i'm cold

- И что это, блядь? - изумленно вопрошает у Вселенной Тэхён, чуть не разводя руки, недовольно и выжидающе глядя в потолок (читай: в глаза всея Справедливости), когда привычно щёлкает выключателем настольной лампы, а та оказывается против. На улице хоть и светло пока, но через часа полтора - уже нет: середина января, темнеет быстро, а свет отключили, как всегда не предупредив, и хер знает, насколько это теперь. На телефоне 83 процента, ноутбук совсем скоро разрядится, потому что батарею давно нужно поменять, а Хосок, сидя на диване со скрещенными ногами, тупо смотрит перед собой и всё надеется услышать характерный щелчок внезапно включившегося электричества. - Даже не надейся, - обреченно говорит Тэхён, посылая нерадивую Справедливость к чертовой матери, и смотрит на Хосока как на дебила наивного. - Они могут и утром не включить, - добавляет, и это вот уже плохо, потому что на часах всего 14:44 и почти сутки единственного выходного нужно срочно чем-нибудь занять. У Тэхёна на столе вчера купленная по скидке банка кофе и какое-то печенье давно засохшее, почти сдохший фонарик от телефона и зажигалка, которой нужно поджечь конфорку на плите. Он щелкает, поднося огонь к ней, и быстро отдергивает, сослепу обжигая пальцы, и сдавленно матерится, дуя на руку. Хосок, сидя на стуле и опасно покачиваясь, ржёт и называет его неудачником с большой буквы «Н», за что в ответ вполне резонно получает средний палец. - Давай о чем-нибудь поговорим, - предлагает Хосок, когда в тишине сидеть уже невозможно, кофе в кружке еще на пару глотков, а Тэхён с безнадёги крутит большим пальцем по часовой стрелке чайную ложку, то и дело нарушая и поворачивая ее в противоположную. Хосок рассказывает, не дожидаясь даже согласного кивка (хотя молчание - тоже ответ, в общем-то), про своего кота, про однокурсников, про то, что ноут полетел, все стерлось и теперь нужно всю систему переустанавливать, а тридцать страниц курсовой он не сохранил (тут уже ржал Тэхён), и прочую откровенную банальность, не особо задумываясь над последовательностью. Хосок закуривает спустя два с половиной часа, когда на улице почти зомби-апокалипсис без самих зомби: тихо, пусто и темно почти как ночью, и только редкие машины освещают заснеженные дороги слишком яркими с непривычки фарами. Он рассказывает, что тот единственный раз, когда был за границей, в Берлине (дофига времени назад и Хоуп сам не в курсе, почему для учёбы по обмену в третьем классе старшей выбрали именно его), чуть не сдох со скуки и в его родном Кванджу было намного веселее. Говорит, что даже в самом аэропорту, сразу по приезду, чувствуется апатия почти вокзальная как из книги про малолетних наркоманов - одна из учениц в его новом классе упорно втирала про эту книгу на протяжении месяца, и он почти ее послал, но так и не прочитал. Говорит, что сам Берлин - серый, как бетон не размешанный, и люди там какие-то странные, но всё дело, наверно, в менталитете или еще какой-нибудь этико-культурной херне. В семь с небольшим Хосок, наконец, затыкается, сказав, что немецкий - язык откровенно дерьмовый, а с электричеством до сих пор совсем всё напряжно и печально. На телефоне Тэхёна зарядки на двадцать три процента меньше от изначального, кофе в банке убавилось ровно на половину (с безнадёги Хосок высчитывал по линейке), и руки у Тэхёна слишком холодные, поэтому он греет их, повалив того спиной на старый диван, и почти дохнет от скуки. У Тэхёна теплые глаза, упертые расфокусированно в потолок, и аритмично бьющееся сердце из-за перепитого кофе (он лучше бы обкурился за всё это время, но сигарет ровно на два дня и три из шести возможных уже выкурено Хосоком). - Может, потрахаемся? - вроде как в шутку спрашивает Тэхён, не сводя взгляда с потолка, на котором не видно даже трещинок, но отчетливо ощущая горячие ладони на своих. Хосок не против.