Орхидея

Чернильная бездна с россыпью звезд. Повсюду. Редкие блестящие точки, до которых не дотянуться рукой. Но я тянусь и хватаю белой перчаткой скафандра пустоту. Вот мой удел… Становится горько и жалко себя. Завис в вакууме. Холодный свет далеких солнц больше не манит: нет звездолета, что донесет до них. Совершенно один. На задворках сознания мелькает мысль о катастрофе, где снова последний выживший, но гоню прочь. Здесь очень красиво. И страшно. В кислородном баллоне содержимого тридцать процентов. Любоваться пейзажем буду недолго. Никто не спасет: некому. В эфире тишина. Если космос не жив, то он мертв. Как и я. Вижу себя со стороны, будто душу выкинуло из тела. Белая фигурка космонавта в глубине космических вод. Человек внутри умер. Хладный труп, который поглотила пустота. Теперь он ее часть. Не прах на полочке в урне, а в любимой стихии — так лучше. Нравится. Где-то рядом отец. Я так и не нашел его, но космос объединит нас, став могилой на двоих. Звезды равнодушно мерцают, как и миллиарды лет, как и всегда до и после нас. Если бы я мог обернуть время вспять… Но это невозможно. Открываю глаза. Лежу на спине. Поднимаю на лоб повязку, как ее надел вчера не помню. Глаза влажны от слез. Снова вспомнил отца. Тоскливо и больно. Хочу к нему в безжизненную пустоту. Стираю ладонями влагу с век. Закрываю глаза и просто лежу, стараясь не думать ни о чем. Внутри космическая пустота. Ничего не хочется. Даже домой. Отстраненно понимаю, что привык жить здесь. Приспособился. Земля и вся прежняя жизнь подернулась дымкой, стала зыбким сном. Перестаю верить в себя, в свое прошлое. Викман мог бы сделать стимулом не мое возвращение, а обещание оставить в живых, чтобы не били или миску еды. И я бы также согласился с его правилами. Потому что выбора нет. Не оставили. Просто «пряник» подали самый сладкий. Сглатываю. Не знаю, врет Доктор или говорит правду — уже не имеет значения. Надо просто дойти до конца туннеля, по которому заставляют идти, потому что другого пути нет. А будет по выходу свет или тьма — все равно. Просто хочу покоя. Устал от страха, неопределенности, надежд и мечтаний. Недостижимых. Завис в космическом океане и плыву по течению, потому что сил не осталось. Вспоминаю Михаила. Его глаза, его просьбы пойти с ним и свой отказ. Экзамен… Пошло оно все. Отираю ладонями лицо и открываю глаза. Смотрю в потолок. Равнодушно. Я потерял все, даже себя. А был ли когда-нибудь? Что, значит, мое «я»? Не знаю. Охватывает безразличие. Внезапно, но так привычно, раздается сигнал от двери. Руки сами натягивают повязку на глаза. Легкое раздражение, что тревожат «космический» покой. Дверь тихо отъезжает в сторону. Слышу жужжание робота-официанта: самый мирный гость. Жду, когда поставит еду на столик и уедет. Но аппетита нет. Когда дверь закрывается, продолжаю лежать. Время потеряло смысл, остановилось. Для меня. Лежать так, даже хорошо. Вечно лежать. Снова вспоминаю Михаила. Был здесь совсем недавно. Приходил, звал… Пустота внутри взрывается горечью. Как он мог?! Как мог предать? А сыграл так убедительно… Охватывает негодование. Со злостью смотрю в, примелькавшийся до отвращения, потолок. Нет. Не мог. Его подставил Боб. Однозначно. Разыграл, сволочь. А Викман подговорил ББ. Наверняка. Ненавижу их всех. Экзамен устроил! Гад. Но я его прошел. Злость пропадает также внезапно, как и появилась. Прошел. Не вышел из палаты. Выбрал единственно-верный вариант. Поворачиваю голову и смотрю на дверь. Ожидаю ощутить благоговейный ужас, но его нет. Дверь больше не пугает. Впервые смотрю на нее абсолютно спокойно. Потому что это не выход — стена. Больше сам не переступлю порог. Ни горечи, ни тоски, ни сожаления. Так решил «вчера». Прибился, наконец, к берегу. Отказался