Поцелуй рождественского ангела

Арнольд лежал на своей кровати, глядя в прозрачный потолок немигающим взглядом. Сквозь тонкие стекла виднелось пустое небо: не было ни малейшего намека на облака или же на слабый луч зимнего солнца, словно безжалостная рука стерла их ластиком, вынув его из пенала младшего школьника. Небеса сейчас напоминали больше больничное одеяло — бледное, застиранное, с едва различимыми серыми разводами. Казалось, если подлететь ближе, то можно было ощутить специфичный запах, наполненный лекарствами и травами, отдающими на языке в горечь. Арнольд всегда презирал белый цвет. Он был таким безликим и холодным. Глядя на этот оттенок, можно потерять себя, постепенно срастаясь с чем-то неуловимым, и возникает чувство, будто сам медленно стираешься с земли вслед за ленивыми облаками. Вся рождественская ночь мерцала перед его глазами вспышками молний, то ярко сверкая, то трусливо скрываясь в потаенных уголках сознания. Еще один такой внезапный отсвет воссоздал картину, вырисовывая ее на блеклом полотне: вот первые неуверенные точки показались озорными веснушками; легкие штрихи и лицо с заостренным носом, позже преображающееся в сердито нахмуренные брови девочки-задиры. Раздался скрип старых пружин, и парень вскочил на ноги. Уже спустя несколько минут Арнольд выбежал на улицу, наспех прикрывая голову капюшоном и слыша позади себя раскатистый смех дедушки: "Куда это ты торопишься, коротышка? Никак не нагулялся, да?" Снег, смешанный с грязью и мелкими камушками, противно скрипел под подошвами ботинок, когда он, наконец, оказался у кирпичного темно-синего дома и быстро постучал по деревянной поверхности, переведя дыхание. Дверь отворилась, явив на пороге невысокую блондинку в фартуке с оборочками. Глаза, обрамленные пушистыми, густо накрашенными ресницами, удивленно уставились на него, затем девушка весело произнесла: — О-о-о, ты, кажется, Артур, верно? Маленький друг моей милой сестрички Хельги! Проходи, попробуешь моего фирменного чая? — Здравствуйте, мисс Патаки. — Я тебя умоляю, называй меня просто Ольгой, Артур! — Я Арнольд, — поправил он, снимая с себя тяжелую куртку и проходя на кухню вслед за громко щебечущей девушкой. Ее высокий голос ударялся о стены просторного коридора и звенел с троекратной силой в ушных раковинах Арнольда, отчего слегка заболела голова. Парень осторожно присел на светлый резной стул. Неподалеку закипал электрический чайник, сердито выплевывая густые завитки пара и сверкая фиолетовой кнопкой. — Ты, должно быть, пришел к сестренке! К сожалению, она сейчас не дома, но не расстраивайся, зато ты попробуешь замечательный чай, приготовленный по особому рецепту одной милой бабули! Она любезно поделилась им со мной, когда мы вместе отдыхали на горном курорте! Ольга стала греметь посудой, попутно рассказывая о том, что приехала отпраздновать Рождество с семьей. — А где Хельга? — быстро вставил слово Арнольд, глотнув поданный напиток. Обжигающая жидкость с легким привкусом цветов вместе с кисловато-сладкими фруктами попала внутрь, распространяя столь желанное тепло. Он пригляделся и заметил там плавающие сушенные лепестки. Девушка села напротив, сложив ладони на накрахмаленной скатерти, и радостно оповестила: — Она ушла на рождественскую вечеринку! Я так рада, что у нее столько друзей! Моя малышка уже взрослая, представляешь, а я помню ее совсем маленькой. Знаешь, Арнольд, мы с ней даже вместе выбирали костюм на вечер! — О... неужели? — промямлил он, припомнив костюм обезьяны, покрытый темно-коричневой шерстью. — Ммм... — В магазинчике у нашего домика, ну ты знаешь, неприметный такой за углом, были только наряды чудесной обезьянки и зубной феи! Я предлагала Хельге зубную фею, ей бы очень пошло, но сестренка заявила, что всегда мечтала побыть обезьяной на Рождество. Звучит нелепо, но она была так счастлива! — Значит, она еще не пришла с той вечеринки? — стараясь говорить как можно спокойнее, спросил Арнольд, нервно поглаживая пальцами ручку фарфоровой кружки с изображением светло-розовых пионов. В горле образовался тяжелый ком, и он мешал проникать воздуху в легкие, что-то болезненно сжимая. Ольга обернулась к настенным часам и резво вскочила на ноги. Взглянула в духовку, где запекалась курица, распространяя соблазнительные ароматы, и сказала, бросив через плечо: — Пока еще нет. Думаю, к вечеру подойдет!

