***
Когда все улеглось, люди Укая уволокли Ойкаву в глубь светлых отельных коридоров, но ни он, ни его люди не спешили сопротивляться. А я все никак не мог отделаться от чувства, что у него осталось еще несколько карт в рукаве, и нам есть, чего опасаться. Когда я сказал об этом Куроо, он, превозмогая усталость и раздражение, слабо мне ухмыльнулся, и ответил, что, кажется, такая жизнь пробудила в Бокуто профессиональное чутье. Я улыбнулся. Даичи отвел на всех обратно, в нашу с Акааши комнату, и мы, рассевшись друг от друга в разных ее углах, молчали, не зная, что следует сказать. Сам Укай где-то пропадал, иначе, думается мне, он был бы уже здесь, или, может быть, ушел вслед за Ойкавой и остальными ребятами из Сейджо. Я... Не чувствовал к ним злости или ненависти - и такая внезапная смена сторон не слишком мне нравилась. Я понимал, что заставило его поступить так, как он поступил, но не мог понять, почему именно инъекция вдруг оказалась так важна. Неужели из-за её специфических свойств? Или, быть может, она нужна была Ойкаве прямо сейчас и очень срочно, тогда у меня еще один вопрос - зачем? И все же думать об этом... Было трудно, шестеренки в моем мозгу будто заржавели, заедали, вращались медленно, готовые либо вот-вот слетать, либо просто остановиться. Я не знал, была ли тому причиной усталость, может быть, гнев, раздражение, или обида? Куроо бы мне сказал, не будь он так обессилен, и будь я чуточку более эгоистичен, что бы спросить его об этом в такой момент. Когда Даичи вышел, я почувствовал смутное облегчение. Своим уходом из комнаты, он словно бы снял некий барьер, даже дышать стало легче, и я вдруг понял, что сейчас могу сказать гораздо больше, чем несколько секунд назад. Перед его уходом, Куроо передал ему кулон, и кивнул, а Савамура вдруг как-то резко расслабился, когда холодная сталь птичьих крыльев, наконец, коснулась его кожи. Будто бы Куроо передавал не украшение, а власть над Карасуно, запертую в его точеных стальных контурах - в очертании каждого пера и между звеньев цепочки. - Укай сам дал мне его, - Тут же пояснил он, как только мы остались втроем. - Как доказательство, что я говорю от его имени. Я заключил с ним сделку. Ты этого не знаешь, но когда вы с Ойкавой приехали в больницу, что бы забрать нас, я уже знал, в каком положении окажусь, если встречу его раньше, чем Ушиджиму. Полиция, скованная правилами просто была меньшей из зол. - Но... Мы ехали в одной машине, Иваизуми рисковал своей жизнью, - Непонимающе нахмурился я, просто не понимая, как можно подделать такую искреннюю участливость. - Не важно, что ты видел, Бокуто, - Твердо ответил Куроо, решительно глядя мне в глаза, и так же решительно игнорируя взгляд Акааши. - Для Иваизуми цель не оправдывает средства, и если Ойкава заиграется, он будет первым, кто его остановит. Но здесь... Дело приняло совершенно другой оборот. Может быть, сначала ими и двигало благородство, но потом, стоило только Ойкаве увидеть выгоду в происходящем... Если бы Укай не пришел в больницу, и если бы он не нашел... Кое-что, о чем я сейчас не могу тебе сказать, мы были бы в куда менее выгодном положении. Акааши нам помогал, - Совершенно другим голосом сообщил он, бросая это несколько пренебрежительно. Должно быть, причиной такой показательной демонстративной грубости был их недавний спор. Меня удивило, что я не почувствовал ни насыщения, ни даже удовольствия, когда Акааши, так непривычно открыто для себя нахмурился. - Всего лишь сыграл роль почтовой совы, - Тихо хмыкнул Кейджи. - Именно, - Кивнул Куроо. - Он действовал самостоятельно, надо отдать ему должное. Понятия не имею, откуда у тебя взялся этот мятежный дух, но сейчас он оказался как нельзя кстати, - Тецуро бросил на Кейджи быстрый скользящий взгляд. - В кабинете Ойкавы я взял одну из неудавшихся версий инъекции. - Неудавшихся?.. - Ошалело спросил я, и