Орхидея

— Чокнулся?! Не узнаю тебя! Хотя и на Кентавре таким был. Паникером. Трусом. Оставайся! — злится механик. — Сбегу вместе с Бобом! Не надо было вообще к тебе переться! Только время зря потерял. Правильно сказал, сидя в «Кентавре», что спасать тебя не надо. Верно: не надо! Оставайся и слепо надейся, что здешний доктор тебя отпустит! Наивный глупец. Слова бьют холодно, хлестко, зло. Слезы наворачиваются на глаза. Ожидал, что Миха схватит за плечо и увлечет за собой. Не бросит, даже если я последний дурак. Он такой. Он не бросает «своих», даже, если свой — последний придурок. А тут… неволя меняет людей. Да и что ему со мной нянькаться?! Не ребенок же я малый. Он прав. Черт. Обнимаю руками плечи. Хочется взвыть. Но лишь крепче сжимаю зубы. — Другого шанса не будет! — бросает, отходя к двери. — Ты с нами? Спрашиваю в последний раз. Слезы текут по щекам. Не вытираю. Ну, так закинь меня на плечо, схвати за руку и выведи следом! Ты же видишь: я не могу! Не знаю, что со мной происходит! Помоги мне! Прошу… А друг собирается уйти один. Накатывает отчаяние. Ты же видишь, я помешался. Не в силах перешагнуть незримый барьер. Слишком слаб… Страх сильнее. Тянет, как магнит, от двери прочь. От друга. От единственного спасения. — Тебя убьют! — констатирует товарищ. — Если бы хотели убить, то десять раз бы прикончили! Он сказал: не выходить. Я должен выполнять правила, если хочу вернуться домой, — поясняю чужим холодным голосом. Доктора. Пячусь обратно к кровати. Стаскиваю костюм. Сажусь. Высвобождаю ноги из штанин, спихивая одеяние на пол, чтоб не оставить соблазна облачиться. Сгибаю колени. Мну пальцами край простыни. — Не пойду. Остаюсь, — опускаю голову. — Извини. — Кирю не смог спасти, а теперь и тебя! — разводит руками товарищ. — Что за досада! Стоял у его двери, а Боб не смог открыть, — горько усмехается, — Говорит: не имеет такого уровня доступа. Звал, а Кирюха так и не ответил! Пришлось уйти. Теперь и ты отказался от спасения. Поверить не могу, что придется вас бросить! Мир сошел с ума, да? Догадываюсь, почему Кирилла содержат с такой защитой. Потому что это уже совсем не Кирилл. Мог бы рассказать про свидание с Кэпом, но не то место и время. — Мих, мне кажется наш друг заразился, поэтому молчал. — Чем? — не понимает. — Не знаю, что это за штука. Но раз от нее делают уколы, то она заразна, — вспоминаю практически идентичные и неестественно жуткие показатели скафандров о жизнедеятельности товарищей, страх накатывает волной. — Тебе делали профилактику? Ты здоров? — Конечно, что-то делали. Больным себя не чувствую. — А почему Кирилл заразился, а ты — нет? — озвучиваю паршивое сомнение. — Откуда я знаю? Только что от тебя услышал новость, будто Кэп болен. — Помнишь, как тебя та штука схватила на «Орхидее»? Что после произошло? — Помню, как выдернул из пола топор… Дальше воспоминания обрываются. Они меня допрашивать пытались, но сложно рассказать то, о чем не имеешь представления. С нами идешь или остаешься? Сомневаться больше не хочется. Решение принято. — Остаюсь. Ненавижу себя. — Как знаешь, — не спорит. — А я пойду. Обещаю, передам твоей маме привет. Режет огнем. Зажмуриваюсь. Едкое чувство вины. Горячие дорожки слез по щекам. Совсем забыл о ней. Об Алине… Мама думает, будто мертв. Как же она это пережила? Понимаю, никак. Больше всего боялась, что исчезну, как отец. Но сын хуже: погиб. Звездные боги, за что мне это? Механик ждет, когда оденусь и пойду с ним. Мамочка, прости. Не могу. Очень страшно. Люблю тебя, но не могу. Открываю глаза. — Не могу, — произношу вслух и всхлипываю, а потом кричу. — Уходи! Чего встал?! Беги! Спасайся! — Да. Но я приведу помощь. Вытащу вас обоих. До встречи! — И Антона, — добавляю. — Всех, кто попал сюда… А меня оставь. Я сам виноват! — вцепляюсь в волосы. — Не хочу свободы. Я сошел с