Наперекор судьбе

Ричард, вопреки здравому смыслу забившийся от наступающего на него тенью чужого прошлого Шерлока в самый дальний угол их с Джоном маленькой гостиной, молча насупившись, наблюдал за тем, как лицо гениального лжепокойника исказилось совершенно живой, человеческой болью. В том, что Холмс получил от Джона по полной программе, Ричард не сомневался. Красивое лицо детектива побледнело, пальцы, все еще сжимавшие трубку, подрагивали. Вот только почему? Казалось бы, Джон должен был обрадоваться тому, что его погибшая любовь вдруг оказалась живой и невредимой. Так почему доктор не рад? Шерлок, совершенно позабывший о юноше, которого до звонка презрительно распекал, указывая Дикону на его недостатки и обвиняя в том, что Окделл украл чужое счастье, тяжело, слишком тяжело для его долговязой и худой фигуры, опустился на диван. Мобильник выскользнул из его рук, и те почти сразу прикрыли ладонями сведенное судорогой боли лицо. Неужели так плохо? И куда подевалось выражение высокомерного превосходство над стушевавшимся мальчишкой? Ричард, глядя на того, кто пришел, чтобы отобрать у него Джона, совершенно запутался в чувствах, и теперь ему было жаль поверженного и опустошённого гения. Столько ума, но такой глупый… Как он мог поверить в то, что в гневе мог наговорить Джон? Это же Джон — нет в мире более доброго и чуткого человека. Удивляясь самому себе, Окделл осторожно подошел к дивану, на котором скорбно окаменел Шерлок, и тихонько присел, а потом, преодолев некоторое смущение, коснулся руки Холмса, которая оказалась совершенно ледяной, произнес: — Что бы он вам ни сказал, он так не думает на самом деле… Холмс не отозвался, лишь заметно вздрогнул от прикосновения руки Ричарда, и шумно выпустил из себя воздух, когда Дик замолчал. Ну хоть не оттолкнул, и то хорошо. Дик, ругая себя последним идиотом, вместо того, чтобы добить раненого соперника, закрепить содеянное Джоном, совершенно не думая о себе и о том, что он неминуемо потеряет своего Джона, когда все утрясется, на полном серьезе собирался утешать Холмса. Разумеется, делал он это не ради Шерлока, хотя забыть о том, что детектив для того, чтобы Джон жил, прыгнул с крыши, Дик не мог, и все же… Успокоить того, кого Джон до знакомства с Диком считал своей душой, Ричард хотел ради своего доктора. И ведь верно, любовь — это когда твоему любимому хорошо. А в том, что Джон до сих пор любил своего гениального соседа и компаньона, сомнений у юноши не возникало. — Вы должны понимать, что эта злость вполне естественна — он похоронил вас, считал, что потерял. Шерлок отнял ладони от лица и сердито глянул на Ричарда: — Так было нужно, я спасал его. — Я знаю, — Дик дернул плечами, а потом добавил, — он тоже это знает. Но разве от этого может стать легче? Он винил себя в вашей гибели. — Я не смел сообщить ему, — сказал Шерлок несколько мягче, — хотел… — Все наладится, — Дик едва сдержался, чтобы не провести рукой по красивым вьющимся волосам, утешая, но вовремя одернул себя, подумав, что это будет чересчур, просто произнес то, что Шерлоку было необходимо сейчас услышать: — Он любит вас. — Он любит тебя, — словно опомнившись, встрепенулся гений и слегка отодвинулся от Дикона, — я видел это своими глазами, мы наблюдали за вами, это очевидно… — Мы? — слегка напрягся Ричард, снова попасть под гнев Холмса-кардинала ему совершенно не улыбалось. Несмотря на жесткость и злость, от Шерлока не веяло опасностью, как от его брата. Холмс поджал губы и покосился на Ричарда с нечитаемым выражением на все еще бледном лице, он некоторое время раздумывал, но потом все же произнес: — Да, мы… Я приехал в Гримпин не один. Так уж вышло, что нашелся человек, который знал тебя до того, как ты попал к Джону. Внутри Ричарда все похолодело. Лжет? Зачем ему это? А если не лжет? Если и в самом деле… — Я до сих пор ничего не знаю о своем прошлом и вспоминать о нем не имею желания, — голос Дикона не дрогнул, но звучал глуше обычного, а внутри у него все дрожало. Он не хотел ничего знать, никого… — И мне не хотелось бы… — Твои желания уже не имеют никакого значения, — усмехнулся Холмс, прекрасно видя какую бурю он поднял в душе Ричарда, и ему это было по душе. — Рокэ имеет очень серьезные намерения вернуть тебя туда, откуда ты явился. Рокэ… Перед глазами Ричарда появилось изображение красивого печального брюнета, который являлся к нему в странных, неотвязных снах. Тот, который обещал найти Окделла и обращался в большую опасную птицу. Рокэ. Человек, во взгляде которого было столько нежности и вины… но которого Ричард совершенно не помнил. Как можно было предстать перед человеком, любившим тебя когда-то, но совершенно его не помнить? Тем более если сердце теперь полностью было занято Джоном? Это же ужас! Ричард подскочил с дивана и, не понимая вспыхнувшего в нем протеста, крикнул: — Нет! Я не желаю ничего знать и никого видеть. Меня абсолютно устраивает моя жизнь и… — Полагаю, выбора у тебя нет, — по губам Шерлока скользнула тень насмешки. Оно и ясно, детектив был заинтересован в том, чтобы убрать юношу от Джона. Так значит? Ну это мы еще… Ричард, не глядя больше на Холмса, бегом кинулся к двери. Бегство — это, конечно, не выход, но, во всяком случае, у него появится немного времени на то, чтобы обдумать сложившееся положение и не столкнуться с чужим для него человеком. — Стой! — долетел до него возмущенный возглас Шерлока. Нужно было бежать быстрее, а то, не приведи Создатель, Холмс решит его задержать. Быстрее, Окделл! Дикон, запнувшись о лежавший у дверей коврик, буквально вывалился на крыльцо и, снова зажмурившись от ударившего в глаза солнечного света, с силой врезался в стоящих на крыльце людей. И почти чужие крепкие руки ухватили его за плечи, не позволяя упасть. Чеееерт! — Куда-то собрались, юноша? — прошелестело у него над ухом, мягко, почти бархатно и очень знакомо. Ричард распахнул глаза и, только поднимая их на говорившего, уже точно знал, что попался в руки человека из снов — чернокрылого ворона.