Способный ученик

POV Маркус Ты уже кончай с этой неестественной дрожью, Ногти не грызи — У кого не шалят нервы? Говоришь, меня выдает смех — смердит ложью, Во рту вкус никотиновой грязи — У кого не участят срывы? Просто я верю не в наше завтра, Да и тебе не хватит запала, азарта, Убей меня, я ведь — твой персональный монстр, Или, слабак, ты только на язык остр? POV Оливер Я таскаюсь к тебе каждой бессонной ночью, Зубы в шею вонзи - У кого ты еще первый? Слышишь, меня сводит с ума — раздирает в клочья, В мире нет ни одной такой связи - У кого еще стонут жертвы? Ты считаешь меня таким слабым, Как позволительно только твоим бабам, Убей меня, кто из нас двоих еще монстр, Или, дурак, считаешь, во всем виноват Министр? Ты сбежать обещаешь уже сегодня, Но останешься, ставлю сотню.

За прошедшие две недели, что Оливер не видел Флинта, он то и дело мыслями возвращался к полупустой квартире. Вспоминая свое поведение тогда: то, как он цеплялся за Флинта, как рыдал, а потом подставлялся, Оливер ощущал неловкость. Но стоило только припомнить, как Маркус трепетно касался его, как смотрел и порывисто притягивал к себе, чувство стыдливости сменяло мстительное удовлетворение. Флинт уже не казался таким самоуверенным и непоколебимым, как месяц назад. Каждый новый день Оливеру все отчетливее казалось, что он переживает вчерашний. Вечером он ждал новостей, которые могли бы выбить его из этого состояния отрешенности, которые заставили бы сорваться с места и снова кому-то мстить. Он не мог спать — ночью мысли догоняли его, заставляя прокручивать в голове одно и то же, пока ему не стало казаться, что ничего на самом деле не было, и лишь измученное подсознание издевается над ним. Оливер проклинал свое нетерпение и то, что он ждал повода, чтобы снова увидеть Флинта. Он не мог прийти к нему без причины — это лишь еще больше бы показало, что он стал зависим. И Оливер отчаянно противился этому. * * * Аластор Грюм стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди, и его единственный глаз бешено крутился в глазнице, показывая, как тот раздражен. — Нам не меньше нужна эта передышка, чем Пожирателям, — цедил он, переводя взгляд с одного на другого. Оливер сидел, зажав ладони между колен, упрямо глядя в пол. Он был не согласен. "Передышка" на его взгляд слишком уж затянулась. — Возможно, это наш шанс, — начал было Бут, и Оливер тут же мысленно поддержал его, но Грюм перебил, даже не слушая. — Глупцы, — пророкотал он, — мы сейчас находимся не в лучшем положении. Мы не знаем, где находится штаб Пожирателей, и мы можем только догадываться, кто примкнул к ним. Мы не можем себе позволить воевать с невинными волшебниками. Оливер закатил глаза и посмотрел на Бута, словно побуждая того продолжить спор. Сам он предпочитал отмалчиваться. — Малфои, Креббы, Гойлы, Нотты, — не подвел его тот, и Оливер кивнул. — Эти уж точно не окажутся невинными жертвами. — Пока не доказано обратное, — цедил каждое слово Грюм, — они все невиновны. Оливер почувствовал, как от бессильной злости у него затряслись руки. — То есть мы будем ждать очередного убийства? — встрял в спор Девис, и Оливер вскинулся. — Нет, — покачал головой Грюм, — мы будем проводить рейды... -...по Лютному переулку, Литтл-Хэнглтону и Паучему тупику, — покачал головой Оливер. — Это и в мирное-то время было бесполезно. — А что ты предлагаешь? — тут же вспылил Грюм, переводя на него взгляд, и Оливер передернул плечами — казалось, тот видел его насквозь, и чувство это было тревожным. — Кидать непростительные во все стороны? В такой формулировке действительно прозвучало не слишком достойно, поэтому Оливер снова промолчал, склонив голову, а Грюм перевел взгляд на Бута. — А что насчет тех волшебников, чья неблагонадежность уже была доказана? — вкрадчиво начал Голдштейн, и Грюм так стукнул тростью об пол, что Оливер