***
В это самое время, пока во дворце главного советника тисрока составлялся заговор, Джессика с самым деловым видом направлялась в хаммам. Последние два дня у неё было приподнятое настроение, в основном это было, конечно, из-за Питера. У них был тот самый этап в отношениях, когда чувствуешь себя невесомым после долгожданного признания. Джессике казалось, что после того разговора с Питером, её туфли вообще ни разу не коснулись земли, она порхала по воздуху, ощущая себя самым счастливым человеком на свете. Она чувствовала себя пьяной от переизбытка любви, это чувство было глубоким и долгоиграющим. Уотсон не смогла бы сказать, с какого момента все это началось, наверно, тогда, когда она впервые увидела его: в короне и мантии, царственного и величественного, но Джессика совершенно точно знала, что она не смогла бы не полюбить Питера. Он считал Джессику самой замечательной девушкой на свете. В ней было прекрасно все: тёмные волосы, сильное тело, мягкий голос и лучистые глаза, но внутреннее содержание было куда ценнее. Питер чувствовал себя слепым и глухим от любви к Джесс, но никогда бы не отказался от этого чувства. Она была невероятна во всех своих воплощениях: новая, с налетом таинственности Джессика Уотсон, меткая лучница, бесстрашная Повелительница драконов, неумелая всадница. И Питер любил её всю, вместе с недостатками и достоинствами. Он не был королём рядом с ней, но Питер и не хотел этого. Джессика чему-то улыбалась на пути в баню, чем приводила в недоумение следовавшую за ней служанку – Оливия немного приболела и не сопровождала Уотсон. Раздевшись, она замоталась в простыню, а затем отослала девушку, потому что не терпела присутствия других людей в то время, пока она мылась. Тёмные волосы заскользили по голым плечам и, казалось, имели ещё более насыщенный оттенок на фоне бледной кожи спины. Лицо Джесс слегка загорело на тархистанском солнце, а вот тело – нет. Девушка зачерпнула горячей воды металлическим ковшиком с резной ручкой, а затем вылила её на волосы. В мраморном хаммаме пахло благовониями и маслами для тела, а ещё травами, которые заваривали в больших деревянных кадках. Наслаждаясь теплом и ароматной мыльной пеной, Джессика вдруг поняла, что больше не одна. Со стороны входа послышались осторожные шаги. Джессика сидела спиной, поэтому ничего не могла видеть. К тому же, в глаза лезла едкая мыльная пена, а когда Уотсон наклонилась к кадке, чтобы её смыть, кто-то грубо схватил её за шею и опустил головой в воду. Обезумев от страха, девушка ничего не могла понять, её держали так крепко, что она не могла пошевелиться. Джесс пыталась ударить рукой невидимого противника, но у неё ничего не выходило из-за крайне неудобного положения. Воздух стремительно кончался, а в лёгкие заливалась мыльная вода. Лёгкие у неё горели огнём, но внезапно Джессика почувствовала такой прилив сил в своём теле, что сама поразилась этому. Одним рывком она вынырнула из, казалось, бездонной кадки, а затем развернулась, нанося оглушительную пощечину противнику. Удар вышел такой сильный, что женщина упала на мраморный пол, едва успев вскрикнуть. Противница успела схватить Джессику за голую лодыжку, заставляя падать рядом с собой, скользя по мыльной пене. Уотсон точно знала, что она должна была почувствовать ужасную боль, но её не было. Девушка ощущала лишь всепоглощающую ярость, которая перекрывала все остальные мысли. Два тела сплелись клубком, мокрая простыня предательски слезала с тела. Джессика с ужасом узнала в сопернице Эленику, у беременной наложницы тисрока была стальная хватка. Она пыталась сжать шею Джесс, но Уотсон удалось оказаться сверху. На крики Джессики стража, которая должна была дежурить у входа, никак не желала приходить. Она вопила изо всех сил, надеясь, что кто-нибудь её все-таки услышит. Наконец, совершенно обезумев от выброса адреналина (если, конечно, это был он), Джесс нанесла ещё одну пощечину Эленике. Лицо наложницы было не узнать: изуродованное злобой и ударами, оно больше не было красивым, более того, оно было просто ужасно. Джессика ударила ещё раз, ещё и ещё, пока её кто-то не оттащил за плечи. Забыв о том, что на ней лишь простыня, она тяжело дышала, не оставляя попыток метнуться к Эленике. Наложница собрала все свои последние силы и приподнялась на локтях, пытаясь ухватиться за ноги Рабадаша. Джессика ухватила конец простыни, прежде чем она могла бы полностью соскользнуть с её тела, а потом завязала крепкий узел над грудью и поняла, что смертельно напугана. Прилив физической силы закончился так же резко, как и начался. Джессика внезапно обнаружила себя мыльной, холодной, с больными синяками по всему телу и в мокрой простыне. Все, что она видела – это избитая ею Эленика, хватавшаяся за свой живот, с синяками и кровоподтеками