Разрушенные замки

Джессика и Эсма все дальше углублялись во дворец, петляя по узким коридорам песочного цвета. Эти проходы Уотсон никогда прежде не видела, они были гораздо проще по своему внешнему виду, без всяких лепнин и фресок, да и вообще казалось, что они предназначались сугубо для личного пользования царевны. С ними никого больше не было, Эсма шла впереди, держа перед собой горящую свечу на медной тарелке, и освещала путь. — Мы немного опоздали, — наконец, девушки остановились. — Заседание совета уже наверняка началось. Поставив свечу на пол, Эсма отодвинула небольшую пластину в стене, из отверстий за ней полился солнечный свет. Джессика смутно слышала звуки ведущихся разговоров, но пока ничего не видела, до тех пор, пока царевна не поманила ее ближе. — Ух ты! — обе шептали, чтобы не выдать себя. В отверстия в стене Джессика увидела собравшихся в просторном и богато украшенном зале вельмож в золотых одеждах и белых чалмах. — Что это? — Ты как-то говорила, что тебе интересно, как проходит заседание Высочайшего Совета, — Эсма улыбнулась, смотря в другое отверстие. — Нам повезло, что брат немного задерживается, мы ничего не упустим. Хотя, не скрою, меня это настораживает, Рабадаш всегда славился своей пунктуальностью… Вельможи тихо переговаривались между собой, ожидая тисрока. Джессика разглядывала их во все глаза, на несколько секунд останавливаясь взглядом на каждом из них. Один из советников выделялся особенно, на нем был кафтан с черным переливающимся меховым воротником, а белоснежная чалма была круглой, в отличии от других, чьи головные уборы имели формы вытянутых пирамид. — Кто это? — спросила Джессика, не отрываясь от стены. — С круглой чалмой? — Это Аркаим, третье лицо в государстве, — голос Эсмы внезапно стал твердым, в нем послышались стальные ноты. — Главный советник моего брата. — А это ничего, что мы наблюдаем за Советом? — Джессика ненадолго оторвалась от отверстия в стене и взглянула на царевну. — Твой брат ничего не имеет против? — Конечно же он знает, — Эсма тоже посмотрела на неё. — Он сам велел отстроить для меня эти коридоры сразу же после того, как вступил на престол. Но я могу только наблюдать за Советом и тем, как он принимает решения. Если наш повелитель нуждается в моем мнении, то я ему его выскажу, но никогда сама не посмею диктовать ему свою волю. Джессику поразило, как Эсма назвала своего брата – «наш повелитель». До этого ей казалось, что Рабадаш с сестрой стоят примерно на равных позициях в государстве, но сейчас оказалось, что он неизмеримо выше. Эсма никогда не посмеет высказать свое мнение, если он об этом не попросит, никогда не заговорит о делах государства первая, если ему это не нужно. Вся высшая власть в Тархистане принадлежала одному Рабадашу, и он не собирался ее ни с кем разделять, но Эсму это, казалось, нисколько не возмущало, даже наоборот, она с радостью встанет на колени перед своим царственным братом, если это потребуется, потому что тисрок на одинаковой недостижимой высоте для всех. Внезапно обнаружившийся факт заставил Джессику взглянуть на Рабадаша совершенно другими глазами. Внезапно советники притихли, опустив взгляд в пол и сложив руки в самом покорном жесте. За широкими дубовыми дверьми послышался голос старшего слуги: — Дорогу! — двери открыли. — Светлейший тисрок Рабадаш Второй! В зал вошел Рабадаш. На нем был длинный красный кафтан, золотой пояс с заткнутым за него кривым ятаганом, рукоять которого утопала во всевозможных самоцветах, а также высокая белоснежная чалма, имевшая форму трапеции, в нее прямо над самым лбом был вставлен крупный изумруд. На красивом лице тисрока, внешне спокойном, отразилась