Орхидея

Смотрю в голубое небо с легкой россыпью облаков. Улыбаюсь. На Земле. Не верится, что вернулся. Вот оно счастье! Стою во дворе дома. Слышу, как весело журчит фонтанчик со стороны газона. Подхожу к двери. Отпираю электронный замок. Волнуюсь, будто дом сейчас растает, как мираж. Вхожу. Загорается свет, освещая прихожую и часть гостиной. Здравствуй, милый дом! На стене противно попискивает экран электронного почтового ящика. Он же выполняет и функцию домофона. Подхожу и нажимаю меню сообщений. Пришло двадцать два. От Алины ни одного. Два от мамы, остальное — спам. Вот поэтому не синхронизирую его с видеофоном. Если бы не домофон, то вообще выбросил. Кто сейчас пользуется электронной настенной почтой? Открываю сообщение мамы. «Я очень жду, дорогой. Куда ты пропал?» Второе открывать не хочу. Набираю ответ: «Я дома». Пишу, и не верится. Отправляю. — Люблю тебя, — шепчу. Надо пойти переодеться. Скидываю ботинки в прихожей и иду к лестнице. Поднимаюсь на второй этаж. Подхожу к двери. На коричневой поверхности поблескивает сердечко, оставленное розовой помадой. Алина нарисовала, а я из сентиментальности не стал стирать. Открываю дверь и делаю шаг в комнату. Подняв глаза, с ужасом замираю на пороге. Перед кроватью, стоя на кривых ногах замерла темно-синяя тварь. Верхние сучковатые конечности уперлись в потолок или оно за него держится. Грудная клетка и живот распахнуты. Края хищно извиваются. Голова запрокинута назад и изо рта или лица вверх взмывает щупальце. Монстр вздрагивает и, молча, кидается в мою сторону, неуклюже толкая тело вперед. Вскрикиваю и делаю шаг назад. Запинаюсь за что-то и падаю. Приземляюсь на металлический пол. Уже больше не дома. Вокруг мрачные заиндевевшие коридоры звездолета. Свет исходит только из фонарей по бокам шлема. Пробую отползти, охваченный ужасом, но скафандр к чему-то прилип. Чудовище падает на меня, желая заключить в смертельные объятия. Закрываюсь руками, кричу и распахиваю глаза. Лежу на постели в знакомой палате и часто дышу, будто убегал от монстра в реальности. Перевожу дух, проводя ладонями по лицу. Повязка с глаз куда-то делась или я ее не надевал. Ненавижу «Орхидею»! Никак не отпускает во снах. Хочу домой. Еще пять уколов. Как долго ждать. Я не выдержу. Шумно вздыхаю. Спать больше не хочется, особенно с пониманием того, что рискую снова получить кошмар. Сажусь. Наливаю в стакан воды. Пью, желая изгнать остатки дурного сна. Так лучше. Отставляю стакан обратно. Несколько секунд толкаю его пальцем по столу. Затем прекращаю, успокоившись. Чем заняться, даже не представляю. Не то чтобы скучно — уныло. Осматриваю стены, комнату, привычно игнорируя дверь, не фиксируя в памяти. Разгуляться негде. Но палата уже не кажется такой тесной, стены больше не давят. Просто комната, к которой привык. Мой маленький почти уютный домик. Существовать можно, но не жить. Для этого нужно в настоящий дом, на Землю. Так хочется домой, что, кажется, часы готов считать. Беру планшет, включаю и смотрю на время: «14:53». Батарея скоро разрядится. Надо будет попросить Доктора зарядить. Зачем? Все фильмы пересмотрел, книги, что интересны — прочитал. Лучше подумаю. О чем? О доме. Больно почти физически. Нет, не могу. Вдруг, не вернусь? С горечью понимаю, что прятаться в мыслях негде. Надежда выжить и вернуться на Землю кажется теплой и одновременно хрупкой, как стекло. Проще не думать ни о чем. Попытаться уснуть, даже если не хочется. Выбрать, как всегда, забытье и безвременье. Звуковой сигнал от двери впервые радует, ибо разбивает одиночество и отвлекает от тревог. О том, что может добавить новые, не думаю: предсказуемость