Абсолютная реальность

Делаем вид, что сегодня всё ещё 14-е число, поэтому всех с праздником) *точит шоколад и угощает всех, заглянувших на огонёк* Ром с шоколадом, м-м-м, много не мало! ♬ Daniel Powter - All My Life ♬

10.4

Думать об отдыхе Хань перестал, когда его вырубило перед возвращением на базу. Хотел поспать? Пожалуйста. И проснулся он в постели в уже хорошо знакомых четырёх стенах. Он доплёлся до ванной. Пока умывался, лениво гадал, кто именно его раздел и одеялом укрыл. Кто-то из обслуживающего персонала или из старших офицеров? Первый вариант выглядел убедительнее, но Хань не отказал себе в удовольствии помечтать и попредставлять, как Чонин касался его тела. Пакет с коробкой на полке у зеркала перед глазами заставил Ханя тихо выругаться и забыть о мечтах. Если это было тут, то его раздевал, скорее уж, Бэкхён. В пакете красовались «сувениры», и Хань первым делом вознамерился выбросить гадость в мусорное ведро. Передумал. Едва он оделся, как за ним зашла Криста. Она закончила с проверкой распечаток, но настаивала на завтраке. — Выглядишь паршиво. Осунувшимся. С тобой всё в порядке? — Вроде да. — Хань не чувствовал себя героем, но и состояние своё вялым не назвал бы. Спина побаливала, да и задница — тоже, но в остальном... Бэкхён торчал за столиком Тао и зубасто улыбался. Тао вообще не воспринимал окружающих и выглядел так, словно мечтал о сне — здоровом и безмятежном, ещё и в надёжно замурованном помещении, куда Бэкхёну хода не было. Судя по всему, после возвращения на базу Бэкхён мигом навёл порядок и разогнал ненужных ухажёров, чтобы заездить бедного Тао до полнейшего безразличия ко всему. А теперь Бэкхён пользовался тем, что мог безнаказанно трепаться. Тао если и пытался его заткнуть, то давно, нынче же он явно не слушал Бэкхёна и лишь машинально кивал, соглашаясь сразу и на всё. Крис трепетно ухаживал за едва-едва выпущенным из больничной палаты Чанёлем. Рядом тёрся Кёнсу, и, кажется, Чанёль восторга по этому поводу не испытывал. На шее у Чанёля болтался знакомый розовый свинтус из плюша — Бэкхён везде поспел. Чонин с нечитаемым выражением на лице наблюдал за любовным треугольником за столом Криса, потягивал сок из стакана и игнорировал Минсока и Исина, которые с двух сторон пытались что-то ему втолковать. Похоже, Чонина больше всего интересовала новая пижама Криса с жёлтыми щеночками. — Фильм ужасов, — невольно пробормотал Хань, потыкав вилкой в подозрительный кусок то ли мяса, то ли рыбы. — Скорее, клиника для душевнобольных. Фильм ужасов снаружи, — поправила Криста и налегла с аппетитом на салат. Как Хань приметил, Кристе вообще нравилась местная кухня. Особую симпатию она питала к морской капусте и икре. Наверное, к лучшему, а то многие на морскую капусту смотрели косо — надоела. — С Бэкхёном ты уже познакомилась? — Это тот вон живчик с моторчиком в заднице? Да. У него тут все котики и зайчики, только я выдра. Не понимаю, зачем Крис отговорил меня отстреливать ему башку? — Я тоже не понимаю. Надо было отстрелить, — вздохнул Хань, продолжая уныло ковыряться вилкой в тарелке. — Может, пойдём отсюда? У нас дело есть. — Ты ничего не съел. — Мне не хочется. Только не начинай — я нормально себя чувствую. Так они перебрались к Кристе. Распечатки лежали прямо на полу, а раз так, то и они уселись на пол. Криста зашуршала листами, раскладывая пока только ей понятный пасьянс. — Я отсеяла всю мелочёвку. Оставила только крупные по массовости мероприятия, которые обошлись без детальных докладов. Либо же доклады показались мне сомнительными. Например, вот... — Криста указала на крайний лист, где обвела красным одну запись. — Массовая вакцинация населения в Анголе в бассейне Замбези. Восемьдесят седьмой. Обрати внимание на следующее: официальная причина вакцинации — вспышка холеры. Она охватила район радиусом в двести километров. На этом участке селения расположены близко друг к другу. В отчётных данных указаны стандартные препараты. Формально всё в порядке. Но ответственные медицинские сотрудники не указали состав препаратов и не отчитались, где и когда была закуплена партия или же кто её предоставил. Словно все эти лекарства взялись из воздуха. — Угу, — Хань кивнул — выглядело и впрямь странно, потому что даже при использовании стандартных средств состав лекарств всегда прилагался к отчёту, как и указание производителя и поставщика. Кроме того, даже некоммерческие фонды вели подробные записи, чтобы показывать, куда и на что пошли денежные средства спонсоров или те, что они получили в рамках благотворительности. — А что потом там было? — Сложно сказать. В конце восьмидесятых ЮАР вывели свои войска, но войны там ещё продолжались. Позднее в Анголе наблюдалась вспышка ВИЧ. Каждый год погибало около одиннадцати тысяч человек. Там вообще вакцинации — особенно массовые — не редкость, но данные никуда не поступают. Честно говоря, по Африке