от побега. Свободы… Накатывает болезненное умиротворение. Правильный выбор. Так сказал Доктор — местное божество. Зачем бежать? Здесь хорошо: тепло, кормят, не бьют, не издеваются. Я им, даже нравлюсь. Хороший пациент. Послушный. Зато больше никаких сомнений, метаний, страданий и мечтаний. Только бесконечная уверенность, что выхода нет. Палата — мой дом. Почему раньше не понимал? На миг путаюсь, что именно считаю своим домом. Мир вне палаты давно перестал существовать, а сейчас стал абсолютно не важен. От воспоминаний о прошлом остались голоса, туман, дымка. Прошлое всего лишь сон. Чужой. Другого меня — живого, настоящего, а здесь только труп. Умер для всех. Давно. Андрея больше нет. Оболочка, тень, пустое место. Ничего не хочется. Просто лежать. Хорошо. Почти счастье. Быть здесь. Надо было раньше сюда попасть. Мысли возвращаются к Доктору. Чувствую, что улыбаюсь. Ему? Себе? Кому-то еще? Он хороший, он меня любит. Я ему очень нужен. Зачем-то. Улыбка гаснет. Последняя фраза начинает мысленно зудеть. Просыпается беспокойство. Сажусь. Зарываюсь пальцами в отросшие волосы — почти привычный, успокаивающий жест. Гоню прочь тревогу, бегу от пугающей волны предположений. Челка застилает глаза, пряди щекочут нос, смахиваю. Еще на «Кентавре» посещала мысль подстричься по прибытию домой, а сейчас на голове что-то невообразимое. Люблю короткую стрижку, удобно, а тут, как гнездо на голове. Зато щеки гладки, как у подростка. Даже хорошо, бритье — это последнее, о чем бы сейчас думал. Какое-то время сижу, зарывшись в волосы, уперев локти в согнутые колени, ни о чем не думая. Тихо. Как всегда. Будто один здесь. В безвременье. Когда живешь без часов — время исчезает, сливается в один текущий миг, который не кончается, покуда жив. На планшете есть время, но даже не смотрю — все равно не понять к ночи или дню относятся показываемые цифры, да и неизвестно точно ли соответствуют часам персонала. Одиночество не тяготит. Привык. Сдался? Не могу понять. Выпускаю пряди, расчесываю пятерней, сажусь поудобнее, приваливаясь спиной к стене. Смотрю вперед, но не замечаю двери. Выхода нет. Для меня. Вывести может только Доктор. А хочу ли уходить? Уже не знаю. Есть, спать, слушаться персонал и следовать Правилам. Жизнь или существование? Все равно. Думать не хочется. Сделал выбор. Вчера. К чему сожаления? А вот Михаила жалко. Наверное, наказали. Оставят здесь. Бедняга. Не заслужил такой участи. А мне поделом, так и надо. Нервно провожу ладонями по лицу. Хватит. Перед глазами встает лицо Алины. Улыбается. Но не мне — тому Андрею, который был раньше. А я кто-то другой. Не он. Да. Другой человек. Оболочка. — Андрей, — внезапно просыпается динамик голосом Викмана, — вижу, что проснулись. Через десять минут я зайду к вам поговорить. Разговор будет серьезным. Молчу. Как скажет господин. Только киваю, чтобы не подумал, будто не слышал. Сердить не хочется. Ловлю на мысли, что Доктора очень боюсь — каким-то подсознательным страхом. Он выказывает расположение, доброжелательность, но за каждым словом чувствую угрозу. Если хочу жить, то должен подчиняться. А я хочу быть на этом свете? Вдруг, понимаю, это мне не все равно. Тяжело вздыхаю. Ругать себя не хочется за слабость. Надоело. Это ничто не изменит. Все уже решили за меня. Осталось только согласиться. Где-то в глубине теплым солнечным лучиком тлеет мечта оказаться дома. Или это всего лишь приманка в западне… Сажусь. Поправляю на глазах повязку. Волосы раздражают. Надо будет подстричь. Потом. Сейчас ничего не хочется. Видеть Дока тоже. Но он так решил, а моя воля не имеет значения. Ощущение, что Викман приближается, приходит раньше, чем раздается сигнал от двери. Возможно, вынужденная слепота обострила