Любовь и прочие глупости

[Среда, 23 сентября 2015г.]       В личном списке самых ненавистных вещей на первом месте у Молли Хупер всегда стояли неожиданности, на втором — понедельники, а на третьем — ложь.       Несмотря на то, что она прекрасно умела хранить тайны и чётко знала, когда стоит держать язык за зубами, скрытность и обман всегда вызывали у неё отвращение. Она терпеть не могла враньё других, но ещё сильнее ненавидела, когда приходилось врать самой. Ложь её убивала. Конечно, на людях она старалась держаться безупречно и ничем не выдавать расстройства, но дома, в одиночестве, каждый раз чувствовала себя так, будто её пропустили через соковыжималку.       К сожалению, из-за своего спокойного и замкнутого характера Молли довольно быстро приобрела сомнительную славу человека, которому можно доверить всё. Одноклассники в школе, приятели в университете, коллеги на работе — все через какое-то время начинали беззастенчиво использовать её как жилетку для слёз, точно зная, что дальше неё их информация никогда и никуда не пойдёт. И хотя самой Молли не слишком нравилось такое положение вещей, поделать с этим она ничего не могла, а потому продолжала выслушивать, сочувствовать и запирать в себе, как в бездонном сейфе, все мелкие и глупые секреты окружающих, надеясь, что когда-нибудь им это надоест или они найдут более достойного слушателя.       Пожалуй, чем-то она была похожа на Льюиса Крайтона. Только, в отличие от него, ей никто за хранение тайн не платил. Молли скрывала, недоговаривала, а иногда и откровенно лгала исключительно по собственной воле и ради тех, кого хоть сколько-нибудь уважала.       Наверное, ещё и поэтому из всех патологоанатомов Бартса Шерлок в своё время выбрал именно её.       Конечно, тогда он вряд ли думал, что однажды ему придётся воспользоваться её умением молчать. Но именно это умение четыре года назад помогло спасти ему жизнь. Мало кто знал, каких нечеловеческих усилий и выдержки стоила Молли эта ложь — особенно когда приходилось смотреть в глаза Джону. Однако в итоге во многом благодаря ей Шерлоку удалось выиграть время и полностью уничтожить преступную сеть Мориарти…       Как ни крути, а иногда ложь действительно была во спасение.       Об этом Молли и старалась думать, пока ехала с Уиггинсом на окраину Кенсингтона — в просторную, хоть и совсем небогато обставленную квартиру, где вот уже пятнадцать лет обитал бывший эксперт Скотланд-Ярда Филип Андерсон и по совместительству три года как располагался клуб «Пустой катафалк».       О встрече с подругой Билли, естественно, соврал. Никакой подруги в этой части Лондона у Молли никогда не было и быть не могло. Оставалось только надеяться, что Шерлок, которого мало интересовали её старые знакомства, не заподозрил подвох.       Хотя насчёт этого она как раз не волновалась. Алиби, в общем-то, было отличным. Денёк выдался на удивление сухой и тёплый. Из-за сероватых, по-настоящему осенних облаков то и дело проглядывало солнце. Знаменитый Холланд-парк* на изломе сентября был хорош как никогда. Одним словом, никого бы не удивило, реши и правда две девушки воспользоваться случаем, чтобы немного прогуляться по восхитительно желтеющим аллеям.       Вот только Молли, разумеется, гулять не собиралась.       В Кенсингтон её привело дело, которое она и так уже непростительно отложила из-за вчерашнего происшествия с Джейн. Даже несколько дел, которые следовало закончить хотя бы до шести вечера, чтобы успеть выспаться перед работой.       Для начала «напарники» отправились к Андерсону, где, взяв образцы от каждого из найденных мисс Уоллис «трофеев» в течение нескольких часов внимательно изучали их с помощью микроскопа и пытались как можно точнее определить дату написания текстов. Затем ещё час Молли как следует оформляла результаты, пока Билли отлучался куда-то по заданию Шерлока.       