Тяжелая дверь, выполненная из резного дуба, громко захлопнулась, едва ребята вышли на крыльцо. Арнольд замешкался и, чтобы не потерять равновесие, ухватился за красиво изогнутые, в форме листьев, перила. Металл, обжигающе-холодный, раздражал нервные окончания, отчего пришлось поспешно спрятать ладони в глубинах кармана. Джеральд оглянулся на дом, где уже загорелся электрический свет в комнатах, и сердито пробормотал:
— Вот истеричка. И как с ней справляется Гарольд? — Затем, вспомнив разговор в коридоре и понурое лицо Бермана, он ответил сам себе: — Точняк. Никак.
Ребята побрели по заснеженным аллеям, каждый думая о своем. К вечеру становилось прохладней. Солнце над головой вовсю распалялось красными оттенками, будто его проткнули зубочисткой, и на поверхность небес изнутри ядра пролилось буйство красок — чуть бледных под дымкой свежего зимнего мороза. Арнольд поежился и втайне пожалел, что не надел чего-нибудь сверху, но все же справился с собой, и посмотрел на друга долгим серьезным взглядом. Джеральд тяжело вздохнул, выпустив пар. Он приподнял ворот темной куртки, пряча покрасневшие кончики ушей и поинтересовался, точно зная ответ:
— Черт возьми, Арнольд. Ты хочешь прямо сейчас к нему пойти?
— Да, Джеральд. Надо идти по горячим следам.
— Сейчас зима, здесь все следы — холодные, — вяло пробурчал тот, уткнувшись носом в молнию, но все же послушно побрел.
После долгих полуторачасовых поисков, потраченных, впрочем, впустую, поскольку дома Керли не было, а где он, никто не знал. Арнольд и Джеральд, усталые и раздраженные, приняли решение разойтись по домам, а по дороге зайти в магазинчик у школы 118. Он был возведен не так давно, и цены еще не поднялись, что очень радовало жителей района.
Желудок от голода сжимался до крошечных размеров, постоянно давая о себе знать жалобным бурчанием. Мимо проезжали разноцветные машины. Люди спешили домой с работы, поглядывая на наручные часы, попутно откусывая знатный кусок от стремительно остывающей на стуже пиццы. Запах сыра и острого салями пепперони кружил голову так, что Джеральд даже на мгновение чуть не последовал за пухлой дамой среднего возраста с парой картонных коробочек под рукой. Арнольд еле успел схватить его за капюшон, прежде чем тот вышел на проезжую часть.
Наконец, при тусклом свете уличных фонарей, заменяющих в нынешнее время звезды, показалась покатая крыша супермаркета. На переднем плане виднелась вывеска, она горела круглыми синими лампочками, выстраиваясь в название. А возле дверей, откуда то выходили, то заходили люди, стояла странная фигура. Приблизившись, Арнольд понял, что это была лохматая собака, привязанная к столбу, а напротив нее сидел на корточках человек. Джеральд на своих длинных ногах сумел в два шага приблизиться к ним и тоже присесть, дружелюбно сказав:
— Здорово, дружище!
Арнольд встал рядом. Джеральд посмотрел в сторону друга, возводя глаза к небу. Казалось, еще чуть-чуть и его указательный палец окажется у виска, совершая оборот вокруг своей оси. Керли в шапке с озорным помпоном продолжал неподвижно глядеть на собаку, прищурив глаза. Круглые стекла очков запотели от теплого дыхания, мешая обзору. У Арнольда возникло навязчивое желание протереть их рукавом, но юноша поборол его в зародыше, понимая, что это сейчас вовсе не к месту.
— Что это ты делаешь, Керли? — вновь попытался начать разговор Джеральд. Тот, наконец, ответил:
— Я гипнотизирую собаку по имени Пуффик.
— Зачем?
— Так надо. Она хочет быть загипнотизированной.
— О Боже, Арнольд, — воскликнул Джоханссен, вскочив на ноги. — Я так не могу, сам с ним разговаривай. Пойду-ка я лучше в магазин и куплю нам чипсов. Тебе со вкусом сыра?
Арнольд кивнул, озадаченно глядя, как удаляется спина друга, скрываясь за стеклянными дверьми. Чувствовал он себя очень неловко: прохожие через плечо оборачивались на ребят в попытках понять, что же они делают. Наконец, спустя несколько долгих минут, когда Джеральд вернулся, протягивая ярко-желтый хрустящий пакет, Керли покачал головой, словно приходя в себя и посмотрел на них, удивленно отметив:
— Арнольд и Джеральд? Что вам надо от меня?
