй напоминает объятия. Хочется потянуться навстречу всем телом… Мотаю головой, отгоняя странный порыв. Растворяюсь в ощущениях. Счастливо улыбаюсь. Никогда еще принимать душ не было так принято! Кажется из всех органов чувств остались только тактильные ощущения, а весь состою из кожи, сосредоточенной на пересчете ударяющих о тело капель. Хочется, чтобы весь мир состоял из воды. Погрузиться в нее целиком. Позволить облепить себя теплой массе. Растворить… Запрокидываю голову, подставляя лицо под поток. Внутри меня тоже вода. Только красная. Завораживающее чувство единства. Открываю глаза. Потолок душевой кабинки поблек, выцвел. Стал черно-белым. Наверное, струи, заливающие глаза искажают зрение. Ударяют в глазные яблоки, но не вызывают желания зажмуриться. Сфокусировать взгляд не могу. Хорошо. Слишком хорошо, чтобы отвлекаться на странности. Не знаю, сколько стою так. Отмечаю, что грудная клетка не поднимается. Слишком надолго задержал дыхание. Но не испытываю дискомфорта. Испуг задохнуться отрезвляет. Опускаю голову, делаю судорожный вдох, наполняя легкие кислородом. Смаргиваю капли с ресниц. Зрение снова становится цветным. Наверное, от недостатка кислорода. Идиот! Чуть не задохнулся. Смеюсь. Потому что слишком хорошо. Всегда нравилось принимать душ, но сейчас особенно приятно. Не знаю, чем это вызвано и знать не хочу. Просто стоять и наслаждаться ощущениями. Улыбаться. Ни о чем не думать. Блаженство. А если сделать себе еще приятнее? Почему бы и нет? Иногда занимаюсь этим в душе. Опускаюсь на колени, так удобнее. Облокачиваюсь о стену левым предплечьем. Провожу правой ладонью по груди, разбивая струйки влаги, глажу живот, опуская руку к паху. Пытаюсь возбудиться, но пока не чувствую приятного. Обнимаю пальцами член и начинаю поглаживать. Жду ярких ощущений. Но их нет. Струи воды, бьющие по телу, вызывают большую эйфорию. Но так оргазм не получишь. Не сдаюсь, продолжая себя ласкать. Не получается. Не встает, оставаясь слишком мягким. Почему? Что со мной не так? Вспоминаю жуткий диагноз. В глубине души не верил, это были просто слова. А теперь получил доказательство. Тело не хочет возбуждаться. Ощущения блеклые, вялые. Мертвые. Фантазии не помогают. Представляю Алину обнаженной, но не испытываю влечение! В ней что-то не так. Не возбуждает. Вода приятнее… Вода отвлекает. Точно! Поворачиваюсь и закручиваю вентиль, обрывая поток. Вот так будет лучше. Хочется получить оргазм, кончить. Но тело молчит на желания разума. Глухо. Чувствую себя трупом. Утыкаюсь лбом в предплечье левой руки, что опираюсь о стенку кабинки. Ласкаю себя, бесполезно надеясь заставить ценный орган работать. Не выходит. Врачи сказали правду. Секс остался в прошлом. Надежда умирает. Прекращаю. Сажусь на пятки. Обхватываю мокрые плечи руками. Удрученно опускаю голову. Все. Никаких ночей любви, девушек и романтики. Даже себя удовлетворить не в силах. Черт. Приятные ощущения от воды гаснут, стекая с кожи влагой. Но это совсем не то. Приятное, но другое. Горький ком в горле. Плечи вздрагивают от всхлипа. Сказок не бывает. Надежда для везучих. Закрываю лицо ладонями, чувствуя, как щеки омывает больше не вода. Плачу, хороня себя прежнего. Ничего не вернуть. Можно только смириться. Весь мир замкнулся, сузился до санузла и комнаты за ним. Начинает казаться, что больше ничего нет. Нигде. Прошлого, будущего. Только настоящее, запертое в клетке три на три метра. Внизу — твари с «Орхидеи». Иногда начинает казаться, будто их чувствую. Тогда прошибает холодный пот. Надеюсь, это воображение. Поднимаю лицо вверх и понимаю, больше не взлечу. Оборвали крылья. К тому же наверху нет неба — просто другие отсеки корабля. Еще дальше — космос. Пустота без начала и конца. Завис в ней в кабинке душа, окруженный металлом корабля. В железной клетке, тюрьме, из которой нет выхода. Сижу, вновь понурившись, чувствуя, как внутри расползается пустота, как в окружающем пространстве за кораблем. Пропитывает. Наполняет отчаянием и безысходностью. Слезы уже не текут, закончились. Закрываю веки. Вокруг чернильная пустота и серебристые искорки. Солнца где-то есть, но они