***

Арнольд стоял в парке Хиллвуда, спрятав замерзшие руки глубоко в карманы. Он периодически вытаскивал телефон, чтобы взглянуть на циферблат часов и закусить нижнюю губу, сосредоточенно вглядываясь в туманную даль. Вокруг висела тишина, лишь редкие люди прогуливались по заснеженным дорожкам асфальта, подгоняемые стылым ветром и домашними питомцами. Вдруг показалась знакомая фигура. Джеральд подошел к нему и, сделав их фирменное приветствие, сказал: — Как дела, старик? Можешь не отвечать, по мешкам вижу, что не очень. — Он понимающе потрепал Арнольда по плечу. Друзья медленно побрели по аллейкам, разглядывая голые ветви деревьев, которые здорово контрастировали черной корой по сравнению с небом. — Тяжелая ночка выдалась. Сам еще в себя прийти не могу. — Да уж, Джеральд. Ты выполнил то, что я просил тебя сделать? — Ну разумеется, мой дорогой друг! Позвонил Фиби. И нет, Хельги у нее нет. — Черт, где же она... — Арнольд от досады пнул ногой баночку газировки, оставленную кем-то на пути. Напиток растекся ярко-оранжевой лужей. Взбудораженные птицы возмущенно заголосили и отлетели в сторону. Он скис и тут же громко спросил, вдохновившись новой идеей: — Слушай, а ты вчера ведь с Фиби домой возвращался! Хельга была не с вами? — Если говорить откровенно, Арнольд, то... я слабо помню вообще все, что произошло. А как дошел до дома — особенно. Все как в тумане, и я не думаю, что это вина алкоголя. — Все события будто ластиком стерли, верно? — на секунду оживился Арнольд, и Джеральд воскликнул: — В точку, чувак! А ты сечешь фишку! Они некоторое время прошли молча, пока их не пересекла женщина с собачкой под локотком, смешно бурчащая что-то себе под нос. Затем Арнольд задумчиво пробормотал: — Значит, скорее всего, Хельга была не с вами. Куда она пошла, неизвестно... Может, что-то случилось? Джеральд остановился и серьезно уставился на парня: — Арнольд. Я знаю, что ты мне сейчас скажешь, но выслушай меня. Сначала ночью ты танцуешь с Лайлой, Хельга глядит на вас испепеляющим взглядом, честно слово, дружище, если бы глазами можно было убить, то ты бы вряд ли здесь стоял и трясся от мороза. Затем Хельга забирает ее за собой стереть пятно с платья, а после, под утро, мы находим труп Лайлы! И что же происходит дальше? Хельга пропадает. Почему? — Почему? — тупо повторил Арнольд. — Да потому что это она убила. Она! — Джеральд для достоверности даже эмоционально взмахнул руками. — Все указывает на нее! Грохнула бедную девчонку, осознала все, испугалась и свалила! Куда — не знаю, я не бровастая блондинка с розовым бантом, чтобы понимать ход ее мыслей. — В твоих словах нет логики, Джеральд. После того, как Хельга забрала за собой Лайлу, Лайла была еще жива, мы играли с ней в мафию. Ты думаешь, что Хельга сначала вспылила, затем успокоилась, отпустила, а потом только решила внезапно убить? Не в ее стиле. Хельга эмоциональная и подвержена панике. Помнишь, как мы в детстве застряли в метро? Она закатила истерику буквально с первой секунды! — Не думаю, что ей часто приходилось убивать бывших одноклассников, друг мой. Защитная реакция. Она выпала из реальности. Кстати, когда обсуждали убийство, Хельга просто сидела на диване, вообще ни звука не произвела! — Она не могла убить Лайлу, Джеральд! Я не верю, что это Хельга. — За разговором ребята и не заметили, как добрели до дома Джохансеннов. Арнольд сжал кулаки и четко произнес: — И я хочу разобраться во всем этом сам. Ты со мной? — Арнольд, я понимаю наши детские выходки по спасению района или слежке за каким-нибудь чудаковатым соседом, но убийство!.. — Парень тяжело вздохнул, и тут же кивнул. — Знаю-знаю, это наш долг. Я с тобой. Только скажи, если Хельга по-твоему не виновата и забрала Лайлу просто из доброты душевной, то отчего же на ее платье осталось пятно от пунша? И почему ты хочешь расследовать дело? Из-за убитой Сойер, которую мы все вместе закопали, или ради Хельги, которую по-любому вскоре обнаружат на каком-нибудь чердаке старого дома всю в слезах и признанием? Не дождавшись ответа, Джеральд вошел в свой дом, оставив Арнольда одного. Он молча поднял лицо наверх. Дотронулся рукой холодной молнии пуховой куртки и внезапно остро осознал, что в эту самую секунду душа его была белого оттенка. А Арнольд так презирал белый цвет.