таких данных полным-полно. Если в ЮАР, Египте, Алжире и Марокко ещё что-то можно отследить, то в остальных странах — нет. Это как белое пятно на карте. Вроде бы и страны есть, вроде и власть в них кому-то принадлежит, вроде и организации различного толка посылают туда или отряды, или помощь, или специальные корпусы, вроде и дипломатические отношения поддерживаются, но всех этих стран как будто нет. Что там происходит на самом деле — чёрт его знает. Можно попытаться сделать снимки со спутника, но нам это ничего не даст в плане сбора информации за последние сто лет. Мы увидим только свежие снимки, не более того. — А что в других регионах? — Там проще. По крайней мере, Южная Америка по отчётам чиста. Вопросов у меня не возникало. Хуже всего в горячих точках. Смотри... — Криста нашарила распечатанную карту, взяла зелёный маркер и обвела кусок Европы. — Бывшая Югославия. Все данные надо делить на два, да и то не факт, что и тогда они будут подлинными. Тут либо всё засекречено, либо ложь и страшилки. Это — проблемная европейская зона. В Азии та же ерунда на юго-востоке — Мьянма, Камбоджа, Лаос, Вьетнам... короче, тут полная жопа. Такая же жопа с Филиппинами и Малайзией, и Индонезией. Особую пикантность придаёт ситуации и природная активность в регионе. У них если не потоп, то извержение вулкана, а то и какая пакость похлеще, включая пиратов. Азиатская проблемная зона. Ближний Восток — то же самое. Свобода передвижения ущемляется военным положением, но на деле можно двигаться куда угодно без опаски, что обнаружат. Африка почти полностью одна сплошная проблема. В Америке... вот. Хань полюбовался, как Криста обвела штат Юта зелёным. — Это ещё почему? — Удобно ставить эксперименты. Закрытое общество, мало контактов, большие расстояния между населёнными пунктами, обилие секретных правительственных объектов. Что ещё важнее — все журналисты и писатели, которые рыли в этом направлении, странно погибали, а их труды и наработки аккуратно изымались из общего доступа. Помнишь шумиху вокруг двух небоскрёбов? Сентябрь, ля-ля, угнанные самолёты и прочий бред? А помнишь статьи журналиста, который рассчитал схему закладки зарядов для сноса этих зданий и дал координаты компании, занимающейся сносом? Головной офис компании — в Солт-Лэйк-Сити. Журналист ещё доказывал, что компания — прикрытие, а на самом деле речь шла об особом правительственном отряде. Они заминировали здания и сымитировали нападение на Пентагон для отвлечения внимания общественности. Так вот, ты помнишь, что приключилось с журналистом? — Нет, только то, что он умер. — Спустя неделю, ага. А сейчас попробуй найти его статьи в сети — не выйдет. Вычищены с особым тщанием. — А ты откуда про них тогда знаешь? — Я их читала. Ещё тогда. Сохранить вот только не успела. Интересно было написано, но я и подумать не могла, что на следующий день уже не найду их. Мелкая была и наивная. Они пропали бесследно. Я ничего не смогла вытащить даже из резервных архивов — подчистили на совесть. Поэтому — Юта. Дыма без огня не бывает, так что вряд ли все так просто треплются, что Штаты там бомбы сбрасывали. И вряд ли все спутники врут как один, показывая там радиационный фон выше нормы. Может, там ничего и не взрывали, но что-то там мутят — это точно. Ещё одна проблемная американская зона — бассейн Амазонки. — Отметаем, — поразмыслив, решил Хань. — С населением там негусто, да и слишком много природных факторов, а они наверняка испортят чистоту любого эксперимента. Вот гляди! — Хань развернул к себе размалёванную зеленью карту. — Вот если бы мы были сбрендившими учёными, которых что-то не устраивало, где бы мы проводили свои эксперименты? — Постой. Надо уточнить причину поехавшей крыши. Всё-таки для одних экспериментов нужны безлюдные места, а для других — густонаселённые. — Ответ на поверхности лежит, если учитывать нынешний результат. — Но это нынешний результат, который вылез двадцать лет назад. До этого ничего такого никто не наблюдал. — Или наблюдал, но не выжил. Рассуждаем без спешки. — Хань потёр ладони. — Допустим, твари управляют людьми и используют человеческие достижения ради содержания ферм. Они маркируют еду, сортируют, выбирают из людей кандидатов в свои ряды, выбирают лучшую пищу. Они манипулируют, прибирая к рукам всё больше власти. В перспективе население по-любому уменьшится, а значит, будет что-то вроде резерваций. И случится это тогда, когда люди готовы будут принять такой расклад. Без желания сопротивляться. И твари станут диктовать свою волю напрямую. Возможно, таков замысел их создателя, если принять за данность, что тварей создали искусственно. — Любопытно, чем же тогда их творец руководствовался? — Благими помыслами? — Хань развёл руками. — Здоровый образ жизни, морально оправданные стандарты поведения, искоренение отклонений и аномалий... — Всё под копирку — скука смертная, — фыркнула