Город, стоящий у солнца

Интересно, сколько раз нужно умереть, чтобы мозг перестал мучить фантомными болями первые часы после возвращения? Сука, это надо уметь! Я, похоже, мастер заводить прекрасные, дружеские отношения! Беглый взгляд в окно показал, что дом мой кто-то пасёт: в переулке напротив крутился какой-то мрачный субъект, периодически зыркавший в сторону моих ворот. Вот как, значит? Что ж. Мой дом — моя крепость, мой магазин — всё равно что часть моего дома, чтобы выбраться куда-нибудь вовне мне всегда хватит порталов… — Жди, жди! — пробормотал я себе под нос, борясь с искушением достать из оружейного шкафа винтовку и шепнуть разок-другой по любому соглядатаю, который только попадётся мне на глаза, — жди, а я пока дома поскучаю. Но сидеть «в осаде» не самое лучшее времяпрепровождение, надо отметить. То ли нервы, то ли скука, то ли зуд какой-то в голове… В общем, я не нашёл ничего лучше, чем спуститься до портала и перенестись в свой родной оружейный магазинчик. Ну, а что? Давно я там не бывал, повесив все обязанности по уходу за образцами и обслуживанию клиентов на иллюзорных помощников и големов. Ряды стеллажей и оружейных пирамид с пистолетами, автоматами, винтовками, пулемётами, горы коробок с патронами, магазинами, приспособлениями для чистки, ящики запасных частей… Показуха, конечно, страшная, но многим нравится. Всё равно украденный ствол не пронесёшь через двери, да и в помещении весёлых пострелушек устроить не удастся. Не в моём магазине! Я подошёл к кассе и щелчком пальцев развеял иллюзию продавца, усевшись на его место. Забавно, в ящике стола у этого фантома обнаружился наполовину разгаданный сборник кроссвордов. Какая реалистичная имитация! Хотя, без посетителей тут и впрямь скучновато. Я включил музыку. В пустом магазине среди скучающих винтовочных стволов раскатились тихие, грустные гитарные аккорды и женский голос: «Там, внизу, живешь, и знаешь — либо в небо, либо в омут, А, гляди ж ты, как бывает — В небесах почти как дома». — Не отмучился, не выйдет, чья-то жизнь на мушке бьется, — начал негромко подпевать и я сам, — Бог патроном не обидит, кто не сдохнет, тот прорвется! Звякнувший на открывшейся двери колокольчик я не услышал. Шаги — тоже. — Идеологически чуждые песни слушаем, — осведомился первый за сегодня посетитель и по-дружески улыбнулся мне. — Это особая фича — уметь стрелять, как особая карма — жить войной, — мелодично пропел гость, — И не дослужиться, не убежать от печати «Пожизненный рядовой»… Я выключил музыку и уставился на своего потенциального клиента. Посетитель был строен, скорее даже худощав, по-армейски подтянут, на худом лице выделялись большие зелёные глаза, исполненные печалью, усталостью и злобой. Всё его одеяние напоминало один большой стереотип о местных «революционерах»: нелепая по летней жаре вязаная шапочка, наверняка, растягивающаяся в балаклаву, городской камуфляж, тяжёлые армейские ботинки с высоким берцем… И вымотанное, усталое лицо не особо успешного борца за всё хорошее. Не из развесёлых братцев-дегенератов, значит, бунтующих ради права угрожать людям оружием, безнаказанно убивать, грабить и насиловать. Идейный. — Александр, — протянул я руку первым. — Юрий, — ответил он мне. Крепкое рукопожатие… — Добро пожаловать в мою скромную, — начал я, но вошедший остановил меня жестом. — Мы давно искали возможности поговорить с Вами с глазу на глаз и без помощи местных информационных сетей. Но Вы что-то не часто в последнее время заходите в собственный магазинчик, — попенял он мне. — Моё право и моё личное дело — куда и когда мне заходить, — отрезал я. Грубо, наверное, но не люблю я, когда лезут в мои дела. — Разумеется, никто не собирался Вас в этом упрекнуть. — Хорошо. И чего Вы хотите от меня? Я простой, скромный оружейник всего-навсего. — Как минимум — заказать пушки, много пушек. Как максимум — привлечь Ваш талант к нашей борьбе. Буду честен — для меня второе важнее первого. Ох уж мне все эти «давайте начистоту», «буду честен», «откровенно говоря»! По моим наблюдениям