чужие. Раньше всегда знал, что вернусь на Землю. Теперь уверенности нет. Ни в чем. Здесь царство тоски и отчаяния. Мутного, тяжелого, беспросветного. Этот мир не принадлежит мне. Только им. Как и я сам. Больше не человек — вещь, пустое место. Горько сознавать. Лучше бы не спасали. Где-то здесь томится Антон, Миха, Кирилл, ребята с «дежурки». А я не могу им помочь. Даже не знаю, живы или нет. Вырывается горький вздох. Если бы можно было сбежать… Персонал — самая малая опасность. Хуже — роботы, боюсь их до дрожи, до мерзкого парализующего страха. Они всегда где-то рядом — шаги, вжиканье приводов, само их присутствие кажется вытесняет воздух, словно вода из ванны. Никогда не любил роботов, теперь ненавижу. Больше всего пугает, что попадусь кому-то из них. Не боюсь так Кэса или Доктора — они живые люди, с ними справиться можно. Боевого робота безоружному не одолеть совсем. А есть еще Система звездолета — самый опасный враг из всех, будучи невидимой, через камеры видит тебя в любой точке корабля. Вечно смотрит на тебя незримым оком. Даже здесь, уверен, не только люди следят за мной. Но и Она. Передергивает. На самом деле искусственного интеллекта не существует, есть просто очень хорошие имитации в различных устройствах. Искусственный интеллект запретили изобретать еще в позапрошлом веке, так как опасались, что он может взбунтоваться против человека и выйдет, как в старинных фильмах ужасов. «Разумная» Система звездолета отслеживает поведение экипажа и строит общение по заранее составленным вариантам диалогов, исходя из типов характеров и шаблонов ситуаций. Может, даже шутить, но не всегда выходит уместно. Есть опция обучения, но по большей части — это просто программа-навигатор и контроллер жизнедеятельности корабля с галочкой «коммуникации с персоналом» по типу обратной связи. «Разговор» с людьми лишь имитация. Но так модно и привычно называть Систему искусственным интеллектом за иллюзию разумности, давать имена. Сразу становится проще и понятнее, раз мы любим оживлять и антропоморфировать предметы, как зверюшек в детских мультиках. На самом деле просто замечательно, что Система не разумна и не выкинет подлость, не предаст в самый неподходящий момент, как в фантастических ужастиках. Всегда на стороне человека, послушна. Если только ее нарочно не запрограммировали против него. Как в тюремных программах. Всем известно, из современной тюрьмы невозможно сбежать. Или о случаях побега не транслировалось. Но, как пилот, прекрасно знаю, что в каждой Системе звездолета стоит определитель «свой-чужой» по различным параметрам экипажа, чаще по чипам. Это в первую очередь банальная защита от угона или проникновения. Мой-то чип местная Система точно «своим» не посчитает, если сразу в «чужаки» не занесен. При таком раскладе сбежать невозможно в принципе, потому что все двери на пути Система заблокирует. Если вообще не отдаст приказ убить. Например, роботам. К тому же крейсер, похоже, боевой, а значит тут вполне могут быть установлены в коридорах турели, лазеры или еще что-то более навороченное. Ничего удивительного, что меня заставляют завязывать глаза — надумаешь бежать, а какой-нибудь вариант проглядишь и попадешься. К тому же неизвестность пугает. Черт. Все крайне паршиво. Не сбежать. Только мечты. Больше не верю. Смирился?.. Жизнь, как затянувшийся кошмар. Бесконечная агония. Невыносимо. Забрали статус «человек», навесили «зверушка для опытов». Украли будущее. Подарили страх, беспомощность и черное отчаяние. Сколько проживу, неизвестно. Да и стоит ли жить при таком раскладе? Экспериментаторам на радость. Да пошли они! Взять и покончить с собой. Назло. Испортить им все эксперименты. На лицо наползает мстительная ухмылка. И все закончится. Обрету покой. Если самоубиться, то как именно? Утопиться. Смотрю на металлически пол. Мелкие дырочки по всей поверхности. Столько не просто заткнуть. Можно бы клеенкой, но вода вытечет через бортик, который тут до щиколотки и не факт, что шторка ее удержит, хоть и прилегает по рельсе плотно. Да, даже, если и удержит, клеенки у меня нет. Да и не хочу топиться. Это долго. Они