i'm cold

"В какой унитаз слить свою жизнь, да?" - спрашивает мать Чимина с укором, когда он заявляется домой на час позже обещанного и на два - установленного. Он молчит, потому что слишком привычно уже: приходишь - нудно капают на мозги по поводу возраста и как же так, что не хочешь учиться на экономиста, это же прибыльно; не приходишь - обрывают все телефоны и уже потом нудят, приправляя это тирадами про безответственность и как ты так можешь поступать. Что ни делай - исход один. Все ведь должно быть по правилам. Шаг вправо, шаг влево - расстрел на месте без права на амнистию. Чимин молчит, чуть не закатывая глаза к потолку, пока выслушивает по пунктам, какой он ужасный не только сын, но еще и человек, и очень старается не срываться: мама всё-таки, наверно, переживает и хочет самого лучшего для него. Но почему нельзя жить так, как сам считаешь нужным? Когда он закрывает дверь, тихо щёлкая замком, с той стороны слышится приглушённое, но злое "Ну, и закрывай!", а он всё еще отгораживает себя от негатива, представляя, будто стоит, окруженный непробиваемой стеной песка, и старается не принимать это на себя. "Надоело". Чимин вспоминает Юнги, который вчера выкрасился в ярко-зелёный, и сам загорается этой идеей: покрасится в какой-нибудь откровенно дебильный цвет, чтобы тупо позлить, потому что заколебали по одному и тому же месту ездить: так нельзя, так не принято (вот это добивает больше всего), не делай так, не делай этак. Выводит, честно говоря, хотя бы потому что учится он на своём юридическом (который за место экономического) отнюдь не плохо, даже получше некоторых. Ему долбаных двадцать лет, какого черта? Не десять, не пятнадцать, не семнадцать даже. Двадцать! Чимин удрученно качает головой, потому что им не понять, видимо, что мальчик вырос и уже вправе решать в своей жизни хоть что-нибудь. Чимин очень хочет быть таким же, как Юнги или Тэхён, которым откровенно плевать на общественное мнение (Чимину тоже оно не уперлось никуда, но мириться приходиться). Он думает, какой будет реакция у матери, если завтра вечером сынок придёт, например, с рыже-оранжевыми волосами. Расстрел на месте, грустно смеётся Чимин сам себе и думает, что точно покрасится.

***

Сплошная провокация как единственный смысл к существованию, думает Тэхён, зарываясь пальцами в жесткие волосы Чонгука, который спит под боком на его согнутом локте и сладко, еле заметно во сне улыбается. У Тэхёна бунтарство в крови и с детства, оно естественно и неотделимо от него самого, оно - часть, без которой он, в общем-то, уже и не Тэхён вовсе. Наверно, именно поэтому его жизнь так повернулась: родители безмолвно отреклись, когда он свалил в закат из Тэгу к Чонгуку в Пусан, брошенная вышка, которая нахрен ему не нужна была изначально, и законченные курсы, чтобы начать работать барменом в одном из любимых баров. Что еще ему нужно, чтобы не вписываться в "нормальность"? Чтобы стать ярким (так, чтобы флуоресцентным) пятном на безжизненно-сером обществе людей в черных одинаковых машинах? Он бы рисовать начал абстрактные картины, которые никто бы не понимал, но он сам не понимает современного искусства. Тэхён думает, что истинное искусство современности - жить так, как сам считаешь нужным, игнорируя мейнстрим, рамки и границы.

***

- Почему ты так себя ведёшь? - спрашивал всё время один из бывших друзей Юнги, который сейчас, кажется, заканчивает какой-то до пизды пафосный институт с громким названием, когда до Юнги только начал доходить смысл, почему ему не нравится в таком обществе. - Объективная - и никому нахер ненужная - неправильность и нецелесообразность - моё всё, - всегда просто отвечал он, непонятно ухмыляясь в лицо своему "правильному" другу. А тот только хмыкал, мол, ну, и придурок, уходил с поле зрения и, наверно, даже немного обижался, потому что его перестали слушать, а это всегда неприятно. Сейчас Юнги думает, что слишком долго общался с "правильными", потому что внутри ощущение, будто любимые наушники сломались или на плечах всегда сидят ангел с демоном: в одно ухо шепчет про то, что зачем вся эта показуха, бессмысленно же, а в другом - что всё правильно он делает, и не показуха это никакая: просто он живет так, как считает нужным. И правильно делает (но курить можно бы и поменьше, хотя не так уж и важно, наверно). У Юнги жизнь, если совсем в общем, получше многих: через всё лицо хотя бы не написано подводкой жидкой или маркером "лох" или "неудачник последний", потому что вроде и не лох, и не закончит он на нелюбимой работе с толстой женщиной и двумя детьми на шее в нищете где-нибудь на окраине провинциального городка. Так что и не неудачник. Конечно, если только не в глазах "нормальных" и дофига "правильных" людей, для которых это всё норма.

***

- Ты хоть представляешь, что тебе за это дома будет? - смеётся Чонгук, глядя на только что покрашенного в ярко-рыжий Чимина. - Хён, тебе голову открутят. - И уши оторвут за это, - Юнги стоит с катетером и кивает на шесть новых проколов друга - по три на каждом. - Хотя ты сам захочешь, потому что хрящи немного дольше заживают, а в первую неделю уснуть не сможешь. - Спасибо, Юнги, - его хён - просто мастер поддерживать. Чонгук, который, видимо, из жалости перед будущим трупом даже "хеном" его назвал, не хуже. Чимин и сам хорошо знает, что ему будет: "о, боже, что это", "сними немедленно", "смой быстро, не позорься". Но лучше он сейчас не будет думать об этом: у него напротив три лучших друга (Тэхён просто ржёт в сторонке), вся жизнь впереди и атмосфера, располагающая на теплые обнимашки с главными троллями.