ума! Убирайся! Спасайся сам! Чего стоишь?! У тебя нет времени! БЕГИ! Вздрагивает, то ли отрезвленный, то ли удивленный моей реакцией. — Удачи, — шепотом желаю напоследок, предчувствуя, что больше никогда не увижу Михаила. Тянется к кнопке на двери. Нажимает. Дверь отъезжает в сторону. Выходит. Створка с привычным шорохом возвращается на место, отрезая надежду, оставляя в плену. В клетке. Той, которая в голове. Тишина режет ужи чувством вины. Одиночество остро и болезненно, как никогда. Возможно, я сделал неправильны выбор. Надо было остановить Миху! ББ его погубит! Ему нельзя доверять… Неужели не понял, что это ловушка?! А я так спокойно его отпустил! Надо было вцепиться в руку, удержать, заставить остаться. Доктор бы простил. Он добрый. Нужно вернуть товарища! Остановить, пока не стало слишком поздно. Открыть дверь и позвать? Липкий противный страх. Тогда придется выйти и нарушить правила! Нельзя. Снова плачу, плечи судорожно вздрагивают. Отправил Миху на смерть. Как мог?! Отираю ладонями щеки, глаза. Плохой сын, никудышный товарищ. Размазня, ничтожество. Правильно меня бросают, за дело. Надо бы встать с койки, натянуть чертов наряд и бежать за другом. — Не могу выйти за дверь. Боюсь, — произношу вслух, но страх не становится меньше. Остро осознаю, что самое страшное в моей комнате — это дверь. Привык чураться, не смотреть на клавишу открытия. Не замечать. Ибо там опасно, за ней — смерть. Вечный плен. Граница дозволенного. Точка не возврата. — Не могу, — соленые капли из глаз невозможно остановить. Не помню, чтобы когда-то плакал столько, сколько теперь. Что со мной происходит?! Что?! Наверное, это фобия. Безотчетный всеобъемлющий страх, которому нет сил бросить вызов. За дверью таится Зло, которое не одолеть, которое проглотит, убьет, если переступлю порог: роботы, злые врачи, Система корабля и… твари. Боюсь, что они выбрались и ходят там. Кирилл, выкрикивая мое имя. — Ты сошел с ума, Андрей! Окончательно спятил, — шепчут губы, но уши не верят. — Они замучают тебя! Здесь нельзя оставаться, — продолжаю шептать голосом рассудка. — Нет. Они обещали отпустить, если буду послушным, — хороший аргумент, чтобы быть пленником вечно. — Доктор обещал. Подарит свободу. Я у него в любимчиках. Стираю со щек слезы, которые не желают останавливаться. Сам не понимаю, что несу. Сомнения и страхи разрывают. Такое чувство, поддаюсь паранойе и совершаю самую большую ошибку в жизни, оставшись здесь. — Они свели тебя с ума! Свели с ума… Сгибаюсь, утыкаюсь в колени. Вцепляюсь в волосы. — Нет. Я нормальный! — сам не верю. — Нормальный. Просто не хочу потерять шанс на свободу. Когда его уже безвозвратно упустил. С тоской смотрю на дверь — почти ожившее чудовище, подойдя к которому — схватит и сожрет, ломая кости. Не знаю, что со мной творится. Нет сил себя заставить, тело, как сковало. Впервые так. Вроде смешно: боюсь какой-то двери, но ничего не могу поделать с испугом. Безумие. Мерзкое, липкое. Выступило по телу холодным потом. Пальцы — лед, в висках ухает, дыхание хриплое, горло сдавило. Страх вымораживает нутро. Кажется изо рта идет пар. Дрожу. Хочу покинуть палату больше всего на свете и не могу. Истерически смеюсь. Тело. Само. Быть сумасшедшим, оказывается, весело! Судорожно размазываю пальцами слезы по щекам. Бросил Миху злому ББ на растерзание. Не остановил. Какой я друг после этого?! Смех гаснет, оставляя гулкую пустоту внутри. Миха ушел, смог переступить запретную черту, а я — слабак, трус, самоубийца — не смог! Ненавижу себя. И жалею. Плечи снова вздрагивают от всхлипа. Заваливаюсь на бок, утыкаюсь в подушку. Тошно. От себя, от всепожирающего страха, который стал нормой в моей конуре. Палате. Тюрьме. Дверь всегда открыта. Выйти можно в любой момент. Держит только слово «нельзя». Замок внутри сознания, ключ к которому даже не попытался сковать. Не