Когда он вернулся, они попрощались с Филипом и, хорошенько завернув в полиэтилен бумаги Фрэнка вместе с распечатками сегодняшних изысканий, направились в один из крупных банков, где Молли впервые в жизни открыла на своё имя депозитарий: после вчерашнего носить письма с собой и даже просто хранить их на Бейкер-стрит было опасно.       Без четверти шесть они уже были свободны, но домой заезжать не стали. По легенде, на ходу придуманной Уиггинсом ещё утром, Молли сегодня взяла сверхурочные, и её неожиданное возвращение могло вызвать ненужные вопросы. Поэтому отсыпаться она решила прямо в госпитале, в специально отведённой для этого комнатке, и поехала в Бартс задолго до начала своей смены.       Так как было ещё достаточно светло, Билли не стал провожать её до ворот — ограничился тем, что посадил на автобус и дал напутствие в случае чего немедленно звонить.       К счастью, до Бартса Молли добралась абсолютно без приключений, и никаких звонков не потребовалось. А уже на месте её, как всегда, настолько захлестнула работа, что лишь ближе к полуночи она снова нашла время и силы, чтобы вспомнить о письмах Фрэнка и пожалеть о данном Билли опрометчивом обещании.       Ночные смены, особенно когда ночь выдаётся спокойной, вообще располагают к воспоминаниям и размышлениям. Ещё в прежней жизни, до переселения на Бейкер-стрит, Молли частенько вот так уходила в себя, когда рядом не было коллег или работы. Но если раньше она в основном мечтала и строила смешные, глупые и наивные планы по завоеванию сердца единственного в мире консультирующего детектива, то с недавних пор всё больше грустила, вспоминала Бетти и невыносимо хотела домой, чтобы провести с упомянутым детективом хоть чуточку больше времени.       Этой ночью на неё снова накатила тоска. Думая о Джейн, кино, письмах Фрэнка и лжи, в которой погрязла из-за Уиггинса, Молли с каждой минутой чувствовала себя всё более несчастной и всё сильнее хотела, наплевав на обещание, набрать заветный номер.       Будущее пугало её, и чем дальше, тем больше. Она боялась, что Билли, Андерсон и Нео попадут в переплёт, пытаясь поймать шантажистов, что Джейн вычислят и убьют, что Шерлок, узнав обо всём, перестанет доверять ей как раньше… Вот этого последнего, она боялась, пожалуй, сильнее всего. Даже собственная смерть не пугала её так, как утрата его доверия.       Молли слишком хорошо помнила, каково это — быть не в счёт. Помнила и ни за что, ни при каких условиях не хотела к этому возвращаться.       Тем не менее, ночь со вторника на среду она пережила, так и не нарушив обещания. Тяжёлыми оказались только первые два часа, а потом привезли очередного «клиента», и она опять с головой ушла в дела, почти не думая о бумагах Фрэнка и шантажистах и почти не испытывая чувства вины.       Работы, особенно, бумажной, хватило до самого утра, и когда Молли наконец оторвалась от отчётов, оказалось, что уже давно пора уходить. Выспаться перед сменой ей, конечно же, не удалось, но потерянные часы можно было наверстать и дома.       В восемь с небольшим она вышла из Бартса, отчаянно зевая и мечтая только об одном — скорее добраться до тёплого душа, а потом — до постели. На раздумья и переживания сил уже не было никаких.       Из-за дурацких лондонских пробок попасть на Бейкер-стрит получилось только через час. Трясясь в автобусе и мужественно сражаясь со сном, Молли успела по меньшей мере раз десять пожалеть, что не поехала на метро. С другой стороны, когда она всё-таки открыла уже ставшую родной тёмную дверь и вошла в сумрачный, пропахший, кажется, насквозь, домашней выпечкой холл, оказалось, что, несмотря на довольно ранний час, Шерлока здесь уже нет. И это избавляло от нового всплеска вины и необходимости снова скрывать и недоговаривать.       Правда, проскочить холл незамеченной ей так и не удалось. Буквально через пару секунд после щелчка замка из кухни выглянула миссис Хадсон и с неподдельной радостью воскликнула:       – О, это ты, дорогая! Как хорошо! А я уж думала… Впрочем, неважно. У вас с Шерлоком всё в порядке? А то он второй день какой-то мрачный.       – Наверное, дело того сторожа всё никак не поддаётся, — выдавив из себя улыбку, пожала плечами Молли. — Кстати, вы не знаете, он сейчас дома? Пальто и шарфа на вешалке нет, но мало ли…       – Ох, милая, он ещё с утра куда-то ускакал, — отмахнулась миссис Хадсон. — Встал ни свет ни заря, что вообще-то совсем на него не похоже, потягал свои гантели и умчался невесть куда. Даже толком не позавтракал. Надеюсь, завтра у тебя дневная смена? А то бедняжка совсем исхудает.       – Завтра у меня вообще выходной, — с уже куда более искренней улыбкой обнадёжила её Молли. — И я даже придумала, как уговорить его попробовать те сливы, что принесла миссис Тёрнер.       – Не выйдет, дорогая, — со вздохом покачала головой домовладелица. — Он вчера спалил духовку. Ума не приложу, зачем она ему понадобилась. Наверное, какой-нибудь очередной эксперимент… В общем, если ты подумала о сливовом пироге, то, боюсь, печь его придётся у меня на кухне.       – О… — невольно покраснев, Молли отвела взгляд и смущённо переступила с ноги на ногу.       Кухню миссис Хадсон она старалась по возможности избегать, так как там частенько обнаруживался кто-нибудь из приятельниц пожилой дамы, которые проявляли к жильцам сверху чересчур активный интерес. Миссис Тёрнер, их ближайшая соседка, была, пожалуй, в этом плане самой ненавязчивой, но Молли не покидало чувство, что в их с Шерлоком отсутствие добрые женщины на все лады перемывают им косточки.       Ей не нравились пристальные, будто оценивающие взгляды этих подруг. Её словно разглядывали под микроскопом, как какой-то любопытный вирус. О каком сливовом пироге могла быть речь в такой ситуации? Иногда Молли чувствовала себя неловко, даже находясь в комнате одна. Что уж говорить о посторонних…       – Ты, конечно, не захочешь готовить у меня, — словно прочитав её мысли, немного расстроено вздохнула миссис Хадсон. — Как жаль! Сегодня как раз собиралась заглянуть миссис Хорлинг. Мы бы чудно провели время.       – Простите, — смущённо пробормотала Молли, — но я пас. Перед сменой не получилось выспаться. Так устала… С ног валюсь.       – Ох, бедная девочка! — сейчас же всплеснула руками домовладелица. — И как это я не подумала?! Конечно, ложись, отдыхай! А о пироге не беспокойся: я сама его испеку. Шерлок будет доволен. Но учтите, дорогие, что это только сегодня, в виде исключения. Я вам всё-таки не домработница.       С трудом подавив смешок, Молли искренне её поблагодарила и наконец отправилась наверх, на ходу расстёгивая куртку и снимая любимый полосатый шарф.       Квартира встретила её привычной тишиной и пустотой. Когда Шерлок был занят делом, он часто надолго отлучался, и, бывало, ей приходилось больше суток проводить здесь в полном одиночестве. Хорошо, когда оказывался свободен Билли: с ним можно было перекинуться хоть парой слов, поразгадывать кроссворды, посмотреть какое-нибудь глупое ток-шоу. Он чудесно заполнял пустоту, которая появлялась всегда, когда уходил Шерлок.       Молли и сама не понимала, почему с каждым годом ей всё труднее выносить одиночество. И раньше, в прошлой жизни, до взрыва, на неё иногда накатывала глухая беспросветная тоска от ощущения собственной брошенности и ненужности. Тогда она, как правило, звонила Бетти или, вооружившись коробкой конфет и бутылкой виски, садилась пересматривать любимый сериал. И грусть отступала… по крайне мере, здорово притуплялась.       Но, даже несмотря на эти всплески, мысль об одиночестве никогда не вызывала у неё панику. Раньше — никогда. Смирившись с тем, что её квартира навсегда останется пустой, а единственным досугом, не считая разговоров и посиделок с Бетти, будут кухня, вязание, телевизор и романы XVIII века, Молли перестала бояться одиночества и приняла его как нечто сродни неизлечимой болезни — оно есть, но с ним вполне можно жить.       