где-то на этих словах аккуратная ложь перерастает в откровенный пиздёж. — Ещё одна душеспасительная беседа? Третий будете за последние три дня. Он насторожился. — Не о нас Вам говорили, надеюсь? Я позволил себе выругаться, надеясь грубым подчеркнуть свою «прямоту» и «искренность»: — В душе не ебу, кто Вы и чьих будете. — Хорошо! — выдохнул мой гость, но в глазах его осталось подозрение. — Вы тоже о желаниях поговорить хотите? — предположил я. — Да, и о них тоже. — Какое совпадение! — Совпадений не бывает, — ответил гость, начисто проигнорировав мой сарказм, — Вы ведь слышали эту дивную официальную версию? Мол, всё, что хотим мы, то и даёт нам этот мир, бла-бла-бла. — Ну слышал… — А не задумывались, почему мир наш тогда так грязен и порочен? Убийства, насилие, жестокость. — Потому что люди хотят жить в этом дерьме, — бросил я равнодушно и пожал плечами. — Верно! Именно так, — гость вопросительно посмотрел на меня и после лёгкого кивка закурил, — они желают всего этого. Их научили желать именно этого и ничего другого. — И в чём тогда твоя революционная борьба? Научить их новому счастью? Хуй там плавал — они старым дорожат! Кажется, после нравоучительных бесед последних дней во мне накопилось слишком много невысказанных матюков, но собеседнику на это было наплевать. Сам он крепко держался за свою маску благородного борца за свободу и изъяснялся спокойно и вежливо. — Мы научим их хотеть другого! Хорошего, вечного, правильного! — Свободная воля? Не, не слышал? Он рассмеялся и спросил: — Ты точно про нас ничего не слышал? Мы — «Свободная Воля». — Да хоть потребители алкоголя! Тут исполняются желания людей, люди меняться не хотят, так как вы их измените? — А ты не думал, как тут уживаются люди с прямо противоположными желаниями? Те, кто хочет устроить тут Дикий Запад, например, с ценителями мира и покоя… — Их разводит судьба, как мне сказали. — Вот и оно! Вмешательство в свободную волю человека! Я сто раз это видел, как благополучный район превращается в гетто с весёлой стрельбой и бандитскими войнами. — Люди перестают хотеть мира и покоя? — Нет, оказавшись в меньшинстве сторонники тихой и безмятежной жизни «почему-то» — это слово он выделил голосом, — начинают хотеть уехать. И уезжают ещё до того, как бьются первые окна и появляются на стенах первые граффити. Кто сильнее хочет, тот для мира и в приоритете, желания остальных подстраиваются под него! — И вы-то своей весёлой ватагой это измените, ага! Ну сколько вас? — Не могу сказать, не знаю, можно ли тебе доверять. — И при этом надеешься, что я стану с вами плечом к плечу? — я рассмеялся. — Надеюсь. Когда мы придём к власти… — Да с чего ты взял, что вы придёте к власти? — Потому что наша цель благородна! И мы хотим этого, хотим власти и силы, чтобы воплотить её. Мы жаждем справедливости, и это даёт нам силу, — он возвысил голос, — наша воля к победе и жажда справедливости превысит любую другую волю! А в этом мире кто сильнее хочет, тот и прав. — И вы готовы пойти на всё ради этого? — Да! Мы готовы пойти на всё! Мы готовы убивать ради своей цели, мы готовы гибнуть и идти под пытки ради своей цели! Вот тут я ему поверил. Представил это. Живо представил, как ватага дурных идеалистов пытается устроить переворот во имя улучшения человеческой природы, и один за одним идут на пытки, муки и многократные смерти. На какую-то минуту я увидел своего собеседника висящим на дыбе, исполосованным шипастыми плетьми, с рёбрами, переломанными раскалёнными щипцами. Хотите пострадать за благое дело - пострадаете, как миленькие. Успех в борьбе вам не светит. Я поёжился, и прогнал из головы эти неприятные картины. — Нам не по пути. — Что? — задохнулся вопросом мой собеседник, — но как? Я же вижу, что Вы понимаете, о чём идёт речь, Вы понимаете, что я прав. — Я не собираюсь играть в Че Гевару, да и вам не советую. И мне совсем не улыбается умирать или переносить пытки за ваши грёбаные идеалы. Не хочу. Не буду. И хрен ты меня заставишь, — я посмотрел в его глаза, и увидел, как в них закипает