***
На улице уже веяло вечерней прохладой. Солнце давно зашло за горизонт, скрылось за крышами городских домов, цепью серых бетонных глыб растянувшихся вдоль дороги, небо стало полностью тёмным, ярче выделяя тонкий точеный контур луны и огоньки звёзд. Лето было тёплым временем года, а в этом городе оно протекало мягко и почти сухо. Ветер обнимал за плечи холодными ладонями, укутывал, шелестел листьями, и тихо, точно змея, полз по самой земле у моих ног. Прошло совсем немного времени после боя, и я всё ещё отчётливо помнил разговор с тем парнем. И ведь я не услышал того, что хотел бы услышать, задавая подобные вопросы - но его выражение лица так ярко сохранилось в памяти, что я просто не мог забыть. Не уверен, что он понял меня, однако его вопрос до сих пор звучал у меня в голове, словно он говорил прямо сейчас, шептал мне на ухо, стоя за спиной. «А ты?». Когда я не на поле, когда я не чувствую этого азарта, этого волнения и напряжения, которое отдаётся даже физически, я будто сплю. Когда я нацеливаю удар на противника, я просыпаюсь. А когда перестаю драться, снова погружаюсь в сон. Зыбкий и такой густой, как будто я запутываюсь в нём, с каждым мгновением всё больше и больше теряя шансы на то, чтобы выбраться. Это в моих глазах, ушах — внутри меня полностью обволакивает, мешает думать. Я по-настоящему жив только тогда, когда нахожусь на площадке. В остальное время — почти всегда — мир окрашивается в тусклые и темные цвета. Но донести это до него в двух словах было трудно, поэтому я сказал просто: «Жажда». Слово, которое способно охарактеризовать моё состояние полностью. Это было нечто негласное, и в то же время что-то, о чем знали все. Я закинул руки за голову и блаженно зажмурил глаза, подставляя лицо под тёплый летний ветерок. А когда открыл, увиденное заставило меня не ждать автобуса на пустой железной остановке, а пойти пешком. Да и он бы, скорее всего, не приехал. В такое-то время. Сейчас мне было все равно, что живу я совершенно в другом квартале, достаточно далеко отсюда, что ходить ночами в таких местах чревато последствиями, которые могли обернуться как кражей, так и травмами. Уличные воришки, шпана нападают стайками, вооружившись либо дешёвыми пушками, на которые у них нет лицензии, либо металлоломом, который подберут на улице. А когда ты один, шансов на честную оборону практически не остаётся. Но я совершенно ничего не мог с собой поделать. Мое личное забвение решило дать мне отсрочку — до того красивым был вид, что даже Жажда утихла. Она казалась мне кроткой сейчас, замершей в восторге вместе со мной, потому что на небе сверкали тысячи и тысячи звёзд, подмигивая мне мелкими белыми огоньками, переливаясь, подобно драгоценным камням. Удивительно - лицезреть нечто подобное в таком большом городе. И я подумал вдруг, что, может быть, дело и не в боях вовсе, может быть... мне всего лишь не хватает чего-то, способного перевернуть мир с ног на голову и вернуть его обратно всего за несколько минут. Жажда была не плохим средством, удобным, без лишних ограничений, но порой даже я забывал, как много у нее лиц. В большинстве своем, ее проявления пугали, или подвергали опасности, но были и те, которые захватывали дух и ошеломляли. Красиво. Руки уже затекли, в кончиках пальцев неприятно покалывало, но я не хотел опускать их вниз, продолжая поддерживать свою голову. Я бы и дальше шёл до дома, не спеша изменять темп ходьбы и наслаждаясь приятной летней ночью, если бы не странные звуки, послышавшиеся за моей спиной. Что-то со свистом по дороге и, вовсе не скрывая своего присутствия, угрожающе быстро приближалось ко мне. Я тут же обернулся, чувствуя подступающую опасность - она выглядела, как черная машина, с ревом мчащаяся в мою сторону на огромной скорости. Колёса громко скрипнули по дороге, заставляя меня рефлекторно отойти назад, чуть глубже в тень, и