Акааши слабо усмехнулся. - Разумеется, ты ведь не думал, что ее можно приготовить с первого раза? Я не знал, что мне с ней сделать, поэтому обратился к Куроо. И тут меня снова кольнуло обидой. Ну, будет тебе, Бокуто, что за глупости? Мы ведь живем в разных мирах. Разве же мог я дать ему достойный совет? "Может быть, и мог" - тут же шепнул голос в голове, и я, усилием воли, его проигнорировал. Глупо было обижаться на подобное решение Кейджи, но это, в купе с тем, что я услышал о себе в комнате наверху, в который раз напомнило мне о том, что они, знакомые уже двольно давно, почти с легкостью опирались друг на друга, даже имея такие скверные отношения. Потому что знали, что могут положиться на человека рядом с собой. А я... Наверное, я, доверия не внушал. Да и с чего бы? За все это время я не сделал ровным счетом ничего, что могло бы позволить им видеть во мне надежного человека. - А я, уже владея кое-какой информацией, взял все в свои руки, - Куроо на миг поджал губы. - Мы дали Кенме другую инъекцию, не настоящую. Чтобы он не натворил дел. Он ведь... Не хотел ничего плохого, знаешь? - Спросил Куроо, будто у самого себя, но я был уверен, что он оправдывает его и в моих глазах тоже, будто думает, что я повернусь против нашего общего друга, если узнаю о нем то, что Тецуро пока не желает нам говорить. Конечно, я думал, что после того, как он прижал Ойкаву к стене в моей палате и едва не убил, после того, как я узнал, что он и Куооо были отравителями и обманывали меня столько лет, после того, как он целился в меня, и говорил безумные вещи... После всего, мое мнение измениться. Но оно осталось прежним. И я не считаю, что еще один интересный факт в мою копилку сильно изменит положение вещей. - Но Кенме совсем застилает глаза. Он пытался убить Некомату с помощью той инъекции. Не хочу, что бы он попал под удар, - Тецуро неловко почесал щеку. Стоило только разговору перейти в сторону Кенмы, как он мгновенно переменился. Я видел, что Куроо полнился волнением и чем-то еще, таким неуловимым и эфемерным, что от него, будь оно более осязаемыми, был бы один только слабый аромат. - Сейчас Сугавара наблюдает за ним. Что касается самой поддельной инъекции - это уже к Акааши, - Прокашлявшись, он кивнул в сторону Кейджи, и тот кивнул ему. - Я, правда, понятия не имел, как она работает. Вернее, Ойкава написал краткую инструкцию, но можно ли было ей верить - это совсем другой вопрос, - Кейджи едва заметно нахмурился, и я, избегая его прямого взгляда, решил все же спросить, как вдруг Куооо, посмотрев на свои часы, тихо хмыкнул. - Вот сейчас и проверим.***
Такеда, надо сказать, обладал потрясающей способностью брать себя в руки, какой бы напряженной ни была ситуация. Он выглядел слабым и не слишком смелым, и оттого часто становился мишенью, но на деле же был чертовски умным и лишь чуточку мнительным. Они познакомились не слишком давно - тогда Кейшин еще не обиделся на весь свет, и не улетел из страны, а Карасуно имел всего два скромных отеля недалеко от центральной улицы и маленькую группировку из двадцати человек. Укай не любил загадывать наперед, с тех пор как жизнь раскидала его и Некомату в разные стороны. Но впервые посмотрев в блестящие из под стекол очков глаза Такеды, он с поразительной ясностью понял, что ему нельзя доверять. Ясуфуми учил его жить одним днем и импровизировать, не бояться изменений и внезапных поворотов, но он все равно опасался за ту информацию, которую новый друг и коллега сына уже успел услышать. Он открыто ухмылялся, смотрел на него сверху вниз и вообще вел себя не слишком "по взрослому", предпочитая игнорировать свою совесть, вторая вдруг оказалась подозрительно лояльна к своему хозяину. Все изменилось, когда одна из мелких группировок ворвалась в их загородный особняк, и попыталась добиться от Иккея кое-какой информации. Каково же было его