могу. Выйти. Сам. А потом понимаю, ключ от проклятой двери все-таки есть — у Доктора. Сам не знаю, почему поверил, почему променял его на товарища. Потому что зависим? Потому что… Ответа нет. Думать не хочется. Только себя жалеть, презирать, ненавидеть. Упустил шанс бежать. Не воспользовался. Отказался от свободы, ради призрачных обещаний врага. Не ожидал от себя, что настолько слаб и наивен. Нет, не настолько. Они могут лгать. Просто… нет сил переступить порог и сойдет любое объяснение, которое оставит в палате, не дав перешагнуть опасную черту. Смертельно опасную. За дверью — смерть. В палате безопасно. Уяснено железно. Хочется колотиться головой в стену, чтобы выбить поганую психологическую установку. Столько времени держал себя сам, что не могу враз перебороть привитый запрет. Что Викман со мной сделал? Что?! Снова хочется кричать, но лишь тихо скулю, как побитый пес. Умирающий. Что-то внутри несомненно сломалось, но когда это произошло не заметил. Даже не могу понять что, дабы исправить поломку. Зарываюсь в одеяло с головой, прячусь. От самого себя. И двери, которая, кажется, постоянно смотрит на меня. Осуждающе. Под одеялом чуть легче, самое безопасное место. Но от себя не убежать. Скованность, несвобода. Пленник собственного поехавшего разума. А Миха уже бежит прочь, куда-то к отсеку со «спасалками», космосу, Земле, дому. Его ведет Боб, который согласился помочь, если не лжет, конечно. А я потерял все. Прежнюю жизнь. Маму, Алину, дом… Свободу. Прислушиваюсь, страшась различить голоса, шум тревоги, стук, крики, доказывающие, что беглецов ищут. Но ничего не слышу. Тишина привычная и мертвая одновременно. Не успокаивает. Настораживает. Что-то не так. Миха с ББ ушли незамеченными, и только я запугал себя тем, что удрать невозможно? Или… Мысль ускользает. А если догнать друга? Встать и кинуться за следом? Идея безумна. Вызов себе. Фобии. Мерзкому страху. Лучше лежать и бояться? До гибели?! Мелко трясет. Губы пересохли. Дышу загнанно, хотя всего лишь лежал. Нахожу последние силы, откидываю одеяло, ощущая себя смертником. Спускаю ноги с постели. Встаю. Под стопами шуршит защитный костюм. Не замечаю. Надеть нет даже в мыслях. Взгляд приковала панель открытия двери. Дойти и нажать. Дойти и нажать. Шаг. Еще один. Вспотел. Сердце стучит тяжело. Кончики пальцев покалывает. Сглотнуть не могу. Два метра, один, половина… Ноги замирают сами собой. Вот та черта на полу, которую не переступил ни разу. Негласно держался от области перед дверью подальше. Боялся подойти и случайно открыть. Эта зона табу моей палаты-тюрьмы. Такое ощущение, что стою у стены из стеклопластика. Треклятая клавиша подсвечивает зеленым. Открыто. Как и всегда. Нажми и выйди. Никто не держит. Кроме того кукловода, что сидит в голове. Имя ему — Ужас. Поднимаю руку, не в силах переступить ногой барьер, проведенный сознанием. Тяну руку к клавише. Пальцы дрожат. Но дотянусь, даже отсюда. Облизываю пересохшие губы. Слюны нет. По виску течет пот и щекочет кожу. Всего-то нажать и выйти. Какой пустяк, но… Нельзя. Выйдешь — умрешь. Накажет Доктор. Оставит здесь. Навсегда. Рука дрогнула. Делаю огромное усилие, чтобы не отдернуть. Десять сантиметров до цели. Такое чувство, преодолеваю сопротивление магнита. Медленно тяну пальцы, сокращая расстояние вдвое… Незримая струна натягивается. Или цепь. Вот-вот порву или… Кажется, стою на краю крыши небоскреба и собираюсь шагнуть вниз. Или поднес к запястью лезвие и хочу резануть по венам. Или решил разгерметизировать отсек и задохнуться. Выйти в космос без скафандра. Направить корабль в пояс астероидов, не выставив энергощит. Охватывает паника. Осталось чуть-чуть. Пара сантиметров, не более. Не выдерживаю. Воображаемая струна натягивается и впивается в кисть. Останавливает. Не разорвал… По руке проходит волна электрического