чувства. Шестое чувство. Дверь с тихим шорохом отъезжает в сторону. Твердые шаги Доктора все ближе. Что-то жестко опускает в центре комнаты, будто ножки стула. Так и есть, когда слышу, как шуршит одежда гостя, который садится напротив. Значит, разговор будет долгим. — Как самочувствие? — стандартно интересуется или просто привлекает внимание. — Как всегда, — отвечаю равнодушно. — Живой. — Одного наличия жизни для счастья мало, — подмечает Викман. — Я здесь, чтобы поговорить о вашем возвращении домой. Тон нарочито официальный. — Правда? — вспыхивает надежда в который раз, но сейчас она пробивается через туманную дымку отчаяния и недоверия. — Вы вернете меня на Землю? — Да. После того, как вы будете готовы сотрудничать с нами. — Я готов, — отвечаю сразу. — С чего начать? Не шучу и не подыгрываю. Серьезен. Кошки-мышки надоели. — Импонирует ваш настрой, Андрей, — одобряет. — Но я не хочу от вас поспешных импульсивных решений. Сейчас я пришел дать вам пищу для размышлений. Обрисовать условия в общих чертах, а завтра обговорим детали. Итак, вы понимаете, случившееся с вами на «Орхидее» и здесь является крайне секретной информацией. Ваша жизнь ничто в сравнении с ней. Вы должны это четко понимать. Я обещал вас отпустить, если вы покажете себя послушным пациентом. У вас получилось. Вы осторожны и достаточно умны. Умеете хранить секреты. Для нас это самое главное качество. — Да, на меня можно положиться, — киваю. — Я вас не видел, «Орхидея» мне приснилась. Так? Начинаю угадывать, что именно хочет услышать от меня Доктор. Соглашаться и не спорить. Возможно, вполне искренне. — Совершенно верно. Озвучивать родне, знакомым и СМИ станете ту легенду, что я вам расскажу. Но без фанатизма, будет лучше, если вы спишите нежелание общаться и притворную забывчивость на посттравматический синдром. — Понял, — киваю. — Легенда, которая станет истиной, будет такая: на «Кентавре» близ портала «СП-67» вы попали в гравитационную аномалию. Вы вызвали дежурный крейсер, но и он угодил в западню. Вы столкнулись. Все члены экипажа обоих судов погибли. Вы добрались до спасательной капсулы и катапультировались. Затем вас спустя пять месяцев после трагедии находят пилоты «ТНК-Ультра» на грузовом судне, подбирают и отвозят на Землю. Запомните. Завтра мы еще раз это повторим и уточним. Наши беседы будут каждый день, пока идет третья фаза профилактики. Вот, значит, как вернут. Обнадеживает. Надежда увидеть дом крепнет. Чувствую, готов говорить все, что скажет Викман, только бы обрести свободу. Я все-таки хочу вернуться домой. — Ясно, — послушно киваю. — Запомню. Подобной лжи ожидал. С «Изизой», если это трагедия на их совести, было точно так же. Прекрасно понимаю, что путь правды ведет в могилу, а не к спасению, поэтому геройствовать нет желания. — Но это лишь вершина айсберга, Андрей. Проведенный курс профилактики наложит ряд ограничений на привычную жизнь. Сразу успокою, ничего невыполнимого нет и это временная мера, но соблюдать все ограничения обязательно. Первые десять месяцев необходимо строго избегать посещения любых медицинских обследований, вмешательств, проходить сканирование и обращаться к врачу. Замечательно. Нечто такого ожидал. Что же со мной тут делают?.. Аж, самому интересно. Но больше не по себе, конечно. — А, если зуб заболит или ногу сломаю? — уточняю. — Шанс такого развития событий крайне мал, так что я посоветовал бы не нервничать на этот счет, — отвечает уверенно. — Но на всякий случай, я дам вам номер нашего специалиста. Номер будет индивидуальным для вас и легко запоминаемым. Например, дважды повторяющаяся дата вашего рождения. Можете предложить свой вариант, который легче запомнить. Не тороплю, подумайте. Мы это еще обсудим. Номер для меня? Удивляюсь. Кто они такие? Это точно не пираты.  — Хорошо, — соглашаюсь. — Нет проблем. Медвмешателсьтв мне здесь на всю жизнь хватило. — Отлично, — Викман улыбается. — Теперь коснемся интимной стороны вашей жизни. Никакого секса, Андрей. Абсолютно. — Но почему? — не понимаю. — Хотя, да, ясно, я же теперь импотент. Понуриваюсь. — Не столько поэтому, сколько из-за того, что есть риск, что вы можете остаться бессимптомным носителем инфекции, а заражение наступает контактным путем, — внезапно поясняет Доктор. — Ох… То есть, я могу быть опасен для окружающих? — поражаюсь. — Да. Вероятность очень мала, но исключать не следует. Поэтому воздержитесь не только от сексуальных контактов, но и старайтесь избегать объятий, прикосновений, рукопожатий с другими людьми через открытую кожу. — Полностью исключить? — поражаюсь. — Я бы добавил: по вашим ощущениям. Себя до фобии и до подозрений окружающих доводить не нужно, находите логичный обоснованный отказ. Предпочитайте компромисс. Иногда вас может тянуть физически к кому-то, появится желание дотронуться, обнять, но это не будет иметь к сексуальному подтексту никакого отношения. Это необходимо сразу пресекать и держать себя в руках. — Черт… Доктор, я действительно здоров? — пугаюсь. — Да. Здоровы. Признаков инфекции не выявлено. Профилактика — это, можно сказать, курс вакцинации. Вам был введен ослабленный патоген, который ваш организм успешно переборол. Теперь у вас иммунитет, так что поздравляю, судьбу экипажа «Орхидеи» вы не повторите. Вы редкостный везунчик. Что? Они в меня эту дрянь вводили?! Передергивает. — А почему вы сразу об этом не сказали? — возмущаюсь. — Не хотел пугать. У вас был сильный стресс, а риск инфицирования был высокий. Мы не могли терять время на ожидание вашего согласия и объяснений. Андрей, я спас вам жизнь. Большой радости не испытываю. — Спасибо, — благодарю, стараясь осмыслить услышанное. — А я точно не заболею? — Нет. Иммунитет формируется на всю жизнь. Как интересно, они здесь вакцины разрабатывают? Очень хочется спросить про странную субстанцию, монстров, но понимаю, что эти вопросы оставят меня здесь навечно. Придется умерить любопытство. — Понятно. Извините, я не должен спрашивать, но это означает, что теперь людям угрожает новый неизвестный возбудитель? — но от этого вопроса удержаться не могу. — Вам не стоит беспокоиться на этот счет. Проблема решится без вашего участия. Живите своей жизнью и радуйтесь, если готовы держать язык за зубами. — Да. Никому ничего не расскажу. — Особенно близким, Андрей. Матери ни слова. Это очень важно. Потому что, если вы проговоритесь, то с дорогими вам людьми произойдет несчастный случай. Я бы этого не хотел, поэтому предупреждаю. Вот это поворот! Угроза! Хотя, не удивляет. — Что? — пугаюсь. — Вы их убьете?! — Их жизнь в ваших руках, Андрей, а точнее в вашем умении хранить секреты. Если не уверены в своих силах хранить молчание, можете передумать возвращаться на Землю и добровольно остаться здесь. При полной лояльности к нам, в палате вы сидеть не будете, занятие мы вам найдем. Но при таком раскладе придется взять другое имя и для родни вы останетесь мертвы. Прошлую жизнь придется забыть. Становится все интереснее. Появился вариант: остаться, втереться в доверие и сбежать. — Догадываюсь, о чем думаете, — усмехается Викман. — Побег от нас невозможен и попытка будет караться смертью. — Как у вас все серьезно, — осуждаю. — Очень. Андрей, мы редко кого-то отпускаем. Я вижу, вы хороший человек и вам здесь не место, поэтому взял вас под личную ответственность и не хочу, чтобы вы меня разочаровали. Я такой человек, что не прощаю ошибок. Ни малейших. Если высадившись в космопорту, сразу побежите заявлять на нас в Охрану порядка или захотите