Однако после пяти месяцев жизни на Бейкер-стрит, после того, как она почувствовала, что значит настоящая семья и близость дорогого человека, её отношение полностью изменилось. Теперь мысль о том, что всё это можно потерять, приводила её в самый настоящий ужас. И она готова была, как волчица, зубами и когтями защищать свой новый мир. Слишком нескоро и тяжело он ей достался.       Пустота квартиры заставила её вновь почувствовать всю безысходность и остроту одиночества. И все моральные метания, которые от усталости на время отошли на задний план, зашевелились в душе с новой силой.       «Как только Шерлок вернётся, всё ему расскажу, — твёрдо решила Молли, оглядев пустующую гостиную. — Хватит этих недомолвок. А Билли потом поймёт. Он же умный парень».       Наскоро приняв горячий душ, она с наслаждением забралась в холодную, но такую просторную и уютную постель и, завернувшись, как в кокон, в одеяло, мигом уснула — крепко и без всяких сновидений.       Когда она проснулась, был уже глубокий вечер, за окном тихонько барабанил мелкий дождь, а из гостиной доносилась тягучая печальная мелодия.       Почувствовав неладное, Молли быстро выбралась из своего тёплого «гнезда», надела блузку и брюки и, сунув босые ноги прямо в туфли, направилась на звук. Она прожила с Шерлоком уже достаточно, чтобы знать: играет на скрипке он только в исключительных случаях — когда дело требует предельной сосредоточенности или когда нужно срочно выплеснуть эмоции без ущерба для мебели и стен.       Однажды миссис Хадсон призналась по секрету, что раньше, до появления здесь Молли, обстановке квартиры частенько доставалось, и особенно страдали камин и холодильник. Теперь же Шерлок всё чаще прибегал к музыке и вообще вёл себя гораздо тише и спокойней.       – Я всегда говорила: неудовлетворённый мужчина хуже дикого зверя, — назидательно улыбнулась тогда домовладелица. — Да и каждому живому существу нужна простая нежность. Даже если это существо всеми силами сопротивляется.       Шерлок играл. И в мелодии, которая рождалась под его смычком, было столько грусти и в то же время какой-то странной твёрдой решимости, что Молли вдруг почувствовала безотчётное беспокойство. Она не могла объяснить причину. Это было что-то за гранью понимания, что-то интуитивное, что можно уловить только сердцем, не умом. И почему-то в ту минуту желание ему всё рассказать стало сильным, как никогда.       Быстрым шагом пройдя в гостиную, она невольно отметила про себя, что здорово заспалась: «внутренние часы» показывали без четверти семь, а, значит, на сборы в кино оставалось меньше получаса. Тут же мелькнула малодушная мысль отложить разговор и дождаться более удобного случая, но как всегда внезапно проснувшийся здравый смысл жёстко отрезал: «Нет, сейчас!» И поскольку Молли в тот момент была с ним, как ни странно, полностью согласна, ничего не оставалось, кроме как открыть дверь, глубоко вдохнуть и выпалить одним махом:       – Шерлок, нам надо поговорить!       Если он и услышал, то явно не счёл нужным отвечать. Смычок в его руке не дрогнул ни на секунду, а мелодия продолжила литься как ни в чём не бывало, став разве что чуть более жёсткой.       В любой другой день Молли поняла бы это как предупреждение, знак немедленно исчезнуть и не мешать. Но сегодня, после всех страхов и сомнений, которые ей довелось пережить, сил молчать уже не было. Равно как и сил правильно читать знаки.       – Шерлок! — она слегка повысила голос, внутренне содрогнувшись от собственной наглости. — Ты меня слышишь?       Смычок резко дёрнулся, издав неприятный визгливый звук, и мелодия тут же оборвалась.       – Разумеется. И надеялся, ты поймёшь очевидность того, что мне сейчас необходимо спокойно подумать.       – О! — то ли от того, что Молли ещё не до конца проснулась, то ли от огромной душевной усталости, которая накопилась за все эти дни вынужденного молчания, но в ней вдруг стала медленно закипать злость. — Вот, значит, как. А, может, я скажу тебе что-то важное? Откуда ты знаешь? Или меня следует замечать, только когда нужна?       – Важное?! — резко развернувшись, Шерлок окинул её удивительно колючим, пронзительным взглядом и скептически хмыкнул. — Если ты о киносеансе в восемь, то для меня это не имеет никакого значения. Ты — свободная совершеннолетняя женщина и вольна делать всё, что тебе заблагорассудится. В рамках закона, естественно.       «Боже…» — лицо Молли побелело, а внутри всё буквально скрутило от внезапно накатившего страха.       Конечно, глупо было надеяться, что он не узнает. Только не Шерлок. Он ведь всегда видит всё, даже то, что отчаянно пытаешься скрыть. И, всё же, она думала, что он отреагирует не так. Как — она и сама не знала. Но точно не так, как сейчас — с такой хлёсткой, холодной злостью, будто ему и правда было совершенно плевать на её слова и чувства.       Впрочем, вряд ли дело было в ревности. Шерлок просто не умел ревновать, не видел в этом смысла. Пять месяцев жизни с ним под одной крышей научили Молли, что ждать от него подобного откровенно глупо. А, значит, его просто рассердило то, что она отвлекла его от бесценных размышлений. Только и всего.       Страх плавно сменился новым приливом злости, от которого невольно сжались кулаки.       «Ну что ж, в таком случае, доходи до всего сам!» — мысленно отчеканила она, а вслух глухо бросила:       – Прости, что перестала быть вещью и посмела настоять на важности своего мнения.       И, не дожидаясь ответа, стремительно направилась в спальню — приводить себя в порядок перед сеансом.       Как всегда, злость здорово её подстегнула, заставив в считанные минуты сделать то, на что раньше точно ушло бы не меньше часа. Когда Молли снова появилась в гостиной, на ней уже был вполне достойный для «выхода в свет» тёмный свитер, новые брюки и закрытые туфли на низком каблуке, волосы были уложены в причудливую косу, стянутую ярко-голубой лентой, а губы и глаза слегка подкрашены — после случая с неудачной статьёй несколько месяцев назад она старалась никогда не выходить из дома неподготовленной.       Конечно, можно было воспользоваться второй дверью, чтобы избежать очередного столкновения с Шерлоком, но злость, которая всё ещё кипела в крови, ни капли не уменьшившись за минуты сборов, требовала выхода и словно подталкивала её в гостиную. И хотя здравый смысл хмуро и упорно твердил: «Остановись! Остынь! Можно подумать, это впервые», прислушаться к нему в этот раз оказалось выше её сил.       Когда она вошла, Шерлок уже не стоял со скрипкой у окна, а привычно сидел в своём любимом кресле и, не менее привычно сложив ладони шпилем, мрачно о чём-то размышлял. Первой мыслью Молли было просто пройти мимо с независимым видом и скрыться за дверью, не попрощавшись. Но уже в следующую секунду она передумала: это было так глупо и по-детски… и, к тому же, вряд ли бы вообще хоть как-то его зацепило.       Нет, нужно было придумать что-то поумнее. Вот только, как назло, ни одной блестящей мысли в голову не приходило.       Но тут первым нарушил молчание сам Шерлок, небрежно бросив:       – Надеюсь, утром вы вернётесь? У меня есть для Билли задание.       «Господи… — сердце Молли на миг замерло, дыхание сбилось, а в груди полыхнуло жаром — впрочем, всего на доли секунды: едва вспыхнув, огонь тут же погас, и вместо него разлился невыносимый мертвенный холод. — Господи, неужели ему настолько всё равно?»       – Послушай, тебе действительно плевать на то, что я иду в кино с другим мужчиной и… могу не вернуться до утра? — голос был каким-то чужим, слишком низким, слабым и безжизненным. Да и сама Молли чувствовала себя так, словно её только что пропустили через пресс.       – По-моему, я ясно выразился насчёт того, что ты вольна делать всё, что посчитаешь нужным, — не глядя на неё, пожал плечами Шерлок. — Если это действие было призвано вызвать во мне какие-то эмоции или сожаления, вынужден тебя огорчить: ты попала мимо цели. Что, в общем-то, неудивительно, учитывая твою меткость.       – Вот как… — тихо сказала Молли, чувствуя как холод внутри медленно и неотвратимо превращается в камень, не дающий дышать и до боли сжимающий сердце. — Ясно. Значит, я была права. Тебе плевать на то, что со мной происходит. Я нужна только когда… нужна. Даже твой пёс Редберд, похоже, значил для тебя больше.       Быстро сморгнув подступившие слёзы, она до крови закусила губу и, подхватив с дивана свою неизменную вязаную сумку, стремительно метнулась в коридор, так и не заметив, как вытянулось и застыло изумлённой маской лицо Шерлока.       Дверь хлопнула так, что почти буквально содрогнулись стены, хотя Молли совсем не собиралась устраивать шум. С Билли она столкнулась в следующую же секунду, на лестнице, причём действительно столкнулась, с размаху на него налетев и едва не сбив с ног.       С трудом удержав и её, и себя от падения, Уиггинс бросил один-единственный взгляд на её лицо и, кажется, понял всё.       – Не расстраивайтесь. Я завтра с ним поговорю. Он поймёт, — худые пальцы быстро и тепло сжали её ладонь, но почти сразу он отстранился, как всегда создавая искусственную дистанцию.       – Нет, не надо, — всё тем же чужим, глухим голосом отозвалась Молли, отчаянно сражаясь со слезами. — Не стоит. Это уже не спасёт.       – Уверены? — Билли нахмурился, и в его белёсых глазах вдруг отчётливо мелькнул страх. — Всё так плохо?       – Очень, — дурацкие слёзы всё-таки хлынули по щекам, и остановить их не было никакой возможности. Уиггинс шумно вдохнул, будто собираясь что-то сказать, но она протестующе вскинула руку и замотала головой: — Нет, пожалуйста!.. Просто… давай уйдём отсюда. Пойдём на этот чёртов фильм… куда угодно. Я…       Боль в груди стала такой невыносимой, что она даже зажмурилась, едва не осев на ступени. Но тут же на удивление сильные руки Билли подхватили её, мягко обняли за плечи и настойчиво повлекли куда-то вниз по лестнице, постоянно поддерживая и не давая упасть.       Он что-то говорил — как всегда абсолютно спокойно и очень убеждённо, но Молли слышала словно сквозь туман, пытаясь побороть проклятую боль и загнать обратно горячие бессильные слёзы.       Как ни странно, ей это даже удалось, и довольно быстро. Как только они вышли на воздух, и в лицо ударили колючие мелкие капли дождя, в мозгу будто повернулся какой-то невидимый выключатель, застыв в положении «Никаких слёз! Ты на людях». Давняя привычка скрывать боль от посторонних и в этот раз сработала безотказно. Жаль только, нельзя было так же быстро спрятать покрасневшие опухшие глаза и уродливо потёкшую тушь.       – Прости за это, — пробормотала Молли, осторожно высвободившись из тёплых объятий Уиггинса и начав судорожно рыться в сумке в поисках влажных салфеток. — Вообще-то я редко закатываю истерики, но…       – Иногда бывают исключения, — он коротко, понимающе улыбнулся и протянул ей невесть откуда взявшуюся нераспечатанную упаковку. — Я поговорю с ним, мисс Молли. Увидите, он поймёт. Всё будет окей.       Вместо ответа она медленно покачала головой и с каким-то странным отрешённым спокойствием принялась методично стирать с лица следы глупой, никому уже не нужной косметики.       «Не будет, Билли. Точно не будет, — бросив последний взгляд на желтоватые окна гостиной, Молли прерывисто вздохнула и нервно сжала в руке клочок влажной бумаги. — Ничего уже не будет «окей». Потому что дело вовсе не в том, что ты думаешь». ______________________________________ * Холланд-парк — один из самых живописных парков Лондона, расположенный в районе Кенсингтон на месте бывшего поместья барона Холланда. С 1952 года является общественным и открыт для свободного доступа. ** Хэрроу — район в северо-западной части Лондона.