Криста. — Сделай ещё одно допущение: всё пошло не по плану, и творца твари схарчили. Эксперимент победил создателя. И тогда, дело, возможно, вовсе не в захвате власти. Творец пытался уберечь людей от болезней и самоуничтожения, но что-то пошло не так. Как ящик Пандоры, знаешь? Грандиозные планы, ящик открыли, а оттуда такое попёрло... — Ну или эксперимент удался. На первых этапах, а потом... — Хань припомнил слова Чонина и продолжил: — а потом в дело вмешались неучтённые факторы, потому что любой эксперимент идеален только в лабораторных условиях, но если проводить его в природе, то результат будет непредсказуем. — Предлагаю сосредоточиться тут. — Криста ткнула маркером в Африку. — Европа сразу не подходит. Что бы ни творилось в горячих точках, границы и воздушное пространство под контролем уймы стран. В Европе очень трудно провернуть что-нибудь незаметно, не заручившись поддержкой слишком большого количества ответственных лиц. А я сомневаюсь, что кто-то из этих прагматиков рискнул бы и полез в такую авантюру. Особенно в условиях холодной войны. Азия — ничего так, но там перебор с природными факторами. Сомневаюсь, что кто-то решил бы проводить там эксперименты, рискуя в любой миг накрыться вместе с островом только потому, что острову приспичило уйти под воду. Континентальный юго-восток чересчур сдобрен минами и активными разборками, поэтому тоже сомнительно, раз уж в разборках напрямую заинтересованы европейцы. Юта слишком хорошо охраняется и постоянно под наблюдением спутников. А вот Африка — самое идеальное место, чтобы творить всякую фигню. Природные условия там не ахти, всех интересуют только места добычи алмазов, нефти и прочих полезностей, а что там за их пределами — всем пофиг. На местные разборки там тоже плевать хотели, пока они не затрагивают бизнес. Население большое, неконтролируемое, высокая рождаемость и не менее высокая смертность. Материала для экспериментов предостаточно, а любые сбои легко списать на местные войны, катаклизмы, форс-мажоры и просто хищных животных. Хань разгрёб кучу из распечаток, отобрал исключительно те, что касались медицинских мероприятий в Африке, а остальные запихал под диван. Несколько минут они с Кристой сидели в тишине и изучали данные по таблицам. Хань стянул у Кристы красный маркер и принялся отмечать на карте крестиками все те вакцинации, которые вызывали вопросы. Те, что проходили с мелкими или крупными нарушениями стандартных правил. Наибольшее количество таких крестиков располагалось вдоль течения реки Замбези. — Не уверен, что идея пойти в сафари по этому маршруту будет хорошей... — В сафари и не надо. Надо просто поднять данные на все эти случаи. Ты ведь не думаешь, что все они — наши клиенты. Скорее всего, по нашей части один или два очага. И если тварям не каждый человек подходит для обращения, то реально инфицированных было немного. — Но с остальными тоже должно было нечто приключиться. — Кто-то мог умереть, кто-то — стать диким. Допустим, если вспышка болезни объясняла агрессию больных, то неудачные продукты попросту устранили. Удачные же продукты при желании вряд ли отличались от обычных людей, и их сочли выздоровевшими. Но они уже перестали быть людьми, созрели и принялись «размножаться». Европейцы и американцы туда ездят. Даже если вакцинацию проводили только местным, обратить приезжих прямо там нетрудно, как и отправить обратно после обращения. Самолёты — идеальный транспорт для них. — Точно. Пойдём-ка! — Хань сгрёб распечатки в кучу и поднялся. — Куда? — Две головы — хорошо, а три — лучше. У нас есть эксперт по экспериментам. Поинтересуемся, что он об этом думает. Хань уверенно направился по знакомому пути. Как он и предполагал, Чонин возился с жуками, поэтому Хань оказался морально готов к эффекту, зато побелевшая Криста едва не сбежала, узрев прелести очередного жука в максимально увеличенном виде. Чонин неохотно отключил проекцию на мониторе и вопросительно приподнял брови. — Мы по делу, — выдал ему в лоб Хань и закрыл за Кристой стену-дверь. Распечатки полетели на стол, едва не похоронив под собой полуразделанного жука. Потом Хань и Криста, перебивая друг друга, принялись излагать теорию появления на свет тварей. Заодно Хань для убедительности помахивал разрисованной картой с россыпью красных крестиков. Помахивал, пока Чонин не отобрал у него карту. — Слишком много домыслов, но можно упростить... — Чонин вывел на монитор карту Африки, обвёл район вокруг течения Замбези с максимальным количеством крестиков и задал анализ по болезням. — Неплохой вариант, — признала Криста, шлёпнувшись в кресло. Хань остался у стола, чтобы быть к Чонину поближе и наслаждаться уютом. — Дикие — побочный продукт. Без них обойтись не могло. Значит, болезнь должна маскировать это так или иначе. Что нам подходит? — Бешенство какое-нибудь, — предположил Хань. — Или то, что вызывает искажение сознания. — Искажение