вздрогнул. — Давай, назови мне имя хоть одного Пожирателя, которого мы сможем достать! — рыкнул Грюм, но Энтони лишь потупил взгляд и покачал головой. Волшебный глаз заскрипел, обводя остальных присутствующих в комнате. — Может, кто-нибудь другой? Тот, кого еще не устраивает наше бездействие, — Грюм предсказуемо вперился взглядом обоих глаз в Оливера, но тот смело выдержал обрушившуюся на него смесь эмоций — презрения, негодования, жалости и слепой отцовской преданности. Оливер нахмурился, сжал влажные ладони в кулаки, но все-таки промолчал. — Если бы мы только знали наверняка! — тихо и негодующе протянул Бут, и Грюм снова вскинулся. — Вам все неймется умереть! Кого могли, всех переловили, остальные же только играют с нами. Чего только взять эти чертовы темномагические ловушки, в которые вы, раззявы, легко попадаетесь. Мне надоело уже хоронить молодых! — припечатал он, и по комнате разлилась гнетущая тишина. Оливер невольно потер ладонью шею — казалось, его собственное молчание немилосердно давит на глотку, а слова скребутся изнутри и желают прорваться наружу. — Я знаю, где он прячется, — выпалил Оливер на одном дыхании, да так быстро и пылко, что сам испугался. В желудке защекотало странное чувство — он словно уже пожалел, что позволил этому запретному знанию вырваться. Десяток непонимающих взглядов впились в него, и от этого волоски на коже встали дыбом — только сейчас Оливер осознал, какая ответственность в этих нескольких словах и что именно стоит на кону. Очередная жизнь. Жизнь Флинта. — Вуд, тебе лишь бы трещалку открыть! — послышалось словно через толщу воды. — Ты либо говори, либо... Но продолжать говорить стало просто немыслимо... больно. Оливер закрыл на секунду глаза, и вот он видит себя со стороны. Бледный, заморенный тренировками и голодом — окружен стаей стервятников. Они уже совсем не похожи на боевых товарищей, друзей детства. Они смердят войной, убийствами, они жаждут мести. Неразборчивой и грязной мести. Кричат, трясут его за плечи, машут перед лицом кулаками и, наконец, угрожают... Оливер снова моргнул. — Ну же, скажи им, — дразнится в голове голос. Сухой, надломленный, безразличный. — Скажи, Вуд, не будь мямлей, — он — этот псих — улыбается, черт возьми, с такой нежной преданностью в глазах, что убить его хочется еще сильнее, чем всегда. — Ты должен, — равнодушно усмехается он. — Да ничего он не знает, — еще один голос, и пренебрежение, прозвучавшее в нем, заставило Оливера сделать над собой усилие и грубо выплюнуть в лицо склонившегося над ним в пытливом, почти агрессивном любопытстве Поттера: — Флинт. Я знаю, где Флинт. И этими словами Оливер словно сам себе отрезал путь назад. Горло сдавило, и он в очередной раз рванул ворот рубашки, захлебываясь неожиданно хлынувшим в легкие воздухом. — Я проследил за ним, — сипло сказал он, отводя взгляд, пока не остановил его на носках своих ботинок. — Хотел сам отомстить. Ну, Аманда... Оливеру еще никогда не было столь противно от самого себя, как сейчас, когда, пытаясь оправдаться, он использовал имя собственной сестры, трагедию их семьи, но это, очевидно, было как с убийствами. Или как секс с Флинтом. Стоит начать, а потом невозможно остановиться. После упоминания имени Аманды Грюм, да и Поттер сами виновато отвели глаза, и Оливеру тут же стало легче. Он вскинул голову и продолжил говорить на этот раз куда уверенней. — Он прячется в маггловском Лондоне. Я проследил за ним до Гроув-энд-Роуд и запомнил дом, в который он вошел. Думаю, вычислить дальше будет не так сложно. Договорив, Оливер расслабился, словно часть тяжелого груза упала с его плеч. Флинта убьют — тот в руки не дастся, — это Оливер понял еще при их предпоследней встрече. Еще в тот момент, когда Вуд рассказывал ему про попытку захвата Монтегю, Флинт лишь тяжело кивнул и потянулся за сигаретой, и именно тогда Оливер отчетливо