Город, стоящий у солнца

      Наверное, кто-то из местных сказал бы, что я заслуживал и даже желал, чтобы со мной обращались именно так… Но… Настины остроты и приставания меня уже в край утомили. Однообразно, скучно, без фантазии — и так почти три недели. К счастью, одна знакомая птичка нащебетала нам, что Громов оказался на улице, всё-таки раньше, чем я окончательно поддался желанию вцепиться своей гостье зубами в глотку. Чёрт возьми, как вовремя!       Вечером девушка ушла «на охоту» и появилась уже под утро на пару с нашим очкариком. Он был блаженно-пьян и еле-еле держался на ногах. Я рассматривал нового гостя с равнодушием и отторжением. Мать-Тьма, как же он опустился! Похоже, новости дошли до нас с запозданием, и Гром уже неделю-другую болтался вдали от своей госпожи — он был небрит, а на грязные, сальные волосы и мятую, замызганную одежду противно было смотреть.       — Как быстро вы, ребята, перестаёте ухаживать за собой, стоит вам подумать, что вы никому не нужны! — ехидно зашептала мне на ухо Настя, подошедшая поближе, — Самим-то не противно? Эх, мужчины, на что вы вообще способны без хозяйского взгляда…       — Ты всех-то не равняй, — прошипел я ей сквозь зубы, глядя как шатающийся Гром пытается попасть плащом на вешалку, — я же так не опустился, сама видишь.       — А ты просто надеешься ещё найти хозяйку, светлой своей понравиться, вот и поддерживаешь товарный вид, мальчик! — она похлопала меня по плечу и пошла помогать гостю. В процессе «помощи» он отключился совсем, и мы поволокли тело в подземелье, матерясь вполголоса. Магией, разумеется, ещё я пьяных и грязных обмудков на руках не таскал!       Узкая лестница с неровными каменными ступенями, чадящие факелы, потные, холодные стены… А вот и наша комната с сюрпризами. Демоница защёлкнула на шее гостя толстый стальной ошейник с тремя кольцами для крепления цепи, большим по центру и двумя по бокам, и парой небольших зелёных камней по обе стороны от главного кольца. В клетке с толстыми прутьями под самым потолком замерцал такой же точно кристалл, только крупный.       — Заработало! — обрадовалась моя напарница.       — Эта штука точно не даст ему умереть тут?       — Зуб даю. Ну, что? Дадим ему проспаться или приступим прямо сейчас? — она вопросительно посмотрела на меня, крутя в пальцах баночку с протрезвляющим зельем… Одним из самых ублюдочных таких зелий, чего уж там. Хитрый препарат будто прокручивал состояние организма на несколько часов вперёд, вмиг приводя жертву в состояние «наутро после вчерашнего». Интересно, где-то есть такие извращенцы, которым нравится похмелье, или подобными зельями друзья и возлюбленные наказывают и отучают своих пьяниц от пристрастия к спиртному? В любом случае, Гром тут же проснулся и в его глазах отразилась глубочайшая мука.       — Воды-ы-ы! — прохрипел он, ещё не понимая толком, где и с кем он находится. На запястьях ничего ещё не отстреливающего подонка замкнулись стальные браслеты, потом, почти не встретив сопротивления, мы пристегнули его к стене, с разведёнными в стороны руками. Щёлкнули крепления, и мы, оставив его стоять-висеть в гордом одиночестве, покинули подвал, игнорируя все крики и проклятия, летящие в наш адрес. Суки мы, чего уж там.       — От голода и жажды точно не подохнет? — спросил я у Насти уже на лестнице.       — Саш, ты долбоёб? Человек безо всякой магии может прожить без еды от четырёх до шести недель, а без воды — трое суток в среднем. А мы его завтра уже навестим.       И мы навестили.       — Сколько всё-таки грязи в человеческом теле! — воскликнул я с удивлением и отвращением одновременно, стоило нам вновь спуститься в камеру. Прошёл всего день, но в помещении начал уже ощущаться запах… Мне вспомнилась фраза из старой фентезийной книжки, прочитанной ещё на Земле, при смертной жизни, «запах боли и страха». Если быть менее поэтичным, в комнате начинало пахнуть человеком, который и до попадания сюда уже порядочное время не мылся и не менял бельё, а теперь ещё и оказался вынужден ходить под себя и прямо в одежде. Мерзость!       