втянуть голову в плечи. Такие машины редко ездили в Бэй-Вью-Хантерсе, если и вовсе никогда. И тут вдруг одна выезжает прямо передо мной - волей-неволей появляется чувство, что все это не просто так. Я прищурился, ни на миг не спуская глаз с тёмных, слегка поблёскивающих в свете фонарей, окон машины. Она проехала ещё пару метров, почти пролетела, и после медленно остановилась прямо передо мной. Я замер, чувствуя, как по спине пробегает холодок, но сдвинуться с места было для меня сейчас больше, чем просто непосильной задачей - ноги точно вросли в землю. Я не знал, что произойдёт дальше. Но приблизительно мог догадаться, и мне эти догадки ой как не нравились. Если оттуда выйдут двое, то я смог бы справится: не зря же я участвую в боях без правил едва ли не каждый день? Не зря побеждаю. Я победил бы и троих, если у них скверная подготовка. Но если противников вдруг будет больше, проблем мне не избежать. Можно, конечно, было бы сработать на опережение и убежать отсюда до того, как дверь автомобиля успеет открыться, но так бы поступил только трус! А я был кем угодно, но только не трусом. Мое самолюбие и без того было покорежено, точно какая-о ржавая железка, после предыдущего побега. Ветер вдруг задул так сильно, что заглушил своим шумом все остальные звуки. Дверь машины открылась, и тусклый свет от ламп пролился на тёмный асфальт. Невесомо, словно бы даже не касаясь земли, оттуда вышел человек. Подобно мрачной тени, он весь был в чёрном, и только висящий красный галстук на шее словно светился в темноте. Я вскинул брови, наблюдая за тем, как уже знакомая мне после боя лысая голова выплывает из машины, вслед за ней — нога и рука, а затем — и всё тело. Он поднял на меня свои раскосые карие глаза, как-то подозрительно сверкнув ими, и протянул вперёд одну руку. — Следуй за мной, если не хочешь получить по голове, ладно? — мирно предложил он, и я поперхнулся воздухом от возмущения, хотел было поднять голову, но подбородок сам горделиво взметнулся вверх: я словно бросил ему вызов! — Это что, шутка? — я сощурил глаза, не спуская их с лысого. Он выследил меня. Более того, выследил на дорогой машине. Здесь так... не бывает. — Так что тебе следует научиться проигрывать… Вдруг перед глазами все вспыхнуло. Затылок ударило что-то очень тяжелое, выбило своей холодной сталью все мысли, и у меня в глазах всё тут же стало расслаиваться: машина, человек передо мной, деревья, фонари, дорога… голову неприятно саднило болью, она пульсировала, и боль медленно переползала и на остальное тело размытыми волнами. Ноги подкосились — и я упал на асфальт, больно ударившись коленями об твёрдую поверхность. — И стоило пытаться, — кто-то позади неопределённо хмыкнул, обойдя меня вокруг и садясь в машину. — Сам его внутрь затащишь. — Вас понял! — лысый схватил меня за плечи, поднимая с асфальта. Ему это явно далось тяжело. Пульсирующая голова болела так сильно, что я не мог думать даже о том, чтобы сопротивляться. Меня вдруг резко оторвало от земли и поволокло в машину, неаккуратно, но по возможности осторожно бросило на сиденье. Спустя череду долгих мгновений, наполненных попытками разглядеть моих новых знакомых через пелену в глазах, я все-таки пришел в себя. Все фигуры вокруг перестали расплываться, и моё зрение прояснилось. Перекошенный водоворот быстро вылился в кремовый салон автомобиля, горящую лампочку над головой. Я повернул голову, прищурился, чтобы для начала сфокусировать свой взгляд хотя бы на ком-то. Лысый сидел прямо возле меня и, закинув ногу на ногу, широко улыбался. Отчего-то этот костюм в чёрно-красной расцветке казался мне на нём совершенно нелепым. Он выглядел в нем до того несуразно, как если бы Куроо перестал носить свои черные косухи, а Кенма вдруг появился бы на ринге в нашем подвале, и уложил бы одного из моих постоянных соперников на лопатки прямо у меня на