осознал, что тот и сам поступил бы так же. Он ни за что не дался бы аврорам живым. А дальше все будет, как прежде. Оливер будет снова откровенен и максимально честен перед Ордером, он снова сможет кинуть все силы на отмщение. — Хорошо, — отрывисто бросил Грюм. — Значит, Флинт. Со мной отправляются Бут, Поттер и... — он запнулся, но Оливер уже знал, что в данном случае у него нет никакого шанса на то, чтобы операция обошлась без его присутствия. Он взглянул Грюму в глаза и криво усмехнулся: — Вуд. * * * Что-то было не так. Оливер почувствовал это сразу, едва переступил порог. Вроде все те же обшарпанные стены, все тот же продавленный диван, все тот же Флинт, скрученный на кресле в явно неудобной позе. Он захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, рассматривая Маркуса. Тот даже не дернулся, не вздрогнул. Оливер зло поджал губы. Этого идиота убить не составило бы и труда: спит, как ни в чем не бывало, не чувствует нависшей над ним опасности. Пол под ногами скрипнул, Маркус рефлекторно мотнул головой, та сильно завалилась на бок, открывая беззащитное, неестественно белое горло. Оливер в пару шагов пересек комнату и, склонившись совсем низко, жадно втянул ноздрями флинтовский запах и, тут же одурев, прижался губами к коже. Тычок в ребра был до обидного неожиданным и немного болезненным — палочка Флинта была жесткой и заостренной у самого конца. — Ты заимел плохую привычку приходить без приглашения, — хрипло буркнул Флинт и поежился, вытирая ладонью влажный след с шеи и не спуская Оливера с прицела. — Не припомню, чтобы и ты ждал моего согласия, — парировал Оливер, с усилием заставляя свои губы растянуться в ехидной улыбке. — Я способный ученик. Маркус долго не отводил от него испытывающего взгляда. Видимо, решал что-то для себя. Оливер опустил глаза, успев заметить, как палочка Флинта ловким движением скользнула обратно в рукав, откуда и появилась так быстро в его сильных пальцах. Оливер и сам удивился бы своему определению, но эти самые пальцы вжались ему в затылок, заставляя наклониться ниже. Потеряв равновесие, Оливер почти рухнул на Маркуса, а одной коленкой больно ударился о ножку кресла. Собственная неуклюжесть, которая в другой ситуации, возможно, могла сойти за милую, спесь Флинта, которую, как ему казалось, он успел сбить, и то, что тот перехитрил его так примитивно, лишь прикинувшись спящим — все это взбесило Оливера так, что требовало мгновенной разрядки. В ответ на рывок он, что есть силы, двинул головой вперед, целясь прямо в переносицу. Ее хруст сладко отозвался внутри и, несмотря на боль, пронзившую и его самого, Оливер почувствовал удовлетворение. Чужая кровь залила мантию, Маркус взвыл от боли, но больше ничего. Ни удара в живот, ни зверских обвинительных проклятий. Флинт лишь размазывал кровь по лицу и смотрел как-то отчужденно, почти обиженно. И вот тут Оливер понял, что именно изменилось. Флинт его ждал. Все четырнадцать дней и каждый в отдельности. Возможно, почти не вставая с этого кресла, гипнотизируя дверь. Осознав это открытие в полной мере, Оливер громко, самодовольно и неприкрыто хмыкнул. Достал из кармана носовой платок, швырнул Флинту в лицо. Тот скривился, но ничего не сказав, стал послушно вытирать кровь. — Утрись, а то меня сейчас блеванет от твоей беспомощности, — с усмешкой прокомментировал Оливер и, поднявшись, вальяжно прошел по комнате, уже по-другому ее оглядывая. Теперь это уже была не неприступная крепость Флинта, это была его тюрьма. — Надо же, — тихо произнес он, повернувшись к Маркусу спиной, и зло усмехнулся, — оказывается, надо было просто подставиться тебе. Флинт промолчал, и Оливер нашел это неправильным. Это был не тот соперник, к которому он привык. Он не огрызался, а все больше молчал, смотрел не с презрением и злостью, а — с проклятой жалостью и уже не затаенным желанием. Оливер