поведения тюремщиков успокаивает. Натягиваю повязку на глаза и сажусь. — Это кто стул принес? — удивленно спрашивает ОД, войдя. — Доктор, — отвечаю. — Ты попросил? — Нет. Он себе. — А, ясно. Поехали на укол. Ну, вот. Выбираться из палаты не хочется. — А не рано? — пытаюсь тянуть время. — Все по часам. — Кажется, перестал ощущать ход времени, — жалуюсь, ОД почему-то винить не хочется, — Внутренние часы это место сбило изрядно. Если вообще не сломало… — Ничего, восстановишь! — подбадривает. — Потом. — А у меня точно будет это «потом»? — осторожно интересуюсь и без команды встаю на ноги. — Будет, Андрей, не волнуйся. Все идет хорошо. Ты здоров, — фраза звучит дежурно. Уже слышал, обнадеживает. Хотя могут и лгать. Но я хочу верить, что говорят правду. Помощник берет под локоть и помогает дойти и опуститься в аэрокресло. Но смог бы, уже и не глядя. Выучил все: каждое действие, каждый шаг. ОД поднимает кресло и направляет к двери. — Подожди! — останавливаю, испугавшись неправильности происходящего. — Ты меня пристегнуть забыл! — Не забыл. Доктор сказал, что теперь не нужно. — Как это не нужно? — не понимаю, сильнее вцепляясь пальцами в подлокотники. — Доктор говорит: ты вызываешь доверие. Кстати, тоже так считаю, — важно подмечает ОД. — Но это против правил! Что скажет Кэс? — пугаюсь непривычному положению дел и возмущаюсь искренне. — Кэсу наплевать, как ты до него доедешь. Скорее не наплевать, должно быть мне. Так что, не сбегай, пожалуйста, а то у меня будут проблемы. — Не собирался, — отвечаю. Трогаемся. Нервно облизываю губы. Это же не просто так, да? Доктор меня еще раз проверить решил? — Молодец. Приказания начальства надо выполнять, — хвалит ОД. Выезжаем за дверь. — Я не сбегу, — внутренне удивляюсь на сказанную губами фразу. — Не волнуйся. Помню правила. Какой же стал послушный… Но укора не испытываю. — Надеюсь. А то потом лови тебя! Между нами, я и не хотел бы. Но все же лучше сиди смирно. — Да, — киваю. Не хочу подорвать доверие Доктора. Только не на финишной прямой. Выплываю в коридор. Ситуация начинает казаться странной, нелогичной. Я — пленник, но могу встать в любой момент, или стащить повязку и увидеть помещение. Тело напряжено, сердце взволнованно стучит в груди. Спокойнее было бы ехать пристегнутым. Доктор дает мне больше возможностей. Соблазняет свободой или пытается наградить? Ведь я мог бы дойти и сам. Без дурацкого аэрокресла. Но такой свободы пока не дали. Просто позволили сидеть без пут. Усмехаюсь с горечью. Но не смогу встать. Это в точности так же, как выйти из комнаты. Ограничение, за которым смертельная опасность. Приходит острое, как кромка льда, понимание: стоит вскочить, как тут же схватят. Накажут. Доктор разозлится и не отпустит домой. Может, хочет, чтобы я сорвался и совершил непоправимую ошибку? Но буду осторожен. Уже железно уяснил, чтобы получить шанс на свободу, надо слушаться Викмана, Кэса, персонал. Может, я идиот, и меня нагло обманывают, но другого выхода не вижу. Еду по коридору непривычно свободным и это будоражит, пьянит и пугает одновременно. Постоянно открытая дверь палаты, а сейчас отсутствие пут начинает снова казаться извращенной игрой. Тонкой издевкой. «Смотри: ты свободен, твое тело ничто не держит, но встать и уйти ты не можешь». Как же это мучительно не распоряжаться собой! Пытка, к которой так и не привык до конца. Таковы местные правила. Это объясняет все, если принимать их не думая. А если рассуждать… действия Викмана отдают тонким садизмом под вуалью гуманности. Как же его ненавижу! Так бы и разорвал голыми руками! Судорожно сжимаю подлокотники. Но представив рядом