сознания — это по части нарушений в мозге, — протянула Криста, покачивая ногой. — Нужна болезнь, которая способна поражать мозг. Или напрямую действовать на участки мозга, отвечающие за агрессию, буйство, одержимость, злость, раздражение. — Не обязательно, — возразил Чонин. — Всё перечисленное в большей степени характерно для психических отклонений, но тебе доводилось слышать об эпидемии болезни Альцгеймера, например? Африканские эпидемии носят инфекционный характер. По крайней мере, эпидемии связаны с большим количеством больных, а вот психические отклонения не склонны к массовости. Однако у ряда инфекционных заболеваний могут быть нужные нам симптомы. Например, лихорадка. Перепады температуры в организме приводят к разным последствиям. Среди них учащённое дыхание, и, как одно из следствий, агрессия больных. Если же лихорадка была вызвана у большого количества людей из-за химических раздражителей или же определённых паразитов, то помимо учащённого дыхания вполне мог и мозг пострадать напрямую. Поэтому можно отсеять всё остальное и оставить только случаи с вакцинацией в очагах лихорадки. Ну а затем надо просто проанализировать данные по конкретным вспышкам и посмотреть, что останется. — Потому что не всякая лихорадка подойдёт? — тихо спросил Хань. — Потому что не при всякой лихорадке больные способны не просто проявлять агрессию, а ещё стоять на ногах и осуществлять физическое насилие по отношению к окружающим. — Давайте без лекций, — попросила убито из кресла Криста. — Раз ты такой умный, то ты и отсеивай лишнее. Лично я поверю тебе на слово. Чонин пожал плечами и принялся бегло просматривать список с болезнями. Отобрал он четыре случая. — Восемьдесят девятый, девяносто первый — два раза, девяносто второй. — Вы замечаете то же, что и я? — напряжённым голосом уточнил Хань. Четыре крестика на карте практически сливались в один. Не одна и та же точка на карте, но все четыре — рядом. — Северо-западная провинция Замбии. Основные покупатели товаров на экспорт — Китай, Южная Корея, Италия. Тринадцать процентов взрослого населения — ВИЧ-инфицированные, а сорок процентов населения младше пятнадцати лет, — дала короткую сводку Криста. — Британия, Германия, Бельгия и Португалия проявляли живой интерес к стране. Доля туризма невысока, но она есть, а границы всё равно дырявые. — Насколько реально поехать туда и провести эксгумацию погибших во время эпидемии? — Хань опёрся ладонями о столешницу и вопросительно посмотрел на Чонина. — Ты думаешь, тела уцелели? А если их сожгли? — обломала мечты Ханя Криста. — Могли и сжечь. С другой стороны, раздавленной головы вполне достаточно, чтобы не волноваться. — Но разве при инфекционных заболеваниях не разумнее сжигать тела? — настаивала на своём Криста. — В нынешних условиях? Вряд ли. — Чонин достал сигарету и закурил. — При массовой вакцинации медики обычно не мечутся по стране, а останавливаются либо в удобно расположенной больнице, либо разбивают временный лагерь, способный принять всех пациентов. В Анголе для этого использовали склады, школы, любые просторные помещения. Скорее всего, то же самое было и в Замбии. Они находили нужное место в центральном селении очага, куда стекались все больные и те, кто желал себя от болезни обезопасить. Удобно — все под присмотром. Да и следы заметать проще, чем если бы все после вакцинации расползлись по домам. Так вот, поскольку центр вакцинации находился в селении, то для сжигания пришлось бы тела вывозить подальше, чтобы палёным никого не беспокоить. С транспортом в Африке туго, как и с желающими возиться за гроши с трупами. А сжигать тела в центре селения... Вряд ли такое позволили бы. Ну разве только в селении живых не осталось вовсе. Чаще практикуют обработку трупов специальными составами и хоронят в земле. В общей могиле. Дешевле выходит. В нашем же случае и на составы нет нужды тратиться — в мёртвом виде твари и дикие безопасны. Лихорадка если и была там на самом деле, то мгновенно захлебнулась — на тварей такое не действует. — А могло ли произойти непредвиденное в эксперименте из-за высокого процента поражения населения ВИЧ-инфекцией? — вмешался Хань. — Не думаю. Если взять за основу те самые благие цели злодея, о которых вы тут толковали, то его эксперимент предусматривал устойчивость новых людей ко всем болезням. Наверняка он испытывал свою чудо-вакцину в лаборатории и убеждался, что СПИД не пройдёт. Если бы это работало, он бы знал заранее — увидел бы ещё при испытаниях в лаборатории. — Чонин стряхнул пепел с сигареты и слабо улыбнулся. — Самое очевидное всегда легко проверяется в лаборатории, а джокером выступает непременно всякая ерунда, которой как будто можно пренебречь. — А насколько создатель предусмотрел стерильность своего детища? — Хань легонько стукнул пальцами по столешнице. — Если бы я захотел сделать что-то подобное, то с расчётом, чтобы