устало потер виски и, круто развернувшись, вернулся к дивану, где сел, пытливо всматриваясь тому в лицо. — Слушай, Флинт, а если бы не война, кем бы ты хотел стать? — нарочито дружелюбно спросил он. Маркус дернул плечом, словно такой обычный вопрос был ему неприятен. Он молчал долго, столько, что Оливер решил, что тот уже не ответит, но Флинт хрипло произнес: — Я до пятого курса не думал об этом. Заморачиваться не хотел. А потом уже было бесполезно. — То есть, — Оливер потянулся и хрустнул суставами, — одним прекрасным днем родители подозвали тебя к себе и с гордостью объявили: "Сынок, ты будущий Пожиратель"? Правда, даже Пожиратель из тебя вышел так себе. Повисла неловкая пауза. Маркус не смотрел на него, но Оливер мог видеть, как напряженно он раздумывает, сжимая челюсти и шумно дыша. — Вуд, ты нарываешься, — сквозь зубы выдавил Маркус, и Оливер расплылся в улыбке. Достал-таки. Заметив его кривую ухмылку, Флинт неожиданно даже для самого Вуда разозлился так, что желваки заходили у него на скулах, а в глазах снова вспыхнула ярость. — Какая разница, кто чего хотел? Твои вот тоже вряд ли мечтали, чтобы ты шатался по подворотням и подставлял задницу врагу. Глумливая улыбка сползла с губ Оливера, а его лицо побледнело. Он сжал пальцы, словно сдерживая себя от того, чтобы выхватить палочку и прикончить Флинта прямо сейчас, а потом вдруг неловко и громко рассмеялся, мотая головой: — Ты все-таки все тот же ублюдок, что и был. Да, Флинт? — почти с нежностью спросил он. Тот ничего не ответил, поднялся с кресла и прошел в ванную. Какое-то время Оливер прислушивался к плеску воды, а потом тоже поднялся и приложился ухом к двери. — Эй, ты скоро? Ты в курсе, что это как-то невежливо, — пытаясь добавить в голос больше насмешки и скрывая нетерпение, протянул Оливер. Но в этот момент дверь распахнулась, Флинт — абсолютно голый, с влажными волосами и теперь уже чистым лицом — протолкнулся мимо Оливера в комнату. — Погоди-ка, — Оливер успел обхватить его поперек талии и притянуть к себе. Флинт оторопело замер, если бы Оливер не знал его, то подумал бы даже, что тот испугался. Еще бы, наверняка не ожидал от него такой прыти. Чтобы еще больше вывести Флинта из равновесия, Оливер широким движением языка слизнул каплю воды между лопаток. Маркус дернулся, и Оливер вцепился в него еще сильнее. — Ну, куда же ты? — интимным шепотом спросил он. Это было так сладко — ходить по лезвию ножа, но в то же время чувствовать свою силу перед Флинтом, граничившую почти с безнаказанностью. Маркус шумно вздохнул и заставил себя расслабиться, это было ощутимо. Оливер продолжил провоцирующе исследовать его шею и лопатки губами, а он терпеливо сносил эту ласку, походившую сейчас на настоящую пытку. Наконец Маркус не выдержал: — Вуд, если ты просто хочешь потрахаться, кончай с этими играми, — предупредительно начал он, но Оливер лишь тихо прыснул. — А что, если я не хочу просто потрахаться? — он отрицательно мотнул головой и наигранно невинно похлопал ресницами. Правда, вспомнив, что Флинт не может его видеть, хищно улыбнулся и сказал: — Я тут подумал... — Плохая идея, — перебил его Маркус, словно зная, что именно предложит-потребует Оливер, но тот все равно закончил: — ... что если сегодня я сверху? — А хуй в рот не хочешь? — с неожиданной веселостью в голосе отозвался Маркус. — Хочу, — пожал Оливер плечами. — Отсосу, а потом трахну. — Рискни здоровьем, — просто согласился Маркус, словно это предложение не оскорбило его ни на грамм. Оливер усмехнулся и положил подбородок ему на плечо, а ладонью коснулся его спины. — Даже и не знаю, стоит ли оно такого риска, Флинт. Ты, с какой стороны ни посмотри, не в моем вкусе, знаешь, да? Знаешь, конечно. Вот только это не мешает мне тебя хотеть. Тебе же можно, значит, и мне позволено. Так? — монотонное бормотание Оливера возымело эффект: мышцы под открытой ладонью перестали напоминать камень, сжатые в кулаки пальцы расслабились, а дыхание стало спокойным и ровным, словно Маркус решил довериться или скорее проверить, насколько далеко Вуд готов зайти. — Кое-кто обещал поработать ртом, — намекнул он и, повернув голову, чтобы Оливер мог увидеть, красноречиво ткнул языком в щеку. — Я не люблю долгих разговоров. Не баба, знаешь ли, — передразнил он, а Оливер неожиданно уткнулся ему носом в затылок, пытаясь скрыть неуместную сейчас злость. — Знаю, Марк, — шепнул он, пытаясь спрятать за этим свои эмоции, и сжал его плечи ладонями. Флинт вызывающе ухмыльнулся, а Оливер вдруг представил, что с ним будет завтра — Авада или какое другое заклинание? Воображение начало раскручиваться дальше: недоумение в обязательно открытых, застывших глазах, немой, невысказанный вопрос... А может, он, наоборот, будет счастлив уйти от всего этого? Флинту же не нравится быть Пожирателем, так пусть и не будет им. Тогда Оливер сможет считать, что спас его. Дальше воображение забуксовало, и Вуд судорожно закашлялся, пытаясь подавить эти мысли и неожиданно яркие образы. Глупо. Как глупо. Он ослабил хватку на плечах Маркуса и заметил, что тот напряженно выдохнул. Тогда Оливер легко, почти невесомо скользнул пальцами по пояснице, коснулся шершавыми подушечками горячей кожи. Маркус заметно поежился и, сжав губы, обернулся, чтобы глянуть искоса через плечо — Оливер смотрел на него неотрывно и внимательно, словно пытался запомнить этот момент. А потом он принялся хаотично гладить его ладонями, словно боялся, что сейчас оттолкнут, и стремился успеть, как можно больше. Руки соскользнули с боков на бедра, и Маркус интуитивно дернулся. Оливера от предвкушения начало вести — стоять ровно было невозможно, ноги подгибались от ощущения вседозволенности, и он навалился на спину Маркуса грудью, шумно дыша и торопливо касаясь губами его скулы, щеки, подбородка. Маркус резко повернулся, перехватил его руки и посмотрел ему в глаза. — Я хочу, — попросил Оливер. — Давай же. В ту же секунду его приложило спиной о стену, а горячее голое тело Флинта оказалось прижатым к его собственному. Наверное, Оливеру было никогда не привыкнуть к напористости Маркуса, но он не мог бы сказать, что это ему не нравилось. Наоборот, жесткость Флинта, его грубые ласки заводили и заставляли желать больше и большего. — Еще раз сунешь член так глубоко мне в глотку, и я откушу тебе яйца, — тем не менее прохрипел Оливер, у которого от напряжения уже сводило скулы и немилосердно ныло в паху. В ответ Маркус упрямо двинул бедрами вперед и с силой надавил на вудовский затылок. Тот издал возмущенный, но испорченный хлюпающим призвуком, возглас, едва сдержал рвотный рефлекс и поднял на Маркуса глаза, наполненные слезами. Лицо Флинта, обезображенное похотью и кайфом, который тот, безусловно, ловил, показалось Оливеру омерзительно красивым. — Урод, — уже чуть позже заявил Оливер, растянувшись на Маркусе сверху и снова рассматривая его лицо. — И что в тебе такого? Не пойму, — он негодующе сдвинул брови, но в ту же секунду расслабился и ловко просунул между флинтовских ног колено. Тот ощутимо напрягся, но, похоже, решил не показывать виду, растянулся в глумливой улыбке и сказал: — У тебя кишка тонка. — В твоем положении не выгодно бросаться такими заявлениями, — прыснул Оливер, красноречиво толкнувшись бедрами. — Это твою кишку я сейчас проверю на прочность. Маркус враз стал серьезным и поморщился. — И когда ты успел стать такой дрянью? — не обращаясь непосредственно к Оливеру, спросил он. — Не стал, а был, — хмыкнул Оливер. — Во всяком случае, ты не заслуживаешь никого хорошего, — припечатал он и, насладившись обескураженным выражением лица Маркуса, впился в его шею зубами. Маркус было дернулся, чтобы оттолкнуть его, но потом разжал пальцы и вытянул руки