Доктора, расслабляю пальцы: сдаюсь, поняв, что не справлюсь. Почему — не знаю, понимание интуитивное. Викман пугает настолько, что хочется съежиться и исчезнуть, только бы больше его не слышать и не чувствовать. Доктор где-то сидит и смотрит на меня с мониторов камер, забавляется, а в итоге не отпустит. Вдруг только сейчас есть шанс бежать, но упускаю, поддавшись манипуляциям? Поднять руку и стянуть повязку выше сил: пальцы мертво сомкнулись на подлокотниках и не желают отпускать. Будто примерзли. От страха, болезненно острого чувства беспомощности, бессилия и уязвимости. Вспоминаю, что без одежды и оружия. Куда сбегу? Никуда. Викман не зря обмолвился, что побег невозможен. Или нарочно солгал? Облизываю пересохшие губы. Ситуация чертовски не нравится. Сомнения раздирают. Воля в цепях, когда тело ничто не держит. Черт с ним, пусть забавляется. Главное выглядеть спокойно, не подавать виду, что испытываю соблазн к побегу. Пошел он. Пошло все! Тело напряжено, нахожу силы расслабить пальцы и выглядеть спокойно. Сердце гулко бухает о ребра. В висках стучит пульс. Черт-черт-черт. Хочется вскочить и бежать прочь. Вдох-выдох. Успокойся. Вставать нельзя — бессмысленно и глупо. Точно не тогда, когда этого ждут. Не тогда, когда рядом ОД. Никогда. Здесь. Так что сиди, Андрей и не вздумай шевелиться. Расслабляюсь. Сдаюсь. Пальцы против воли снова судорожно сжимают подлокотники. Дико ехать по знакомым коридорам без привычных обхватов пут. Как будто распахнули дверцу клетки. Даже, кажется, дышится легче. Но на самом деле не изменилось ничего. Заперт или нет, связан или свободен — побег самоубийственен, потому что у замка один ключ: послушание. Это единственный выход из клетки. Так сказал Викман. А потом внезапно осеняет: Доктор проверяет мою выдержку, самообладание и возможность соблазна. Действительно отпустит? Вспыхивает надежда. Пальцы расслабляются. Вдох-выдох. Все будет хорошо. Доверься Викману. Доверься… Но вместо радости приходит апатия. Смирение раба. Если бы сейчас шел, то сел бы на пол, а лучше лег. К черту все. Ничего не хочется. Никуда. Опьянение свободой от небольшой поблажки проходит бесследно. Все становится на круги своя. Остаюсь пленником в путах или нет. Не это ли Доктор хочет дать тонко ощутить? Но это я и так знаю! Ненавижу Дока. Себя. «Орхидею», «Кентавра», Кирилла и весь мир за вселенскую несправедливость, что оказался здесь и ничего не могу изменить. Понуриваюсь. Настроение падает. Особенно, когда кресло замирает перед дверью в «покои» Кэса. Тяжко вздыхаю. Приехали. Дверь мягко отъезжает в сторону. ОД ввозит в помещение и опускает аэрокресло. — Вставай, — приказывает помощник и берет под локоть рукой в перчатке. Поднимаюсь. В помещении тихо. — Где Кэс? — спрашиваю прежде, чем понимаю, что задал вопрос. — То есть, мне не важно, где он. Его здесь нет? — Нет, сейчас придет. — Ясно. Помощник подводит меня к знакомому жуткому столу. — Ложись, я тебя пристегну пока, — распоряжается. Касаюсь рукой гладкой пружинистой поверхности. Стол уже опущен, чтобы удобно было залезть. — ОД, это обязательно? Вот прямо жизненно необходимо? — начинаю упираться. — Я чувствую себя здоровым! — Такое предписание Доктора, — дежурно отвечает. — Ему лучше знать, здоров ты или нет. Ложись. — У меня после этого укола крыша поедет! — жалуюсь и мнусь у края. — Может, альтернатива есть? — Нет альтернативы. Андрей, понимаю, это неприятно, но не надо переживать: процедура не смертельна. Ты уже убедился. Укладывайся на стол, — легонько толкает ладонью в спину. Страшно. Не хочется. Молча, остаюсь стоять. — Андрюш, ты же умный парень, — начинает ОД. — Чем раньше