покалывания, словно сунул пальцы в розетку. Пугаюсь. Отдергиваю руку, не успев прикоснуться, резко, словно обжегся. Воздухом. Шарахаюсь назад. Прочь от страшной кнопки, которая убьет, если нажму. Начинает казаться, что она под большим напряжением. Или раскалена. Или… Из груди снова вырывается всхлип. Не могу! Выйти. Это выше моих сил! Хочу и не могу, что со мной творится?! Запрокидываю голову и срываюсь на крик. Вой. От бессилия, сомнения, страха, невозможности перебороть, заложенную самовнушением программу «Стоп!». Вцепляюсь в волосы, ерошу. Трясет. Состояние такое, что вот-вот упаду в обморок. Смятение, отчаяние. Миш, прости! Не могу спасти, помочь, остановить… Ноги подламываются и падаю на колени. Плитки слегка пружинят и смягчают удар, но дискомфорта не чувствую. Сгибаюсь и упираюсь лбом в пол, словно молюсь неведомому божеству. Нет, Звездные боги не спасут. Только Доктор. Внутри будто лопнуло что-то. Сломалось. Снова. Только глубже. Не ожидал от себя подобного поведения. Это не я. Со мной такого не может быть! Заваливаюсь на бок и сжимаюсь в комок. Мысли вязнут, испаряются с солеными каплями со щек. Пустота. Внутри. Снаружи. Охватывает. Пожирает. Не убегу. Не смогу открыть дверь, которая никогда не была заперта. Не нужна свобода. Ничего не нужно. А жизнь? Не хочу умирать. Но чувствую себя трупом, который почему-то дышит. Царапаю ногтями пол. Судорожно. Неосознанно. Хочу убежать, но больше не верю, что получится. Не выбраться. Не выйти. Пока не отпустит Доктор. Пугаюсь. Что если разочаровал его? Тянулся к кнопке, говорил с Михаилом, пытался одеть костюм… Накажет? Разозлится? Чувствую, готов молить о пощаде и прощении, если придется. Не хочу здесь быть, не хочу! Но не в силах выйти. Сам. Снова тело сотрясает всхлип. Когда успел стать марионеткой?! Чувствую себя накрепко связанным незримыми путами, запутаным в них, как в кокон. Не пошевелиться, не обрести свободу воли. Ее больше нет. Только страх, тоска и отчаяние. Черное, как ледяная и бездонная космическая даль. Страшно, как никогда. Что если совершил ошибку, не сбежав, а Доктор лжет и не отпустит? Чувство вины за совершенную ошибку душит. Жить не хочется. Взвыть бы, но лишь хриплю. Боюсь двери, Доктора, Боба, себя. Сошел с ума? Тишина добивает. Давит. Размазывает по полу. Как там Миха? Сбежал? Если тихо, значит, да? Или его бесшумно схватили? Убили? Одиночество. Изоляция. Только четыре стены. Окружают, не пускают, сторожат. Хочется забраться под одеяло, но сил подняться нет. Больше всего хочется услышать Голос, увидеть людей. Врачей, Доктора — не важно. Кого угодно, главное, не оставаться наедине с собой. Стенами. Дверью. А лучше бы пришел Михаил и схватил за шкирку, вытащил за порог, поставил на ноги. Обнял. Успокоил. Но не придет. Я прогнал его. Свое спасение, свой шанс бежать… С губ срывается стон полный тоски и муки. В груди больно. Хочется плакать, но слез больше нет. Кончились. Теперь покойник, замучают до смерти и буду виноват только сам. Разбитость. Опустошение. Отчаяние. Они совсем подчинили меня, да? Глупо. Безумие. Безумцы они или я? Не повезло увидеть то, что видеть не должен. После такого не смогут легко отпустить. Открытая дверь — ловушка. Не выходить — единственный способ выжить. А может я просто сошел с ума и упустил свой шанс на спасение… К черту. Все к черту! Однажды интуиция меня спасла, указав в огне верное направление к спасательным капсулам. Или просто хорошо запомнил схему «Изизы». А сейчас спасла или убила? Подавшись ей, выбрал плен, а не свободу. Горько. Обидно. Паршиво. На полу лежать голышом холодно, неуютно и хочется вернуться в постель, завернуться с головой в одеяло. Но тело не слушается. Мечтаю сдохнуть прямо здесь, чтобы мучения прекратились. Снова возвращаюсь мыслями к Михаилу. Он был прежний. Настоящий. А я поверил сомнениям. Пришел