по швам, зажмурился и поджал губы, ожидая, пока Оливер отлипнет. Тот, не получив сопротивления, быстро заскучал и, оторвавшись от его шеи, даже провел языком по пострадавшему месту. — Неплохой отпечаток получился, знаешь? Никак не хуже, чем это уродство у тебя на руке, — усмехнулся Оливер и по-хозяйски огладил бедро Флинта. — Смазку хоть возьми, — буркнул тот, не открывая глаз. — Зачем? — фыркнул Оливер. — Меня ты в первый раз не очень пожалел. Будет справедливо, если ты на собственной шкуре все испытаешь. — Мстительный засранец, — качнул головой Маркус и крепко сжал запястье Оливера, не давая ему сдвинуться с места. — Всегда был, — как эхо отозвался Оливер, повторяя свои собственные слова, и Флинт покачал головой. — Не был. Слишком честный, принципиальный, по-идиотски улыбающийся и легко покупающийся на очередной развод. Это было. Оливер передернул плечами. — Какая разница. Не пытайся перевести тему, я все равно тебя трахну. Он зло выдернул руку из хватки Маркуса и навис над ним. — Я помню, как все происходило. Ты же знаешь, что я чувствовал омерзение, — шепнул он и коснулся губами скулы Флинта. — Сдохнуть хотел. А теперь мне нравится. Он с трудом помнил, что сначала, словно еще в прошлой жизни, хотел лишь поставить Флинта на место, не устраивая тут целый эротический спектакль. Но его самого увлекло горящее в черных глазах Флинта желание, его широкий оскал, запах его разгоряченного тела. Оливер с удовлетворением отметил чуть подрагивающие пальцы Флинта — того, кто не умеет скрывать свои желания, не сложно контролировать. — Знаешь, если ты попросишь, то я тебя смажу, — пробормотал он ему на ухо, и в голосе его чувствовались безумные бархатные нотки. — И буду нежен. Я смогу заставить тебя поверить, что люблю тебя. — Обойдусь, — резко оборвал его Маркус и демонстративно развел ноги шире. Оливер надеялся разглядеть в его глазах разочарование, боль или схожие с ними эмоции, но Флинт смотрел настолько равнодушно, насколько вообще позволяла эта ситуация. — Как знаешь, — бросил Оливер, сдерживая очередную вспышку неконтролируемой злости на Флинта за его показушнечество, и, плюнув на ладонь, размазал слюну по своему члену. Когда он, сосредоточенно нахмурившись, приставил головку ко входу, Маркус едва заметно вздрогнул, но тут же хищно осклабился и дернул задом навстречу, насаживаясь на член самостоятельно. Как будто этого было недостаточно: сукин сын еще довольно застонал, запрокидывая назад голову. Фальшивая демонстрация — только и всего. Оливер был почти уверен, Флинт пытался показать, что сегодняшняя роль его совсем не задевает, что он наслаждается ей. Но, несмотря на обуревающий его гнев, где-то глубоко в душе Оливер был благодарен Маркусу — тот все равно играл по своим правилам. Словно услышав его мысли, Флинт снова качнул бедрами вперед, потом — резко назад и прошипел: — Шевелись давай! Оливер запутался в эмоциях: раскинувшийся под ним Маркус — горячий, все еще не покорный, нетерпеливый — вызывал внутри тянущее сладкое чувство вожделения, но в то же время мнимое ощущение полной власти над тем не давало покоя, и у Оливера не было более навязчивой мысли, как сломать, дожать упрямца. Было важно увидеть Флинта растоптанным, униженным и слабым — с потухшим взглядом, слезами и растраханной задницей — таким, кто не будет сожалеть о собственной смерти, кто сам захочет принять ее, а не все тем же самоуверенным засранцем, страстно подмахивающим навстречу, уложив ладони Вуду на задницу — таким... живым. И это осознание было таким неожиданно болезненным, что Оливер взвыл, закусив губу, резко замер и, оттолкнувшись от груди Флинта, дотянулся до палочки. — Перевернись, — он хотел, чтобы его голос звучал жестко, но вышло недостаточно, поэтому он грубо пихнул Маркуса вбок. — Нет, — ответил тот, и на этот раз Оливер понял, что действительно нащупал слабое