ляжешь, тем быстрее встанешь. — Кэса все равно нет, — возражаю, подыскав аргумент. — Подожду, не хочу пристегнутым долго лежать. — Тогда просто ляг, пристегну потом, — ОД дает поблажку. Тяжко вздыхаю, но не могу послушаться, потому что знаю, что меня ждет. — Андрей, — укоряет помощник. Внезапно дверь открывается. С содроганием слышу, как вжикают суставы, вошедшего робота. Как гулко его ноги приземляются на плитки пола. А за ним знакомые шаги, от которых мурашки бегут меж лопаток. — На пол ставь, — узнаю голос Кэса, явно обратившегося к роботу. — Вот сюда. Аккуратнее! Что-то мягко стукает об пол в другом конце помещения. Снова шаги робота. — Стоп, Двенадцатый! — останавливает машину зачем-то Кэс. — Вот это забери. Только не урони, дубина! Слышу, как вжикает робот, явно наклонившись. Чем-то шебуршит, затем выпрямляется. — В «Е-37», — напоминает механическому помощнику Кэс. — Программа три. Запомни. — Распоряжение записано, — впервые слышу «речь» местного робота, звучащего жутковато гендерно-нейтрально и безэмоционально, будто производитель сэкономил на индивидуальной настройке голоса. — Отчет о выполнении будет отправлен на ваш коммуникатор. Снова механические шаги, шорох двери и робот покидает помещение. Только сейчас замечаю, что все это время был напряжен. Затем раздаются шаги уже мягкие, человеческие, но от них ничуть не становится спокойнее. Хочется взять и провалиться в открытый космос. — ОДи, — совсем по-приятельски произносит Кэс. — Проверишь Двенадцатого. — Чего его проверять? Отчет отправит! — отмахивается помощник. — Обработка идет всегда, как по маслу. — Ты знаешь, я не доверяю этим дубинам. Тогда он тоже отчет «отправил», а все просто застряло в приемнике. — Это была не его вина! — заступается ОД за робота. — Там с механизмом что-то было. Я не инженер, Кэс! Я все равно только со стороны посмотрю! — Вот и посмотри. Мне спокойнее будет. — Извини, Кэс. МиКу скажи, он рядом сидит, посмотрит. Там все равно автоконтроль! — Кроме себя, ни на кого нет надежи, — брюзжит Кэс. — Вот ТИ мне не перечил. — Ладно, могу хоть сейчас пойти, — раздражается ОД, — Только вот это дело, которое тут стоит, без меня укладывай. Остро чувствую, как внимание Кэса переключается на меня. — Андрей, а ты почему еще стоишь? — тут же смекнул, что не так, врач. — Ну… — тяну, не зная, что лучше придумать в свое оправдание, но ничего не приходит в голову. — Страшно. — Не бойся. Жить будешь, — в голосе Кэса все равно сквозят стальные нотки, даже несмотря на нарочитую мягкость. — Ложись. Врач совсем рядом. Передергивает. Продолжаю стоять. — Удар током обычно оказывает положительный эффект на строптивцев, — как бы невзначай замечает Кэс. — Но к тебе не хотелось бы применять этот метод. Советую лечь на стол самому. Или придется позвать механического помощника. — Хорошо-хорошо! Я понял. Сам лягу, — угроза действует отрезвляюще. — Только, пожалуйста, не хочу, как в прошлый раз. Это так неприятно. — Галлюциногенный эффект быстро проходит. Не волнуйся, Андрей. Все не так страшно, как тебе кажется, — успокаивает Кэс. Сдаюсь и нехотя забираюсь на кушетку. ОД помогает и пристегивает. Магнитные замки холодно щелкают. Голову фиксируют так же, как в тот раз в выемке стола. Повязку сдвигают вверх, открывая затылочную область. Тело напряжено. Снова хочется разрыдаться от страха и беспомощности. Ненавижу их. Стол ползет вверх и замирает. Сжимаю челюсти. Я сильный, справлюсь. Подумаешь, укольчик… Игла неожиданно впивается в основание черепа. Короткая боль и мир разбивается на миллиард осколков. Светящиеся точки окружают со всех сторон, будто в открытом космосе. Мерцают