глазах, приставил бы нож к горлу. Я снова перевёл взгляд вперёд, оглядывая теперь уже водителя, и ничего примечательного, кроме его высокой серебряной головы, достающей едва ли не до потолка, и ярко-зелёных горящих глаз, уставившихся на меня через переднее стекло, не увидел. То ли дело тот, кто сидел возле него: напротив — был невысокий, с вьющимися светлыми волосами. Он обернулся ко мне всем корпусом, махнув водителю рукой, и машина тронулась с места. — Ну что, очухался? — Ты же… — я встрепенулся, узнав его голос - голос, который я запомнил неприятным и насмешливым. Это он! Он звучал у меня за спиной! Этот наглый коротышка ударил меня по голове и приказал затащить в машину! Но всё же… я решительно не понимаю, что тут происходит. Не думаю, что агрессия — это самая лучшая линия поведения, которую я могу выбрать в данной ситуации. — Да, это я тебя ударил. И да, извиняться за это не буду, — я удивлённо приоткрыл глаза, чувствуя, как во мне медленно зарождается желание врезать ему вперемешку со страхом. Холодный и липкий, он расползался внутри меня слишком быстро, покрывая собой сердце, кости рук, заставлял их дрожать. Что здесь, чёрт возьми, происходит? — Эй, Лев, — он повернулся к водителю, и тот довольно улыбнулся, чуть шире приоткрыв свои огромные глаза. Ему явно доставляло удовольствие получать поручения от этого парня. — Езжай в квартал Сансет, потом по 30-й авеню сворачивай на Ривера-стрит, третий по счёту дом у угла, — он обернулся, самодовольно улыбнувшись, будто ждал от меня какой-то невероятной реакции. А мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить только что услышанное. Сансет… Ривера-стрит… третий по счёту дом. Да это же, чёрт возьми, мой адрес. Дорога ко мне домой. Я шумно выдохнул, стараясь удержать вопросы в себе. Откуда они знают мой адрес? И кого я в действительности победил на тех боях без правил в нашем старом пыльном подвале? Мысль о том, что столь короткое время назад я, ни о чем не подозревающий, шел по улице к себе, казалась удивительной. И я не знал точно, хорошо это или плохо. В конце концов, может быть эти парни всего лишь хотят отвезти меня домой. — Да успокойся ты. В том что я знаю нет ничего удивительного. Хотя, возможно, не для тебя… меня зовут Яку Мориске, и я тебе не враг. — Не враг, значит? — я осёкся — совсем ведь не то хотел сказать! Он выглядел спокойно, и даже почти улыбался, но от него веяло чем-то враждебным, точно в любую секунду он мог навредить мне. — Коротышка... — Прикуси язык, — он нахмурился, в один миг теряя все свое напускное дружелюбие. — У нас к тебе есть разговор. — Кто-то из нас не умеет принимать поражение, я прав? — я демонстративно взглянул на Лысого, что сидел возле меня, и тот дёрнулся, уже было открывая рот для ответа, но Коротышка его перебил. — Этот бой был подставным, Бокуто Котаро. — Яку отдёрнул его, снова возвращая моё внимание к себе. Я вслушался в его голос, впитывая каждое слово, как губка впитывает воду - отчего-то казалось, что я ни в коем случае не должен ничего пропустить. — Послушай, мы знаем твоё имя, твой адрес, где живёт твоя родня и даже про Шеффилд. Но учитывая все это, как бы странно ни звучало то, что я скажу, я все еще тебе не враг. — Откуда… — Это не важно, сейчас главное — чтобы ты послушал меня,как только я все скажу - ты будешь свободен, идёт? — он вздёрнул бровь, и поймав мой взгляд, не отпускал его еще очень долго. А я подумал, что у меня, вроде как, нет выбора, и миролюбиво кивнул.***