Он хотел сказать что-то, но, едва увидев моё лицо, заткнулся на полуслове и вжался в стену, как будто надеялся просочиться сквозь неё. А ведь гад-то догадливый! Я щёлкнул пальцами, и под действием хитроумных чар всю вонь отнесло к стене. Нам-то этим дышать зачем? На деревянном столе, стоявшем прямо напротив нашего пленника, Настя жестом фокусника материализовала серебряное блюдо, а на нём батон свежего, горячего, только из печи, хлеба и сочащийся жиром, ещё даже шкварчащий, жареный кабаний окорок, аромат которого заполнил комнату. Взгляд Громова… Это надо было видеть! На душе у меня даже как-то потеплело от мыслей о том, сколько мы развлечений придумали для того, по чьей вине Игрока в лабиринте многие часы подряд пытали палачи и терзали монстры. Но прежде всего надо как следует подкрепиться, так ведь? Под голодные, завистливые и полные боли взгляды твоего пленённого врага всё становится вкуснее. Главным для нас было случайно не испортить сюрприз, перепутав, в каких мехах налито вино, а в каких — вода, для того самого момента, когда пленник начнёт умолять дать ему хотя бы попить. Горько-солёная вода. Умереть от голода и жажды Громову всё равно не позволила бы магия, но уж страдать-то ему точно никто не запретил бы. Смотреть на нас жалобно. Просить. Умолять. Плакать…       Когда наша трапеза подошла к концу, Настя соизволила-таки обратиться к нашему гостю и пообещала оставить ему вдоволь, столько, что и до завтра не съесть, еды и питья, но только после нашего разговора. Громов сглотнул слюну и торопливо закивал. Тарелки тем временем опустели, а затем и вовсе исчезли. Подходило время первого представления.       Мы с Настей втащили в камеру пару баулов с «игрушками» — даже без магии обошлись, чтобы подчеркнуть важность момента. Гром неотрывно следил за тем, как я раскладываю по столу подаваемые моей улыбчивой напарницей пыточные приспособления, вздрагивая, когда каждая новая железка с лязгом и грохотом ложилась на дубовую столешницу. Каждая из них сопровождалась небольшой, но крайне поучительной историей.       — Обнаружен разрыв прямой кишки. Обнаружено обширное внутренне кровотечение. Жизнь Игрока находится под угрозой. Регенерация тела Игрока через три… — взяв в руки пыточную грушу, я попытался имитировать бесстрастный голос Лабиринта. Пленник боязливо вжал голову в плечи, насколько это вообще можно было проделать в его положении. Глупых вопросов типа «за что?» и «почему я?» он не задавал. Догадливый мальчик!       — Боишься? Правильно боишься, но рано, — я подошёл к беспомощно висящей фигуре и похлопал несчастного по щеке.Он не ответил почему-то, только глаза закрыл и мелко затрясся.       — Не знаю, что ты Насте сделал, почему она на тебя взъелась, но передо мной у тебя долгов…       — Меня заставили! Это всё Найт! — выкрикнул Гром. Я зажал ему рот ладонью.       — Знаешь, в чём отличие между нами с Настенькой и тобой? Мы не будем скидывать на Лабиринт то, что должны сделать сами. Нас не пугает вид крови, мы не боимся посмотреть, какие следы оставляет на теле раскалённое железо… Знаешь, если бы ты тогда пытал меня лично, я и то затаил бы меньше обиды — это хотя бы в таком случае было бы не так трусливо…       — Слишком уж много всяких «бы», не находишь? Пойдём! — демоница выложила на стол последние железки и подошла ко мне, — сейчас с ним возиться совсем неохота.       — Твоя удача! Мы не в настроении сегодня, — я шутливо поклонился и оставил пленника в покое. Если уж честно, мы заранее решили первые пару дней пальцем его не трогать. Пусть повисит, посмотрит на пыточные приспособления, помёрзнет, поголодает, подумает… Пусть запугивает сам себя.       