за мной, чтобы спасти, а я… Идиот. Разочаровал себя. Миху. Доктора. Лежу пластом, смотрю в одну точку на полу расфокусированным взглядом. Не достоин свободы. Трус, слабак, ничтожество. Внутри гулкая пустота, которая растет, ширится, поглощает. Не смог. Открыть. Незапертую. Дверь. Мысли лопнули и превратились в ничто, разлившееся под сводами черепа. Стану лежать так вечно в пустоте и одиночестве. Будет хорошо. Спокойно. Как в покинутом корабле. «Орхидее». Вот и цветок у урны с моим прахом… Из прострации вырывает хлопок. Раздается в пустоте, как лопнувший воздушный шарик. Вздрагиваю. Еще один. Еще. Кажется, доносится из стен. Из динамиков? Не сразу доходит, что кто-то ударяет в ладоши. Будто безумные аплодисменты. Мне? За то что настолько смешон и жалок? Растеряно приподнимаюсь на локте. Озираюсь, но источник звука вне этих стен. Хочется закрыться одеялом, хотя привык к наготе. И постоянному наблюдению. Кто-то смотрит на меня сейчас там наверху и хлопает в ладоши. Издевается. Кого-то позабавил или разозлил? Или это тот самый Боб, о котором говорил Миха? Скажет, что друг сбежал, обрадует? Только к чему эти хлопки? Привлекает внимание? — Молодец, Андрей, — неожиданно раздается до боли знакомый, почти родной, голос Доктора, а хлопки прекращаются. — Экзамен сдан. Завтра поговорим о твоем освобождении. Не верю ушам! Так неожиданно! — Освобождении? Вы отпустите меня? — сажусь, не в силах поверить счастью. — Вы серьезно? — Конечно, я держу обещания, — кажется, улыбается. — Вы не злитесь на меня? — осторожно спрашиваю. — Не хотел выходить из палаты, честно! — Верю и абсолютно не злюсь. Наоборот, горжусь тобой. Просто образцовое послушание. Ты — самый примерный из моих пациентов. Возвращение домой заслужил однозначно. Плюс полностью здоров, а это уже «диагноз» на выписку. А теперь ложись спать. Вспыхивает надежда, прогоняя мрак отчаяния. Настроение повышается. Викман, как лучик в моем беспросветном царстве принес свет! Спасение. Не знаю, почему, но верю без сомнений. Тяжесть и тоска отступают. Становится легко. Почти радостно. Я сделал правильный выбор, решив остаться. Интуиция не подвела в который раз. А визит Михи? Неужели, Доктор наблюдал за нами все это время?! Становится не по себе. Экзамен. Сказал — экзамен… Запоздало осеняет догадка, что беседа могла быть подстроена… А Миха в курсе? Он ему подыгрывал или все вышло случайно? Что происходит? Накатывает обида, непонимание. Зачем? Друг сбежал или нет? С ББ? Или последнего не существует? — Доктор, а как там Михаил? Вы не дали ему сбежать, да? Никакого ответа. — Простите, я не должен задавать вопросы, — каюсь. — Просто интересно, как там мой друг. Снова тишина. Игнорирует. Злится? — Извините еще раз. Мне совершенно не важно, что с Михой, — лукавлю. — Я иду спать. Но внутри скребут кошки, большие и полосатые. Подстроено… В голове не укладывается! Как они могли подговорить Михаила на такое?! Бедняга… А если его просто подставили? Сердце сжимается в тревоге за товарища. Надо было остановить, удержать, оставить в палате… Какой, я дурак. Нужно лечь в постель. Встаю, пошатываясь. Чувствую себя разбитым, раздавленным. Выпотрошенным, а может хуже — сломленным. Взгляд зацепляется за серебристый костюм на полу. Как бельмо на глазу. Доктор увидит — не одобрит. Но спрятать некуда, кругом камеры. Хотя бы с пути убрать. Подхожу, наклоняюсь, перетаскиваю за кровать к стене, в угол. Потом забираюсь на постель, ложусь. Запоздало осеняет: смысл пытаться спрятать что-то, если каждое действие отслеживается? Внезапно раздается звуковой сигнал, предупреждающий, что сейчас будут гости. В панике привычно ищу повязку, но не нахожу ни на подушке, ни на столике. Черт. Просто зажмуриваюсь и зарываюсь в одеяло. Дверь открывается. Мягкие шаги, которые ни с чьими спутать невозможно. Тихие, потому что не носит