***
Уже много позже, когда все необходимое было подготовлено, и все довольно спешно зашагали к выходу, Кенма и Акааши предстали друг перед другом - они шли бок о бок, не произнося ни единого слова. Прямо перед ними, о чем-то тихо переговариваясь - а изредка даже и смеясь, семенили Маттсукава и Ханамаки - за ними Бокуто, Куроо, а во главе шествовал Ойкава, сжимая в пальцах уже десятую по счету сигарету, и напряженно шепча что-то серьезному Иваизуми, то и дело сосредоточено кивающему. Кенму трясет - ему холодно - так холодно, что зубы стучат, и холод этот почти метафорический, но ощущается, почему-то чертовски хорошо. Холод спирает у него под ребрами, и холод этот впитывается в охвативший сердце мрак - становится в сто крат более - и боль эта, опять же, чувствуется очень остро. - Ты нашел это? - Кенма глянул на него снизу вверх, не поворачивая головы, и Акааши нервно кивнул. - Я все еще не понимаю... - Кейджи нахмурился, незаметно для остальных передавая в протянутую, покрытую корочкой сухой крови руку необходимый предмет, лишь на секунду помедлив. - Зачем тогда мне?.. Козуме выразительно глянул на него, и Акааши сжал губы, не решаясь продолжать. В первые в своей жизни он не боялся, но чувствовал явное опасение, необходимое опасение, словно бы стоял перед прежде не знакомым зверем и не был точно уверен, насколько враждебно он к нему относится. Но тут уж все было на порядок проще - Кенме было просто плевать, он лишь делал его руками то, что не мог сделать своими, и он, по какой-то причине, подчинялся, хоть и понимал достаточно явно, что не был обязан, и сделать ему Козуме ничего не мог - слишком уж плачевно было его состояние, ресурсы истощены, а люди вокруг - имели довольно сильную волю и уже начинали догадываться. Все они чувтсвоали, что игра подходила к концу. - За тем, - Все-таки подал голос он. - Что за хорошие поступки не всегда воздается, а убрать пару лишних людей никогда не бывает лишним, знаешь? Уголки его губ дернулись вверх, прежде чем Кенма сдвинулся с места, не спешно зашагав в сторону Куроо и Бокуто. От него явно несло морозом и отчужденностью. И ни черта Акааши не поверил в слова Козуме, украдкой глядя в их сторону, о том, что тот отступается от своего желания убить Некомату-сана - будь он хотя бы немного более глуп, и бросился бы в омут с головой, прямо сейчас бы перерезал ему глотку - и возможно - возможно был бы даже шанс, что ничего бы ему за это и не было. Однако все сложилось так, как сложилось, и Козуме всегда думал, прежде чем сделать шаг. Бывали дни - когда он отпускал узду, необдуманно ступал по минному полю, повинуясь собственной Жажде, но сегодня, видимо, мин под землей оказалось слишком много, и он искал обходные пути. Акааши, кажется, уже подорвался. Так холодно.***
В номере Укая было чертовски не уютно. Помимо боев без правил Иккей занимался мелким и почти законным бизнесом, и в целом, был не совсем таким же состоятельным, как и Некомата-сан, однако, судя по тому, что я слышал от Даичи, в последнее время в его делах все идет не очень-то и хорошо - после приступа, Укай ненадолго отошел от дел, и все начинало медленно но верно разваливаться - да и был кто-то среди этих стен, кто разрушал компанию старого Ворона изнутри. Такеда не справлялся со всем этим в одиночку, а сын Иккея напрочь отказался перенимать дела отца еще пять лет назад - купил билет в один конец до какого-то городка в Индии, и больше его, пока что, никто не видел. И хотя, Даичи признался, что его босс всегда знал, где находится его сын - просто был слишком гордым, что бы попросить о помощи даже тогда, когда сил почти не оставалось. Это была серьезная размолвка, и я, если честно, не хотел иметь с этим ничего общего - будто Некомы не хватало на мою голову. Обстановка здесь не выглядела достаточно обжитой, что, в прочем, не удивительно, ведь не стал бы Иккей тащить нашу свору в то место, где он действительно живет? И хотя, имя его было достаточно испачкано, а Ушиджиму - что, если верить словам Ойкавы - не подкупить ни запугать было нельзя, потому что был он