и гаснут. А я горю пламенем тысячи солнц. Взрываюсь. Вихрем раскаленных частиц лечу прочь, рассеиваясь по бескрайним просторам, заполняю собой пустоту. Звезды — это я. Космос — это я. Чернота. Густая, синяя, как безлунная ночь. И такая же холодная, мои прикосновения оставляют след из ледяных кристаллов, покрывают планеты инеем, остужают солнца… Ищу тепло, оплетаю щупальцами синевы и пропитываю, остужаю, вырываю жизнь. Рядом есть тепло, чувствую, но не в силах дотянуться, ибо оно в другом измерении, куда не могу просочиться. Я — все и ничто одновременно. Имя мне — бесконечность. От ощущений захватывает дух, будто полет. Или падение в бескрайнюю пропасть. Но у нее оказывается дно. Вязкое болото цвета нефти затягивает, не дает вырваться, облепляет с головой, затекает в глотку, грозя перекрыть воздушные пути. Жижа сжимает, сковывает, превращаясь в ощущения пут на теле, которые не дают вырваться… — Андрей! — откуда-то издалека доносится до отвращения знакомый голос Кэса. — Андрей, возвращайся! Ты меня слышишь? Скажи. Иди на мой голос… Тело судорожно делает рывок в сторону говорящего, но ремни удерживают. Кушетка вздрагивает подо мной. — Андрей! — это уже ОД. — Андрюша, ты здесь? — Да, — выдыхаю, ощущая себя странно: будто потерялся и не могу отыскать. — И нет… Руки Кэса поглаживают меня по часто вздымающейся спине. Сердце гулко стучит в груди. — Ты вернулся, все хорошо, — продолжает говорить Кэс. — Все закончилось. Скоро поедешь к себе в палату. — Расстегните меня! — прошу. — Оно затягивает меня… Ужасное ощущение, будто проваливаюсь. — Что затягивает? — спокойно интересуется Кэс, поглаживая мне плечи, лопатки, проводит ладонью вдоль позвонков. — Стол! — пугаюсь сказанного. — Это болото! — Тебе кажется, Андрей. Твое тело полностью лежит на нем, не проваливается. Ощущение притупляется, но не уходит полностью. А еще не могу понять форму своего тела. Кажется, что торс стал микроскопическим, а конечности безмерно длинны. — Что со мной? — всхлипываю. — Тело странное… Не мое… — Твое, Андрей. Только твое. Через минуту станешь прежним. — Я не прежний… Не прежний… Что вы со мной сделали?! — Ничего, Андрей. Все хорошо, расслабься, — успокаивает Кэс. Страшно. Снова делаю рывок, но путы удерживают надежно. Плачу от бессилия. Но слез нет. Тело постепенно начинает ощущаться вполне привычно. Но голова кажется слишком легкой. Внутри не мозг, а пустота. Вакуум, который ширится, сливаясь с тем, что вне стен корабля. Я в космосе. Я его чувствую. Уютным коконом обнимает, зовет… — Зовет, — повторяю. — Кто? — интересуется ОД, стоя напротив. — Пустота, — отвечаю. — Как это? — любопытствует помощник. — Он еще не пришел в себя, — поясняет Кэс. — Вы не понимаете! — возмущаюсь, пытаясь собрать мысли, которые разбились на атомы. — Пустота — живая! Там — за стенами — она ждет! Меня… — Т-с-с, Андрей, все хорошо. Пустота звать не может, — успокаивает врач нарочито мягким голосом. — Тебе кажется. Скоро это пройдет. Всхлипываю и затихаю. Пустота из головы плавно начинает уходить. Рождаются знакомые образы и мысли. — Чувствую себя чужим, — озвучиваю. — В этом теле. А вы, чьи в своих телах? — Свои, — отвечает Кэс, продолжая поглаживать меня и возвращать к реальности. — Да, — соглашаюсь, позабыв, о чем шла речь. Зажмуриваюсь. Мир начинает сужаться до собственного тела, затем черепной коробки, а потом одной единственной мысли, которую не сразу удается осознать. Я — это я. Точка в пространстве и времени, которая есть и не есть одновременно. — Я — это я, — произношу вслух. — Вернулся, Андрей? — спрашивает с улыбкой Кэс. — Да, — отвечаю, чтобы быстрее обрести