Проснуться — Открыть глаза — Встать. Я следовал этому привычному ритуалу, сколько себя помню. Каждое утро, как только я открывал глаза, сразу поднимался с кровати, не позволяя себе задержаться в этой неге, и так начинается мой день. Да, порой проснуться окончательно достаточно трудно, однако, если не пересилить себя, можно потерять уйму времени, которое следует потратить на куда более полезные вещи, чем долгий сон. Я люблю бегать. Бегать с утра — это действительно замечательно. Потому что город только просыпается; первые солнечные лучи пробираются ещё не так далеко, как могли бы, не в каждый уголок, не успевают прогреть землю и заскользить бликами по сочной зеленой листве. Некоторые люди в пути на работу или уже там, а оставшиеся спят дома. У каждого своя жизнь и своя история, у кого-то они — общие, и большей части из них я никогда не коснусь. На улице крайне мало народу, и можно вслушаться в те звуки, которые днём и не услышать из-за гвалта людских голосов: шум ветра и мягкий перезвон, игриво накрывающих друг друга волн, шипение белоснежной пены... Недалеко от моего дома есть чудесный сквер, часть которого уходит под набережную. Там я и провожу своё время вплоть до того, как город окончательно проснется, широко открыв заспанные глаза - блеском витрин открывающихся один за другим магазинов, гудением машин, и настоящим живым голосом Сан-Франциско - тысячами спешащих людей. После же меня ждёт ряд других, не таких важных дел. И часто по вечерам — бои без правил, чтобы как-то скрасить повседневность и утолить Жажду. Я не работал на обычной работе: просто не мог. Не знаю точно, в чем была причина, но стоило мне оказаться в офисе — обычно я пролетал еще на ступени собеседования — как все тут же валилось из рук. В этом плане я сильно уступал Куроо, который, несмотря на все свои обстоятельства, умел быть достаточно терпеливым и ответственным. Кенма ему во всем помогал, и вместе они тянули небольшую съемную квартиру в неплохом районе. Я, спустя несколько лет на ринге, сумел заработать на маленький дом. Первое время я жил у них; мы с Куроо познакомились совершенно спонтанно, и он сразу же произвел на меня впечатление: Куроо это делать умел и любил, кажется, едва ли не больше всего на свете. Он редко улыбался действительно искренне, большая часть его слов имела двойной смысл, а глаза глядели так лукаво, точно он знал о тебе все, и смеялся безо всякого стыда. И все же, каким бы колючим и замкнутым он не казался с самого начала, я знал, что не всякий готов так бескорыстно помогать совершенно посторонним людям. На свою первую работу в Сан-Франциско я устроился тоже с его подачи. Продержался дольше, чем где-либо, но потом решил, что стоит начать брать выше — и это была моя первая ошибка. И все же именно благодаря ей, я пришел к тому, что имею сейчас. Куроо говорит, что я играю не честно. Сегодня все было чуточку иначе, чем обычно. Я открыл глаза, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы окончательно прийти в себя. Громкая трель будильника, которая прежде казалась мне невыносимой, сейчас вдруг стала почти незаметной. Я замер, собираясь с мыслями и никак не решаясь встать с постели. Было чувство, словно все вчерашние события были всего лишь сном, и стоит мне лишний раз сдвинуться с места, как он развеется за один короткий миг. «…Тот случай в Шеффилде…». Что?.. «…Тебе просто нужно выслушать нас…». Я был ошеломлен, ведь ко мне, наконец, пришло осознание происходящего. Эдакое просветление в памяти, которое я получил слишком внезапно, и не знал, как справиться с воспоминаниями, рухнувшими мне на голову точно груда камней. Я точно помню, как меня привезли сюда. Яку сказал кое-что из ряда вон выходящее. Он предлагал то, чего я совершенно не ожидал. Сначала он назвал имя — всего одно имя, после которого все перевернулось с ног на голове, и в то же время обрело своеобразный смысл. Некомата Ясуфуми. Я знал его, все в городе знали. Это был один из самых богатых жителей Сан-Франциско, жил в особняке на Аламо-Сквер. Домик его был непримечательным, впрочем, как и род деятельности — обычный бизнесмен, пусть и очень успешный. Выделяло его нечто другое. А именно слухи. О том, что Некомата Ясуфуми был часто замечен на боях без правил. Азартный