i'm cold

У Тэхена с Хосоком вроде как конец отношений, френдзона теперь и стена непробиваемая, чтобы за грань дозволенного не заходить. У Тэхена с Хосоком «во-первых, ты мне друг», но с друзьями даже по пьяни не трахаются, не то что на трезвую голову, мясорубка по внутренностям и ощущение, что траванулся чем-то, потому что даже спустя неделю крутит и проворачивает по ребрам основательно. Хоть в больницу иди. Тэхен пишет сам Хосоку, шуточки тупые присылает как обычно, ржет и говорит, что запикапил страшненькую телочку со своего потока, забратившись с одним гиком, а Хосок в какую-то дурацкую отместку и завуалированно - что не мешает ему жить зияющая дыра слева, что нормально с ней и не особо даже как чувствуется, а завтра вообще пить пойдёт (Тэхен сам бухает, как чёрт последний, но другим почему-то запрещает и пиздюлей всегда вставляет с нотациями). Хосок смотрит грустно на три дня назад купленную бутылку, печатая в ответ на маленькой клавиатуре телефона и неудобно переворачиваясь набок, что всё в полном порядке, и чуть не загибается, уже сидя на кровати и прижимаясь спиной к холодной стене. Сегодня была ровно двадцать первая ночь, когда Хосоку снился Тэхен. Три чертовых недели у Хоупа мозги свернуты настолько, что пиздец, и только утопическо-обкуренных снов ему для счастья не хватало. Сегодня он полночи уговаривал парня сначала покурить за какой-то незнакомой школой, а потом, переметнувшись внезапно на полянку из американских романтических мелодрам, заливал парню про «Стивен Юниверс», «люблю» и что-то философское. Единственное - будильник не позволил дальше дохнуть, и, по правде, Хоуп проснулся почти живым после этого. Это все похоже, конечно, на драму ради драмы, но что-то настоящее тоже присутствует. Самое дерьмовое - это когда напивается Тэхен. Потому что тот пишет глупую, но сильно продирающую внутренний панцирь муть, перемешанную с еле заметным и романтическим, раздирает только-только начавшее заживать месиво и будто острой палочкой ковыряет по самому больному. Буквально вчера зажившие рубцы потрошит по новой. Тэхен, когда пьяный, чуть не мотает сопли на кулак и пишет про «я вообще не в курсе, что чувствую», добивающие сильно «скучаю», а в последний раз Хосок утром прочитал, что Я давно думаю, что хочу просыпаться с тобой Сопливо - пиздец. Ужасно - ещё больший пиздец и, вообще, нахер всё это. А еще бьёт по лёгким так, что не выжить, как ни старайся. У Хосока день тогда с самого утра не задался, потому что сильно кровоточило и кровоточит до сих пор, если по правде. Кровоточит до черных точек от теплоты той, с которой привык ассоциировать Тэхена, от воспоминаний, которые в голове крутятся и одни на двоих, от посвященного, но не рассказанного. Дерьмо полное. Хосок относится к этому философски почти: пообжимались с безнадеги и перепоя, с кем не бывает - и хватит. Ну, и, конечно, что «один раз - не пидорас», но тут уже можно даже подумать. - С безнадеги, - еле слышно заключает Хосок, когда смотрит на иконку тэхеновского профиля с зелёным ободком - тот в сети - и отправляет в ответ на пост из какой-то группы несколько смеющихся смайликов. По шее холодком мажет к глубокому вечеру, но это из-за форточки открытой, а не потому что до сих пор ребра в крови и поцарапанные. Да. Из-за форточки. Все прекрасно, все замечательно. Спустя месяц, в ноябре, когда Хосок вроде пережил свою личную драму и, как думает, выдуманное с нихера, а Тэхен теперь исключительно друг, бро и товарищ, парень косится иногда и понять всё не может, хотя вроде как пройденное уже: драма ради драмы и потому что скучно, или было в тех, их личных, моментах что-то, что не просто так, что настоящее до почти физической осязаемости, когда пальцами по стеклу холодному еле-еле проводишь или там когда до шерсти у длинношерстного кота дотрагиваешься. Хосоку даже спустя месяц после конца непонятно, и мнение каждый день меняется. Но вроде легко и жить можно, даже социализироваться там нескольким критериям, но исключительно до первого пьяного сообщения от Тэхена в полпервого с субботы на воскресенье. Тэхен пишет несусветное с кучей ошибок и что-то пытается рассказывать адски заплетающимся языком, позвонив от нефиг делать, а Хосоку опять по коже морозит, словно мелким и оттого мерзотным ливнем, когда и не предполагал, ведь солнце светило всю неделю, а тут внезапно ливануло, а тебе по городу весь шататься. У Хосока перед домом, если повернуть направо, круглосуточный магазин с сигаретами, он вроде как бросил ещё два месяца назад, потому что Тэхен не переносит и «блять, от тебя воняет за километр», но все равно натягивает синюю куртку прямо на замызганную и растяную до невозможности футболку домашнюю, в шнурках путается и чуть ключи не забывает, когда уже из квартиры выходит. В руках - телефон и Тэхен на проводе, которому приперло поговорить (на экране уже 1:53 и это все ещё не конец), а мышцы в районе груди разворочены ощутимо: болит, ноет по проебаному и как-то даже все вернуть хочется. Да так, чтобы не на время. Хосок закуривает в середине ноября, и последняя сигарета была, кажется, в конце сентября, поэтому по мозгам с трёх затяжек вдаривает основательно, а новая жизнь не задалась как-то. На сторонний взгляд всё цивильно: шутки, подколы с помесью двусмысленного, а на деле - дерьмо полное, потому что кто, блядь, так делает? - Пиздец, - озвучивает единственную крутящуюся мысль Хосок, озябшими пальцами печатая ответ (у Тэхена словесный понос, на часах в уголке уже 2:27 и на улице холодно), когда невпопад читает сообщения, среди которых одинокое «я скучаю». Хосок уверен, что Тэхен нажрался до крайней степени и в данный момент можно дать слабину. я тоже Так делать нельзя. Потому что они все ещё друзья и братья по разуму, а с друзьями нужно дружить, а не трахаться. Хосок трезвый и это хорошо понимает. А ещё - надеется. Внутри уже и сдохло все, конечно, но тлеющий, незаметный и чуть теплый уголек никто не отменял, и, наверно, именно поэтому так паршивит, размазывая по грязной кирпичной кладке ближайшего здания. Эти двое - идиоты.