Способный ученик

мало ли кто приезжает к тебе в ночи, стаскивает через голову кожуру, доверяет тебе костяные зёрнышки, сок и мякоть мало ли кто прогрызает камни и кирпичи, ходит под броней сквозь стужу или жару, чтоб с тобой подыхать от неловкости, выть и плакать мало ли кто лежит у тебя на локте, у подлеца, и не может вымолвить ничего, и разводит слякоть посреди постели, по обе стороны от лица мало ли кто глядит на тебя, как будто кругом стрельба, и считает секунды, и запоминает в оба: ямку в углу улыбки, морщинку в начале лба, татуировку, неброскую, словно проба мало ли кто прошит тобою насквозь, в ком ты ось, холодное острие мало ли кто пропорот любовью весь, чтобы не жилось, — через лёгкое, горло, нёбо, и два года не знает, как сняться теперь с неё мало ли кто умеет метать и рвать, складывать в обоймы слова, да играть какие-то там спектакли, но когда приходит, ложится в твою кровать, то становится жив едва, и тебя подмывает сбежать, не так ли дождь шумит, словно закипающий чайник, поднимаясь с пятого этажа на шестой этаж посиди с бессонным мало ли кем, когда силы его иссякли ему будет что вспомнить, когда ты его предашь © В.П.

— Как ты сюда попал? — Маркус оперся плечом о косяк, рассматривая растянувшегося на полу Вуда. Тот лежал, закинув руки за голову, а ноги — на стоящую рядом кровать. Он резко обернулся и тут же обмяк, меланхолично окинув Маркуса взглядом, словно ожидал увидеть кого-то другого. — Ногами, — огрызнулся он и снова отвернулся. Флинт раздраженно рыкнул и подошел к нему — его заляпанные грязью ботинки оказались совсем рядом с лицом Оливера. — Дверь была закрыта, — упрямо продолжил Маркус. Вуд криво усмехнулся и протянул насмешливо: — Боишься, Флинтус? Было видно, Флинт и правда насторожился. Оливер, смотря на его напряженную шею, шевелящиеся крылья носа, сжатые кулаки, словно сам ощущал сдавливающий горло гнев. — Вуд, — сухо и угрожающе, так, что у Оливера засосало под ложечкой. Он довольно прищурился, глядя на Маркуса снизу вверх, и, подняв одну руку, огладил широкую мускулистую голень, обтянутую джинсовой тканью. — Оливер, — процедил Флинт сквозь сжатые зубы, дернув ногой, чтобы сбросить его руку. Он не любил просить, но как же Оливеру нравилось заставлять его это делать. — М-м-м? — отозвался он, словно нехотя. — Как. Ты. Вошел?! — отчеканил Маркус, сверля его взглядом. Оливер еще пару секунд позволил себе молча поглазеть на него в ответ, выгнулся, потягиваясь, и наконец вытащил из кармана набор отмычек. — Уизли одолжили, — небрежно пояснил он, выбрасывая руку раскрытой ладонью вперед и демонстрируя Маркусу содержимое. Удар по руке хоть и был ожидаемым, но от этого не менее болезненным. Оливер зашипел от боли и прижал ладонь к груди. Флинт на этом не остановился, свирепея с каждой секундой все больше: отшвырнул связку отмычек ногой, и следующий удар снова пришелся по Вуду — тяжелым ботинком куда-то в бок. Оливер охнул, но увернуться не попытался, только продолжил смотреть на Флинта. Маркус упал на колени рядом с ним, ухватил за плечи, тряхнул, пару раз приложив головой об пол. — Ты полоумный придурок, — зашипел он Вуду в лицо. — Что, если за тобой следят? Что, если узнают, к кому ты ходишь?! Оливер зажмурился, скривился от появившегося гула в ушах и просипел, тяжело дыша: — За меня не беспокойся. Я не забываю об осторожности. — Слишком много чести, беспокоиться за тебя, — фыркнул Флинт, разжав пальцы. Он отпрянул и сел на пол, опершись спиной о кровать, откинул голову и закрыл глаза. — Зачем ты снова пришел? — подал он голос после непродолжительного молчания. Оливер подполз к нему и, уткнувшись лицом в его колени, сдавленно пробормотал: — Если бы я сам знал. — Придурок, — и Оливер согласно кивнул. — Кто на этот раз? — спросил Маркус как всегда