вакцина просто меняла людей и делала их сильнее, а в дальнейшем они могли бы жить дальше как обычно. То есть я бы просто под прикрытием эпидемии попытался проверить вакцину, получить положительный результат, а потом незаметно подсыпать зелье людям по всему миру. Но мы по факту имеем тварей, которые создают себе подобных из обычных людей неким хитрым способом. Сами же они воспроизводить себе подобных без людских материалов не могут, ведь так? — Пока не могут, я бы поправил, — мрачно уточнил Чонин. — Но даже если они смогут со временем, люди же всё равно будут им нужны? — с надеждой спросила Криста. — Они могут питаться друг другом, поэтому такой вопрос однозначного ответа не имеет. — Вот... мать их за ногу! — И напомню существенное обстоятельство. — Чонин потушил окурок в пепельнице и посмотрел прямо на Ханя. — Мы так и не смогли получить живой образец для изучения. Предлагаю пока на этом закончить. Результат вашей работы я передам Мастеру. Полагаю, группу для расследования в Замбию отправят, но обойдутся без нас. Появятся результаты, я вам расскажу. Криста устало потянулась к выходу, но Хань задержался — ещё не отошёл от прямого взгляда Чонина. Сглотнул громко. Шорох сдвинувшейся стены за спиной означал, что Криста оставила их наедине. За это Хань был ей признателен. — Разве не ты должен ехать в Замбию? Твои эксперименты... — Я добрый доктор для людей, Хань. Кое-что изменилось, но учился я именно по этой специальности — она основная. Поэтому я не работаю с Исином и не работаю с Минсоком. В тех областях, в которых работают они, я смыслю кое-что по верхам. Этого недостаточно, чтобы работать с ними полноценно. — Чонин поднялся из-за стола, набросил на плечи белый халат и подошёл к стене. — Со мной пойдёшь или к себе? — А ты куда собираешься? Мне туда вообще можно? — В сопровождении старшего офицера тебе везде можно. Я иду к Тэмину. Хань подумал и кинулся за Чонином следом. Тэмин сам по себе мало его интересовал, зато выводы, которые могли сделать в лаборатории на базе данных по Тэмину могли пролить свет на что-нибудь. И на кого-нибудь. Например, на Чонина. Чонина же явно заботил именно Тэмин в большей степени, поэтому Исину пришлось подробно рассказывать, как они Тэмина кормят и как ребёнок вообще реагирует на изоляцию. — Синтетический продукт его устраивает. По крайней мере, ухудшений никаких нет. Поначалу он бузил, конечно, но в последнее время вполне спокойный. Читает книжки и смотрит фильмы. Уровень его интеллекта не соответствует биологическому возрасту. — А развитие? — Заторможенное, но не прекратилось. Он растёт, всего лишь растёт медленнее, чем обычный ребёнок. Уровень регенерации слабый, как и у всех диких. Мне кажется, — Исин бросил в рот пару кукурузных палочек, прожевал с задумчивым видом, — дело в мутации. Точнее, в её отсутствии. То есть он будет расти и дальше, вполне благополучно, если его жизнь будет протекать так же спокойно и без серьёзных повреждений. В реальности дикие сталкиваются с людьми и тварями, в бою они получают раны, но срок их деградации короче срока восстановления. Они просто не успевают восстановиться и погибают. Процессы в их организмах превосходят по скорости аналогичные у людей, но уступают значительно таким же процессам в телах тварей. Это напоминает промежуточную стадию между человеком и тварью. Дикие лишены человеческих слабостей, но не имеют всех преимуществ тварей в полной мере. Единственное, в чём они тварей превосходят, так это инстинкты и мощь. Они как будто знают, что во времени ограничены и обречены, поэтому все их ресурсы уходят на ярость, агрессию и силу. Даже почти подыхающий дикий всегда сильнее твари-резидента. Иногда они и мутаформов заваливают, если те не обладают способностями, влияющими на диких. По сути, у тварей лишь один инструмент борьбы с дикими — мутаформы. Или группа очень опытных, сильных и хорошо натренированных резидентов. Я бы даже сказал, что мутаформы тварям нужны в большей степени из-за диких. В остальном от мутаформов мало толку без особых условий. Ну и дикие ещё обладают остаточной человеческой памятью, которая сохраняет сознание отчасти. Их людьми не назовёшь, но они... как бы так сформулировать... — Ещё отчасти человечны? — подсказал Хань. — Грубо говоря — да. Потому что твари сознание не сохраняют. В них нет ничего от прежнего носителя за исключением формы, да и то — форму они и поменять могут при надобности. Память тоже может сохраниться, но она для тварей не представляет ценности. Это лишь инструмент для сохранения места в обществе и маскировки. Бывшая родня для них ничего не значит. А вот Тэмин... Если держать его на базе, где он не подвергнется нападениям, а значит, не будет ранен, то со временем он вполне может повзрослеть как обычный человек. На это уйдёт больше времени, но он будет в полном порядке. Пока признаков деградации у него нет. Думаю, они вряд ли