увидят и успеют прибежать. Идеальный вариант свести счеты с жизнью током. Но тут нет розеток, ничего электрического. Даже бритву почему-то убрали после возвращения. Ах да, меня же наверняка обработали кремом, что щетина расти не будет. Ну и хрен с ним. Как еще можно свести счеты с жизнью? Разве что повеситься. На полотенце? Простыни? Снова смотрю вверх. Ширма отодвигается так, что перекладины наверху нет, просто складывается слоями и убирается к стене. Головка душа вживлена в потолок душевой кабинки. Никаких крючьев нигде не припомню. Даже дверные ручки здесь складные — поднял — дверь открылась. На такую ничего не зацепишь. Все продумали. Сволочи. Тяжко вздыхаю. Опускаю голову. К тому же мало шансов успеть соорудить петлю, если за мной постоянно наблюдают. А как еще можно здесь умереть?.. Перерезать вены. Точно! Самый простой и доступный способ. А еще не такой уж мучительный. Как слышал, от кровопотери просто ослабнешь и уснешь. Довольно легкая смерть. К тому же лучше это делать в душе. За струями воды не станет видно крови. Вспыхивает болезненная надежда. Вот только чем? Пластиковым стаканом? Но он слишком мягкий, к тому же его нужно незаметно сломать, а чем это сделать? Ногой раздавить? Или переломить зубную щетку? Это быстрее и можно сделать в душе. К тому же не так привлечет внимания. Хотя ни разу не брал в душ щетку, это может вызвать подозрения. Черт. К тому же не уверен, что смогу переломить руками — она прочная, не дешевка. А еще неизвестно ли выйдет острый край. Можно сломать ногой, поставив щетку между стеной и полом, как палку. Но это опять не сделать незаметно. Блядь, да тут все выйдет подозрительно! Разве что убиться с одного удара головой о стену. Но зная мою «удачливость» не выйдет точно. Захотелось разрыдаться от бессилия и злобы. Сгибаюсь, вцепляюсь в мокрые, спутанные пряди. Останусь здесь и сдохну с голоду. Только вряд ли дадут. Вытащат и накормят силой. Как же их ненавижу! Забрали мое тело, прошлое, душу. Не могу больше. Не могу. Прижимаюсь лбом к мокрому металлу пола. Выходов нет. Не вижу. Ни одного. Только за стенкой незапертая дверь, как бесчеловечная насмешка над моей «свободой». — Убейте меня кто-нибудь, — хриплю, сжавшись в комок на полу душевой кабинки. — Пожалуйста, больше так не могу… Но в глубине души понимаю, никогда не скажу такого Викману. Потому что убьет и рука не дрогнет. На миг кажется Доктор стоит за ширмой. Пришел убивать. Продирает холодом, словно вода превратилась в лед и тело обросло инеем. Резко сажусь и прижимаюсь к стене. Смотрю сквозь покрытый каплями пластик ширмы, но за ним никого нет. Показалось, уф. Запрокидываю голову, упираюсь затылком в стену и из глотки вырывается смех. Чужой. Хриплый. Полубезумный. Провожу ладонями по лицу. Но хочется вцепиться и ногтями содрать кожу. Расцарапать грудь и вырвать сердце. Просто обхватываю себя руками. Вскоре смех отпускает, оставляя после себя гнетущую тишину и понимание, что хочу жить. А только что о самоубийстве думал. Серьезно, как никогда в жизни. Вскакиваю. Дрожу. Нет, хватит! Перемылся до безумных дум. Отдергиваю ширму, выхожу, по привычке тянусь за полотенцем. Зябко, как никогда. Внутренности, словно покрылись инеем, даже странно, что пар изо рта не валит. Вытираюсь. Наскоро, нервно. Хочется скорее уйти из санузла, от страха, что поселился здесь, обнял и чуть не задушил. Спрятаться под одеяло. Закрыть глаза и провалиться в спасительное забытье. Повесить обратно полотенце не в состоянии, просто бросаю на пол и выхожу. Комната выглядит привычной и родной. Даже успокаивает. Больше не хочу биться о стены. Здесь можно жить. В страхе, неопределенности, но можно. Страшно выходить за дверь — там зло, опасность, а тут хорошо — спокойно. Безопасно. Даже вечное наблюдение из незримых камер не трогает. Привык. Они просто смотрят, они не мешают и не вредят. Все хорошо. Здесь хорошо. Не надо думать о смерти. Ты же хотел встречи с отцом? Умерев, ты не найдешь его. А он где-то здесь, рядом, в космосе. Ты всегда стремился сюда, верно? Быть здесь, с ним рядом. Зачем тебе Земля, зачем дом? Это все сон, прошлого не было, оно