безэмоционально, и Оливер был благодарен ему за это. Спорт, соревнование, факультетские очки. Никакой войны. — Тебе не понравится, — ответил Вуд и тут же сник. На удивление голос его прозвучал тихо и жалобно — похоже, он действительно сожалел. — Кто? — на этот раз мягко повторил Маркус, запуская пальцы в волосы на вудовском затылке. Оливер вдруг весь сжался, тихо заскулил и наконец выпалил: — Монтегю. Флинт вздрогнул — едва ощутимо, но достаточно для того, чтобы Оливер заметил, и это было как пощечина — жгучая и стыдная. Вуд заревел — громко, надрывно и совершенно по-детски неприкрыто. Слезы, как по мановению волшебной палочки, градом покатились по его лицу, он извивался на коленях Флинта и судорожно хватал ртом воздух. — Я не хотел… Не хотел, — прорывались сквозь рыдания едва слышные слова. Маркус устало провел ладонью по лицу и отвел взгляд. Он считал, что ничья смерть больше не вызовет в нем глухой боли, но сейчас неожиданно стало горько. — Не хотел, — повторял и повторял Оливер, и Маркус не выдержал. Он спихнул Вуда с колен и вскочил на ноги. Оливер тут же затих, только беззвучные судороги продолжали сводить грудную клетку, и впился в Флинта напряженным взглядом. Он чувствовал, что-то изменилось. Кровь отлила от лица, и Оливер прошелестел: — Ты мне не веришь? Флинт заметался по комнате, опрокидывая все, что попадалось на пути, и Оливеру, глядя на него, хотелось оправдаться. Словно даже в глазах Флинта он выглядел сейчас хуже, чем мог себе позволить. Тот ничего не ответил — он повернулся к Оливеру спиной и бездумно уставился на стену. Вуд приподнялся на локтях, скривился, мотнул головой и вдруг усмехнулся. В тишине комнаты смешок раздался подобно грому. Маркус резко развернулся, а Оливер не успел скрыть усмешку — она так и застыла под взглядом Флинта. — Минус один Пожиратель, — протянул он. — Еще минус один, Маркус. Флинт сделал шаг к нему, и Оливер дернулся назад, пока не уперся спиной в грязную стену. — Повтори, — угрожающе бросил Маркус. Вуд обхватил колени руками, словно пытаясь спрятаться, и выглядел он при этом столь ничтожно, что на него было жаль даже проклятья. — Я не хотел, — снова произнес он, отводя взгляд. — Да, Вуд, конечно. Посмотри в глаза его родителям и скажи, что не хотел, — выдохнул Маркус, продолжая гипнотизировать взглядом склоненную голову Вуда. Оливер вздрогнул и поежился. — Он бы убил меня, — тихо произнес он, словно пытаясь оправдаться, но не находя это достаточно веской причиной. — Ты бы хотел, чтобы вместо него был я? Вуд вскинул голову и наконец посмотрел прямо на Маркуса. Тот потянулся за сигаретой под его испытывающим взглядом и мотнул головой — не отвечая, а отмахиваясь от этого вопроса. — Какая теперь разница, чего хотел бы я, — наконец сказал он, чувствуя себя еще более мерзко оттого, что он-то отлично знал ответ. Главное, что Вуд — жалкий, растерянный, вызывающий чувство неловкого стыда и брезгливости, с покрасневшим лицом и трясущимися руками — был жив. — Понятно, — выдохнул Оливер и неуверенно встал, опираясь ладонью о стену. Голова кружилась, и дыхание с хрипом вырывалось из приоткрытого рта, но Оливер упрямо отпустил руку и, шатаясь как пьяный, направился к выходу. Но когда он поравнялся с Флинтом, тот так же безмолвно схватил его за локоть и дернул на себя. Вуд, не удержавшись на ногах, рухнул вниз на колени и схватился ладонями за бедра Маркуса, словно пытаясь найти в нем опору. — Какого черта, Вуд? — устало спросил он. — Грэхем ведь даже не был Пожирателем. Оливер мотнул головой, зажмурившись и сипло дыша. — Ты ведь рад, что я жив, — прошептал он, вжимаясь лицом в живот Маркуса. — Я, а не он. Маркус растерянно прижал ладонь к растрепанному затылку, чувствуя, как кожу печет от вудовского горячего дыхания через футболку. К