жутко принципиальным и "упертым как баран" - заявиться через парадный вход в его жилье было бы явным перебором. Все выглядели усталыми. Еще тогда, когда мы сели в машину, и я опустился на мягкие сиденья в салоне - я едва не заснул. Было здесь так комфортно и тепло после твердых стульев у барной стойки в клубе Ойкавы, что вся эта атмосфера невольно забралась мне под кожу, заполнила меня всего, вытесняя все упрямннене желание отключиться и расслабиться хотя бы на какое-то мгновение. Ведь все это время - даже тогда, когда я выливал в себя дешевый виски, тогда, когда был с Акааши, и тогда, когда говорил с Куроо и Кенмой - я был напряжен. Чертовски... Чертовски хотелось спать. Именно поэтому было решено отложить все обсуждения до вечера. К слову, Укая я так и не смог увидеть. Хотелось бы его поблагодарить - за помощь. И пусть я понимал, что делал он это только ради своих людей, возможности увидеть Некомата-сана, и, возможно, что бы как-то отблагодарить Акааши, который поспешил оказать ему первую помощь в клубе - за ту хладнокровность, которой не хватило Суге - я все же хотел сказать ему спасибо. Однако Такеда и словом не обмолвился о том, здесь ли он вообще, лишь довел нас до десятого этажа отеля - где Сейдзе зашли за одну дверь, а мы - за ту, что была напротив. Момента, когда исчез Некомата-сан, я так и не заметил.***
Акааши долго и упорно мерил номер широкими шагами - пространства было не очень много - и то ли из-за этого, то ли потому, что атмосфера в этой крошечной комнате стала слишком давящей - он вышел. Ничего не сказал, даже не кивнул - просто открыл дверь, и шагнул за порог. И может быть стоило ему хлопнуть ей, или же разразиться бранью, как только мы остались наедине - и мне стало бы на порядок легче. Но он не сделал ни первого, ни второго - был хладнокровен, как и всегда - не позволил себе ни одного лишнего взгляда или жеста - и впервые - действительно в первые это его качество не восхищало, а заставляло изнывать. Куроо и Кенма заняли спальню, и я не стал напрашиваться к ним. Было бы несколько стыдно вот открыто сбежать от Акааши, да и видел я - даже почти чувствовал, что им нужно о чем-то поговорить. О чем-то, что меня ни как не касается. Это, конечно, задевало, но я уважал их чувства. Диван был мягким. Даже слишком мягким, наверное - я почти проваливался в него, ворочался, ворочался, и так и не сумел заснуть. Когда же живот в очередной раз скрутило от голода, и тошнота подобралась к горлу, я не выдержал. Встал, шагнул в сторону ванной комнаты, с твердым намерением привести себя в порядок, а затем спустится вниз, и заказать что-нибудь съедобное. Комната была блеклой и пустой; я включил воду - такую холодную, что пальцы онемели, и я не мог двигать ими, уже пару мгновений продержав под краном. Затем набрал ее в дрожащие ладони и плеснул в лицо. Ты же не учишься на ошибках, да? В зеркале мои глаза казались как-никогда усталыми.***
Кенма все еще был холодным - точно не человек. Запахов так много вокруг - от Козуме пахло ночной свежестью, потом, и очень сильно - кровью. Куроо держит крепко - вжимает пальцы в обтянутую черной футболкой талию, ведет носом по виску, и вдыхает - так глубоко, как только получается - все никак не может надышаться. Внутри него само нутро воет раненым зверем - он ненавидит и любит этот момент - знает же, что не имеет никакого права делать такие вещи с Кенмой, но руки сами тянуться, губы сами размыкаются, а глаза смотрят-смотрят, и его ведет, Куроо чувствует, что держится из последних сил. А Кенма такой холодный. - Куроо... - Шепчет он на грани слышимости, и Тецуро поднимает взгляд, смотрит бережно, ведет самыми кончиками пальцев по подбородку, щекам, заправляет за ухо непослушную светлую прядь волос, и улыбается - надломленно, виновато, и так безумно тепло, что у Кенмы перехватывает дыхание. - Мало... - В тон ему отвечает Куроо, и снова обхватывает руками талию, цепляется пальцами - наверное, синяки останутся - и притягивает ближе к себе, едва ли не пытаясь вплавить в свое тело. - У нас так мало времени... - Ведет губами