человек, ничего ужасного, кроме пятна на репутации, у него из-за этого и не было. Он бы ни за что не посетил наш подвал: вероятно, такие как я для него не более чем пыль под ногами. Он бывал на высококлассных боях, проводящихся в элитных клубах вроде «Сейджо». Я подумал тогда — до чего несправедливо! Ведь мне в такие места путь закрыт. Но в общем-то с той встречи и поездки с новыми знакомыми (очевидно, подчиненными Некоматы-сана) до меня дошло, что это были вовсе не слухи. Некомата-сан действительно занимался подобным, и даже больше — Яку сказал что-то совершенно невероятное о нём. Этот богач хочет, чтобы я присоединился к списку его бойцов и выступал от его имени! До чего удивительно иногда поворачивается судьба. Разумеется, он дорого платит тем, кто является его подчиненными. Про сумму Яку промолчал, но… думаю, даже знай я, сколько бы мог заработать… не согласился бы. И все же я не могу сказать и того, что отказался окончательно. Я совершенно не знал, что мне делать. Но у меня было время в один день и слегка потрепанная визитка в красно-чёрной расцветке с красиво выведенной белой надписью «Некома». После этого разговора меня просто выкинули из машины на Ривера-стрит, и они умчались так быстро, точно их здесь и не было. А я так и стоял посреди ночной улицы, озираясь по сторонам, как одержимый манией преследования. Я всене всё никак не мог избавиться от мысли, что он должен был меня как-то найти: не просто так ведь этот человек провернул нечто подобное со мной. Он определенно был готов. Он наблюдал. Невольно появлялось чувство, точно вокруг меня намного больше членов Некомы, чем кажется на первый взгляд. Сколько же?.. После же я, разумеется, одёрнул себя и зашёл внутрь. Помню, как я шатающейся походкой дошёл до дома, открывал дверь; было темно и трясущиеся руки не могли попасть ключом в замочную скважину. А потом, когда мне удалось-таки зайти в свой собственный дом, я, стукаясь об стены и перила, шёл по узким коридорам, поднимался по лестнице на второй этаж, цепляясь руками за всё, что попало, чтобы не упасть. А после — мрак. Я уснул, едва моя голова коснулась подушки. И проснулся только сейчас. В шесть тридцать утра, совершенно не зная, что делать. Сегодня было воскресенье, двадцать третье августа, и за окном лил дождь. На пробежку я решил не идти, так как перспектива попасть под холодные капли мне совершенно не улыбалась. Они ритмично стучали по стеклу, стекали по окну вниз. Ровная гладь неба заплыла серыми тяжелыми тучами, и мне казалось, что вот-вот должен загреметь гром и быстро, почти незаметно сверкнуть молния. Я зажмурил глаза, проведя тыльной стороной ладони по лбу, а второй — чуть выше подтягивая одеяло. Голова сейчас казалась тяжёлой, и поднимать её с мягкой подушки не хотелось. Но я должен был, ведь в девять у меня встреча с Куроо. Если честно, когда мы договаривались — то есть три дня назад — я совсем не хотел идти. И вовсе не потому, что не желал увидеть старого друга — напротив, разговоры с ним помогали мне собраться с мыслями и взять себя в руки. Когда я не знал, что делать, то говорил себе: «Думай как Куроо». Порой мне и вовсе казалось, что будь он на моем месте, то справился бы куда лучше - таким уж он был. Просто… хромающая походка и шрам на руке, скорее всего, выдали бы меня. Однако сейчас плевать хотелось на упрёки, которые я, так или иначе, услышу. Я просто знал, что разговор с этим человеком поможет мне определиться. С трудом повернув голову к часам, я заметил, что цифра изменилась. Шесть тридцать утра плавно превратились в семь, а тонкая стрелка всё бежала вперёд, отсчитывая секунды одну за другой. И я поднялся. Впервые настолько поздно. Это был первый день, когда всё только начинало лететь к чертям и у меня ещё была возможность это остановить - но я, как и всегда, глупо, беспечно, совершенно неосмотрительно ее проигнорировал.