удивление, когда Иттецу оказался первым, кто взял в руки пистолет. Все обошлось малой кровью - Укаю сломали правую руку, у Такеды остался синяк на скуле - удивительная удача! Тогда-то Укай и пригласил его работать к себе. Кейшин, до сих пор не слишком сильно участвующий в семейном бизнесе отреагировал резко. В конце концов, кто знает, может быть именно это и стало первым шагом к их размолвке? Но свое тогдашнее решение Иккей ошибкой не считал. До сих пор Такеда был подле него, как правая рука, и вопреки всем опасностям и трудностям сохранял верность Карасуно. Так и сейчас - он, не задавая лишних вопросов, помог Укаю перетащить Некомату в глубь комнаты, и положить ему под голову скомканную черную, будто вороново крыло, куртку. - Вы уверены, что это вообще возможно? - Все-таки спросил Иттецу, и Укай пожал плечами, прекрасно понимая недоверие, прозвучавшее в его голосе. - Куроо сказал, что сам не уверен до конца. - А вы бы хотели этого? - Что?.. - В миг охрипшим голосом переспросил Укай, хотя прекрасно слышал, что сказал его коллега. Но тот всё же терпеливо повторил. - Вы бы хотели, что бы Некомата Ясуфуми был жив? - Такеда опустил взгляд, комкая между тонких пальцев свои черные брюки, и неловко поправил очки. - Не стесняйтесь сказать мне правду - я все равно увижу ее в ваших глазах. И если вы будете против, то я пойму, и даже не стану осуждать, - "Да, - подумал тут же Укай - Даже если бы я убил его собственными руками, как только он открыл бы глаза - ты все равно остался бы на моей стороне. Спасибо". - Не после того, как он... Не после всего. Укай только кивнул, не решаясь даже пытаться произнести вслух все то, о чем думал у себя в голове - слишком много чувств, выхода которым он пока не мог найти, ни в словах, ни в жестах, слишком много... Всего. Иккей просто не сумел бы произнести все это, ни разу не запнувшись от волнения. Потому что черта с два он убил бы Некомату - тот всегда значил для него слишком много, больше, чем Укай мог себе позволить, оттого, наверное, они и разбежались по разные стороны баррикад. Кто из них сделал неправильный выбор? "Может быть, - Решил Укай, - Когда я сумею ответить на этот вопрос хотя бы себе, все станет проще". Иккей тяжело вздохнул, и покосился в сторону двери. Куроо, где-то там, посреди коридоров его отеля, должно быть, уже разобрался со всем с присущей ему непринужденностью, или, может быть, с жаждой - такой, какую этого город не видел уже очень давно. Он был хорошим парнем, Тецуро, и этот его друг - Бокуто Котаро, который оказался до странного мудрым в тех вещах, которые его не слишком касались. Укай хотел бы сказать ему спасибо, но каждый раз, когда он открывал рот, перед глазами вставал образ Ясуфуми - так были похожи их ауры - и все слова тут же превращались в тугой болезненный комок. Он не хотел выпускать Отравителей в свой дом, он не хотел подвергать опасности своих людей и держать на руках мертвое тело Некоматы Ясуфуми. Он мог бы остаться ы стороне, он ее имел никакого отношения к этим людям, и все же... Такеда дернулся, и все мысли Укая тут же разлетелись в разны е стороны. Некомата, лежа возле него, зашевелился, зажмурился, и открыл ошалелые глаза.***
Сугавара протянул ему таблетку и чистый, блестящий стакан холодной воды. Отчего-то у Кенмы, такого колючего и недоверчивого, не возникло даже мысли о том, что бы проверить, действительно ли ту таблетку он сейчас выпьет. И то ли это Коуши вызывал в нем такое безусловное доверие, то ли он сам слишком сильно устал, что бы заботиться о таких вещах и сохранять свою привычную мнительность, но таблетку Козуме схватил даже не глядя, и проглотил, запив несколькими крупными глотками воды. Кенме захотелось встать. Уйти отсюда, найти Куроо, чтобы объяснить ему, зачем он все это делал, чтобы рассказать о том, что он чувствовал все это время, смотря как он, такой яркий, будто росчерк