защитного костюма. Странно, замечаю это, только теперь. Доктор. Собственной персоной. По телу бегут мурашки. Напрягаюсь, замираю, боясь дышать. — Молодец, уже в кроватке, — ободряет и на душе становится радостно. — Решил снотворного принести, а то вряд ли заснешь сам. Чертовски прав. Мне паршиво, но сна нет ни в одном глазу. Думы слишком мучительны, чтоб впустили покой. Подходит. Откидывает одеяло с головы, плеч. Не сопротивляюсь. Боюсь его. Самый главный надсмотрщик. Божество, которому дано карать и миловать. Доктор. Имя совершенно не важно. К чему? Всегда узнаю по шагам, по голосу. По странной волне ощущений, которую отмечаю в последнее время. Но сейчас — не чувствую. Хотя это все мелочи. Рука в перчатке касается затылка, приподнимая голову, заставляет повернуться, привстать на локте. Пластиковый стаканчик касается губ. Глаза зажмурены. Где-то на грани сознания понимаю, что могу открыть веки и увижу его лицо. Но куда острее понимаю, что никогда этого не сделаю. Не нарушу правил. Никогда. — Пей. Подчиняюсь. Глотаю жидкость со знакомым привкусом. Снотворное. Не лжет. Выпиваю до дна. Выпил бы еще воды, но просить не стану. Попью потом сам, когда уйдет. Придерживая стаканчик, случайно касаюсь его кисти, ощутив перчатку. Тонкая мягкая кожа. Это не медицинская перчатка. Не медицинская… А вдруг он не врач? Кто тогда?.. Предположение обжигает холодом. Защитного костюма на мужчине нет, словно не боится заразиться. Даже шуршания халата не слышу. Но раз я здоров, это не выглядит нелогичным. Хотя все остальные из персонала защитой не брезгуют, даже со здоровым пациентом. Викман странный. Очень. Чувствую. Но спросить прямо не решусь никогда. Убирает стаканчик и ставит на столик. Еле слышно, но слух навострился настолько, что почти без труда рисует действия гостя. — Не бойся меня, Андрей. Я здесь твой друг. Единственный, — подчеркивает в который раз. — Рад, что ты это понял. Доверился мне. Сделал правильный выбор. Заключает голову в ладони властно и одновременно с нежностью. Большие пальцы касаются щек. В перчатках. Не знаю, почему, но этот факт успокаивает. Пытаюсь уловить его запах, чтобы запомнить. Но ощущаю лишь еле уловимый тонкий аромат кожи перчаток. Викман пахнет только одеждой. Его лицо напротив моего. Нас разделяет только пленка век. И моя воля держать их сомкнутыми. А точнее — страх. Боюсь увидеть его облик и навсегда запечатлеть в памяти. Нет мысли сдавать его правоохранителям, просто не хочу, чтоб приходил в кошмарах. Но прикосновение запомню, будь оно проклято, навсегда… — Слушайся меня, и у твоей истории выйдет счастливый конец, — продолжает почти ласковым тоном, но все равно скользят нотки стали. — Запомни: только я, та ниточка, что связывает тебя с домом, мамой, родными. Я одобряю только одно — послушание. Каждое мое слово, совет, просьба должны стать для тебя ценнее собственных. Не пугайся, я никогда не попрошу невозможного. Голос сладок. Хочется верить. Проникнуться каждым словом. Почти физически ощущаю, как от Доктора исходят волны теплоты, дружелюбия. А еще — его воли, которая оплетает, как паутина, одновременно заботливо и властно. Не вырваться. Да и не хочется. Только спать… Тело расслабляется. Веки уже невозможно поднять. Только ладони Викмана не дают провалиться в сладкое забытье. Слова впиваются в мозг, фразы вплетаются в мысли. — Отныне каждое наше правило исполняй беспрекословно. Только тогда обретешь то, что жаждешь больше всего, — свободу. Верь мне, Андрей. Всегда. Я — твой лучший друг и желаю тебе только добра. Запомни это. А теперь спи. Отпускает мою голову, которую тут же принимает подушка. «Сумасшедшим ты мне не нужен», — отключаясь, улавливаю фразу, но не могу понять услышал ее или она сама всплыла в засыпающем сознании. Сонная волна беспамятства желанна, как никогда. Пусть ничего не приснится. Пусть…