появятся, если его тело не будет серьёзно повреждено. Но я попрошу тебя не кормить его больше своей кровью, — с нажимом проговорил Исин, бросив короткий взгляд на Чонина. — Последствия могут быть непредсказуемыми. И шанс, что мы получим твою копию, минимален. Если твоя природа под огромным знаком вопроса, то с природой Тэмина всё ясно — он дикий. Стопроцентно. И изменить это вряд ли возможно. Ну и пока у нас нет лучшей альтернативы, приходится изучать Тэмина. — А вы не можете изучать Ясновидца и Водяного? — Хань потёр нос и виновато пожал плечами под взглядами Исина и Чонина. — Эти двое ведь на пути к становлению... э... тварями? — На пути. Именно. Но тварями они пока не стали. Процесс не достиг финальной стадии. Благодаря кое-кому. И кое-кто, пока тащил их, тесно с ними контактировал. Он им даже искусственное дыхание делал, поливая своей кровью. А через кровь много чего передаётся. При наличии открытых ран — наверняка. Так что Чонин заварил такую кашу, при которой изучение всех троих попросту бесполезно. — Но вы же всё равно изучаете, — уличил Исина во лжи Хань. — Потому что Сопротивление хочет контролировать этот феномен, — бесцветным голосом пояснил Чонин. — Чтобы что-то контролировать, надо знать, как оно устроено и как работает. Изучение Тэмина дало что-нибудь? — Не так быстро. Если принять за теорию, что дикие — промежуточный побочный продукт, то кое-что даёт. Но нет никаких гарантий, что эта теория верна. К тому же, рассчитать погрешность чертовски сложно, мы же не знаем всех деталей. Например, синтетическая пища Тэмину подходит, но как поведёт себя на его месте тварь? — Если считать, что твари нужен генетический материал, то... — Хань нахмурился и кивнул собственным мыслям. — Можно взять кусок соевого мяса и полить его соусом на основе искусственного генома или взятого у человека. Сойдёт? — Для дикого — вполне, но я сомневаюсь, что тварям такого хватит. Иначе они давно бы это реализовали — возможности позволяют. Но они употребляют исключительно натуральную пищу. — Но соевое мясо — это более лёгкая пища, чем натуральная человечина. Усваиваться должна лучше. — Если говорить о людях, то ты прав. Но желудок тварей может работать по иному принципу. — Утешает уже то, что желудок у них есть и работает, иначе выпущенные кишки они переживали бы без проблем. Но вообще есть хоть одна хорошая новость на этом фронте? — Хань еле ноги волочил — от расстройства усталость лишь острее и со всей дури навалилась на плечи, даже спина заныла. — Пожалуй, одна отыщется. Хотя это всё равно из области домыслов и предположений, но косвенно данные, полученные посредством наблюдения Тэмина, это подтверждают. Худо-бедно. — Исин снова задумчиво занял рот новой порцией хрустящих кукурузных палочек. — И? — поторопил его Хань. — Адаптироваться к искусственным раздражителям твари не могут. — А если на человеческом языке и попроще, ну вот как для идиотов? — Пагубные привычки человечества для тварей неприемлемы. Всё, что в жизни есть хорошего для человека, либо аморально, либо незаконно, либо ведёт к ожирению. И это — смерть для тварей. Минус в том, что для людей в большинстве случаев это тоже смерть, пусть и медленная. — Э... — Хань на миг задумался, а потом просиял. — То есть если все люди повально закурят, запьют, заширяются и предадутся извращениям, твари загнутся? — Гипотетически — очень даже да, но практически это осуществить нереально. Но даже если бы это каким-то чудом произошло, то через сотню лет у нас будет только тысяча выживших — в лучшем случае. Организм человека мутирует и подстраивается под внешние факторы, но это происходит не настолько быстро, чтобы подобным способом можно было уделать тварей. Сейчас таких мутаций в среднем одна на тысячу, так что... И обычно мутация ориентирована на что-то одно. В общем, это даже обсуждать бессмысленно. Людей можно подсадить принудительно на мощные наркотики, но такие люди потеряют боеспособность и сами быстро загнутся. Подсадить же принудительно всех на алкоголь или табак, или острую пищу, кофе и крепкий чай — невозможно. Твари прекрасно адаптируются к любым болячкам и вирусам, даже к тем, которые для людей смертельны, но всё, что не учтено природой и добавлено человеческим произволом, их губит. Даже элементарщина, вот как сахар в чашке с водой. Или солёная рыба. Мы провели с Тэмином эксперимент — он сказал, что солёная вода жжётся. В первые минуты эксперимента мы ничего не наблюдали, но когда подержали его в солёной воде подольше, выяснили, что клетки постепенно разрушаются. Думаю, твари боятся не только морской живности, но ещё и сама солёная среда им неприятна, губительна для них. Пресная вода вот вряд ли их остановит. Солёная — ещё как. — Жаль, что эффект от неё не как от святой воды на вампиров. — В теории, сколько тварь протянет в солёной воде? — с академическим интересом спросил Кай. — Да чёрт его