Fairytale gone bad

Молли всегда любила только плохих мальчиков. Вот честно, так проще. Когда волосы взъерошены, улыбка такая циничная и знающая, искренняя. Молли любит честность. Но сама честной быть не умеет. Потому она и влюбилась в Шерлока. Потому что он никогда не полюбит её в ответ. Идеальная комбинация. Можно страдать, заламывать руки-веточки, лелеять в ладонях бокал вина по вторникам и по средам, да хоть по четвергам. И все это в полном одиночестве. Быть может, не будем говорить это очень громко, Молли нравится людская жалость, нравится ставить перед собой недостижимые цели. Потому что ведь достигнуть их нельзя, а потому не придется разочаровываться. Шерлок, по сути, и не плохой. Так, строит из себя невесть что. Молли понимает это почти сразу, но предпочитает глядеть на красивую обложку, не раскрывая книгу. Пусть поиграется, пусть побудет доминантой, константой в её жизни. А она пока побудет с котом. И с разбитым сердцем, конечно. А он может носить эти идеально скроенные пальто, эти шарфы под горло и ехидную улыбку. Она будет наслаждаться Эверестом, сидя у подножья. Привыкла уже, разучилась верить, что может взять и подняться. Вот просто так, без альпинистского снаряжения и без подготовки. Просто потому что она Молли Хупер. А потом однажды утром, без всяких причин и подготовки, маску с его лица срывает. И она понимает, что он одинок. Не так, как она. Совсем даже не так. Да только, как там это говорится? Все несчастны одинаково. И Шерлок вряд ли счастлив. Это открытие заставляет Молли смотреть на него по-другому. Словно снежная лавина сошла с горы, и сопка оказалась всего-навсего еще одним холмом. Молли стоит ошарашенно, в совершенном забытье перебирает локоны трупа рукой в перчатке и смотрит прямо перед собой. Краем уха она слушает сухую нравоучительную болтовню Шерлока, но ей, пожалуй, впервые все равно. Неинтересно. Он превратился в человека у неё на глазах. Ожил, встал с каталки и пошел. Представлялся таким удивительным, редким зверем, недосягаемым идеалом, а стал человеком. Наверное, сказок все-таки не бывает. Перфектный, самый красивый ум. Одиночество, по размеру сравнимое с черной дырой в её вселенной. И Молли улыбается. Обозналась. Приняла желаемое за действительность. А правда ведь разменная монета. Посмотри с другого угла, и кривдой станет. Так и в мире Молли. Плохой мальчик оказался одиноким мальчиком. Колючки все лишь от этого, взгляд затравленный от этого. И даже чертоги разума выстроены исключительно для этого. Быть может, он не врет. Хорошо ему в одиночестве. Но ведь это всегда уно, один. Крути или не крути калейдоскоп. Молли нужно переварить эти новости, нужно утопить трупик надежды в бокале вина. Сегодня только понедельник. Но ей индифферентно это. Закатывает труп в холодильник, клацает защелка. Берет сумочку, улыбается тонко, поджимает губы. - Отъебись, - говорит. Оставляет Шерлока в полнейшей прострации, с губами, сложившимися в форме буквы «о». Наверное, это первое сальто, которое обезьянка сделала идеально. Впервые перфектно и для него. И только дома Молли позволяет себе расплакаться. Когда в кружке какао, а в высоком хрупком бокале — белое вино. Когда все транквилизаторы и лекарства при ней. Ей грустно от того, что обозналась. Ей смешно, потому что разгадала самую каверзную загадку. Шерлока Холмса. И ещё ей больно, потому что она любит его. Не потому что, он крут, не потому что он словно из её снов, а всего лишь просто так. Открытие ошарашивает. И сердце бьется в груди набатом. И самое паскудное, самое ужасное в этой такой ненастоящей истории то, что он никогда не полюбит в ответ. Их одиночества параллельны, не сойдутся в одной точке никогда. Потому что он одинок по призванию, а она от безысходности. И это разница длиною в жизнь. Она может делать все, что