Настя, к слову, сдержала своё обещание: на столе остался большой бурдюк с водой и три больших бутерброда с бужениной, выложенных стопкой на тарелочке с голубой каёмочкой. Отвязывать гостя от стены, впрочем, никто не собирался. Нет, серьёзно! Он решил, что мы просто об этом забыли и попытался нам напомнить! Наивный! Просьбы его быстро сменились мольбами, а мольбы, едва мы перешагнули за порог комнаты, превратились в проклятия, которые стихли лишь тогда, когда мы пересекли звукопоглощающую завесу уже у самого выхода из подземелья.       — Всё идёт по плану? — Настя смотрела на меня с любопытством, — мы продолжаем? Совесть не загрызёт потом?       — Не загрызёт. Я узнал, что такое пытки, и каково оно вообще, только из-за этого ублюдка. И я просто жажду поделиться с ним этим своим знанием.       И да, я ждал. Я весь вечер ходил как на иголках. Да я спать не мог в ту ночь, ворочаясь в кровати и представляя себе, как мы начнём с утра играть по-настоящему.Чёрт возьми, с утра пораньше я летел в подземелье будто на крыльях, опережая Настю на несколько шагов, как пёс, рвущийся на прогулку. Девушка, кажется, смеялась, глядя на меня, но мне было плевать. Когда мы вошли в камеру, Гром с трудом поднял на нас голову.       — Воды… — прохрипел он с такой мукой и бессилием в голосе, что я испытал даже какое-то возбуждение.       — Попроси правильно.       — Умоляю… Пить… — он не стал спорить. Умный.       С улыбкой, прождав ещё несколько минут и упиваясь его жалкими стонами, я взял со стола бурдюк с водой и подошёл к пленнику поближе. Медленно, чтобы он насладился моментом, открыл и неторопливо поднёс сосуд к его губам… Гром жадно припал к долгожданной влаге. Интересно, как быстро он почувствует?       Ого! Я еле успел отскочить. Кажется, задумка с солёной водой удалась на славу.       — Начнём, пожалуй? — Настенька втащила в комнату два больших эмалированных ведра с тошнотно-зелёным зельем, и с молодецким, неожиданным для хрупкой девушки, замахом окатила Громова содержимым первого из них. Жижа зашипела, разъедая ткань одежды, но не нанося ни малейшего ущерба самому пленнику.       — Ну, не раздевать же тебя, в самом-то деле! — рассмеялась демоница. Вдвоём мы отцепили Грома со стены. Ноги его уже не держали, и мы позволили гостю упасть на пол, лицом вниз. Во-первых, мы как раз собирались вылить второе ведро «очищающего» эликсира ему на спину. Во-вторых, так было только удобнее подхватить его под руки и подтащить к дыбе.       — Что с тобой, брат, кажется, ты немного не в форме? — прокомментировал я его вялые попытки сопротивления, мгновенно подавленные.       — Я сдохну… И отомщу… — только и прохрипел он.       — Конечно-конечно!       Мы закрепили его на дыбе, так, просто чтобы повисел и не дёргался лишний раз, когда Настя возьмёт в руки плеть. Мне этот норовистый инструмент всё никак не давался.       — Подкрути немного системы жизнеобеспечения, а то он какой-то вялый!       — Да как нечего делать, родной! — Настенька махнула рукой в сторону клетки с колдовским кристаллом, и пленник как-то ожил. Цвет кожи явно стал здоровее, дыхание стало не таким тяжёлым. Он с нескрываемым удивлением уставился на меня.       — Чел, ну какой интерес тебя расспрашивать, когда ты едва сознание не теряешь? — решил пояснить я. Люблю объяснять и рассказывать, чего уж там.       — Расспрашивать?       — Ну… — я изобразил задумчивость, — понимаешь, я хочу тебя пытать и мучить, потому что ты подвёл меня под пытки и мучения в своё время. Но бесцельно кого-то пытать — скучное и однообразное занятие, поэтому мы подумали-подумали и решили: мы будем задавать тебе всякие вопросы и истязать для того, чтобы ты на них ответил!       — О ч-чёмм-меня можно рас-расспрашивать?       — Эй! Это ты интересуешься, а должны мы! Настенька, солнышко, дашь ему по десять ударов за каждый дурацкий вопрос, который он задаст? — обратился я к своей напарнице.       — Да легко! — она уже потянулась за плетью, но я остановил её.       — Не сейчас, попозже. Пока он всего на двадцать наговорил.       Пленник сжал губы с такой силой, что, наверное, перекусил бы титановый лом.       — Да, вопросы! — продолжил я свою мысль, — Вопросы будут разные: сложные, унизительные, неприятные. Начиная с деталей интимной жизни и подробностей твоих отношений с госпожой Найт — и заканчивая решением систем дифференциальных уравнений второго порядка…       — Чего?! — переспросил наш гость с квадратными от удивления глазами. Моя дорогая Настя удовлетворённо кивнула, это ведь был уже третий его вопрос — хорошая заявка на тридцать ударов.       — Нет… Ну… Ты же должен кричать «нет, я ничего не знаю, я правда ничего не знаю!», несмотря на любые пытки, вынуждая нас стараться лучше и терзать сильнее, чтобы добиться-таки ответа!       — Саш, ты что, при жизни математику преподавал? — со смешком поинтересовалась у меня демоница.       — Не суть, — ответил я сухо. Какая ей разница, что я там преподавал? Как будто это что-то плохое…       — Больше вопросов не будет? — сладко поинтересовалась демоница, но пленник торопливо замотал головой.       — Умный. Ну, на нет и суда нет. Дай ему тридцать плетей для начала, и приступим к допросу.       — Охотно! — воскликнула демоница, и тяжёлый кнут прочертил по спине пленника первую кровавую борозду. За неё была вторая, третья… Крики жертвы и стоны рассекаемого воздуха стали для нас двоих музыкой, которой Настя с упоением дирижировала. Я любовался ими и пил вино, стараясь удержать в голове напоминание о том, что надо немного оставить. Громов уже просто повис, под каждым ударом мотаясь из стороны в сторону, как тряпичная кукла. Какое ничтожество! Мы ведь только начали.       — Двадцать девять! Тридцать! — последние удары девушка сопровождала возбуждёнными, чуть ли не оргазмическими выкриками, по лицу её катился пот, а та демоническая мутация, что отличала её от «обычных» женщин, рельефно проступала под одеждой. Эту суку возбуждает боль? Меня тоже! Я выплеснул остаток вина из бокала прямо на исполосованную спину пленника, с наслаждениям любуясь его реакцией. Да, вот так!       Потом мы начали его расспрашивать, добавляя дюжину плетей и пол-оборота ворота, регулирующего натяжение дыбы, после каждой вопроса, на который он не отвечал сразу же. Не то, чтобы нам интересно было это узнать, но к вечеру мы были в курсе, что:       — Найт приучила Грома делать ей массаж ног каждый вечер. А сама под настроение массировала ему совсем другие части тела с помощью «вибромассажёров». Мелочь, но, почему-то, он так стеснялся признаться в этом, что его потребовалось уговаривать плетью.       — Он лизал её туфли. Неоднократно. И не только туфли. И вообще у нашего Грома очень даже рабочий язычок. И наша госпожа куратор его не то чтобы сильно к чему-то принуждала, всё было сугубо добровольно.       — Наш боевой очкарик несколько раз создавал с помощью чёрного колдовства монстра со множеством щупалец, подобного тому, что растерзал Игрока в лабиринте, и отдавался ему абсолютно добровольно, позволяя буквально затрахать себя до смерти. Ай-ай-ай, какой больной ублюдок.       — Громов абсолютно не умеет решать уравнения в частных производных.       Негусто, конечно, но попытки добиться от него решения жалкого «пять дэ два ю по дэ икс дважды; плюс восемь дэ два у по дэ икс, дэ игрек; плюс три дэ два у по дэ игрек дважды — равно нулю» донельзя вымотали нас, а гостя нашего и вовсе едва не превратили в воющий кусок мяса. Пришлось облить его с головы до ног исцеляющим зельем, самым дешёвым, которому понадобится не один час, чтобы затянуть все раны, и снять пленника с дыбы.       — Хватит на сегодня, — подтвердил я устало.       На прощание мы подвесили Грома над колыбелью Иуды. Всё для удобства гостя — чтобы не насадиться на острие пирамиды, от него даже не требовалось особых усилий…       — Спокойной ночи, дорогой! Приятных тебе снов, — промурлыкала Настя, запирая двери. Сука всё-таки! Хорошо, что она была на моей стороне.              