— Очнулся, наконец, — буркнул Джеральд, выхватив ладонью полную горсть золотистых чипсинок и запихивая их себе в рот. В другой руке он крепко держал стакан со спасительно-горячим кофе. Керли поднялся и отряхнул грязные колени, оставляя намокшее пятно на джинсах. Арнольд улыбнулся, слыша жевание Джеральда прямо над ухом, и приветливо поинтересовался:
— Привет, Керли. Как твои дела?
— Все хорошо. Вам что-то надо?
— Ты знаешь, зачем мы пришли, — ответил Джеральд, вытирая рот от крошек, и добавил сокровенным шепотом: —
Рождественская вечеринка. Ты понимаешь, о чем мы.
— О да-а-а, танец с Рондой! Она такая горячая штучка, — тут же оживился Керли. На его лице появилась блаженная улыбка, обнажив зубы в брекетах. Арнольд спросил:
— Нет, мы не совсем то хотели узнать. Хотя, разумеется, ваш танец был очень... Просто очень, — быстро выкрутился он, на что Джеральд понимающе хмыкнул. — Скажи, Керли, а где ты был в Рождественскую ночь? Тебя ведь не было с нами, верно?
— Я уходил, потому что вспомнил, что не съел шоколадный пудинг, который по моему расписанию надо съесть ровно в два часа ночи.
Друзья недоуменно переглянулись. Собака громко залаяла, из магазина к ней вышел мужчина, придерживая на весу пару-тройку тяжелых пакетов с логотипом супермаркета. Он развязал узел поводка, забрав питомца за собой. Джеральд, старательно сдерживая рвущийся наружу гнев, спросил:
— Ну окей, старик. Допустим, сожрал ты свой чертов странный пудинг, который надо есть именно в определенный час. А почему потом не вернулся к нам? Решил остаться дома, так как по графику должен был быть сон в собственной кроватке?
— Нет, я съел пудинг, и вернулся в дом Ронды, — мирно ответил парень, грустно глядя вслед удаляющейся парочке.
— Хочешь сказать, что в половину четвертого, когда я нашел... кое-что, — пробормотал Арнольд, предварительно оглядевшись по сторонам, вдруг есть кто. — Ты был с нами? Но тебя никто не видел.
— Я был.
— Тебя не было, твою ж... — глухо выругался Джеральд, порядком устав от сегодняшнего дня. Единственное, что ему сейчас хотелось, оказаться в собственной комнате и завалиться на кровати, переключая пультом каналы по кабельному телевидению. Однако жестокая реальность в виде Керли в очередной раз вырвала парня из мечтаний.
— Я был. В костюме.
— Ну да, — нетерпеливо подтвердил Арнольд. Сумерки сгущались, обволакивая ночной тьмой городские улицы. — Все мы были в костюмах. Это была костюмированная вечеринка, Керли.
— Я был в костюме обезьяны.
Джеральд поперхнулся горячим кофе, пролив его на растоптанный чужими ботинками снег. Арнольд так и замер с раскрытым ртом, забыв, что же хотел спросить дальше. Сердце забилось в унисон, словно желая разбиться о грудную клетку. Напряжение нарастало, обретая четкую ощутимую форму, и каждый боялся его нарушить, только Керли меланхолично дергал поблескивающие при свете фар пуговицы пуховика. Наконец, Джеральд справился с лицевыми мышцами и медленно произнес:
— А кто тебе дал костюм обезьяны?
— Мн...
Трель телефонного звонка.
Арнольд встрепенулся от неожиданности и выхватил гаджет из кармана штанов, позволив холодному ветру проникнуть под вязанный свитер. На дисплее высветилось имя Лоренцо.
— Тихо!
Ребята послушно замолкли.
Он поднес телефон поближе к уху, чтобы шум улицы не мешал, и из динамика полилась торопливая речь.
Лоренцо говорил и говорил. Позади него слышались эмоциональные добавления от Надин, но их слова, соединяясь, путались в голове Арнольда, мешали в полной мере обрабатывать информацию. Он приоткрыл губы, жадно глотая воздух, потому что в это самое мгновение его точно обожгло острым пламенем, а затем погрузило на льды Антарктики.
"Арнольд, привет, это Лоренцо. Джон звонил, он сказал..."
"Рыжий парик..."
"Розовый бант привязан на бедре..."