его стыду, несмотря на злость за убийство бывшего друга, предательски потеплело и в груди — Вуд жался к нему, ластился, как облезлый, бездомный кот с лестничной клетки, которого Маркус иногда подкармливал. Вуд хотел тепла и защиты, а не боли и наказания, как прежде. И Маркусу захотелось дать ему это. — Встань, — приказал он, но Оливер снова лишь мотнул головой и крепче прижался к нему. — Вуд, прекращай. Оливер поднял на него взгляд — абсолютно незамутненный и смелый, хотя сам весь его вид выражал несвойственную Вуду покорность и смирение. Он снова ткнулся носом Маркусу в живот, втянул ноздрями запах и меланхолично протянул: — От тебя больницей пахнет. — Да, я ваш личный доктор. Пациент, ложитесь на кровать. Желательно голым, — попытался свернуть с щекотливой темы Маркус, переведя все в шутку, но Вуд сейчас был настолько растерянным, что не заострил на подмеченной детали своего внимания. Он послушно встал и, отойдя на шаг, быстро расстегнул рубашку, оголяя впалый живот и болезненно выступающие ребра. Скинув ее на пол, он поднял руки вверх, демонстрируя Маркусу синюшные кровоподтеки на боках. — Жить буду, доктор? — кривляясь, спросил он, но вместо сочувствия получил болезненный тычок прямо по пострадавшему месту. — Кто это тебя так? — ответ, казалось, интересовал Маркуса в последнюю очередь — он даже не слушал поспешные объяснения Оливера, он очень внимательно разглядывал его, пока наконец не решился прикоснуться совсем иначе. И от этого прикосновения у Оливера разом дыхание сперло. Он замер, запнувшись на полуслове, его ресницы дрогнули, и вместе с шумным рваным выдохом он закрыл глаза. Оливер был готов к тому, что Маркус оттолкнет его, быть может, даже ударит. Был готов к этому, но неразумно ожидал, надеялся на ласку. На то, что Маркус не будет стремиться причинить ему боль, на то, что он уже простил ему убийство, возможно, последнего друга. Оливеру была ненавистна сама мысль о том, что он может потерять это подобие доверия от Маркуса, что ему больше будет некуда приходить. Он замер в оцепенении, чуть отшатнувшись назад и сосредоточенно нахмурившись, но мысль ускользнула столь же быстро, как и появилась, а сам Оливер вдруг почувствовал себя абсолютно опустошенным. Он беспомощно уставился на лицо Маркуса — застывшее на нем выражение было подобно тому, как смотрит книззл на попавшую в его лапы мышь. — Что? — неожиданно хрипло спросил Флинт, и от его низкого голоса Оливера словно охватил зуд, и он порывисто шагнул вперед, прижимаясь к нему. Он почувствовал, как Маркус вздрогнул от неожиданности — тот точно не ожидал от него инициативы и растерялся на пару секунд, которые Оливер использовал для того, чтобы самому прижаться губами к его губам — невинно и неловко. Маркус коснулся ладонями его лица, словно успокаивая, и Оливеру показалось, что это прикосновение должно отпечататься на его коже. В попытке остановить эти мысли, Вуд выдохнул, чуть отстраняясь, но не отрывая взгляда от его губ: — Я хочу заняться с тобой сексом. — Неужели? — спросил Маркус недоверчиво, пытаясь вложить в вопрос насмешку, но при этом пытливо вглядываясь в его лицо. Оливер коротко кивнул, чувствуя необъяснимую дрожь во всем теле. — Пожалуйста, — прошелестел он. Казалось, оттолкни Флинт его сейчас, и земля разверзнется под ногами. — Глупый Вудди, — хмыкнул Маркус, и мягкость интонаций его голоса искренне удивила Оливера. — Мальчишка. Ты сам не понимаешь, зачем тебе это нужно. — Не занудствуй, — немного истерично фыркнул Оливер, напряженно ожидая следующего действия Маркуса. Тот ухмыльнулся и вдруг отпустил его. Он раскинул руки в стороны и предложил: — Хочешь? Действуй. Оливер моргнул пару раз растерянно, а потом резко подался вперед, обвивая шею Маркуса руками и впиваясь в его губы своими. Флинт