принадлежит другому человеку! Вцепляюсь в мокрые волосы. Смятение. Внутренний голосок взбесился. Стал чужим. Тебя вытащили из аквакамеры, как из чрева матери. Ты родился здесь. Это теперь твой дом. Они — семья. Останься, не беги. Это опасно. А ты не хочешь умереть. Тогда оставайся здесь, спрячься под одеяло. Ноги сами идут к постели, словно тело не контролирую. Забираюсь на кровать, чувствуя на ней свое спасение. Ища безопасности, укрываюсь одеялом с головой. Ткань неприятно липнет к плохо вытертому от влаги телу. Судорожно поправляю и поджимаю ноги, поворачиваюсь к стене. «Вот так, молодец, — хвалит внутренний голос. — Хорошо, правда? Спокойно» Киваю. Да, тут хорошо. Закрываю глаза. Эта комната теперь моя. Маленький уютный дом. Островок безопасности. Здесь можно жить. Здесь кормят. Под одеялом тепло и уютно. А еще можно спрятаться от них. Во сне. Только сон не идет. Тревога привычно не исчезает до конца, но притупляется до терпимого уровня. Страх остается на задворках сознания, как личный сторож моего безумия. Мысли, бегущие, как некогда бурлящий поток, иссякают. Пустота. Тело сжато в комок. Темно и тепло. Лежать мягко, удобно. Расслабляюсь. Они не убьют меня. Обещали, если буду послушным. Я слушаюсь, значит буду жить. Надо успокоить себя. Просто успокоить, тогда усну и все будет хорошо. Нет, надо в это поверить. Они не желают мне зла, случайно вышло, что я здесь. Если бы не «Орхидея», если бы не Кирилл, если бы не «Кентавр», на который не стоило устраиваться, ничего бы этого не было. Я бы к ним не попал. Меня просто лечат, хотят помочь. Спасти. Ведь правда? Они не мучили, не били, не морили голодом. Ко мне хорошее отношение. Я просто пациент. Человек, который увидел то, что видеть не следовало. Но я забуду. Все. Я никому не скажу, что здесь видел и они меня отпустят. Так? Доктор обещал отпустить. Он хорошо ко мне относится. Бывает строг, но не желает зла. Обещал вытащить отсюда. Я ему верю. Надеюсь, освободит. Да, по-иному и быть не может. Викман хороший, ему можно верить. — Пожалуйста, вытащи меня отсюда, — шепчу. — Не могу здесь больше находиться… Он услышит. Освободит. Обещал. Все будет хорошо. Когда лечение закончится — отпустят. Я ведь не заболел, так сказал Доктор, значит отпустят. Все будет хорошо. Вот только в глубине души не верю. Сжимаю челюсти до боли, чтобы не закричать. Звуковой сигнал двери заставляет вздрогнуть и испугано отползти к стене. Открыть глаза, но не высовываться из-под одеяла. Превращаюсь в слух. Больше всего страшусь услышать шаги. Но с облегчением различаю жужжание подъезжающего робота-официанта. Сразу просыпается аппетит. Это самый безобидный гость. Вот не люблю роботов, а этот вызывает симпатию. Интересно посмотреть, как выглядит. Но нельзя. Слышу, как опускает на столик что-то шуршащее. Жду когда уедет и проклятая дверь вернется на место. Осторожно сажусь и стягиваю с головы одеяло. На столе лежит две упаковки печенья и кулек шоколадных конфет. Удивляюсь сладостям. Награда или такой необычный завтрак? Точно! Я же «плюсы», как встал перечислил. Неужели угодил Доктору? Какой я молодец. Улыбаюсь. Подсаживаюсь к столу. Беру пачку печенья. Написано, что с фруктовой начинкой. Вторые с орехами. Викман расщедрился. Сглатываю в предвкушении. Раскрываю упаковку. Пробую. Вкусно. Но можно сделать еще вкуснее. Тянусь к конфетам, выуживаю одну из пакетика. Разворачиваю. И откусываю вместе с печенькой. Да, так еще вкуснее. Настроение повышается. Страхи отступают. Еще нравится шоколад с черным хлебом есть, но это из разряда вкусовых извращений. Мама всегда смеялась. Тут же гоню воспоминания прочь, чтобы не разрушить зыбкое ощущение счастья. Конфеты очень вкусные и явно дорогие. Вряд ли такое будут скармливать тем, кого приговорили на убой. Скорей всего такие сладости покупают для персонала. А Викман кажется человеком практичным и вряд ли станет добро разбазаривать на «пациентов», раз даже на трусы нам жмотится. Значит, действительно, живым нужен. Зачем — дело десятое. Главное, не убьет. Если, конечно, расположение не потеряю. Да, надо Доктора слушаться, раз хочу вернуться домой.