гримаса едва сдерживаемой ярости. Так получалось, что Эсма и Джессика стояли прямо над его троном, поэтому они больше не могли видеть его лица, когда Рабадаш сел. — Плохо дело, если брат надел красный кафтан, — голос Эсмы стал взволнованным. — Сегодня прольется кровь. Девушки продолжили наблюдать. Рабадаш сел на трон и произнес: — Именем великой богини Таш я объявляю заседание Высочайшего Совета открытым! Девушку поразило, как изменились лица вельмож, когда в зал вошел тисрок. Если до этого у них были самодовольные, величественные с тенью нахальства лица, то сейчас они все трепетали перед Рабадашем, словно он был лев, а не человек. — Вынужден начать с дурных новостей, — голос Рабадаша был громким, ясно было, что тисрок зол. — Бирхам, подойди сюда. Из ряда вельмож вышел человек, облаченный в синий кафтан. Он подошел к тисроку не ближе, чем на три шага, как того требовал этикет, и слегка склонился, держа руки по бокам. — До меня дошли слухи, что ты самолично, без чьего либо ведома взимаешь дополнительную плату с торговцев на рынке, якобы эти деньги идут в казну, — Рабадаш говорил медленно, но голос его был подобен грому. — Что ты можешь сказать на это? — О великий тисрок, — несмотря на то, что кожа у всех тархистанцев смуглая, было заметно, как побледнел Бирхам. — Слухи должны оставаться слухами. Вам не стоит верить доносчикам, да будут они тысячу раз прокляты!.. — Молчать! — взревел Рабадаш, резко вскочив с трона. У Джессики похолодела кровь от его голоса. Она не видела лица Рабадаша, но представляла, как оно исказилось в гримасе злости. — У меня имеются неоспоримые доказательства твоей вины, однако вместо того, чтобы раскаяться, ты продолжаешь лгать! — Повелитель… — вельможа упал на колени. Теперь, видимо, он окончательно понял, что его уже ничто не спасет от гнева тисрока. — Моя Тайная Канцелярия работает достаточно исправно, чтобы разоблачить воров и предателей, — Рабадаш говорил тише, но было понятно, что он еще не до конца выпустил свою ярость. — Стража, увести его! На закате отрубить ему голову и выставить ее на городской площади до самого праздника. В назидание. Джессика ахнула и отпрянула от стены. Она перевела взгляд на царевну, которая тоже отстранилась от щели. Лицо Эсмы было серым. — Хочешь уйти? — спросила царевна. — Да. Некоторое время они шли молча, точно так же петляя по песчаным коридорам. Наконец, Эсма заговорила: — Тархистан погряз в коррупции, — ее красивое восточное лицо освещало пламя свечи. Джесс в который раз отметила ее сильное сходство с братом. — Рабадаш всеми силами пытается остановить ее, у него даже получается, но нас постоянно окружают предатели и лжецы. Мы с братом редко кому доверяем, — царевна бросила взгляд на Уотсон, — особенно после смерти нашего глубокоуважаемого отца. — Был заговор? — догадалась Джесс. — Да, — Эсма несколько раз моргнула. — Высочайший Совет желал видеть на троне нашего дядю вопреки обычаю, целую ночь на нас двоих велась охота. Только с помощью хитрости и верных союзников нам удалось выпутаться из этой ловушки. Теперь ты понимаешь, почему я не люблю Эленику? — Не совсем, — искренне ответила Уотсон. — Она слабая, — Эсма дернула открытыми плечами, ощупывая стену в поисках нужного рычага, который бы открыл выход. — Я бы хотела видеть рядом со своим братом сильную женщину, которая была бы ему опорой, когда мне придется выйти замуж и покинуть его. Эсма многозначительно посмотрела на Джессику, когда стена отъехала в сторону, выпуская девушек в центральные коридоры дворца. Уотсон нахмурилась, надеясь, что она просто не так поняла царевну. — Никто не должен узнать о том, что ты видела, — Джессика понимающе кивнула.

