Любовь и прочие глупости

[Суббота, 19 сентября 2015г.]       – Рассказывай! ― решительно потребовала Мэри, отложив письма. ― Всё, что знаешь. Даже если это только домыслы.       – Да если бы я хоть что-то знала! ― с горечью всплеснула руками Молли. ― Они же меня ни во что не посвящали. Вообще ни во что. Хотя какими-то исследованиями занимались постоянно, до самого конца. У нас дома была крошечная кладовка. Так вот они оборудовали её под лабораторию, причём посерьёзнее, чем у Шерлока, и пропадали там иногда часами, даже когда па… то есть, Фрэнк ещё с нами не жил, а просто бывал наездами. У меня из-за неё, между прочим, были кое-какие проблемы в школе. Родители не хотели, чтобы кто-то знал о лаборатории или их занятиях, поэтому я никогда не могла толком пригласить друзей в гости. Все считали, что я стесняюсь бедности, а на самом деле мне просто запрещали приводить кого-то надолго и без предупреждения. Теперь-то я понимаю, почему, но тогда…       – И ты ни разу не пробовала протестовать? ― Мэри посмотрела на неё с удивлением и чем-то сродни уважению.       – Нет, ― вздохнула Молли, покачав головой. ― Мама всегда говорила, что наука важнее всех этих глупостей, и так хорошо мне это внушила, что я до сих пор иногда так думаю. Особенно на работе, ― она усмехнулась и продолжила уже намного бодрее: ― Вообще-то всё было не так уж страшно. Знаешь, в детстве я только и делала, что училась. Так что у меня никогда особо и не было времени на посиделки с друзьями. Иногда, конечно, ужасно хотелось, но…       Она пожала плечами и бросила быстрый взгляд на письма.       – Можно даже не делать химический анализ бумаги. Это восемьдесят седьмой год: тогда у мамы случился кризис, и она бросила науку. До этого она работала в какой-то лаборатории ― возможно, в этой самой NPI, ― а потом ни с того ни с сего взяла и ушла в обычную школу учителем естественных наук. Помню, мы все тогда удивлялись. Тётя Мэй почти неделю пыталась её отговорить, каждый вечер звонила, но мама ни в какую не поддавалась. Правда, через пару лет все смирились и решили, что так даже лучше.       – То есть в восемьдесят седьмом твои родители-учёные вдруг резко и без видимой причины сменили род занятий, так? ― уточнила Мэри.       – Ну, не совсем. Отец… Фрэнк как раз вернулся к своей настоящей профессии. Он ведь доктор психиатрии, ― Молли снова пожала плечами. ― Мама как-то рассказывала, что он лет семь проработал в одной известной лондонской клинике. Точные годы она не называла, но теперь я почти уверена, что начал он в восемьдесят седьмом.       – И, судя по всему, шантажисты тогда от них отстали, ― задумчиво протянула Мэри. ― Я ведь правильно поняла: мистер Рассел умер своей смертью и не так уж давно?       – Ну, вообще-то довольно давно, ― Молли хмуро потёрла переносицу. ― Но его уж точно не убили: он умер от рака почти восемь лет назад. В ноябре как раз будет восемь… А вот мама… ― обхватив себя руками за плечи, она на полминуты глубоко задумалась, а потом заговорила ― медленно, запинаясь, почти через силу: ― Вообще-то это была совершенно нелепая смерть. Неожиданная. Хотя по статистике одна из самых частых, я читала… В июне 2008-го какой-то пьяный урод сбил её на перекрёстке. Просто погнал на красный свет, а она слишком торопилась и, не заметив его, бросилась по переходу первой… Он тогда зацепил ещё двоих, но те отделались только парой сильных ушибов. А вот маме не повезло ― её сразу насмерть.       – И виновных, конечно же, не нашли, ― вздохнула Мэри, совсем как Шерлок побарабанив пальцами по столу.       – Только машину, ― Молли передёрнула плечами. ― Водитель сразу после наезда скрылся, а его серый форд через три дня обнаружили в окрестностях Грэнтема*. Точнее, даже не сам форд, а его обугленный каркас. Потом, конечно, выяснили, и фирму, в которой он был взят напрокат, и имя владельца, но что толку… Документы оказались поддельными, а другие улики, если они и были, уничтожил огонь. В общем, парень здорово постарался, чтобы его не нашли. Вот и вся история.       – Так… ― пробормотала Мэри, задумчиво прищурившись. ― А напомни, в каком году вы с матерью переехали из Стрэдфорда** в Лондон?       – В том же восемьдесят седьмом, ― потянувшись к ящику, Молли достала оттуда листы с распечатками и быстро пробежала по ним глазами. ― Сначала у нас было всё хорошо с финансами, да и маме из Лондона было намного удобнее добираться до работы. Мы даже купили приличную квартиру в Клифтон-Гарденс и прожили в ней почти полгода. А потом мама уволилась, и всё пошло наперекосяк. На её учительскую зарплату мы едва сводили концы с концами. Квартиру очень скоро пришлось продать и переселиться в Шордич.*** И, по-моему, мы выбрали один из самых жутких домов: там всё время было сыро и очень тесно. Конечно, па… Фрэнк предлагал помощь, и не раз, но мама никогда её не принимала. Уж не знаю, что она говорила ему, но я всегда слышала одно и то же: «Содержать взрослую женщину должен только её законный муж и больше никто». Думаю, она так пыталась им манипулировать… Зря, конечно. Отец всю жизнь считал брак условностью.       – М-да, ― вполголоса пробормотала Мэри, взглянув на Молли с сочувствием, ― вот уж точно: яблоко от яблоньки… Ладно, прости. Не мне судить. Давай-ка лучше сложим все кусочки паззла и посмотрим, что получилось. Итак, твои мать и отчим работали на некую компанию NPI, предположительно в одной исследовательской группе. В 1987-ом они обнаружили какой-то серьёзный побочный эффект в экспериментальном препарате, разработкой которого занимались, и попробовали убедить начальство, что запускать его в производство нельзя. Но сроки, видимо, поджимали, поэтому им сначала сделали внушение, а потом вообще стали прямо угрожать расправой. И угроза на них подействовала, потому что требования шантажистов они явно выполнили ― иначе им бы просто не дали прожить на свете ещё добрых двадцать лет. Оба ушли из NPI и на какое-то время порвали с наукой. Фрэнк Рассел стал доктором в психиатрической клинике, Кэтрин Хупер ― школьной учительницей. Однако, судя по твоим рассказам, несколько лет спустя они снова занялись исследованиями. Похоже, случилось что-то серьёзное, причём настолько, что в этот раз они уже решили не отступать.       – Может, их препарат запустили в массовое производство? ― Молли снова нахмурилась и пожала плечами. ― До восемьдесят седьмого, если я ничего не путаю, они работали на военных. Что если ту их разработку решили использовать как обычное лекарство?       – А формулу при этом не изменили, и все «побочки» остались прежними… ― глаза Мэри сверкнули. ― Как думаешь, это достаточный стимул для твоих родителей?       – Да, ― ответила Молли, твёрдо и почти не задумываясь. ― Мама бы точно сделала всё возможное, чтобы это предотвратить. Она всегда была очень решительной женщиной. Да и отец… Вот только странно, что они исследовали один препарат так долго. Ведь свои опыты они забросили от силы лет на пять ― лаборатория у нас в кладовке появилась уже в начале девяностых.       – А может, они проверяли все препараты этой фирмы? ― предположила Мэри. ― То есть все незасекреченные, выпущенные массово.       – Или дорабатывали формулу, ― взяв распечатки, Молли снова углубилась в их изучение. ― Странно… Похоже на какое-то производное тиоксантена,**** но я с таким никогда раньше не сталкивалась. И ещё здесь явно не весь процесс, а только часть, смотри, ― подвинувшись ближе, она разложила листы и указала поочерёдно на первый и третий. ― Вот тут идёт повтор, но с небольшим отличием, как будто сравнивались два сходных вещества. Не могу сказать навскидку, что это, но, думаю, смогу синтезировать оба у себя в лаборатории. Попытаюсь, во всяком случае…       – А действие их как определишь? ― Мэри внимательно всмотрелась в распечатку и вдруг, на миг вскинув брови, хищно подалась вперёд, схватив один из листов. ― Смотри, здесь была пометка! Кто-то написал от руки карандашом, а потом стёр, но вмятины от нажима остались. Может, ещё удастся прочитать?       Повернув лист к свету, они склонились над ним, едва не касаясь лбами друг друга. И действительно Молли почти сразу разглядела едва приметный след, какой обычно остаётся на бумаге при сильном нажиме.       – Почерк, кажется, мамин, ― пробормотала она. ― Буквы круглые и аккуратные. Отец никогда так не писал.       – Ну-ка, что тут?.. ― сразу же приступила к «расшифровке» Мэри. ― Часть… Бред… Не влияет…       – Эта часть ― бред, ― Молли, которая сидела ближе к окну, разобрала смысл быстрее. ― Конечный результат на эффект не влияет… Да, похоже, это действительно сравнение двух формул. Но зачем? Что всё-таки произошло? Неужели тот препарат и правда выпустили в массовое производство, сфальсифицировав результаты тестов?       – Похоже на то, ― мрачно кивнула Мэри. ― Но долго же они выжидали! Распечатка явно сделана гораздо позже писем. И если смерть твоей матери неслучайна, получается, что ребята зашевелились через добрые двадцать лет.       – Если за это время в компании сменилось руководство, оно вполне могло дать рестарт старым проектам, ― пожала плечами Молли. ― Вот только не похоже, чтобы тесты этого вещества прошли успешно. Если мама пишет, что вторая формула ― бред, значит, как-то они это проверили и убедились, что побочные эффекты остались прежними. Правда, хороший вопрос: как? Никаких подопытных крыс у нас не было, а на людях они эту дрянь точно бы не испытывали.       – И ещё вопрос: откуда они достали формулу нового препарата? ― выразительно посмотрела на неё Мэри. ― Проанализировали его химический состав? Или у них в NPI остался свой человек, который и предоставил данные?       – Думаю, второе, ― тихо сказала Молли, указав на последние две строчки распечатки: «Копию от 13 мая передал А. Заменил пароль на флэшке. Теперь это полное имя нашей девочки».       – О… Вот даже как, ― хмыкнула Мэри. ― И есть идеи, кто эта «А»?       На несколько долгих секунд Молли задумалась, пытаясь ухватить какую-то яркую, но всё время ускользающую мысль.       В памяти упорно вертелись кошмарные три дня после похорон матери, когда она впервые и с чудовищной ясностью осознала, что теперь осталась совсем одна. Перед глазами мелькали лица ― по большей части незнакомые, но все одинаково серые и скорбные. Кого-то она помнила там, на кладбище, кто-то приходил позже, навсегда отпечатавшись в её сознании на фоне скромной гостиной, пять месяцев назад погибшей в огне.       Этих, «опоздавших» она запомнила даже лучше, может быть, потому, что к тому времени уже немного пришла в себя. А ярче всех врезалась в память бывшая коллега матери по научной работе ― подтянутая моложавая дама с твёрдым взглядом, уверенными движениями и приятным, успокаивающим голосом. Звали эту даму…       – Анджела Трейси! ― выдохнула Молли, широко распахнув глаза. ― Она приходила через несколько дней после похорон. Представилась, как бывшая коллега мамы. Правда, я никогда её раньше не видела, но, может, просто не запомнила… или не узнала через столько лет. Мы больше часа пили с ней чай в гостиной. Обычно другие, кто приходил с соболезнованиями, надолго не задерживались ― сбегали уже через десять минут, а вот она засиделась… Наверное, я за весь год не сказала столько слов, сколько с мисс Трейси в тот вечер. Она была так внимательна и добра… много расспрашивала об обстоятельствах смерти мамы и её последних годах жизни. И ещё она очень переживала, что так надолго прервала с нами связь.       – А из-за чего прервала, не сказала? ― снова немного хищно прищурилась Мэри. ― И вообще, она оставляла какие-нибудь контакты ― телефон, визитку, что угодно? Как её найти?       – Нет, ― нахмурилась Молли, вдруг впервые осознав, что добрые полтора часа откровенничала с совершенно незнакомым человеком. ― Да я и не ожидала, если честно… Никто ведь не оставлял. Мы просто поговорили, попили чай с печеньем, и всё. И, кстати, ни о какой флэшке она ни словом не обмолвилась.       – Возможно, твои родители попросили её не говорить об этом даже тебе, ― задумчиво сказала Мэри. ― Или же она не та, за кого себя выдаёт. С одной стороны, все эти расспросы кажутся странными, но с другой, если бы она действительно хотела причинить тебе вред, думаю, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. В этой истории вообще как-то многовато белых пятен. И непонятно, каким боком здесь замешан коттедж твоей покойной тётки. Почему ящик с бумагами оказался именно там?       – Вот этого я и сама не знаю, ― передёрнула плечами Молли. ― Люди обычно хранят такие вещи в депозитарии. Да и мне всегда казалось, что у мамы должна быть своя ячейка. Правда, после её смерти мне ни из одного банка не позвонили, но мало ли, какие там были условия… Кстати, это действительно странно, что ящик нашли именно в коттедже. Последний раз мы с семьёй были там в девяносто седьмом, когда продавали дом Уоллисам, а первые флэшки, если не ошибаюсь, появились в начале двухтысячных.       – Похоже, миссис Хупер наведалась в Уэстхем ещё раз и, возможно, втайне от всех. Иначе я просто не знаю, чем ещё можно объяснить упоминание флэшки в этой распечатке, ― сцепив пальцы в замок, Мэри на пару секунд глубоко задумалась. ― Очень странная история. Вообще всё странно… Твоим родителям угрожали, они бросили научную работу и передали шантажистам все наработки, но через несколько лет снова вернулись к исследованиям. Значит, какие-то данные у них всё-таки сохранились? Как? Ведь шантажисты ясно сказали, что узнают о любой копии. Затем этот коттедж. Почему твоя мать спрятала документы именно в нём? Считала это место самым безопасным? Любопытно… Особенно если вспомнить, что к тому времени он уже давно был продан. Ну и сама её смерть. Если её действительно убили, то почему, прости, оставили в живых тебя? Ведь ты же свидетель, даже если ничего толком не знаешь. На месте этих людей я бы и тебя устранила для верности. Но почему-то с две тысячи восьмого на тебя никто не…       Она вдруг осеклась. Секунду они с Молли молча глядели друг на друга и наконец в один голос произнесли:       – Взрыв!       «Мать моя!.. ― потрясённо и без тени иронии присвистнул здравый смысл. ― Так твой Шерлок, выходит, ошибся: это был не несчастный случай».       – Нет… ― пробормотала Молли, сама толком не зная, кому возражает ― Мэри или своему внутреннему голосу. ― Это бред! Полный бред! Зачем было ждать так долго? Почему меня не убили, скажем, через пару месяцев после мамы? Да и тогда, при взрыве тоже ведь не убили. Наоборот, бахнуло, как нарочно, когда все были кто в школе, кто на работе. Никто серьёзно не пострадал, разве что лишились жилья. Думаю, если бы меня и правда хотели, как ты говоришь, «устранить», то уже давно бы это сделали. И уж точно не стали бы ждать семь лет.       – Вот и я о чём, ― кивнула Мэри. ― Странная история. Очень странная… И многое не складывается. Ну, или у нас с тобой недостаточно данных, как говорит Шерлок.       – А может, это и правда просто нелепое стечение обстоятельств, ― хмуро ответила Молли. ― И никакого «мирового заговора» здесь нет. Может, миссис Доуз и правда из-за склероза забыла выключить газ, а маму и правда сбил какой-то невменяемый придурок. Эти события могут быть никак не связаны. Даже скорее всего не связаны. И, знаешь, у меня такое чувство, что об этих бумагах лучше вообще забыть. Правильно сказала миссис Холмс: пусть прошлое остаётся в прошлом, а мне сложностей и в настоящем хватает.       «Это уж точно! ― немедленно подхватил здравый смысл, но после крохотной паузы всё же добавил: ― Правда, твоему социопату ненаглядному рассказать, пожалуй, стоит. Мало ли…»       «Посмотрим», ― мысленно отозвалась Молли, аккуратно складывая бумаги обратно в ящик.       – Ну, как знаешь, ― она даже слегка вздрогнула, когда Мэри произнесла эту фразу: настолько созвучной та оказалась её внутреннему голосу. ― В конце концов, это твоя жизнь. Тебе решать… Ладно, доедай скорей своё рагу, и пойдём в тот милый магазинчик, который нам советовали Холмсы. Чудесное место, между прочим! Цены просто блеск! Я там себе присмотрела целых три пары и никак не могу решиться, которую взять. В общем, вся надежда на тебя и твой мудрый совет.       Мэри светло улыбнулась и лениво откинулась на спинку стула, а у Молли неожиданно отлегло от сердца.       Все странности, тайны и волнения последних часов стали плавно рассеиваться, словно утренний туман под лучами яркого солнца. Музыка в пабе снова обрела мелодичность, а запахи из кухни, как и раньше, начали дразнить, а не раздражать.       «Раз я жива, значит, всё это чушь, ― подумала она твёрдо, пододвигая к себе уже безнадёжно остывшее рагу. ― И я давно уже никому не интересна, кроме Шерлока и его близких. А прошлое… как-нибудь потом с ним разберусь. Может быть». ______________________________________ * Грэнтем ― город в графстве Линкольншир в Великобритании. ** Имеется в виду Стрэдфорд-на-Эйвоне ― город в графстве Уорикшир в Великобритании, расположенный на реке Эйвон. По авторскому хэдканону именно там родилась Молли Хупер. *** Шордич ― один из районов Лондона. Славится своими экстравагантными граффити и «сомнительными» переулками. **** Тиоксантен ― органическое соединение, производные которого используются в медицине для лечения психических расстройств.