шумно выдохнул и позволил его языку проскользнуть в рот. Вуда трясло, и Маркус крепко обхватил его руками, прижимая к себе. Оливер не знал, что он собирался делать дальше — ему казалось, что стоит только сказать Маркусу, что он его хочет, как тот сразу все возьмет в свои руки. Но Флинт словно издевался над ним: он держал его крепко, он отвечал на поцелуи, чуть склонив голову, но — оставлял решение за Оливером. Тогда Вуд скользнул ладонями по его плечам, пытаясь стянуть с него куртку. Маркус послушно отстранился — куртка упала на пол, и поднял руки, позволяя стянуть с себя и джемпер. Внимательно рассматривая его голый торс, Оливер снова зациклился на неожиданной мысли: он хотел бы, чтобы Маркус принадлежал ему — со всей своей черной душой, грязными помыслами и прожигающими взглядами. Чтобы у Флинта не осталось никого, кроме него. Отводя взгляд, опасаясь, что и без легилименции сейчас возможно понять, о чем он на самом деле думает, Оливер опустил руки Флинту на бедра и скользнул пальцами по пряжке ремня. Маркус чуть отклонился и сжал ладонь на его шее, выжидая. Словно боясь передумать, Вуд поспешно расстегнул и вытащил ремень, дернул за язычок молнии и приспустил его джинсы, после чего приподнял голову и провел языком по губам Флинта. Маркус все еще действовал раздражающе нерешительно, и Оливер укусил его за язык, побуждая быть смелее и привычней. Действовать. Он услышал низкий глухой стон и вжался в него бедрами, ожидая, что вот-вот Маркус не выдержит. Ладонь на шее жгла огнем, но ему непроизвольно хотелось, чтобы Флинт сжал пальцы еще сильнее, словно это удовольствие на грани боли было именно тем единственно правильным между ними. Но Маркус, наоборот, ослабил хватку и, огладив его шею, скользнул ниже: его пальцы неловко обрисовали ключицы, и Оливер рвано вздохнул, волей-неволей наслаждаясь лаской. Он прижал холодную ладонь к напряженному животу Флинта, но запустить руку ему в штаны не решился да так и замер. Тогда Флинт накрыл его руку своей, направляя ее прямиком вниз. — Боишься, Вудди? — поддел он, влажно выдохнув ему на ухо. Оливер отрицательно мотнул головой и опустил левую руку, чтобы сжать пальцами член Маркуса. Тот рвано выдохнул, подаваясь вперед. Его дыхание сбилось, и Вуд наконец рискнул поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза — радужка почти слилась со зрачком, отчего глаза Флинта казались по-демонически чёрными. Оливер усмехнулся и пошевелил рукой, жадно изучая лицо Маркуса взглядом. Тот отзеркалил его кривую усмешку и отпустил его шею, чтобы в свою очередь расстегнуть штаны Оливера. Вуд уткнулся лбом ему в плечо, зажмурившись, и сам стянул с себя брюки вместе с трусами до колен. Маркус хмыкнул и, опустив ладони ему на задницу, вжал Оливера в себя. — Ты полон сюрпризов, — издевающеся-мягко произнес он. — Стараюсь, — парировал Оливер, но мурлыкающие нотки в его голосе выдавали, что он сам дурел от своей неожиданной напористости. — И что дальше? — продолжил провоцировать его Маркус. Оливер застыл, неожиданно чувствуя смесь из растерянности и негодования — казалось, Флинт по-прежнему не верил, что он действительно хочет, поэтому продолжал фактически бездействовать. — Ну, ты меня выебешь без всяких нежностей, я поскулю в подушку и уйду, пока ты еще будешь спать, — он хотел, чтобы это прозвучало непринужденно, но нотки разочарования и иррациональной злости проскользнули в его голосе. — Не дождешься, — рыкнул Маркус, похоже, наконец отбрасывая свои сомнения. — Не в этот раз. Он подтолкнул Оливера к кровати, и тот, путаясь в спущенных брюках, упал на спину. Маркус медленно стянул его штанины поочередно, огладил тощие бедра и прижался губами к плоскому животу. Оливер облизал губы и закинул руки за голову, раскинув ноги и застыв в приглашающей