место Флинта. — Я не буду жопу отклячивать, — рыкнул он. — Будешь, — сладко улыбнулся Оливер и помахал у него перед лицом палочкой. — А не то свяжу. Впрочем, когда Флинт, моргнув, вдруг расплылся в понимающей и глумливой ухмылке, прежде чем повернуться спиной и уткнуться лбом в скрещенные руки, Оливер понял, что эта поза и его самого не устраивает: он не мог видеть лица Маркуса, не мог в полной мере показывать свое превосходство, и это снова злило. Злило настолько, что, не задумываясь и о собственном комфорте, он резко толкнулся вперед и рассерженно зашипел, почувствовав, как отозвалось болью неосторожное движение. О том, что при этом почувствовал сам Маркус, сжавшийся на долю секунды, даже не хотелось думать. Это было неприятно, пот щекотал виски, мышцы сводило, перед глазами плыло, и Оливер вдруг поймал себя на том, что он невнятно бормочет какую-то чушь про то, какая узкая у Флинта задница, про его подставленную спину, про то, что это правильно, потому что это не он, Оливер, сучка Флинта, а тот — его. Маркус молчал, но его прерывистое дыхание, казалось, царапало слух, вызывая нестерпимый зуд и заставляя говорить больше. Захлебываясь воздухом, Оливер конвульсивно сжал пальцы на волосах Маркуса и дернул его голову назад, и тут Флинт неожиданно застонал. Не показушно и наигранно, а низко и срывающеся, и тогда Оливер вздрогнул, буквально ощущая, как выкручивает и плавит мышцы от вспышки удовольствия. — Как? — сбивчиво зашептал он. — Скажи мне, как тебе нравится? Маркус лишь мотнул головой, шумно захлебываясь воздухом и содрогаясь после вспышки оргазма. Оливер даже чуть подтянулся вверх, жадно рассматривая его лицо. Не успев обуздать внезапный порыв, он ткнулся губами в щетинистый подбородок. Этот жест смутил его самого, и он тут же поспешил похабно шлепнуть Маркуса по ягодице. Тот рыкнул, как сытый хищник, и резко перевернувшись, накинул на шею Оливеру руку, как петлю, надавил сгибом локтя на кадык. Впрочем, настроен он был явно миролюбиво, потому что тут же ослабил хватку и вдруг замер, зарывшись носом в затылок Оливера. Того подмывало вывернуться, уйти от этой навязчивой, но такой естественной ласки, но он отчего-то сдержался. Застыл, пытаясь вернуть себе самообладание. Все эти незапланированные нежности вывели его из равновесия. Все пошло не так, как хотел Оливер. Впрочем, с Флинтом всегда так было. В кольце его сильных рук он чувствовал себя... Нет, даже мысленно это бы звучало слащаво, поэтому Оливер все-таки вывернулся и самодовольно уставился на Маркуса. — Ну что, — хмыкнул тот беззлобно, — самоутвердился? * * * Уже у самого дома Оливера внезапно одолели сомнения. Присутствие орденцев рядом еще никогда не казалось таким ощутимо тяжелым. Грюм молчал, но даже несмотря на принятую им оборотку, Вуд знал, что его волшебный глаз крутится с бешеной скоростью — «режим паранойи», как однажды окрестил это его состояние Джордж. И на этот раз такая незначительная, казалось бы, мелочь не смешила, а раздражала до зубовного скрежета. Вуд застыл у входа в подъезд и едва не расплатился за свое замешательство сломанным носом — дверь резко отворилась, чуть не заехав ему по лицу, и лишь на отточенных квиддичем рефлексах он успел отреагировать вовремя. — Чего встал на проходе? — грубо поинтересовалась застывшая на пороге женщина и, смерив его взглядом, неожиданно сочувствующе поинтересовалась. — Больной, что ли? Оливер ошарашенно моргнул и замотал головой. — Нет-нет, простите. Задумался просто, — он виновато улыбнулся и отступил в сторону. Та, смерив его вновь настороженным взглядом, прошла мимо, и Оливер кинул взгляд на лестницу. Ноги словно налились свинцом, а горло сжало от предчувствия неминуемой беды, и только тычок в спину вывел его из этого состояния. Грюм, а это был он, резво направился вверх, и Оливер, сбросив с себя оцепенение, рванул за ним.