на лице. В один момент на Джессику навалилась физическая боль, в груди нещадно жгло. В хаммам набилась целая куча людей во главе с тисроком, Эленику подняли под руки и понесли куда-то, подоспевшая служанка накинула шелковый халат на плечи Джессики. Хватаясь за повреждённой бок, Уотсон застонала от боли, привлекая внимание Рабадаша. — Что здесь произошло, миледи? — Рабадаш хотел взять Джессику за руку, но одернул себя и убрал ладони за спину. — Я... — Джессике было тяжело собраться с мыслями после произошедшего, она все ещё чувствовала животный страх. До этого она никогда бы не подумала, что в Эленике столько физической силы, но когда наложница держала её головой в воде, то пришлось поверить. — Она... — Вам нужна медицинская помощь, — Рабадаш крикнул кого-то, но Джессика этого не услышала, потому что лишилась сознания.***
Джесс очнулась в лазарете на следующее утро. Голова очень сильно болела, женщина-лекарь сказала, что Уотсон получила сотрясение мозга при падении на мраморный пол. Первым человеком, которого увидела Джессика, был Питер. В глазах двоилось, руки у неё были ледяные, а на белоснежной шее алели следы цепких пальцев. Джессика поймала себя на мысли, что до этого момента никогда не видела Питера таким разбитым. Его голубые глаза раскраснелись, а пшеничные волосы растрепались так, словно он не спал всю ночь. Джессике стоило больших трудов перевернуться на другой бок, а когда она приподняла край свежего платья, то увидела огромный синяк на всю ногу. — Мне жаль, что я не смог прийти сразу, — Джессика была жутко голодна, поэтому ей прямо в лазарет принесли горячий завтрак. — Что произошло? Практически сразу после того, как Джессика очнулась, появился Рабадаш, поэтому у них с Питером не было шанса остаться наедине. — Я отправилась в хаммам вечером, — Джессика проглотила ароматную булочку, чтобы продолжить. — Отослала служанку, а когда осталась одна, то сзади на меня кто-то напал и принялся топить. А затем я почувствовала невероятный прилив сил, словно я одна смогла бы сдвинуть горы. Ну, а дальше мы сцепились с Эленикой... — Она давала другие показания, но я ей не верю, — Рабадаш отвернулся, стиснув зубы. — Эленика прямо сейчас рожает. Как только появится ребёнок, её казнят. Никто не смеет покушаться на жизнь наших гостей. Джессика была растеряна от слов тисрока, но не смела ничего говорить – Рабадаш не меняет своих решений. Следующие несколько часов Джессика крепко спала. Сразу после того, как Питер и Рабадаш ушли, она никого не принимала, не в силах противостоять внезапно накатившей усталости. Ей снились пустые, болезненные видения: то она задыхалась, то вокруг была вода, то вдруг она была в окружении своих драконов. Одним словом, проснулась она ещё более разбитой, чем до этого. Через несколько минут после пробуждения пришли младшие лекарши, чтобы сменить повязку-компресс на голове. Внезапно появившийся Рабадаш одним движением руки отослал их, а затем присел в кресло напротив Джесс. — Я не стану утомлять вас долгими разговорами, миледи, — он был напряжен, постоянно расслаблял воротник белоснежной рубашки. — Я бы хотел принести свои искренние извинения за совершенное на вас нападение. — В этом нет вашей вины, — Джессика говорила тихо из-за непрекращающейся головной боли, которая билась внутри черепной коробки. — Нет, есть, — Рабадаш бросил пламенный взгляд на Джессику, а затем повернул голову в сторону красного закатного солнца. — Я дал волю своим чувствам, хотя не должен был, и вы за это поплатились. — Я вас не понимаю... — Я вас люблю. Со всей страстностью, — Джессика замерла, поднимая на тисрока взгляд из-под дрожащих ресниц. Внутри Рабадаша горело самое настоящее пламя, он мучился от того, что его чувства сжигали его изнутри, не находя выхода. — Вы не должны были этого никогда узнать, мне жаль, если я смутил вас. Я не слепой и прекрасно вижу, как вы смотрите на его величество короля Питера, поэтому больше никогда не посмею побеспокоить вас. Я мог бы попытаться завоевать ваше расположение, но это было бы неправильно с моей стороны, я не буду вставать между вами и его величеством. Джессика не знала, что сказать. Ей было горько от того, что Рабадаш страдает из-за неё, но она была бессильна. — Мне жаль... — она начала было говорить, но тут же остановилась, встречаясь взглядом с Рабадашем. — Не нужно сожалеть, я никогда не винил вас, — Рабадаш резко встал и подошёл к окну. Ему было тяжело физически и морально изливать перед кем-то душу. — То есть гранаты?.. — Нет, — тисрок покачал головой. — Это дело рук моей слишком деятельной сестры, я никогда не посмел бы беспокоить вас своими чувствами без надобности, — он шумно выдохнул. — Прошу вас забыть то, что я сказал. Это была минутная слабость. Но Джессика не могла выполнить его просьбу.