по линии шеи, заходит за ушную раковину, обхватывает губами мочку. Кенма в его руках трепещет, как только что пойманная бабочка, дышит прерывисто и глубоко, словно вот-вот сорвется на стон, шепчет его имя - аккуратно, с придыханием. Обхватывает руками шею, притягивает к себе еще ближе, сипит на ухо: - Тогда поторопись, - И тот окончательно выпадает, целует его - глубоко, с языком, словно бы и не в первый раз - прихватывает зубами нижнюю губу, легонько прикусывает, ведет кончиком языка по верхнему ряду зубов, по деснам, касается языка Кенмы, аккуратно, словно на пробу, и тот отвечает - умилителен в своей неуверенной страсти. Сплетение черного и белого, ловкое и не спешное смешение рук, багряные всполохи крови, рассыпчатый смоляной уголь, тлеющий в остатках пламени жажды и самое настоящее жидкое горячее золото - глаза в глаза. Надрывный голос, и тихие выдохи, имена на грани слышимости, впивающиеся в обтянутые старой футболкой плечи руки, тонкие бледные пальцы в волосах, едва заметная улыбка Кенмы. Козуме вытягивает ногу вдоль сидящего рядом с ним Тецуро, и Куроо не удержавшись, проводит рукой по бедру, плавно ведет теплыми пальцами под колено - обхватывает крепко, едва ли ногтями не впивается. Козуме голосисто всхлипывает, хватается руками за плечи, прикусывает губу - запах крови заполняет собой все пространство между ними, и Козуме неуклюже слизывает ее, Куроо тянет колено ближе к себе, и то больно упирается в бок - к этим ногам можно бросить весь мир. Куроо и не помнит, как они дошли до этого. Стоило ему переступить порог этой комнаты, и закрыть за собой дверь, как вся выдержка в одно мгновение схлынула - осыпались, словно была каким-то слоем поверх его тела. Руки и ноги стали мягкими, даже ватными. Он ощущал себя таким слабым и уставшим, что опустился на первую же поверхность - упал в кресло, откинул голову на спинку, и закрыл глаза, вслушиваясь в звенящую тишину. Когда там, за пределами спальни, дважды хлопнула дверь, Тецуро невесело хмыкнул - первым, должно быть, вышел Акааши - не сумел просто сидеть здесь на одном месте, его едва не разрывало от волнения и сотен-сотен противоречивых чувств. Что же до Бокуто... Наверное, он просто пошел за ним - Котаро всегда был немного навязчив. А может быть, он решил зайти в комнату напротив, и поговорить с Ойкавой - ему ведь совершенно точно нужно было с кем-то поговорить, и Куроо не мог перестать винить себя за то, что и сам слишком слаб, и не в состоянии выслушать его, за то, что не был рядом сейчас - возможно никогда не был. Кенма тогда подошел к нему - ему бы тоже стоило высказать ему все - и возможно, так было бы даже лучше, но сейчас Тецуро не хотел думать об этом. Ведь когда Козуме склонился над ним, провел рукой по щеке - обхватил пальцами за подбородок и поцеловал - впервые, совсем еще аккуратно и робко - Куроо выпал, в одно мгновение приняв решение забыть обо всем, обо всех людях, которые были за пределами этой комнаты. Любить, пока не истечет кровью. Распадаться на части. Расслабиться. Немного, совсем чуть-чуть расслабиться.***
Спустя час Ойкава докурил всю свою пачку, и нервно сжав в руке пустую упаковку, зажмурился. Бокуто спустится вниз, туда, где в отеле был ресторан, и порывшись в карманах не нашел ничего - он вспомнил свой первый день в Сан-Франциско, когда под колючими маленькими снежинками он точно так же пытался найти хотя бы немного денег. Он поднял свои глаза, полные обреченности, и встретился взглядом с самим Укаем, сидящим за одним из столиков. В его руке медленно покачивался бокал вина, а взгляд был полон лукавых смешинок. Он качнул головой, в приглалающем жесте, и Бокуто двинулся в его сторону - в грязной не подобающей для такого места одежде, пердчувствуя очень познавательный разговор. Акааши зажмурился, встречая на крыше порывистый холодный ветер. Такеда тяжело вздохнул, надевая очки. Некомата Ясуфуми скалился ему в лицо. Кенма быстро собрав одежду, и натянув ее на себя, выскользнул за дверь, покидая номер. Как только он оказался в коридоре, Куроо медленно открыл горящие глаза.