позе — такой непозволительно открытый и доступный сейчас. На Маркуса это явно произвело впечатление, потому что он принялся хаотично гладить его выступающие ребра рукой, не прекращая скользить губами по животу. Оливер вздрогнул от нахлынувших ощущений и, вытащив одну руку из-под головы, схватил Маркуса за волосы и потянул его вниз. Тот уткнулся лицом ему в пах, и Вуд вздрогнул в ожидании, а потом задрожал, наполненный предвкушением нежности и боли — безумия, которого ему, оказывается, было нужно. — Флинт, мандрагору тебе в глотку, не тяни, — почти проскулил он. Следующие минут пятнадцать, пока Маркус вытворял что-то дикое там внизу, Оливер извивался, дергая его за волосы, громко и неприкрыто стонал в голос. Он пытался двигать бедрами в такт движений Маркуса, и хотя тому явно не пришлась по вкусу такая инициатива, он лишь прижал Вуда к кровати, не прекращая насаживаться ртом на его член. Оливер так расслабился и увлекся, что был готов забыть о своем желании наконец полноценно и по собственной воле отдаться Флинту и кончить прямо так — помимо острых ощущений от минета, вид головы с копной угольно-черных волос между его ног и татуированные пальцы, крепко сжимающие бедра, очень возбуждали. Оливер и хотел бы задуматься над тем, почему, но ведь Флинт давно говорил — наверное, он и правда давно свихнулся, рехнулся, двинулся. — Вуд, ты там совсем прибалдел? Ноги шире, говорю, — прохрипел Маркус, и Оливер поспешил послушаться. Оливер послушно развел ноги, а потом, криво усмехнувшись, закинул одну Маркусу на плечо. Тот на секунду прикрыл глаза и, повернув голову, коснулся губами его колена. Не зная, как еще выразить свое нетерпение, не говоря об этом напрямую, Оливер снова облизнул губы и еле слышно простонал. Впрочем, его стон прервался уже через мгновение, когда Маркус нетерпеливо дернулся вперед — от этого движения Оливер и сам скользнул назад и почти врезался головой в спинку кровати. Он хрипло рассмеялся, и, подняв руки, уперся ими в изголовье. Маркус же крепко сжал его бедра пальцами и снова качнулся вперед. Он двигался медленно и плавно, но Оливер все равно не мог даже выдохнуть, потому что каждое движение словно сжимало горло в невидимых тисках. Всё правильно, подумал он, закрывая глаза и чувствуя легкий запах пота, призрачный — крови, и удушающий — силы. Ему было действительно хорошо сейчас, и что для этого потребовалось — это всего-навсего отпустить себя и позволить себе захотеть Флинта. И Маркус чувствовал это. Он поймал себя на мысли — грязной, омерзительной мысли, что ради хотя бы намека Вуда на взаимность был готов убить кого угодно. * * * Оливер не запомнил, как заснул — к счастью, ему ничего не снилось: за закрытыми веками его не поджидали убитые им, и кошмары не спешили захватывать в липкие сети. Пустота. Вуд спал так крепко, как только может человек, который ни о чем не жалеет и ни о чем не думает. Внезапно Оливер проснулся. Какое-то время он бездумно глядел в потолок, пока не заметил, что в постели один. Он неуклюже дернулся, нехотя поднял голову со сбитой старой подушки и почти сразу заметил Флинта: тот сидел в кособоком кресле у окна, курил и читал какую-то книгу. Сначала Оливер планировал притвориться спящим, чтобы беспрепятственно наблюдать за ним — он снова опустил голову на подушку и прикрыл глаза, глядя на Маркуса сквозь ресницы, но тот лишь методично переворачивал страницы и время от времени стряхивал пепел прямо на пол. Через пару минут, когда от сонливости не осталось и следа, Оливер выполз из-под одеяла и подкрался к нему, ступая босыми ступнями по холодному полу. Встав у Маркуса за спиной, он понял, что ошибся — Маркус не читал, он рассматривал школьный колдоальбом. У Оливера тоже был такой, как и у всех, кто закончил Хогвартс. Вот только