угодно, - улыбаться ему из-под опущенных ресниц, кокетливо подмигивать, звать на несбывшиеся свидания, предварительно затягивая свое белое тело в причудливый корсет. Все это будет так бесполезно и так глупо просто потому, что ему нужно его одиночество. Он упивается им, тогда как она кричит от него, воет. Нужно просто переспать с этой мыслью, залить её вином, закупорить, чтобы яд не распространялся по венам. И Молли все это делает. Она простушка, она глупышка, она пропащая мечтательница. Но одного у неё точно не отнять. Она храбрая. И потому Молли встает на следующее утро, затягивает свое тело в безразмерный свитер и мешковатые штаны, приглаживает нервной рукой воронье гнездо на голове и простодушно улыбается своему отражению в зеркале. Мышка Минни из неё отличная. Такой будет для него, такой останется. Чтобы их одиночества уж точно никогда не встретились. Не нужно это. Шерлок ругает её за грубость, сетует на её невоспитанность. Идеальный британский джентльмен, кто бы мог подумать? А Молли давит краску на щеки, тупит взгляд, рассматривает свои худые белые руки с поврежденной от хлорированной воды кожей. Ей спокойно. Не потому что разочарована, нет, очарована скорее. Неземной же. И дни тянутся как серые мыши, бегут с утопающего корабля. Её сердце ежедневно топит в крови, бьется все ещё, сука, трепыхается. Пытается закупорить рану, зарубцевать. Но это уже невозможно. Все, что она чувствует к Шерлоку, - это любовь. Беспричинно и совершенно безапелляционно. Без надежды и без всякой просьбы. Просто так. Просто потому, что он есть. Такой одинокий рядом с ней. Теперь вино и по понедельникам тоже. По субботам можно еще оправдаться, но не в будни. Хотя и оправдываться не перед кем, если уж быть честной. Это даже грустно. Когда не совестно за проебанную жизнь. Молли кривится от собственных мыслей. Раньше так не думала. Шерлок заразил её своей психопатией интроверта. Может, не встретила бы его, да нашла бы себе хорошего мальчика. Хоть один раз. Улыбается чудно самой себе. Не встретила бы. Хорошие мальчики могут быть только с хорошими девочками. А они не пьют по понедельникам вино, не называют кота человечьим именем, не милуются с трупами. И внезапно Молли понимает, что не так уж она далека от Шерлока, как ей кажется. Может быть, даже по-своему близка. Ближе совсем социализированного Джона, ближе туповатого Лестрейда, ближе языкастой миссис Хадсон. Это открытие впервые делает Молли иммунной к собственным страхам. Наверное, не так уж страшно быть вот такой, когда где-то бродит похожее одиночество. Они никогда не встретятся, но ведь она этого же и хотела. Если бы не гребаная любовь. На душе становится легче. Напридумывала себе невесть что. А он даже и не знает. Она строит песчаные замки, она лелеет дикую мысль о том, что, быть может, в параллельной вселенной, в другом измерении, они могли бы быть вместе. Осталось только рассказать ему об этом. Шерлок приходит под вечер. Стоит, смотрит, ничего не просит у неё. И это пугает, это заставляет мурашки пятнами всплывать на коже. Молли не привыкла к нему такому. Статичному. Шерлок — это вечная динамика, даже тогда, когда он пребывает в чертогах своего разума, во дворце рассудка, он всегда находится в бешеном движении. Под веками, под кожей, в нем самом. А сейчас он стоит и глядит, такой же неживой и странный, как и трупы у неё на поддонах. - Что тебе нужно? - эхом повторяет она вопрос, который уже задавала. - Ты, - эхом отвечает он. Молли качает головой, Молли улыбается. - Отъебись! - ворчливо бросает она, не в силах рассмеяться как следует. Но Шерлок не улыбается в ответ. Шерлок серьезно. И сердце Молли ухает вниз. Как там говорят — если Магомет не идет к горе, значит? Может быть, они могут хоть попытаться быть несчастливыми вместе? На перекрестке одиночеств.