Ушные раковины будто наполнили доверху комьями ваты. Перед глазами появились черные мушки и слабые, еле живые воспоминания.
В груди стало тяжело, как если бы на него кто-то взвалил плитки стали, и Арнольд обессиленно упал на колени прямо в мокрый снег. Джеральд испуганно склонился к нему, пытаясь потянуть к себе, но вот его искаженное лицо уже разбилось на мелкие частицы, и отчетливо слышен аромат осеннего дождя.
Он с дедушкой выходит из их старого разваливающегося зеленого паккарда и останавливается у входа в детский сад. Там стоит маленькая девочка. Ее одежда покрыта грязными разводами от проезжающих мимо машин, а она даже не пытается отряхнуться, глядя на огромные лужи под белыми ботинками. Струи прохладной воды потоком стекают по покрасневшей от сдерживаемых слез коже. Арнольд в желтом плаще подносит к ней зонт и улыбается:
— Привет. Красивый бантик. Мне нравится твой бантик, он розовый, как твои штанишки.
Ее расширенные от искреннего удивления зрачки и мягкая, какая-то слишком счастливая улыбка.
Картинка преобразилась, но действующее лицо осталось тем же.
Арнольд выходит из здания школы и видит Хельгу, сгорбленную на холодных ступенях. Подошвы ее кед оборвались, и девушка не может уйти домой. За небольшим диалогом, она нервно перебирает пальцами с отчетливо выделяющимися костяшками по обложке книжечки, и на внутренней стороне ладони виднеются пятна от фиолетовой ручки и... трогательная родинка. Арнольду даже захотелось протянуть руку и коснуться того участка, где на белоснежной поверхности выделялась светло-коричневая точка.
Паззл сложился, однако Арнольд отдал бы все, что угодно: бейсбольные карточки, собранные годами, любимые книги жанра научной фантастики, парочку своих внутренних органов и даже голубую кепку, что лежала в его комнате на почетном месте. Он разорвал бы клочьями кожу и подарил самому Господу Богу или же Дьяволу, лишь бы этот день никогда не настал.
Из его губ внезапно вылетел протяжный кашляющий смех. Со временем он набирал децибелы, и вот уже истерический хохот вырывается из груди, с болью отдаваясь в легких. Он ледяными пальцами сжал голову, надавливая на виски подушечками, мечтая разбить черепную коробку, только бы не знать этого никогда-никогда-никогда. Оказалась бы та морозная ночь обычным сновидением, только, пожалуйста
лишь бы эти голоса и резкое осознание ушли
Джеральд сорвался с места, громко взывая о помощи прохожих. Он хотел побежать в супермаркет, но Арнольд мертвой хваткой сжал его предплечье и, все еще сидя на коленях, обернулся к притихшему от испуга Керли. Буквы застревали в его гортани, не желая выходить, запечатывая колкими ножками шрамы изнутри. Тело не отпускала дрожь, которая передалась через соприкосновение другу. Арнольд тихо прошептал, четко выделяя предложение и выплевывая его, как протухший завтрак школьной столовой после очередного сезона праздников:
— Скажи... Кто. Дал. Тебе. Костюм?
— Лайла.
Ответ пронзил острой стрелой.
Он знал его, он столько дней знал его, пытаясь сбежать и поверить в собственно придуманные с натяжкой версии, но
"Хей,
Хельга,
Пожалуйста
Знаешь, твоему имени очень удобно на моем языке
И я давно хотел тебе сообщить, да и вообще
Я ведь столько тебе еще не успел рассказать,
Я столько еще не разглядел в тебе и не показал в самом себе,
Ты знаешь, я очень люблю наблюдать за ночным небом, лежа под стеклянным потолком,
Предпочитаю сырные чипсы, ну знаешь, такие хрустящие, и не переношу малину из-за вечных подколов моего дедули
Хельга, пожалуйста
Ты меня слышишь?
Я ведь тебя
Понимаешь,
я тебя
очень
тебя..."
"Господи, я тебя умоляю"
Молитвы не услышаны.
Арнольд прикусил до сладкой на привкус крови язык.
Конечно, это была Лайла.
В ту ночь, когда он обнаружил девушку у деревянного столика, ладони были раскрыты, и белый цвет кожи оттеняла маленькая родинка.
Тишина города Хиллвуд где-то около девяти часов вечера вдруг поломалась о нечеловеческий вопль, полный постанывающего до хрипоты отчаяния.
Это была песнь чистой любви, которой так и не суждено было сбыться.