***

Прошло три дня с того момента, когда Джессика и Эсма наблюдали за заседанием Высочайшего Совета. Уотсон много думала о сказанном царевной, а потом поймала себя на мысли о том, что неосознанно старается держаться от нее подальше и практически никогда не является в ее покои одна. Ее пугали планы властной Эсмы, теперь в каждом ее жесте, в каждом слове она видела какую-то подоплеку, она больше не верила в искренность ее слов и поступков. Но потом Джесс все же возвращалась к своей дружбе с царевной, убежденная в том, что Эсма имела ввиду вовсе не то, что подумала Джессика. В конце концов, она же не настолько хороша, чтобы метить в жены правителя Тархистана! Тем временем вся страна жила в ожидании великого праздника любви, покровительницей которого была Зардина – богиня несовершеннолетия. Она ассоциировалась у тархистанцев исключительно с нежным и чистым первым чувством, которое испытываешь лишь в юности. Дворец был украшен гирляндами из живых цветов, отовсюду играла музыка и слышались прекрасные голоса. Когда Джессика встала с постели, то Оливия сообщила ей, что неизвестные лица прислали ей два огромных блюда с гранатами и столько же кувшинов, наполненных сладчайшим гранатов соком. — Но зачем? — Джессика скинула ночную рубашку, чтобы умыться. — И кто? — Ах, миледи, в этом-то вся и загадка! — по всей видимости, у Оливии сегодня было хорошее настроение. Она вставила в волосы белый цветок и постоянно улыбалась. — Я поспрашивала во дворце о грядущем празднике и выяснила, что его символом считается гранат, потому что он похож на сердце влюбленного человека. Здорово, правда? А гранатовый сок считается напитком любви. Преподнести любимой девушке этот фрукт сегодня считается признанием в любви. Романтично, правда?.. Оливия продолжала щебетать, а Джессике внезапно стало очень тоскливо. Она уже тысячу раз успела пожалеть о том, что решила отдаляться от Питера. Хотя, это трудно так назвать, они просто перестали быть наедине, но от этого уже через два дня хотелось лезть на стенку. Остается только надеяться, что один из кувшинов прислал Питер, а Джессика еще не успела потерять его расположение, но вот кто прислал второй? На сегодняшний вечер было запланировано грандиозное пиршество в дворцовом саду. Джессика хотела улучить хотя бы десять минут, чтобы найти Питера и раскаяться, но не успевала. Эсма просила ее и нарнийских королев помочь с проведением, а это оказалось делом нелегким. А потом нужно было готовиться к празднику, что подразумевало провести несколько часов в тархистанской бане, потом сделать прическу и выбрать наряд. Натертая маслами, благоухающая и сияющая Джесс вышла из своих покоев. Она немного опоздала, потому что случайно уснула от усталости, а Оливия не успела ее вовремя разбудить. Сейчас, бодрая и полная сил, она практически бежала по мраморным ступеням в сад, откуда уже слышались звуки музыки и веселый дружный смех. То, что она увидела там, чуть не вскружило ей голову: множество раскинутых шатров, покрытых тончайшим прозрачным шелком, десятки прекраснейших танцовщиц из гарема самого тисрока, огромные столы с жареным мясом, сластями и фруктами и, конечно же, гранатовый сок в гигантских кувшинах и небольших сосудах, которые разносили рабы в роскошных ливреях. Гостей было не менее сотни. Сначала Джессика остановилась в нерешительности, но затем заметила самый большой шатер, в котором сидели обе королевские семьи, и направилась туда. На Люси и Сьюзен также были прекрасные тархистанские одежды. Старшая королева была прекрасна, она и сама знала это, поэтому с радостью и кокетливой холодностью принимала ухаживания знатных молодых людей. На Люси были огненно-красные шаровары, которые ей очень шли, младшая королева была весела и не менее красива. Царевна же больше походила на бронзовую статую – она была столь же прекрасна. На голове у нее был золотой с изумрудами венец. На Джессике же были шаровары нежного фиалкового цвета, сделанные из шелка, они поддавались малейшему порыву ветра. Уотсон, как всегда, носила жемчуг и