привлечь СМИ честной исповедью, то обречете на гибель не только себя, но и всех тех, с кем поделитесь секретом. Викман произнес это настолько серьезным голосом, что не вызвал сомнения в том, что у них есть возможность убивать невинных. Это настолько чудовищно, что не укладывается в голове. Они не могут этого, им не по силам, они блефуют! А, если нет? Ощущаю, как на коже выступает пот. Сердце замирает и проваливается в безвоздушное пространство. Звездные боги, они нарушают все законы! Кто на самом деле эти люди? Террористическая организация?! Но, разве, террор не в прошлом? Вдруг, они выходцы из суверенных стран? Черт. Ответов нет, но ясно одно: это очень плохие и опасные люди. Удивительно, что они меня вообще отпустить решили при таком-то «гуманном» подходе. Если, конечно, собеседник не лжет. — Понял. Никому не скажу, — обещаю. — Даю честное слово. Не хочу, чтобы из-за меня умирали люди. — Молодец, сознательный, — хвалит Доктор. — У нас к вам будет небольшая, но обязательная просьба по возвращении. — Какая? — Дать нескольким изданиям СМИ репортажи, где вы расскажете нашу общую легенду. Имена журналистов и детали мы еще обговорим. Это одно из основных условий вашего возвращения. Вы чувствуете в себе силы и уверенность выступить публично? Конечно, альтруизмом от Викмана не пахнет. Сказку про «Изизу» я хорошо рассказал, вот и посчитали, что и тут из меня выйдет отличный менестрель. Везение мое просто исключительное. Сделал себе антирекламу. — Это цена моей свободы? — догадываюсь. — Да. Именно. Вы умный парень, Андрей. Ваша мать любит вас и очень скучает, — будто невзначай напоминает. Сжимается сердце от воспоминаний о маме. Радость матери — стоит того. Надеюсь, с ней все в порядке. Но, если бы все было так просто… — Хотите сделать меня соучастником преступления, — иронично озвучиваю. — Узко мыслите, молодой человек, — рассмеялся Викман. — Отказываетесь, не желая замараться? Один раз я уже замарался, но там, скорее, от глупости и страха. Теперь — сознательно. — Я смогу, — отвечаю. — Вы не оставляете мне выбора. — Как раз-таки я вам его даю. Вернуться на Землю или остаться с нами. — Я хочу домой, обнять родных и, чтобы весь этот кошмар остался в прошлом. Вы нашли мою слабость и отлично сыграли на ней, так что я не в силах вам отказать. — Я просто проявил к вам человечность, — в голосе Доктора сквозит нескрываемая ирония. — Или можем назвать это сотрудничеством, если вам так легче. Сделкой. А он точно врач? Подозрительная компания все больше пугает. Дорогое оснащение, влияние… Понимаю, что совсем не хочу знать, кто они, иначе явно потеряю ночной покой. Предпочту расстаться и забыть о них навсегда. — Мне без разницы, — отвечаю. — Я согласен на ваши условия. — Это хорошо, Андрей. Рвение похвально, но мне не нужны осечки. Я хочу, чтобы ты был уверен, что справишься с задачей, что не сболтнешь лишнего девушке на ушко, что сможешь проявить выдержку и находчивость, когда это нужно, чтобы не вызвать ненужных, ни тебе, ни нам, подозрений. — Я смогу, — снова повторяю, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Андрей, я не стану тебя убивать, если решишь остаться. Мучить тебя здесь никто не будет. У тебя есть выбор. — А до этого не было, — напоминаю. Оставаться здесь выглядит безумием. Я не смогу жить в этом гадюшнике. — Был всегда. Выйти или остаться в комнате, — напоминает. — Ты сделал выбор. Теперь предстоит еще один. Я не тороплю. Думай. Хочу, чтобы ты осознал, что от твоего выбора будут зависеть жизни людей. От твоих действий. От твоего молчания. Кем он себя возомнил? Богом? Доктор раскрывается с другой стороны. — Понимаю, — отвечаю. — Я справлюсь. — Верю. Но советую учиться принимать взвешенные решения и трезво оценивать свои