горячего пламени в кромешной густой, будто чернила, мгле, медленно умирает, от неспособности гореть ярче, больше, еще сильнее, а комната вокруг них сжимается, собираясь, кажется, превратиться в пустой спичечный коробок. Кенма хотел... Извиниться. За то, что так и не спросил у Куроо, хочет ли тот что-то менять настолько резко и сильно, взбираться по горе из отброшенных назад людей, пусть однажды одним из них мог оказаться и сам Бокуто. Тецуро все-таки оказался для него единственным человеком, любовь к которому преобладала над собственной гордыней. Сугавара будто бы открыл ему что-то безумно очевидное, своими словами он словно бы ткнул пальцем в нечто, находящееся у Кенмы прямо под носом. И теперь, когда Козуме видел это своими глазами, он больше не мог ждать. Кенма действительно встал. - Эй, ты куда? - Тут же встрепенулся Коуши, хватая его за руку. - Тебе еще нельзя вставать ты вообще в зеркало смотрел? - Мне нужно, - Козуме дернул рукой, почувствовав смутное раздражение от того, что его в очередной раз пытаются задержать. - Спасибо за твою помощь, но теперь, я должен найти Куроо. Еще один рывок - и ничто его уже не держало. Кенма быстро, как мог, зашагал к двери. Ему казалось, будто он двигается под водой, или шевелит ногами в звуком песке, до того медленными и тягуче-сложными выходили движения. Он казался самому себе неаккуратным, шумным и неловким, будто кот со сломанной лапой. - Тебе нельзя покидать комнату, понимаешь? - Сугавара вдруг оказался перед его лицом, и Кенма замер, не зная, какие подобать слова, что бы заставить его остановиться, и перестать мешать ему. Угрожать не хотелось - не в его состоянии заниматься такими вещами, рычаги давления найти никак не выходило - сознание было разрозненным, разморенным, взявшейся не понятно, откуда сонливостью. За каждую, редко проносящуюся четкую мысль в своей голове, Кенма цеплялся, как за спасательный круг. - Я чувствую себя... Хорошо. Я дойду, - Сказал он, и вспомнил, что не знает, куда ему идти, но решил сделать вид, что движется в конкретное место. Сугавара только покачал головой. - Нет, не дойдешь. И дело тут не только в твоем плачевном состоянии, - Он перехватил его за локоть, и Кенма вдруг понял, что это далось Коуши совершенно легко. Вся его сила и воля, будто куда-то пропали - Кенма дернул рукой снова, но ничего не произошло, он будто окунул ее в вату. - Как хорошо, что я оказался достаточно предусмотрителен, чтобы носить с собой снотворное. Ты должен остаться здесь. И тут Кенму вдруг осенило. Он осознал, откуда взялась слабость и сонливость, и почему Сугавара так спокойно хватал его за руки, а голос его был так тих, лишен даже толики упрямости. Будто он знал, что Козуме не уйдет, а если и сумеет выйти из комнаты, то не преодолеет и коридора, что бы дойти до лифта - рухнет вниз, и самым трудным будет вернуть его бессознательное тело обратно в комнату. Кенма попытался сделать еще шаг - просто потому, что привык бороться до самого конца, и потому, что вера в собственное, такое легкое и быстрое поражение никак не приходила к нему. "Вдруг, - думал он - Мне нужно лишь чуточку постараться, и это наваждение пройдет". Но его ноги подкосились, и Кенма опасно накренился вперед - он упал бы, если бы Коуши не подхватил его. Сугавара глубоко вздохнул, и двинулся в сторону кровати. Перед глазами у Козуме помутнело, будто готовился погрузиться во мрак, и дверь, к которой он так рвался, с каждой секундой была все дальше и дальше. - Поспи, Кенма, - Тихо сказал Сугавара, и Козуме расслышал это едва-едва, только самым краем уха, будто бы находился глубоко под водой, а молодой ворон говорил где-то далеко на поверхности. - Вы уже очень скоро встретитесь. Нужно лишь немного подождать.***
