i'm cold

- В пизду всё это, - заключает подвыпивший Тэхён, держа в руках полупустую бутылку пива, пока Юнги закуривает прямо на кухне, промахиваясь мимо пепельницы и стряхивая на стол возле пустой кружки. Электронные часы на маленьком экране микроволновки уже отсчитали 3:47 с начала нового дня, в котором всё будет точно так же, как и в сотне-другой, прошедших за этот год. Юнги почти трезвый и пришёл только потому, что пить в одиночестве – верный признак пиздеца. - К черту, - обреченно повторяет Тэхён, тупо глядя на тускло-зелёные выцветшие обои с рельефными вертикальными полосками, и в голове медленно ворочается мысль, что сейчас – самое подходящее время сжечь всё, что можно, чтобы после и пепелища не осталось никакого. Тэхён пьян и это, наверно, почти оправдание, когда он переступает через порог квартиры, закрывая за собой и Юнги входную дверь (всё это время Юнги почти ничего не говорит - только слушает внимательно и не кивает даже для вида). Тэхён мерзнет и трясётся от порыва колючего ветра, хлопнув обшарпанной дверью подъезда, потому что на дворе середина ноября, а на нём только растянутая синяя толстовка, которую стоило бы уже постирать давно - та до нитки пропиталась его дешёвым куревом. Он упорно идёт по тонкому льду на тротуарах, стараясь держать равновесие, и щёлкает зажигалкой, прикуривая десятую за прошедшие сутки сигарету. У них с Юнги одни наушники на двоих, депрессивная песенка со странным названием про отсутствие всего и шестнадцать процентов зарядки. Когда они доходят до старого длинного моста, в мозгах ничего не щелкает (инстинкт самосохранения давно утоплен в алкоголе) и Тэхён перевешивается устало через перила, морщится в очередной раз от холода, смотрит на водную гладь, еще не заледеневшую, и очень хочет сдохнуть поскорее. Перед смертью не накуришься, саркастично думает он, всё-таки вытаскивая смятую пачку с последней сигаретой, прикуривает снова и после первой затяжки смотрит на Юнги, который всё еще рядом: тот тоже мерзнет и пялится точно в самые зрачки, как будто всё понимает (на деле – так и есть почти). По всей длине моста редкие фонари как единственный источник света, а у Тэхёна вроде как затянувшаяся депрессия последние года полтора-два, откровенное нежелание жить и выбираться из всего этого дерьма через походы к психологу слишком лень. Когда-нибудь он обязательно вскроет себе вены ради самого факта боли. Юнги, наверно, стоило бы сказать что-то вроде «это не выход», когда Тэхён, поскользнувшись, выбрасывает окурок и лезет на перила, совсем не боясь навернуться с них раньше времени; стоило бы отдёрнуть за рукав, мол, эй, это уже не смешно, но Тэхён только пожал бы на это плечами, потому что с самого начала не шутил и действительно думает, что пора кончать со всем. Тэхён держится за перила, стоя на обратной стороне ограждения, через которую перебрался с третьей попытки из-за скольжены, и не в тему кажется, что всё это действительно смешно: ему слабо перед Юнги вот так вот взять и спрыгнуть, он сам это знает и четко осознает, но почему-то всё-таки. Когда его штормит влево и правая рука отрывается от железа, Тэхён чувствует тянущую вправо чужую руку и хриплый голос от туда же: - Заебал выебываться, - Юнги тянет его к себе, смотрит серьёзно и не собирается отпускать, - если ты наебнёшься, я не полезу тебя спасать. Я сигану за тобой.