возможности. Завтра продолжим. Доктор поднимается со стула и покидает комнату. Вот это поворот. Новый выбор. Будто я предпочту тут остаться! Кажется, перестал понимать Викмана. Создает, гад, иллюзию выбора, когда ответ предрешен. Садюга. Продолжает играться или серьезно? Но для игры слишком далеко зашел, так что, вряд ли. Однозначно выбираю возвращение на Землю. Только эта мысль держала на плаву все это время. Я не останусь с этим психопатом. Стягиваю повязку с глаз. Посреди комнаты замечаю стул, как доказательство, что визит гостя не плод воображения. Черный пластиковый с кожаным сиденьем и высокой спинкой. Оставил, потому что завтра придет. Стул выглядит чужеродно и непривычно. Пугает, как тень Доктора. Понимаю, не дотронусь, и пусть стоит, как поставил Викман. Не потому что может рассердиться, а потому что он его касался. А Доктор невольно вызывает оторопь. Потому что странный. Под пружинистым покрытием плиток пола — металлический настил. У кресла мощный магнит, прослойка ему не помеха. Магнитные же «копытца» стула предназначены для пола без покрытия. Здесь он будет просто стоять. Но магниты присутствуют только на космической мебели, значит, точно нахожусь среди звезд. В целом не удивляет. Конечно, если Док специально не взял именно такой стул, чтоб не разбивать иллюзию. От него всего можно ожидать. Задумчиво тру переносицу. Интересно, Доктор здесь самый главный или за ним кто-то стоит? Исследования должны кем-то оплачиваться. Какой-нибудь стукнутый на всю голову миллионер или преступная группировка. Мафия? Черт. По-моему, с организованной преступностью на Земле покончили еще в прошлом веке. Но они так легко расстреливают «дежурки», словно не боятся, что их станут искать. Может, их «крышует» кто-то очень богатый и влиятельный? Или это сборище психов и моральных ублюдков, которые возомнили себя над законом и творят, что хотят, раз находятся в космосе. Обычные пираты только самые наглые. Только зачем они исследуют существ с «Орхидеи»? Инфекция… Вдруг, они ищут заразу, чтобы создать биологическое оружие? Передергивает. Я фильмов пересмотрел. Это было бы чудовищно и невероятно. Или именно они ее и создали? На заброшенном корабле? А, вдруг, гибель «Орхидеи» тоже их рук дело? Или у заразы инопланетное происхождение? Кто знает, где побывал корабль, который много лет скитался по космосу? Вряд ли абы кто станет заниматься этим вопросом. Версия с пиратами выглядит слишком наивно. Здесь наверняка замешан кто-то рангом повыше. Если Док не блефует и, правда, способен влиять на СМИ… Ежусь, кутаюсь в одеяло. Бред! Не могут же они работать на Совет президентов! От мысли делается зябко. В наш цивилизованный век, когда действия властей прозрачны, такое просто не вписывается в современную картину мира. Да, еще такими бесчеловечными методами! Опыты на людях запрещены давным-давно. Это слишком страшно. Нет, это однозначно кто-то рангом поменьше. Какой-нибудь сумасшедший богач. Его обязательно вычислят за преступления и обязательно посадят или казнят. Справедливость восторжествует. Ага, как она сейчас «торжествует», когда меня никто не ищет. Они уже долго парят где-то в космосе и нас до сих пор не нашли. Конечно, космос огромен, а «везение» у меня исключительное. А, что, если обрести свободу и вывести их на чистую воду самостоятельно? Хмыкаю. Ну, да, я не сумасшедший. Мало мне злоключений. Но вернуться на Землю и всю жизнь молчать о пережитом, забив на совесть и товарищей… Лучше не думать об этом сейчас. Что-нибудь придумаю. Найду компромисс. Нервно сплетаю в замок пальцы. Если лгут, и Миха прав, что им просто удобно, когда «пациент» послушный? Тогда я покойник. Только вот «ложь» стала сложной и все более походящей на правду. Ладно, хватит