он даже не помнил, где сейчас тот находился: воспоминания, некогда яркие и живые, тускнели, а потом и вовсе исчезали, словно это все — счастливое детство, школьная юность — было и не с ним вовсе. Каждый новый день казался страшнее и гаже предыдущего, и прошлое ускользало, оставляя ощущение нереальности происходящего. Глядя на движущиеся фигурки, он старался вспомнить. Проворный снитч, шум ветра в ушах, поддержка с трибун и комментарии Ли — все это теперь казалось Оливеру каким-то далеким и ненастоящим. Да и как иначе, если все было разрушено? Заброшенное квиддичное поле, свалка в кладовой для метел, трофейные кубки, перекочевавшие в Больничное крыло, как тара для лекарственных зелий. Не было больше факультетских часов с кристаллами внутри, парящих свечей и заколдованного потолка в Большом зале — магия теперь не тратилась так бездарно. В Хогвартсе, казалось, даже лестницы теперь двигались медленней, словно замок собирался уснуть… Оливер тряхнул головой и хотел было пошутить по поводу неожиданно обнаруженной у Флинта сентиментальности, как заметил, что некоторые лица на колдографиях были зачеркнуты, а то и вовсе — закрашены. Будь у Оливера хоть какие-то чувства к Флинту, он бы назвал эту ситуацию чертовски драматичной: они по разные стороны в Магической войне, встречаются втайне, чтобы подсчитать своих жертв и соотнести потери. Он помнил о признании Флинта, но считал, что душевные метания Маркуса — последнее, о чем ему следует думать, к тому же он до конца не верил в искренность его слов. Но все же сердце взволнованно зачастило, когда Оливер, прокашлявшись, спросил: — Это ведь на пятом курсе было, да? — он ткнул в колдографию, наклоняясь и заглядывая Флинту через плечо. — Слизерин против Равенкло, — Оливер натянуто усмехнулся. — Где-то на трибунах, кстати, сижу я и мечтаю, что вы продуете. — Как будто когда-то было иначе, — хмыкнул Маркус и резко повернул голову — так, что их лица оказались совсем рядом. Оливер увлекся колдографией: его взгляд заметался из стороны в сторону в попытке проследить за фигурами игроков, а когда слизеринцы забили гол, он нахмурился и неосознанно выругался. Маркус испытал неподдельное удовольствие, наблюдая за его таким живым сейчас лицом, за правильными, здоровыми эмоциями. Он предвкушал очередную колкость касательно их игры, но движение на колдографии начало повторяться сначала, и Оливер оторвался от снимка. Да так и застыл под внимательным взглядом Маркуса. Внезапное смущение окатило его горячей волной: Флинт смотрел на него как-то иначе — все та же пронзительность, словно он смотрит прямо в душу, но какая-то излишняя глубина и интимность. Излишняя, потому что Оливер был не готов. Он был открыт и уязвим сейчас, Флинту ответить было нечем. — Что? — довольно резко спросил он, но осекся и вдруг, навалившись на спину Маркуса грудью, выхватил из его рук альбом, стал листать, комментируя горячим шепотом ему на ухо. — Вот на поле выходят команды. Трибуны ревут от восторга, это последний матч в сезоне… Маркус в замешательстве уставился на колдографию, в которую ткнул Вуд: все четыре команды на одном снимке — так они фотографировались в свой последний год, в самом начале сезона. — Нас не снимали в последний матч. Буря еще была, а ты злился, что тебя с кубком не запечатлели для потомков, и ловец в больничке, — перебил его Маркус, но Оливер вдруг положил ладони ему на глаза, заставляя закрыть их. — Знаю. Но это все есть в твоей голове. Вспоминай. Маркус честно пытался вспомнить, но не получалось. Перед глазами всплывали только тусклые образы. Оливер нетерпеливо шикнул на него, и Маркус подыграл. — Капитаны выходят на поле. Солнце слепит глаза. Не самый удачный день для того, чтобы поймать снитч, — нехотя продолжил он. Это было чертовски неловко — быть вот так близко с Вудом, и до обидного нечестно — сейчас Маркус тоже был не готов. — Не было солнца, — категорично вставил Оливер. — Ты же сам говорил, что буря была. — Тогда сам рассказывай, — буркнул Маркус, закипая в ту же секунду. Он резко перелистнул страницу, но Оливер, казалось, не обратил на это внимания. Он воодушевленно продолжил, торопливо и словно захлебываясь словами: — Капитаны пожимают друг другу руки… Ты мне, кстати, тогда чуть пальцы не сломал. Как и много раз до того, — усмехнулся Оливер и продолжил, не останавливаясь. — Помнишь, как ты кидался в драку при первой же возможности? Не предупреждая и не размениваясь на слова. Даже если выбесил тебя не я, угадайте, у кого было разбито лицо. Как тогда, когда Уизли подбросили тебе блевательный батончик. Или когда Джонсон пустила сплетню, что у тебя маленький член… — Она даже не видела! — тут же возмутился Флинт. — А я к этому вообще отношения не имел, — задиристо парировал Оливер и вздернул подбородок. — Веришь или нет, я о твоем члене вообще не думал, — это в очередной раз напомнило Маркусу их бесконечные стычки в Хогвартсе и его иррациональную тягу к Вуду, вылившуюся в нечто новое на пятом курсе. Возможно ли, если бы Вуд не был так слеп в то время, или сам Маркус рискнул обратиться к нему не с целью в очередной раз ударить или унизить, все могло бы быть по-другому? Вряд ли. Тот Вуд отшатнулся бы от него в отвращении, возможно, поднял бы на смех, а потом использовал бы против самого Маркуса. Гриффиндорцы все-таки не были святошами, как бы ни пытались всю вину за стычки между двумя факультетами свалить на Слизерин. В каждой драке участвует минимум двое. Нет, не было никакой вероятности, что между ними могло быть нечто большее тогда. Да и то, что происходило сейчас, выглядело противоестественным и запретным. — Может, подумаешь прямо сейчас? — поспешил Маркус перевести тему, и Оливер усмехнулся, прежде чем отойти от него к кровати. — Тебя долго ждать? — спросил он, обернувшись через плечо, когда Маркус не последовал за ним. Да, это было противоестественно, запретно и нереально. Но это было. * * * — Знаешь, у него глаза такие голубые-голубые… Были, — тихо говорил Оливер, лежа у Флинта на локте. — И густые черные ресницы. Он хлопал ими растерянно так, тоже не ожидал, наверное, — он грустно вздохнул, так чтобы у Маркуса и мысли не возникло, что он не искренен сейчас, и поднял глаза на Флинта. — Больше ничего не помню. Ни как он упал, ни как уходили оттуда… Детей из здания вывел, преступника… Ликвидировал, — сбившись на шепот, закончил он. — Преступника? — хрипло переспросил Маркус и поежился, когда ледяная нога Вуда прижалась к его под одеялом. — Его на допрос везли, думали, он укрывает что. Сведения ценные, — снова зачастил Оливер. — А он сбежал. И детей в заложники взял. Маркус мотнул головой, показывая, что не хочет больше слушать. Он прекрасно знал, как на самом деле все выходило: Грекхэм не был Пожирателем, Грекхэм ничего не знал об их планах, Грекхэму было нельзя на допрос — о методах работников Аврората ходили пугающие слухи. Говорили, они вышибали дух из самых здоровых ребят, и заставляли признаться в угоду расследованию в том, чего не делали на самом деле. Нужно же карать хоть кого-то, раз уж нет возможности поймать настоящего убийцу. Поэтому тот сбежал. А то, что погоня завела его в маггловский приют — тут уж несложно приписать молодому преступнику заложников. Обидно было, что Вуд до сих пор был слеп и не видел этого. Не видел или не хотел видеть, но с готовностью принял на себя роль ангела мщения. Маркус знал, что когда-нибудь вудовская палочка снова укажет и на него самого, и в этот раз Оливер будет готов произнести смертельное проклятье. Вот только думать об этом сейчас совсем не хотелось.