знает. Наверное, достаточно, чтобы добраться до берега, если в воде не окажется охочих до мяса морских обитателей. На суше регенерирует. А ты что скажешь? — Морская вода не доставляет мне никаких неудобств, — холодно отозвался Чонин. — Никому из нас. — Пожалуйста. Эти кадры опять всю малину портят, — развёл руками Исин и грустно вздохнул. Тэмин встретил Чонина как родного. С разбегу кинулся, повис на шее и заболтал ногами. Зато на Ханя окрысился, едва учуял. Чонин в последний миг подставил запястье под острые зубки, помешав Тэмину перекусить Ханем. Исин тут же напустился на всех, требуя Тэмина изолировать. — Ну я же просил! Не корми его больше! А если мутирует? Хань скромно промолчал, хотя мог бы сказать, что Тэмин наверняка мутирует, ибо в Японии Чонин кормил его не раз и не два. Один вопрос — когда именно это произойдёт? Конечно, Хань не занимался исследованиями и знал куда меньше Исина, но всё равно не сомневался, что Тэмин изменится. Ну вот просто потому, что Хань уже видел перемены, которые случались с дикими после добавки в их организм крови Чонина. Вся разница, что те дикие были взрослыми, а ещё достаточно деградировавшими взрослыми, наверное, поэтому кровь Чонина работала куда быстрее. Тэмин же был практически полностью здоровым ребёнком, развивающимся. И если Исин прав, то деградация в хороших условиях Тэмину грозила нескоро, если грозила вообще. Поэтому и кровь Чонина работала медленнее. Выглядело логично. Тем не менее, Исин изгнал их из блока с наказом никогда туда не возвращаться. — Через час он об этом забудет, — отмахнулся Чонин. — Что у тебя со спиной? — А? Н-ничего. — Хань смешался и постарался выпрямиться. — Ты неважно выглядишь и сильно сутулишься. Иногда морщишься, как будто у тебя что-то сильно болит. У тебя ускорился пульс, значит, ты лжёшь. Хань обречённо вздохнул — ещё не натренировался обводить Чонина вокруг пальца. — Во время рейда, когда поезд остановился резко, я упал на спину. Ушибся. Ничего серьёзного. Через пару дней пройдёт. — Ты показывался кому-нибудь из медиков? — Да незачем. Обычный же ушиб. — У меня в кабинете есть подходящее оборудование. Для общего анализа достаточно. — Вовсе не обязательно... — Ты не врач, чтобы ставить диагноз. Особенно самому себе, — отрезал Чонин. Деваться Ханю было некуда, так что пришлось топать за Чонином, прозрачно намекнувшим, кто тут старший офицер и чьи приказы в приоритете и обсуждению не подлежат. При мысли, что Чонин во время осмотра так или иначе прикоснётся к пациенту, Ханю ощутимо полегчало. Ну а почему бы и нет? Пока касания оставались большим, на что Хань вообще мог рассчитывать. И, наверное, глупо сравнивать обычный осмотр с тем, что Чонин прежде делал с Ханем на койке, но и такая малость воодушевляла. — Ты же не собираешься... Маленькая провокация сработала. Не совсем так, как Ханю хотелось, но сработала. — Я собираюсь оценить твоё состояние и привести тебя в порядок. У нас постоянная нехватка людей. Выпускать тебя на очередное дело в посредственном состоянии под свою ответственность я не намерен. Одна из моих основных задач — минимизация потерь. — Чонин говорил отстранённо и предельно сухо. В голосе отчётливо проскальзывали механические интонации, но Хань испытывал иррациональную радость, когда слышал их. Возникало впечатление, будто Чонин спасается киберсоставляющей от эмоций. Самообман, скорее всего, но так самообманываться Ханю было в удовольствие. В кабинете он безропотно сбросил часть одежды и смирно уселся там, где велели. Чуть ёжился от прохлады магнитных датчиков, которые Чонин налепливал на плечи и спину. Мгновения, когда Хань ощущал на коже шершавые ладони Чонина, растянуть бы в вечность... — Переломов, трещин и внутреннего кровотечения нет, — подытожил через десять минут Чонин, — но ушибы сильные. Тугая повязка на рёбра не помешает. Хань и не пикнул, просто послушно поднял руки. И не дышал, уставившись на Чонина. Чонин сосредоточенно обматывал его эластичным бинтом, позволяя разглядывать с предельно близкого расстояния каждую резкую чёрточку. Хань безбожно залипал на округлом кончике широкого носа, на тонко прорисованных бровях, на слегка подрагивающих тёмных ресницах, на жёстких скулах, на выступающем подбородке с приметной бороздкой. И на губах. На губах Чонина он мог залипнуть и до второго пришествия. Мясистые, грубоватые, с чётким контуром и тонкой сухой кожицей, обветренной и потрескавшейся. В центре нижней губы Хань взглядом нашёл бурую чёрточку засохшей ранки. Несмотря на регенерацию, на губах Чонина постоянно появлялись новые ранки. Ханю мечталось зацеловать каждую, нежно-нежно приласкать кончиком языка или невесомо погладить пальцем. Мелочь, казалось бы, но эта мелочь позволяла Ханю почувствовать себя если не всемогущим, то где-то близко. Потому что он мог сделать для Чонина хоть что-то, что Чонин не мог сделать для себя сам. Потому что он хотя бы в такой