преждевременных выводов. Пока не убили и ладно. Подождем конца профилактики. Вот не отпустят, тогда стоит попытаться бежать. А пока, черт с ним, побуду послушным. Выбор-то не особо велик. Если вернут домой, что делать на Земле? Вдруг, тупо запугивают, чтобы не бежал в отдел Охраны порядка? Если нарушить слово и побежать? Чем докажу, что мои слова правда? Какие предъявлю доказательства? Разве последствия профилактики, если что-то останется в организме. Конечно, слова тоже будут значить и расследование наверняка начнут. Можно посоветоваться с Женей для начала — все же порядкоохранитель. И подставить? Нервно тереблю пальцы. Не смогу. Если пойти против них, то в одиночку, чтобы никто не пострадал. Один в поле не воин — не зря говорят. С моим-то «везением» только и совершать подвиги! Это в кино герой настолько крут, что обходится без союзников. Лучше не подставляться, принять дарованный шанс жить прежней жизнью… А совесть не замучает? Черт. Как докажу, что держали в плену? Я же ведь ничего не смогу рассказать, кроме дотошного описания палаты! Об окружающем выйдет рассказ слепца. А имена? Разве я слышал их настоящие? Одни сокращения, кроме Викмана. Но что-то подсказывает, вряд ли это его настоящая фамилия. Я ничего о них не знаю. Почти ничего. Но, если мне поверят, если найду поддержку… Доктор четко дал понять, если расскажу о их злодеяниях, то ничего хорошего ждать не будет. Паршивый расклад. Конечно, защита свидетелей есть, но не станут же защищать меня пожизненно! А я тогда покой потеряю, уж очень мнительный. Дилемма. Плюнуть на совесть и молчать, если отпустят? Сделать вид, что ничего не было, забыть весь этот ужас, как кошмар. Соблазнительно. Только жить, как раньше не выйдет, у меня же самое главное отняли… Горько вздыхаю. Только бы отпустили. На все согласен. На любые условия. Только бы ничего больше не отобрали. Да, я слабак и трус, который очень хочет жить. Совесть вступает в битву со страхом. Последний побеждает. Тошно от себя. Но ничего, зато живой. Как там Доктор говорил? Надо во всем искать плюсы. Буду теперь соучастником их преступлений. А, если не хочу им быть, то придется остаться здесь навсегда. Передергивает от жуткого будущего. Мысль, что никогда не покину эти стены, грозит помешательством. Только надеждой вернуться домой все еще держусь. Викман дал мне ее, врет или нет. В конце концов, нахожусь в положении живого трупа, где упор на последнем слове. Так что потеряю, если соглашусь на их условия? Ничего. Наоборот, получу свободу и жизнь. Подожду, когда закончится профилактика, если солгут и не отпустят, буду пытаться бежать. Вот тогда терять будет нечего. Если, конечно, оставят в состоянии совершить побег. Тяжко вздыхаю. Не дает покоя тревога. Слишком боюсь, что обманут. Какое-то время сижу, потом надоедает. Надо пойти умыться, а лучше в душ. Мысли о воде манят, бодрят. Откидываю одеяло, встаю с постели. Только сейчас замечаю, что в углу нет защитного комбинезона. Доктор унес? Наверное, еще ночью, сейчас не слышал, чтобы он им шуршал. Топаю в туалетную комнату. На дверь на «выход», даже не смотрю. Нет ее больше. Захожу, привычно сетуя про себя, что зеркала нет. Даже не представляю, как выгляжу. На ощупь вроде нормально. Главное, лицо на месте. На шутку улыбнуться не хочется. Иду в душевую кабинку. Задергиваю ширму, включаю воду. Жду фееричных ощущений от воды. Но их нет. Приятно, но не так, как в прошлое мытье. Подставляю лицо под струи. Наслаждаюсь тем, как вода обтекает тело. Но не как тогда. Легкое разочарование. Наверное, просто чувства были обострены после долгого пребывания в жидкости аквакамеры. Рассуждать не хочется. Просто стоять и наслаждаться ручейками воды. Сколько проходит времени, не представляю. Ширма