i'm cold

Дождь льёт третий день почти без перерывов, по дорогам чертовы реки из грязных луж и по окнам громко стучат тяжёлые капли, отбивая ритмично и распадаясь на более мелкие капельки. Сезон дождей должен был закончиться еще дофига времени назад, но природа не в курсе, поэтому у Хосока не то простуда от вечно промокших кроссовок, которые даже просохнуть не могут нормально за ночь, не то просто осенне-зимний авитаминоз с наступающей на горло депрессухой (потому что кто-то свалил сучьих полгода назад в ебаные Штаты и так и не отзвонился, а Хосок скучает). Он греет руки об кружку с кофе, обреченно глядя на книги с загнувшимися краями и все в закладках, и в очередной раз шлёт учебу к черту: лень и совсем заколебали эти формулы с графиками. Когда на часах 2:13, а сверху на экране высвечивается очередное оповещение о новом сообщении, Хосок закатывает глаза на манер «сколько можно?», выдыхая, потому что это точно Чимин (больше ему кроме Тэхёна и Чимина никто не пишет) опять с какой-нибудь своей дебильной хуетой вроде танцующих под саевский «Daddy» оленей, видео с кошечками или фотки лошадей с подставленным лицом очередной знаменитости. Но всё равно щёлкает по оповещению, недолго прогружая и переходя на страницу. Да, это Чимин. «Намджун-хён завтра в 9 утра возвращается» Блядь. Уж лучше бы танцующие олени, обреченно думает Хосок, безнадёжно залипая на словах «Намджун», «завтра» и цифре «9». Он быстро набирает что-то независимо-равнодушное, мол, а мне-то что с того, под почти сбившееся сердце (настолько, что пару раз он промахивается мимо нужных клавиш), и кидает телефон на подушку. Блядь. Хосоку искренне насрать, когда там этот Намджун-хен его возвращается, вот правда.

***

Хосок кутается в нифига не греющую куртку, беззвучно ругаясь от холода: на улице лужи на всю дорогу, обещанное похолодание на семь градусов с колючим снегопадом и скользкие тротуары, по которым, не матерясь, пройти невозможно. Дома его ждёт забытая со вчерашнего вечера кружка холодного кофе без молока и сахара, от которого блевать тянет тут же, и просраные пять часов тревожного сна с пробуждением каждые полтора. В наушнике (второй висит поверх шарфа) какая-то старая песня из папки «рок», и, если бы он хоть раз погуглил перевод, понял бы, насколько она в тему на данный момент. Хосок проклинает весь мир и Намджуна - в первую очередь, потому что исключительно ради этого мудака он мерзнет сейчас, как сволочь, два раза поскользнулся за триста метров и, вообще, вышел из дома. Намджун же сжимает в руке дорожную сумку, перехватывая её поудобнее, смотрит вокруг, словно кто-то ищет (а, может, просто забыл, где выход, за полгода отъезда), щурится и в конце концов снимает свободной рукой свои темные очки, потому что не видно ничего, и осматривается снова, по-дурацки вертя головой. Он ставит на ближайший пластиковый стул сумку и вытаскивает из кармана узких классических брюк навороченный телефон, проверяя сообщения: ни одного (последнее - от обсуживающего оператора о закончившихся на счету деньгах три дня назад). Намджун выходит, наконец, из аэропорта и тут же морщится, кутаясь в классическое двуполое черное пальто, совсем не подходящее для корейской почти-зимы в конце ноября, и обходя по возможности по-утреннему заледеневшие лужи. Молодой человек достаёт из кармана пачку сигарет, купленную еще в Штатах за полчаса до вылета (с пониженным содержанием выделяемого дыма, мундштуком за место привычного фильтра и чуть горьковатые на вкус сигареты), закуривая и с наслаждением выдыхая дым чуть вверх. Хосок узнает, как по чутью внутреннему, Намджуна сразу, как только видит привычно чуть запрокинутую вверх голову с высветленными волосами. И стоит, как оцепеневший, не двигаясь, с острым комом в горле и нервно подрагивающими пальцами в карманах лёгкой куртки. Кода Намджун опускает взгляд, выкидывая привычным жестом окурок в рядом стоящую мусорку, смотрит, так и не надевая обратно солнцезащитные очки, на снующих туда-сюда многочисленных иностранцев, просто людей, через сорок семь секунд среди всех замечает одного. И заходится неровным сердечным ритмом, через раз забывая вдохнуть. Хосок не считал, разумеется, просто точно знает, что виделись они ровно шесть месяцев, восемь дней и двадцать два часа назад. Намджун тоже знает. И тоже не считал.