ненависть. Ну наконец-то без масок… — Ты, сука тыловая, тут жировать будешь, пока мужики кровь проливают?! Да мы тебя на первом же столбе вздёрнем, выблядок! Много тебе князья платят?! Так мы, блять, тебе эти деньги в жопу по монетке засовывать будем, пока тебя как гондон не разорвёт! Я попытался незаметно проверить, на месте ли кобура, висевшая раньше под столом. На месте. Да что за неделя такая?! Может, мне в отпуск куда-нибудь уехать на полгода, пусть они тут сами между собой разбираются? Хотя нет, полгода тут явно мало. А хорошо орёт, старается. Даже щелчок предохранителя заглушил. Патрон ведь в патроннике, верно? Забавно, как один и тот же факт может с одной стороны служить показателем предусмотрительности, а с другой являться нарушением правил хранения огнестрельного оружия… Я улыбнулся последней мысли, что окончательно взбесило моего визави. — Ты ещё ржать надо мной будешь, мразота?! — выкрикнул он и схватил с ближайшей витрины пистолет, похожий на старый добрый Маузер. Интересно, он правда думает, что демонстрационные образцы заряжены боевыми? — Буду! — я ногой оттолкнул стол и поднял левую руку со своим стареньким «Вампиром». Бам! Дымящийся ствол повело вверх, куда-то влево резво брызнула блестяшка латунной гильзы, через миг зазвеневшая об пол, доля секунды, пока затвор отходил назад и возвращался на исходную с новым патроном растянулась в целую вечность… Бам! Бам… Мне так и захотелось крикнуть: «падай, ты убит!» Он и упал. Рухнул, как мешок с говном, выронив так и не выстреливший пистолет и опрокинув ближайший стеллаж с товаром. Табличка на двери сама собой перекинулась на сторону с надписью «closed». — Ты уж прости меня, — я склонился над ним и сорвал с шеи убитого жетон, — прости, товарищ Семецкий. Но в целях и средствах мы не сойдёмся. За окном загрохотало так, что я плашмя рухнул на пол, закрыв голову руками. Так ты не один был, друзья снаружи ждали? У этих долбоёбов что, гранатомёты есть? Они что, не в курсе, что здания тут практически неразрушимы? Они, блять, что — идут сюда?! Снаружи один за другим послышались тяжёлые удары и брань. Мой дом — моя крепость, чуваки, мой дом — моя крепость! Если надо, магия и стекло сделает прочнее катанной брони. Они старались — раз за разом, граната за гранатой, потом, будто осознав, что это ничего не даст, подогнали пузатый броневик и начали обстреливать мой магазин из пушки. Эй, парни, это громко, но мой дом неуязвим. И мой магазин — тоже. Любая частная недвижимость неуязвима — на этом правиле мир строится, не хуже, чем на вашей еботеке с желаниями! Неуязвим! Но в какой-то момент я заметил, что даже «неразрушимое» колдовское стекло медленно, неохотно, но неуклонно покрывается трещинами. Они войдут. Они так страстно желают этого, что не могут не войти. А я… Наверное, мне успел за прошедшее время до крайности остопиздеть этот магазин. Отличный повод сменить интерьер и провести ребрендинг. Что ж, пошумим! Хочу шуметь! Повинуясь моему дирижёрскому жесту сотни винтовок, автоматов и несколько дюжин пулемётов плавно поднялись в воздух. Дождём осыпались на пол магазины и ленты с фальшпатронами, а от ящиков потянулись вереницы боевых. Я стоял, разведя руки, как дирижёр перед оркестром, как чёртов Избранный, как Нео, как статуя Христа Искупителя в Рио-де-Жанейро… Щелчки магазинов, встающих в пазы приёмников, лязг затворов — это была моя музыка, я купался в этих звуках, я дирижировал ими, — а мои гости уже ничерта не могли нас разглядеть через закопчённые стёкла. В чём-то наши желания совпали. Вы хотели, чтобы витрины моего магазина разбились? Я — тоже, только чтобы они при этом брызнули осколками наружу. Из динамиков под потолком снова полилась музыка, та же, что играла в моей голове, эти слова просились, срывались с моих губ, и в то мгновение, когда мои незваные гости увидели меня, и поняли, что их ждёт, но ещё не успели даже дёрнуться в сторону эти слова прозвучали. Мы сказали их вместе — я и Тиль Линдеманн в моей аудиосистеме — а нам вторили сотни, тысячи стволов: «Feuer frei!»