прозрачная, но стеснения нет. Потерял всякий стыд, как говорится. Одним комплексом меньше. Главное, на Земле меры приличия не разучиться соблюдать. Усмехаюсь. Результат привычки жить под постоянным наблюдением. К счастью, не вижу наблюдателя, камеры не мешают, просто вечно чувствуешь, что они знают, каждый твой шаг, действие, чуть ли не мысль. С одной стороны — неуютно, а с другой — успокаивает, что не один. Выключаю воду, провожу ладонями по волосам, стряхивая влагу. Не могу сказать, что вода взбодрила. Состояние осталось тем же. Просто получил физическое удовольствие от мытья. Стоять под душем можно долго. Если нахожусь в космосе на крейсере, то в душевой кабинке система подачи воды замкнута и жидкость циркулирует, проходя через фильтр для очистки, так что никогда не кончится. Раньше устанут ноги. Просто надоело. Выхожу из душа. Беру полотенце с вешалки. Вытираюсь. Привычно, на автопилоте. Мыслей нет. Рассуждать не о чем. Кажется, за время заточения обдумал уже все что можно и нельзя. Вешаю полотенце на место. Все-таки хочу вернуться. Очень. Викман — единственная ниточка, что связывает меня с домом, мамой, родными. Главное, не оборвать. Выхожу из туалетной комнаты. Прохожу к постели. Сажусь. Взгляд натыкается на столик. Теперь там стоят два контейнера еды. Завтрак, к которому не притронулся и обед. Или обед и ужин, черт его без времени разберет. Робот, пока мылся, привез еще порцию, а старую забирать не стал. Еще добавил пачку виноградного сока, стаканчик с йогуртом и две плитки шоколада. Сколько угощений! Прямо пиршество! Просыпается аппетит. Облизываюсь. Вдруг, понимаю, откуда у них такая щедрость. Точнее у Викмана. За то, что «вчера» не сбежал. Благодарит. Немного унизительно, как животное балует за нужное поведение. Но не отказываться же? А то, вдруг, кормить перестанут. Придвигаюсь ближе к столику. Открываю крышки. Гречка с мясом, кусок пиццы. Пирог с клубникой и яблоко — это с завтрака. Вообще вкуснотища. Йогурт персиковый. Какое разнообразие. С удовольствием принимаюсь за еду. Приятно сознавать, что я здесь на хорошем счету. Привилегии терять, конечно, не хочется. Чем заслужил? Послушанием. От себя немного противно, но таковы здешние правила. У Викмана комплекс бога, какой-то. Хотя не мне его судить. Поможет, замечательно. Вечная благодарность. Допиваю сок и ставлю на столик. Остался шоколад, но есть уже некуда. Кажется, и так переел, но особой тяжести в желудке не чувствую. Еще бы съел, просто не хочется. Оставлю на потом. Хорошо, недоеденное не забирают. Интересно, как кормят товарищей? Не бьют ли? Миху, наверное, накажут за побег. Бедняга. Еще меня спасти хотел. Надо было его остановить… Надеюсь, его не убьют, а просто оставят здесь. Навсегда. Передергивает. Ни один расклад не нравится. Лучше бы друг сбежал. Вдруг, у него получилось? Вряд ли Викман расскажет. А, может, остаться здесь и попытаться спасти товарищей? Доктор сказал, что сбежать невозможно. Правда или лжет? Вздыхаю. Надо самому оказаться на свободе, а там будет видно, что делать. Товарищей на растерзание бросать не хочется, хоть они и сами виноваты в своих проблемах. Не надо было лезть в «Орхидею». Сколько я уже на этот счет посетовал, не счесть. Укладываюсь и вытягиваюсь на постели. Кладу руки за голову. Сон не идет, просто лежу, не двигаясь. Стараюсь не думать ни о чем, особенно не вспоминать. Алину, маму, дом… Прошлое как будто сны, иллюзии, а не реальность. Будто всегда были только эта кровать и треклятая комната. Очень хочу домой. Обещания Доктора подпитывают надежду, которая манит. Понимаю, сделаю все, что скажут, лишь бы вернули. А там, быть может, найду помощь и решу, что делать дальше, как вытащить отсюда товарищей. Но пока надо играть по их правилам.