- Самое страшное, наверное, в том, что я чувствую себя виноватым, - Сказал Куроо, перед тем, как покинуть комнату, и с его уходом в ней вдруг стало так тихо. Я тоже хотел выйти - но куда бы я пошел? Это место казалось последним пристанищем, укромным уголком, в котором я мог остаться, что бы переждать бурю. Но я знал, что она уже почти закончилась, и пора бы, наконец, показаться на поверхности. Это должно было радовать меня, но вместо закономерного выдоха, наполненного невысказанным облегчением, я задавал себе вопрос: "А что будет дальше?". Что ждет меня за порогом комнаты? После всего, что мы натворили, я очень сомневаюсь, что для меня останется место в этом городе. Может быть, где-то в темноте, за торжественно-красным занавесом, который так успешно не замечают обычные люди, где-то по соседству с Некомой, Карасуно и Сейджо, от которого остались только руины. Может быть... Но такая жизнь была не для меня. Для Куроо, ведь он жаждал ее, для Кенмы, ведь он не умел жить по другому, для Укая, у которого здесь была своя точка опоры, для Ойкавы, в конце концов. Я повернулся, глянув в сторону Акааши - тот сидел, опустив голову, и думал о чем-то далеком, а можно быть, о чем-то настолько близком, что я не мог этого разглядеть. Интересно, оставил ли он первую, настоящую инъекцию у себя? Или Куроо, такой недоверчивый скрытный Куроо, забрал ее себе? Я больше склонялся ко второму, и мне было страшно даже представить, что Тецуро мог сделать с этим шприцом, что он может сделать. А про вину он все верно сказал - она тяжелая и неприятная. Я чувствую что-то похожее. Я не знал, как перевернется ситуация, если Некомата Ясуфуми все-таки откроет глаза. На самом деле я был почти уверен, что так оно и будет, но от мыслей, скользких пугающих мыслей, что это еще не все, что, если Ойкава ошибся в расчетах, и окажись та инъекция смертельной, всем нам будет намного-намного легче, мне становилось страшно. И стоило только моему внутреннему голосу даже заикнуться об этом, как я напрягался, и изо всех сил старался заставить его замолчать. Они проворачивали все это у меня под носом, а я и не заметил. Только и думал что о том, как трудно мне приходится, был уверен, что смотрю именно туда, куда нужно, но на самом деле не видел ничего. Что-то такое тяжелое тянуло меня вниз, на самое дно, и я никак не мог скинуть это со своих плеч, освободиться. Акааши тяжело вздохнул, и в тишине этот звук показался мне оглушительно громким, будто ревущий в небе гром или бьющий в лицо ветер - как если бы я был посреди бушующего моря, стараясь не захлебнуться от накрывающих меня волн. И я, пожалуй, только сейчас в полной мере ощутил, насколько неуютно нам обоим было в этой комнате. Желание уйти отсюда, убежать без оглядки, только усилилось, и я бы уже сделал это, если бы Кейджи не заговорил: - Послушай, Бокуто, - Начал Акааши, и меня передернуло от тона его голоса - он был блеклым, но не пустым. В нем ощущалось что-то, чего я не мог до конца понять, или, вернее, чему не мог дать названия. Наверное, так обращались к людям, перед которыми чувствовали вину. - Я хотел попросить прощения, за то... - Нет-нет, ты все верно сказал, - Акааши поднял взгляд, что бы убедиться, насколько серьезны мои слова, и не увидев на моем лице ни единого намека на ехидство, заметно расслабился. - До сих пор, я не сделал ничего, что бы заслужить ваше доверие. Меня постоянно нужно было ставить на ноги, что бы мы все могли продолжить идти. Более того, я только и делал, что притягивал неприятности, к тебе, к Куроо, даже к Ойкаве. Если бы я тогда остался в Шеффилде, если бы я не сбежал, если бы... Контролировал себя лучше, может быть, все мы были бы чуточку счастливее. Кейджи молчал, долго глядя куда-то мимо меня, будто думал о чём-то. Осуждал ли он меня за такие глупые слова? Злился ли, потому что я перебил его? Кто знает, может быть эти извинения дались ему тяжело, тяжелее, чем открытое высокомерие и вес пистолета в руках. Он всегда держал его крепко, крепче, чем я. - Ты