Малыш и Карлос

Эл шел домой. Руки оттягивали пакеты с продуктами, осенние ботинки скользили по раннему льду. Не то чтобы тяжело, просто неудобно. Ведь пакеты это не штанга, тут не вес важен. Холодно, а ведь только октябрь. Рано похолодало в этом году, не по сезону. В коридоре Рокки вышел навстречу, замотал лохматым хвостом. Надо выйти с ним, потом покормить, а уж потом поужинать самому. За ужином налил себе сто грамм хорошего виски, бросил кубик льда. День на работе сегодня вышел муторным. Умер пациент, и вроде не старый, и все было хорошо, но сердце вдруг встало и вновь завестись отказалось. Так просто, так грустно. И, главное, некому рассказать, некому пожаловаться на глупую бессмысленную потерю. Как всегда, вспомнилось недавнее. Три месяца прошло, а как вчера. Как пошел снова к Танни, посидеть с Ральфом, а вернулся в пустую квартиру. Такую пустую, что даже воздуха в ней, кажется, не осталось. Исчез Воробьишка, как будто и не было его вовсе, а вместе с ним исчезло что-то очень важное, что наполняло его жизнь теплом и светом, и смыслом. Для чего стоило возвращаться домой. И не на кого сердиться, и обижаться не надо. По сути, он всегда был чужим, как будто хищная птица залетела в форточку, переждала грозу, да и полетела дальше. Он ничего не обещал, а значит, не солгал ни в чем. Надо жить дальше, как всегда, как до того дня, когда Эл принес домой то, что не мог назвать своим. Немногое изменилось в жизни Эла. Разве что стал он брать на себя больше работы, предпочитая ночные смены, или же сутки через двое, чтобы прийти домой замученным до смерти и просто рухнуть в постель и заснуть без мыслей, без воспоминаний, без фантазий. А наутро - тренажерный зал, до седьмого пота, а лучше занятия с группой 25-летних качков, каждый из которых мечтает быть сильнейшим, каждый из которых в подметки ему не годится. Эл по-прежнему сидел с Ральфи, готовил и убирал, и смотрел сериалы и новости. В новостях сигналом тревоги надрывалась криминальная хроника. Там взрывались склады, горели машины, в лужах крови лежали на мостовой мертвые тела. Элу казалось, что все эти непонятные события происходят в другой реальности, в параллельной вселенной. Но иногда он узнавал знакомые улицы, и тогда сердце сжимала грустная тревога: может быть, и его Воробьишка сейчас там, с УЗИ в руках, в чужом и жестоком мире, где все против всех. Может быть, вот это, черное и скрюченное, только что вырезанное из сгоревшей машины, любило пончики с повидлом, смеялось над его именем и пахло весенним лесом. Любило Эла, хоть немного и недолго. Эл старался не думать о Карлосе. Было и прошло, и в целом хорошо, что было. Можно сказать, короткий, ни к чему не обязывающий роман. Течку он провёл отлично, лучше, чем когда-либо, к тому же помог ближнему и сам ничем за это не поплатился. Чего еще желать. Впрочем, об одном Эл жалел. Жалел, что их безумный марафон с бесчисленными сцепками и иссушающими оргазмами не оставил его с ребенком. Но и это справедливо, сколько лет на блокаторах, чего он ожидал. Отравленное тело отомстило, оказавшись неспособным к зачатию, а значит, он снова сам во всем виноват. Никогда он не возьмет на руки самое родное существо, никогда и никому не станет папой, самым любимым и необходимым, раз и навсегда. Эл понимал справедливость своего наказания, но легче от этого не становилось и иногда делалось горячо глазам и щипало в носу, и хотелось просто реветь, хотя бы тихо, а лучше в голос, но так, чтобы не услышали соседи. Изредка Эл позволял себе такое, ведь был он омегой, а им это можно иногда, особенно если скулит за окнами дождь, а в квартире пусто и темно, и нет на свете такого места, где их бы ждали и любили. У двери послышался звонок, и Эл представил себе стоящего на площадке Танни и удивился немного, что понадобился ему так поздно. Видимо, босс совсем с катушек съехал. Может, поговорить с ним по-мужски. Так ведь Танни работу потеряет... Танни перед дверью не оказалось. В воздухе висело облако темно-красных роз. Эл затормозил от неожиданности, от резкого сладкого аромата, от того, что боялся и хотел увидеть. - Впустишь? - раздался знакомый голос, и Эл сделал шаг назад и в сторону. Огромный букет проплыл мимо, дверь захлопнулась. Стало трудно дышать, трудно и больно. Знакомое лицо показалось над букетом, бледное, взволнованное, на котором кривоватая усмешка казалась нарисованной. - Ты бы дверь лишь бы кому не открывал, малыш. Одинокого омегу любой обидеть может. Эл устало прислонился к стене, прикрыл глаза. Вот оно, то, о чем мечтал, и что же теперь? - Что тебе нужно, Карлос? Ты, вроде бы, ничего у меня не забыл. - Мне нужно извиниться... - Забей... - Нет, послушай! Нелепый букет снова приблизился и лег Элу на грудь. Карлос стоял рядом, вплотную, и запах его сплетался с розовым ароматом и кружил голову, до тошноты, до слез. - Мне нужно было уйти, понимаешь? Закончить дела, раздать долги. Тогда, летом, на мне многое было завязано, непонятки всякие. Меня бы искали и рано или поздно нашли бы. Я не мог привести их к тебе, понимаешь? Поэтому и пропал. Так подумал: или соскочу, или пусть меня завалят, он и не узнает... Карлос еще что-то говорил, но Эл уже не слушал и понимал только одно: его Воробьишка вернулся. Может, надолго, а может, на день, но вернулся, значит, не забыл. Он обхватил тонкое тело и крепко прижал к груди. Розы кололись, впивались шипами в кожу, но это была правильная боль, хорошая и совсем не страшная. Эл опустил подбородок на взъерошенную макушку и услышал тихое: - Прости, малыш. - Ладно. У меня голубцы на ужин. Будешь?..