свободу. — Хорошо. Как зовут твою девушку? — спрашивает врач. — Алина, — отвечаю сразу. — Только мы с ней так и не помирились. — Помиритесь. Все хорошо будет, — довольно равнодушно произносит Кэс и начинает расщелкивать ремни. Голову освобождает последней и поправляет повязку. Привстаю на локтях. Сразу ощущаю головокружение. Хватаюсь за голову, будто опасаясь, что она укатится вниз. — Ох… — выдыхаю. — Мир продолжает делать сальто… Или моя голова. Пальцы Кэса ложатся на макушку, сбегают на затылок и массируют место инъекции. — Не больно? — интересуется врач. — Нет. Головокружение медленно отступает. — Андрей, что ты видел? — спрашивает врач. — Кошмарные вещи. — Расскажи. — Я был везде и нигде. Вокруг пустота, я был ею. Тянулся ко всему, поглощал планеты, разрастался, сиял и горел. Потом вспыхнул, взорвался и… Не помню. — Вспоминай, это важно. Что еще чувствовал? — Как тонул в черной жиже. Она облепляла и не давала расти… Сжимала до точки. Душила. Это было мерзко. Хочу все забыть… — Забудешь, — успокаивает Кэс, поглаживая меня по голове, как ребенка. — Было что-то еще? — Странно ощущал свое тело. Непропорционально. — Сейчас прошло? — Да. — Тогда можешь садиться. Киваю. ОД помогает сесть. Головокружение больше не дает о себе знать, но в теле легкая слабость, а к голове, такое чувство, что прилила кровь, как в невесомости. Тру виски. — Голова болит? — интересуется ОД. — Нет, прошло уже. Будто давление повысилось. — С тобой все в порядке, — уверенно заключает Кэс. — Возвращайся в палату. ОД помогает подняться и дойти до аэрокресла. Тяжело опускаюсь. Парень не пристегивает. Кэс не обращает на это внимание или же обращает, но ничего не говорит. Обратный путь дается морально легче. Ощущаю отрешенность на грани потерянности. Часть сознания до сих пор витает в просторах космоса, где зарождаются и гаснут звезды. Почти физически ощущаю его за пределами звездолета. Сижу расслабленно, двигаться не хочется. Начинает казаться, что растекаюсь по аэрокреслу, облепляю спинку, сиденье… Б-р-р! Вздрагиваю, и наваждение спадает. Вдох-выдох. Все закончилось. Жив. Терпимо. Ничего, еще четыре укола и все. Свобода? ОД вкатывает в палату аэрокресло, чувствую, как опускается. — Вставай, — торопит помощник. — Уже дома. Продолжаю сидеть. — Я не дома, — понуриваюсь, остро ощутив тоску. — Извини, — тушуется ОД. — Не это имел ввиду, а то, что в палату прибыли. Понял. Только от этого не легче. — А я вернусь домой, ОД? Прошу… — Тебе нельзя задавать вопросы, — обрывает. — Помню, прости. Просто домой очень хочу. До боли в груди… Ты по доброй воле здесь, тебе не понять. — Понимаю, Андрей. Но я не обладаю такими полномочиями. Если кто и сможет тебе помочь, то Доктор. — Знаю. Но я хотел бы гарантий, неопределенность мучает. — Андрей, поверь, все хорошо будет, — убеждает ОД, кажется, от души. — Потерпи еще немного и тебя выпишут. Последнее ОД произносит шепотом и добавляет громче: — А теперь вставай. Тяжело поднимаюсь. Дохожу до койки и сажусь. — Уколы сведут меня с ума, — жалуюсь. — Я не выдержу остальные. — Кэс говорит, что потом будет легче. — ОД, со мной точно все в порядке? — вспыхивает сомнение. — Даже поболе, чем у нас всех, — не понимаю, говорит с иронией или серьезно. Помощник покидает палату. Слышу, как закрывается дверь. Незапертая. Никогда бы не подумал, что свобода настолько иллюзорна. Стягиваю повязку и бросаю на подушку. Охватывает сонливость. Зеваю и укладываюсь. Закутываюсь в одеяло с головой. Почти спрятался, почти в безопасности. Ничего не болит. Мысли текут вяло. Что я, где я, становится совершенно не важно. Смыкаю веки и проваливаюсь в сон без сновидений.