не можешь знать, как все было бы, не окажись ты здесь, - Наконец сказал он, сжав губы в тонкую полоску и напряженно глядя мне в глаза. - Нет смысла думать, как все могло бы быть, реши ты свернуть в другую сторону. Нет смысла винить себя, когда все уже сделано - ведь сидя в прошлом, ты далеко не уйдешь, в нем просто нет будущего. А историю эту пишешь не только ты, и все беды случались с Куроо, с Ойкавой, со мной, - Его голос стал мягче на несколько коротких мгновений. - Только из-за наших собственных решений. Никто не вкладывал Тецуро в руки ручку с договором, и не толкал под пули, а Ойкаву никто не просил ехать в особняк Некоматы-сана, и пытаться нам помочь. Может быть, без них их усилий мы бы никогда не продвинулись так далеко, но сейчас ты и я здесь, и ничего уже нельзя изменить. Я слушал его слова с ошалело раскрытыми глазами, и невольно повторял каждое из них в своей голове. Что бы убедиться, что бы видеть их у себя в памяти, и никогда не забывать. С каждой буквой, с каждой паузой и его мягким вздохом, мне казалось, что с моих плеч падает что-то тяжелое, тянущее меня раньше вниз, не позволяющее свободно вдохнуть и расслабиться, наконец, осознать, что буря почти закончилась. Может быть это лишь миг, в котором мы замерли перед падением обратно в клыкастую пасть бушующего моря, может быть еще чуть-чуть, и нас накроет с головой волна, утянет так глубоко на дно, что выплыть самим будет уже очень и очень трудно. Но воздух здесь, в этом лишенном шума и злобы моменте, сотканном сплошь из спокойствия и безопасности, мягким кружевом ложащимся на плечи, был таким сладким, до того непривычно свежим, без тяжелого запаха соли и железа, что в очередной раз жадно глотая его, хотелось закашляться. Я представил, с чего началась эта история для каждого из нас. Для Куроо, который впервые переступил через негласную черту - поднял руку, оскалился, перестал держать себя в стальных тисках. Взял в руки ручку - он всегда шутил, что хотел стать врачом. Если бы я только был чуточку более внимателен и чуточку менее эгоистичен, сумел бы я заметить, как потухал огонь в его глазах, когда он в очередной раз произносил свою несбыточную мечту вслух? Я думал о Кенме - о котором не знал почти ничего, которого не понимал до конца. О Кенме, который запутался, который улыбался мне, мягко спрашивая: "Где мое настоящее лицо?". Я думал об Акааши, отряд которого почти уничтожили, о том, как он глядел в спины уходящим Матсукаве с Ханамаки - они оба не любили долгие прощания, понимали только друг друга и никогда не открывали миру вокруг свои души. Они нашли дом, а Кейджи загнал себя в клетку. Я думал о... О себе, да. Я вспоминал, как начал заниматься боями без правил, ходил в подпольные маленькие клубы. Я никогда не считал, что должен следить за чем-то еще, кроме рук моего противника. Я не жалел ни сил ни выносливости, я не знал, к чему может привести такая безответственность. - Ты действительно часто выпадал из колеи, - Тихо сказал Акааши, собрав руки в замок, и я встрепенулся, прислушиваясь. Все воспоминания медленно, одно за другим исчезли, и я увидел его спокойное лицо. Акааши мягко, но едва заметно улыбался. - Тебя приходилось встряхивать, потому что даже я понимал, что сам ты подняться не сможешь. А ведь это была не ерунда. Ты подставлялся, - В глазах Кейджи мелькнуло осуждение, но тут же исчезло, и я не был уверен, правда ли видел его, или, может быть, додумал, поддавшись влиянию момента. - Один случай со Львом чего стоит. И сейчас, в кабинете. Но это не важно. Не важно, потому что, сколько бы глупостей ты не сделал, ты всегда оставался на моей стороне и на стороне Куроо и Кенмы - я просто этого не замечал. Смотрел... Смотрел, знаешь, совсем в другую сторону. Никто в целом свете не смог бы сделать для каждого из нас больше. Поэтому мы решили... - Акааши, - Я перебил его, не зная толком, что