Так продолжалось неделю. Потом ещё одну… Пытки становились с каждым разом продолжительнее и изощрённее, вопросы вскоре начали повторяться по второму и по третьему кругу, даря замечательную возможность «ловить пленника на лжи», если повторные ответы на тот же самый вопрос хотя бы чуть-чуть отличались от предыдущих, и наказывать его за эту ложь. Впрочем, всё пустое. С каким-то неожиданным бессилием уже к исходу третьего дня я обнаружил, что процесс меня абсолютно не радует. Выматывает, оставляет без сил, выпивает досуха — да. А вот злорадство, мстительное удовлетворение и садистическое удовольствие, которое я только-только начал испытывать в первые дни, задерживалось в душе не лучше, чем вода в дуршлаге.       Зачем всё это? Какой смысл? Месть? Ну… Отомстил я ему — и что? Будь моя воля, я просто оставил бы его висеть в подземелье навечно, выкинул ключ и навсегда забыл об этом, но надо же придерживать заранее установленного плана! Да и терять лицо мне не хотелось. Я что — слабак?       В конце концов Настя отложила раскалённый железный прут и отвела меня в сторону, так, чтобы пленник не мог нас слышать:       — Слушай, кого ты обманываешь? Тебя не прёт, тебя давно уже не прёт всё это делать… Так нахрена впустую тратить своё и моё время?!       Я виновато пожал плечами и признался после недолгой борьбы с собой:       — Раз уж мы начали всё это… Надо продолжать. Не отпускать же его, в самом деле! Он мстить будет, шуметь… Может, не знаю, доломаешь его к чёртовой матери да выкинем безымянное тело?       Она слушала мою тираду не перебивая, только улыбалась как-то странно — со снисхождением и грустью одновременно.       — Как же мало ты до сих пор понимаешь в этом мире!       — Да я этого и не скрывал, в общем-то. А ты понимаешь больше?       — Да уж наверное! — она улыбнулась, — кстати! А не хочешь убить двух зайцев разом?       — Это ещё как? — я обернулся посмотреть, как там Гром, не подслушивает ли. Ему, впрочем, было не до нас.       — Тебе хочется причинить пленнику побольше мучений и избавиться от него одновременно, верно? — спросила меня она. Я согласно кивнул.       — А ещё ты до сих пор испытываешь нелепое стеснение от любых моих попыток к тебе подкатить, малыш! — она попыталась хлопнуть меня по заднице.       — Эй!       — Вот-вот! — она рассмеялась.       — Так что ты предлагаешь-то?       — Исполнить одновременно твоё желание, с некоторыми поправками — моё…       — ЧТО?! — я аж отпрыгнул от неё на полметра.       — Я же сказала: с некоторыми поправками. Да ещё и надежды Грома вдобавок. Миру такое тройное исполнение желаний придётся по вкусу.       — Не понимаю тебя! Всё равно не понимаю, — признался я. Девушка снисходительно, как несмышлёного ребёнка, похлопала меня по плечу.       — Я возьму твоего Грома себе. В списке тех, кто мне задолжал, он есть, но… Будем считать, что заодно он и твои долги передо мной покроет. Я оставлю тебя в покое. Идёт?       — Но… Разве он не будет мне мстить?       — После того, как я его воспитаю? — Настя рассмеялась, — Только если я прикажу! Так что… По рукам?       — По рукам! — сказал я, чувствуя себя так, будто с души моей внезапно свалился огромный камень. Вот уж не знал, что прощение и освобождение человека, которого я собирался запытать до безумия, подарит мне такое облегчение.Настенька подошла к Громову, вывела на максимум системы жизнеобеспечения и, положив обе ладони на щёки пленника, начала что-то втолковывать, неотрывно глядя ему в глаза. Почему-то при виде этой картины я почувствовал себя таким одиноким. Настя перешла в боевую трансформацию, подхватила Грома на руки и понесла его к выходу, примерно так, как жених несёт невесту из ЗАГСа, выглядело это безумно. Я тяжело прислонился к стене и закрыл глаза.       — Что же мне теперь делать? — шёпотом спросил я себя.       — Молись и кайся, Демонёнок, молись и кайся! — проговорила демоница не то с презрением, не то с сочувствием и скрылась на лестнице. Я сполз на пол, гоня из головы мерзкую, ненужную, глупую, нежелательную мысль…       Да чего уж там, мысль! Имя.       Одно-единственное имя.       И это имя было — Кейра.