i'm cold

Из окна чердачной квартиры Юнги, снимаемой за гроши, потому что последний этаж и время от времени протекающие трубы, видны до жути унылые серые многоэтажки с давно облупившейся краской, одинаковые ровно настолько, чтобы сливаться друг с другом в утреннем тумане. Их плоские крыши почти подпирают вечно затянутое плотными облаками октябрьское небо, чтобы то не обрушилось на этот давно прогнивший город с продаваемым всем, разбиваясь мелкими осколками по асфальтированным дорогам как хрупким зеркалом, оставляя на месте отвалившихся кусков зияющие дыры с затягивающе-чёрным и совершенно беззвёздным космосом. В квартире Чимина тепло, пахнет ароматным чаем с чабрецом, яблоками и подгоревшей яичницей, в ней светло, хорошо и уютно, потому что Чимин и сам по себе весь теплый, милый и мягкий, как плюшевый медведь с пришитым между лапок сердечком. И Юнги со своими дворовыми повадками и в кожаной куртке, которая нифига не для позднего октября предназначена, смотрится, что странно, слишком органично посреди всего этого домашнего быта на фоне бежевых рельефных обоев, словно сюда он и нужен. У Чимина горячие руки и несползающая теплая улыбка. У Юнги - вчера купленная помятая пачка херовых на вкус сигарет с блядским ментолом, из-за которого дикое ощущение, что не куришь, а пачку жвачки в рот запихнул, но год назад, когда у них всё только начиналось, Чимин сказал, что ему нравится запах ментоловых. Юнги матерится и кривится каждый раз, но курит только их. Чимин тянется скрытыми под рукавами пальцами к ледяным рукам Юнги, пока тот закуривает в заблаговременно открытую форточку на кухне, и путается в чужих пальцах, отогревая замерзшего парня. Чайник закипает, щелкнув тихонько, а Чимин заваривает кофе по выученным чужим предпочтениям (сам он не пьет и не любит, морщится и вообще фу, но Юнги же): три ложки кофе, две - сахара и без молока. Вечно зябнущий Юнги, затягиваясь и выдыхая клубок дыма в настежь открытое окно, говорит как-то, что куда-нибудь ведь нужно девать всю эту неестественную для поздней осени духоту, и Чимин соглашается, хотя не понимает, что плохого в тепле. Юнги закрывает окно, и в пачке на две сигареты меньше, руки совсем отогрелись, перед носом стоит кофе, а Чимин на качающейся табуретке, упёршись локтем на подоконник, болтает о повседневности и буднях, которые похожи на грёбаную пластинку или запись на диске, потому что меняются только числа, но не события. И это всё - дофига странный симбиоз, когда один спасает другого от бесцельно прожитой с офисной скукой лет через пять-десять, которая время от времени всё же маячит этаким призраком на горизонте (читай: портит детей из благополучных семей), а Чимин в свою очередь - от безысходности с моральными терками, уже почти сожравших брюнета, и чего-то отчаянно деструктивного и стремного, которое впервые он увидел в угольных зрачках ещё при первом знакомстве. В итоге Чимин умеет пить, а Юнги честно пытается найти смысл не сдохнуть через пару-тройку лет.