хотел сейчас сказать, и в который раз пожалел, что не могу просто показать ему, несколько мне были важны такие его слова. Это было похоже на подарок, на освобождение, на сладкое, будто персиковая жвачка, небо, ярким рыжим мазком мелькнувшее среди тяжелых синих туч, на единственный кусочек моря, среди всего стихийного буйство, озаренный солнцем, безмятежный и теплый. Я хотел бы там остаться, но Акааши сказал, что нужно двигаться вперед, и если я проигнорирую эти его слова - то признаю для нас обоих, что они для меня совсем не важны. В прошлом нет будущего. Мне нужно плыть дальше. Но я решил, что, может быть, могу задержаться в этом мгновении чуточку дольше? - Поэтому, - Твердо продолжил Кейджи. - Мы с Куроо решили, что отдадим ее тебе. Вернее сказать, он решил, но это не важно, потому что я был совершенно не против, - И тогда Акааши засунул руку в карман, и достал из него черный футляр. Я уже знал, что будет внутри, и чем это может обернуться для каждого из нас. - Погоди, что ты такое делаешь? Я не могу ее взять, это же... - Та самая коробочка, из-за которой Ойкава рискнул всем. Возьми ее, - Кейджи решительно протянул ее мне, но, так и не дождавшись, пока я подниму свою дрожащую руку, взял ее, и вложил вещь в мои пальцы. Я не хотел брать этот футляр. Я не хотел его даже касаться. Мне казалось, что стоит только несколько лишних секунд подержать его в руках, и непременно что-нибудь произойдет. Я будто получил в свое распоряжение ящик Пандоры. Но время шло, Акааши не выпускал мою руку, не позволял выпустить футляр, а все вокруг продолжало оставаться безмятежно серым. - Кенма дал её мне потому, что знал, что если мне представиться шанс, я не побоюсь ею воспользоваться. А мы с Куроо передаем ее тебе потому, что знаем, что ты этого не сделаешь. Для каждого из нас будет лучше, если инъекция остается у тебя.***
- Я решительно не понимаю, что я здесь делаю, - В который раз говорит Ойкава, нервно стуча пальцем по столу. Комната так сильно напоминала ему допросную Ушиджимы, хотя сходство и было только в отсутствии окон, и ужасном неотвратимом ощущении чего-то наступающего на него, чего-то, что должно его скоро настигнуть, в неприятно ползущем по спине ощущении, словно какое-то насекомое. Да, ему было страшно, он не знал, что будет с ним, что будет с его людьми. Если бы здесь не было Иваизуми - он бы потонул в этом с головой, и не сумел бы выбраться, к тому моменту, как в комнату войдет кто-нибудь из членов Карасуно. В груди жгло. Это поднималось от самого живота, собиралось в горле и липко оседало во рту, царапало язык, он не мог перестать морщиться, хотя бы попытаться взять себя в руки, что бы выражение его лица не было таким страдальчески-проигравшим. И напуганным. Обстановка не располагала с эмпатии, поэтому он понятия не имел, что сейчас чувствует Иваизуми. Связь между ними натянулась, зазвенела, и обессиленно повисла вдоль их уставших тел, когда они с Хаджиме опустились на эти жесткие стулья в одной из комнат на цокольном этаже отеля Укая. Ойкава вскользь подумал о том, насколько грамотно нужно распоряжаться своими людьми и ресурсами, чтобы проворачивать что-то подобное в настолько людном месте. Чтобы гонять их, опасных, вымазанных в грязи, крови и еще черт знает чем, с оружием в руках, словно каких-то крыс из одного угла в другой и все это под носом у клиентов. Он и сам делал что-то подобное в своем клубе, в Сейджо. Когда он у него еще был. "Наверное, - Решил вдруг Ойкава. - Там уже ведет обыск полиция". И внутри заклокотало еще сильнее, затапливая все перед глазами мутной сухой горечью. До чего же ему не хотелось расставаться с тем местом! Никакой сентиментальности - Тоору строил эту империю с нуля, еще тогда, когда у него в руках не было ничего, кроме собственного желания, и теперь, когда она, словно драгоценный камень на его короне, сияла так ярко, её