серебро. — Прекрасный праздник! — Джессика сделала книксен и тут же уселась между Сьюзен и Эсмой. — Очень рад, что вам нравится, миледи, — Рабадаш приподнял бокал с гранатовым соком. — Это заслуга моей любимой сестры. — О, дорогой брат, их величества и миледи оказали нам всем высочайшую милость, помогая в подготовке этого пиршества, — Эсма отпила из золотого кубка. Джесс в который раз заметила, какой пышной и витиеватой становится речь тархистанцев на таких праздниках. Все вокруг веселились, ели сладости и мясо, запивая их гранатовым соком, а Джессика не могла. В прямом смысле кусок в горло не лез. Она иногда смотрела на Питера, сидевшего напротив нее, но он даже ни разу не взглянул на нее. Джессика скучала по нему, вот он сидит так близко, а на самом деле очень далеко. И самое ужасное, что в этом только ее, Джессики, вина! Сегодня выставили столы, поэтому Джессика набралась смелости и дотронулась кончиком туфли до его щиколотки. Питер вздрогнул и, наконец, посмотрел на нее. Джессика смутилась, но, оглянувшись вокруг себя и поняв, что на них пока никто не смотрит, произнесла одними губами: — Нам нужно поговорить. Ей казалось, что будет очень логично, если он скажет «нет», она бы и сама, если бы была на его месте, поступила бы так же, но Питер, вопреки ее ожиданиям, кивнул. Джессика зарделась от радости, но тут же потупила взгляд, чтобы никто этого не заметил. Праздник проходил действительно прекрасно, Джессике даже стало весело. Без конца произносились тосты за любовь, за каждую из дам за столом выпили не менее трех раз. Так как вина не было, то никто не пьянел, но у всех были красные лица от смеха и веселья. В этом была своеобразная философия: если любишь, то тебе не нужно вино, чтобы чувствовать себя пьяным. Прямо перед царским шатром танцевали три десятка самых красивых рабынь, от обилия драгоценностей на одежде которых временами рябило в глазах. А когда начало темнеть, то слуги зажгли несколько сотен фонарей и развесили их повсюду, даже на деревьях. Как только выдался подходящий случай, Джессика отошла от стола, кинув на Питера многозначительный взгляд. Ее будто лихорадило, кончики пальцев похолодели от волнения. Она немного успокоилась, когда услышала мужские шаги позади себя, но не оборачивалась, углубляясь все больше в сад. Они оба остановились в небольшой беседке, находясь так далеко от праздника, что его здесь было почти не слышно, однако фонарики были развешены и тут. — И о чем же ты хотела поговорить? — Питер облокотился о перила беседки, его холодный тон немного поубавил храбрости в Джессике. — Я хочу извиниться, — Питер вскинул брови. Джессика не находила в себе сил, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я вела себя, как полная дура, я не должна была говорить тебе те ужасные вещи… — взгляд Питера смягчился, он подошел к ней ближе. — Я очень испугалась, что потеряю тебя, вас всех, что совсем скоро мне придется покинуть Нарнию! Я страшная эгоистка, знаю, что, возможно, не заслуживаю прощения, но дай мне хотя бы шанс!.. Питер взял ее за плечи и крепко обнял. Джессика сначала опешила, совсем не ожидая объятий, но тут же сомкнула свои руки у него на спине. Глаза тут же защипало, она уткнулась носом ему в шею, вдыхая полной грудью такой знакомый аромат домашнего мыла. — Глупая, — жаркий шепот Питера обжигал щеки. — Как ты можешь чего-то бояться, пока я с тобой? Пока мы вместе? — Я знаю, что я поступила очень опрометчиво и глупо, — Джессика обняла его еще крепче. — Но я правда была в таком отчаянии и… — Почему ты ничего не сказала мне? — Питер отстранился и взглянул в ее лицо. Джессика сегодня была как никогда прекрасна, в груди приятно заныло. — Мы можем справиться с этим. — Прости, — Джессике хотелось осыпать все лицо Питера поцелуями и обнять так крепко, чтобы никогда больше не отпускать. — Я люблю тебя, ты знаешь это? — Знаю, — Питер коротко поцеловал ее. — Потому что люблю тебя тоже. Ночь была прекрасна и нежна, где-то далеко слышался грохот музыки. Влюбленные всего Тархистана прославляли имя богини Зардины.