малости мог о Чонине позаботиться. Если бы ему позволили. Чонин продолжал сосредоточенно обматывать Ханя бинтом. Делал это мягко и осторожно, не причиняя боли. И Ханю с каждым касанием всё больше казалось, что Чонин ненастоящий. Плод его фантазии. Потому что близость Чонина, его лёгкие выдохи и весь он сам заставляли Ханя забывать обо всём. Для Ханя прямо сейчас именно Чонин был идеальным лекарством от всего. То, что нужно. И так хорошо, что можно и вовсе не дышать. — У тебя слишком частый пульс, — негромко отметил Чонин, закончив с бинтом и отстранившись. «Издеваешься?!» Хань чудом сдержался и промолчал. — Тебя что-то беспокоит? — Мне не по себе, — буркнул Хань. — Не знаю почему. С тобой рядом спокойнее. Можешь посидеть со мной, пока я не усну? Или можно... можно поспать у тебя? — Ответ отрицательный. Во сне я опасен. Ты можешь случайно пострадать. — Но Бэкхён же не пострадал, хотя пахнет он вряд ли слабее, чем я. — Слабее. Заметно. — Но рядом с тобой мне не страшно. Я чувствую себя в безопасности. — Это только потому, что я был тем, кто пришёл к тебе в минуту наибольшей опасности. Обычное замещение. Ассоциации со спасением. Обычное дело. — Может быть, дело и обычное, но я продолжаю чувствовать безопасность рядом с тобой. И мне это нужно, чтобы успокоиться и уснуть. Иначе не выйдет. — Хань настаивал уже от отчаяния. В конце концов, Бэкхёна до сих пор не загрызли, а Ханю требовалось доказать хотя бы самому себе, что он не хуже Бэкхёна. Пусть и не особенный, но не хуже. Пусть хоть какое-то будет доказательство, что для Чонина он не пустое место и не такой же, как большинство других. Чонин молча поднялся, протянул Ханю сброшенную одежду и выждал, пока Хань оденется, потом так же — без слов — повернулся и двинулся к выходу. Хань шёл следом, как привязанный. Держался взглядом за спину и широкие плечи. И далеко не сразу понял, что Чонин в итоге привёл его к знакомой стене, за которой Ханя ждала почти родная уже комната. — Завтра у тебя будет адаптация. Самостоятельная. Твоя задача — прожить сорок восемь часов и вернуться к исходной точке. Оружие получишь тоже там. От меня. А пока отдыхай. Я побуду здесь, чтобы ты уснул. — Через стенку? — Хань стиснул кулаки. — Даже она меня не остановит, если что-то пойдёт не так. И если ты чувствуешь уверенность рядом со мной, тебе достаточно знать, что я в нескольких метрах от тебя, не так ли? Ответ будет отрицательным, если ты солгал. Чонин не оставлял ему выбора. Хань понуро кивнул и поплёлся к кровати, рухнул на неё под шорох сдвигающейся стены. Кое-как перевернувшись на спину, Хань запустил ладонь под одежду, коснулся широкой полосы бинта. И даже перед закрытыми глазами отчётливо стояло лицо Чонина. Губы. Полукружия тёмных ресниц и редкие серебристые сполохи под ними. Интересно, кто же так Ханя проклял? Или он проклял себя сам? На базе почти все стремились к отношениям или хотя бы просто к близости. Потому что так легче не спятить. Потому что вместе с кем-нибудь всегда светлее и теплее, пусть и самую каплю. Но Хань вечно выбирал наименее достижимый из всех возможных вариантов. В иллюзии жизни он рвался к славе, шагая по тернистому пути рока. А на базе он рвался к Чонину, отказываясь признавать запреты. Почему ему мерещилась безопасность именно там, где опасность для других становилась невыносимой? То ли человек, то ли машина, то ли дикий, то ли тварь, и имя ему — Чонин. И насколько одиноким чувствовал себя Чонин? Откуда у него вообще брались силы, чтобы оставаться одиноким? Ясновидец и Водяной — Хань помнил о них, но что они могли предложить Чонину, пребывая в материальной изоляции? Только ментальную поддержку и свои способности. А это не то. Много, но всё равно не то. Каждый из них был одиноким до сих пор. Разделённым. Кровь их соединила, а люди — разделили. И чтобы стало ещё смешнее: вызволи Чонин братьев, и тогда процессы никто не остановит. Тогда Водяной и Ясновидец станут тварями необратимо. Без единого шанса избавиться от одиночества хоть когда-нибудь. Чонин же помимо одиночества получит на двух врагов больше. Идеальный капкан. Если выход из него и существовал, то Хань его не видел. Зато понимал, почему Чонин позволял Сопротивлению обманываться на его счёт, ставить кибернетические детали, и почему подыгрывал и соглашался быть их оружием. Чонин пытался выиграть время и найти несуществующий выход. Чтобы спасти Ясновидца и Водяного, и всех, кого получится. Рыцарь. Рыцарь в том мире, где рыцари давно исчезли. Немного наивная вера, не менее наивные убеждения, но всё это подкреплялось стойкостью и фанатичной преданностью своим идеалам. Всего пару месяцев назад Хань считал, что таких людей уже нет на свете — их поглотили цинизм и расчёт новой эпохи. Ошибиться было несказанно приятно. Хань не знал, стоял Чонин за стеной или давно ушёл, но чувство безопасности продолжало окутывать его и мягко убаюкивать.