вдруг вырвали у него из рук. Расставаться с чем-то таким, с чем-то, безусловно, своим, было больно. - Эй, - Иваизуми под столом нашел его руку, и переплел их пальцы. Ойкаве не стало спокойнее, мысли не разлетелись, словно легкие белые пушинки - скорее посыпались камнями на голову. В этом они с Хаджиме и отличались - тот всегда думал о них обоих, а Ойкава, когда ситуация совсем выходила из-под контроля, начинал теряться и мог смотреть только внутрь себя самого. Это было не правильно, это было эгоистично, но Тоору не мог ничего изменить. - Ты в порядке? Ойкава молчал еще какое-то время, будто раздумывал над тем, какой ответ ему дать, но на самом деле он просто не мог отделаться от страшных, злящих его мыслей, что Сейджо ему больше не принадлежит. Может быть, даже его люди уйдут - они вправе разочароваться в таком лидере, после всех его ошибок. Иваизуми сжал его руку сильнее, и Ойкава дернулся. - Нет, - Честно ответил Тоору, и шумно втянул носом воздух. В нем будто прорвало границу, мешающую чувствам выйти за прочерченную самим Ойкавой черту. И теперь, когда они, будто бурная горная река потекли вперед, не желая остановиться, и не имея воли, что бы сделать это, что-то внутри него, до того скрипящее, протяжно воющее на одной ноте слабостью и страхом, вдруг треснуло, надломилось, и ухнуло куда-то вниз и со свистом полетело в глубокую черноту его собственного "я". - Я совершенно не в порядке. - Никто не мог знать, что все будет вот так, - Попытался успокоить его Иваизуми, но вышло не слишком хорошо. - Я видел, как Маки и Матсуна завели в соседнюю комнату. И всех остальных тоже. Интересно, допрашивать будут только нас? - Кто знает? - Прошептал Ойкава, а Хаджиме, тем временем, продолжил: - Интересно было бы на это посмотреть, - Он осторожно глянул на Ойкаву, едва ощутимо пройдясь большим пальцем по его указательному, и от этой незамысловатой ласки вдруг стало чуточку легче. - Особенно на Ханамаки. - С него станется вывести из себя даже такого, как Сугавара, - Хмыкнул вдруг Ойкава, и слабо улыбнулся. - Думаешь, они не держат на меня зла? - С чего ты вообще мог подумать о чем-то таком? - Хаджиме нахмурился, неловко проведя пальцем свободной руки по своему носу. И весь его вид, такой усталый и раздраженный уже был ответом на заданный им вопрос. - Они никогда от тебя не отвернуться. А из этого всего... Мы все выберемся. Вместе. Хорошо? Ойкава уже было открыл рот, что бы что-то ему ответить, но не успел - в записной скважине поскребли ключом, и дверь медленно отворилась. Ойкава и не заметил сразу, как раскрылся от удивления его рот, когда на пороге появился Некомата Ясуфуми, в вымокшей в крови одежде, с недовольным лицом и связанными руками, но относительно живой. Его конвоировал Укай Икей, а за его спиной совершенно раздражающе маячили головы Даичи и Куроо. Первый показался Тоору печальным, обреченным даже, эта комната была последним местом, где он хотел бы сейчас находиться, а эти люди - последними, с кем он бы хотел разговаривать. Тецуро же в очередной раз нацепил на свое лицо идиотскую ухмылку - перед кем он показывал свою глупую браваду, Ойкава точно не знал. Куроо был тем самым человеком, понять которого до конца у него так и не вышло. Тоору видел его ложь, но где именно она была - он точно не знал. Поэтому, когда он заговорил, информатор привычно напрягся, пытаясь выскоблить из его слов те самые осколочные части, в которых и была зыбкая, но все же правда. - Нам нужна ваша помощь. Ойкава, все-таки не сумев сдержаться, сморщился. Он только час назад зарекся помогать этим бродячим котам. Но интерес, всколыхнувшийся в нем после появления такой разномастной компании, оказался слишком сильным - и отразился в его глазах яркими огненными всполохами. Ойкава почувствовал, Будто после такого его взгляда, итог разговора уже предопределен, и ему это совсем не понравилось.