Наперекор судьбе

Над простеньким белым фарфором бесцветно поднимался пар. Четыре чашки, нетронутые и горячие, как царившая в небольшой кухоньке атмосфера, стояли на аккуратном столе, добросовестно ожидая, когда на них обратят внимание. Но сидящие вокруг стола мужчины, похоже, чаю не очень хотели. Ричард уж точно не хотел. Но удержать собравшихся на крыльце мужчин от неминуемой потасовки можно было только одним способом — громко крикнув: «Господа, никто не хочет чаю?» До невероятности глупо и отчаянно, но, тем не менее, эта простая и нелепая в данной ситуации фраза заставила готовых развязать драку Джона, Шерлока и черноволосого незнакомца, которого звали Рокэ, замереть и обернуться на Ричарда. Тот уже не мечтал сбежать, ему сейчас хотелось лишь одного — не допустить очень вероятного членовредительства. Уже то, как зло Джон вырвал из рук Ворона своего молодого возлюбленного и, заслонив Дикона собой, зашипел о том, что Ричард волен сам выбирать, с кем ему предпочтительнее остаться, говорило о том, что Уотсон был слегка не в себе. Рокэ согласен не был, не повышая тона, но невероятно холодно черноволосый заявил, что Дик является частью совсем другой жизни, а доктору было бы лучше заняться собственным счастьем, к которому Окделл не имеет никакого отношения. И очень вовремя заметил, так как на пороге появился Шерлок. В ту же минуту на детектива обрушился праведный, всепоглощающий гнев доктора. Да такой, что Рокэ пришлось оттаскивать пошедшего вразнос Уотсона от воскресшего детектива, который не сопротивлялся тому, что схвативший в охапку доктор тряс его, словно молодое деревце. — Что? — бездумно переспросил Ричарда Джон, тяжело дыша, но тем не менее отпустив Шерлока. — Чай… — пролепетал Ричард, мечтая спрятаться куда-нибудь от поедавшего его синючими и голодными глазами Рокэ. — Иди, поставь чайник, — гаркнул Уотсон, тяжелым взглядом мазнув по растерянному лицу Дикона, — мы подойдем… Повторять дважды доктору не пришлось. Дик, дрожа всем телом, шмыгнул в дом и, прежде чем отправиться на кухню, тяжело привалился к двери и сглотнул подкативший к горлу кислый, отвратительный ком. Создатель… Что же это? И что будет дальше? Взять себя в руки было непросто, и, подавляя в себе желание снова сунуться на крыльцо, чтобы убедиться в том, что с Джоном все будет хорошо, Дикон, пошатываясь, побрел на кухню. Чай… Ледяная вода, хлынувшая из крана, обожгла дрожащие руки, и Дик, зачерпнув пригоршню, плеснул ею себе в лицо, не замечая, что стекающий холод тут же замочил его ворот. Наполнив до половины чайник, Ричард поставил его на плиту, нервно вздрагивая от щелкнувшего пьезоподжига, а потом, плохо понимая, что делает, полез в шкаф за чашками. Одна, две, три… А нужны ли четыре? Может, они, отправив его в дом, все же устроили драку и кого-то уже прибили? Насыпав в заварной чайник мелкой заварки, Дик устало опустился на стул и уткнулся лицом в ладони. Что же за безумие такое?! Почему это все случилось одним днем? И воскресший вдруг Холмс, и появившийся на пороге Рокэ-ворон… Дик не успел сбежать, но… теперь, снова заглянув в темные, горящие чувством глаза, он был не уверен в том, что ему хочется бежать. Он даже разглядеть не успел его толком, до того ли было? Но синие глаза, которые в реальности оказались куда более выразительны, чем во всех снах вместе взятых, заставляли мелко и томно дрожать какую-то струну внутри Ричарда. Рооооокэ. Дик с силой надавил на глаза, желая стереть являющееся ему лицо. Красивое, ждущее, надеющееся, но по-прежнему чужое. Сейчас Ричард не мог ответить этому человеку взаимностью, что бы там между ними прежде ни было. Сейчас у него был Джон… Раньше был, до того, как появился оживший Шерлок. Как же все сложно! — Что же теперь будет? — прошептал Ричард. Ответить ему было некому. Только тихо шумел на плите чайник. Сколько он так просидел? Свисток подсказал о том, что вода вскипела, как-то уж очень быстро. Дик залил булькающий кипяток в чайничек и услышал, как хлопнула входная дверь. Идут… Все ли? Оказалось, что все. Хмурые, молчащие… У Шерлока под глазом наливался синяк. Джон был зол и не пытался этого скрыть, но все же — внутри Дикона все болезненно сжалось — не прогнал, а позволил войти. На Рокэ Ричард посмотреть не отважился. Чай он разливал в отвратительной тишине. — Вот… прошу вас, — Дикон указал на стол, а сам подошел к холодильнику и, выудив оттуда упаковку мороженого горошка и обернув его полотенцем, протянул детективу. Тот хмуро усмехнулся и, тихо поблагодарив, приложил к ушибу. Джон глазом не повел, даже не посмотрел в сторону Холмса. Чай стыл… Дик, вынув из буфета вазочку с печеньем и сахарницу, поставил их на стол и нехотя плюхнулся на свой стул. Ну и что дальше? У Джона внутри все горело. Адское злое пламя охватило его всего. Хотелось все крушить и рыдать одновременно — от обиды, злости и совершенного неуместного облегчения. Чертов Холмс, безмолвный и кроткий, как тот проклятый викарий, сидел напротив и, опустив бесстыжие глаза на свою чашку, являл собой живое воплощение раскаяния. Ублюдок! Такой же, как его холеный братец! Два бесчувственных аморальных мерзавца. Джон заставил себе оторвать взгляд от Шерлока и посмотреть на бледного растерянного Ричарда. Бедный мальчик не знал куда себя деть, но, надо признаться, держался он очень хорошо, несмотря на явление Рокэ… Впрочем, не трудно догадаться, что Дик по-прежнему не помнит ни своего прошлого, ни сидящего напротив него Алву. Уотсон с долей злорадства заметил, как нервно постукивают по столу пальцы спокойного внешне Рокэ. Происходящее было похоже на дурной сон. С самого начала, с того момента, как на пороге кабинета появился Алва, и проснуться доктору никак не удавалось. А хотелось ли просыпаться? Взгляд упорно возвращался к прижимавшему к лицу холод Холмсу. Джон не хотел смотреть, не желал больше знать, но, твою ж дивизию, не глядеть не мог. Шерлок почти не изменился, если не считать нехарактерной для гения молчаливости, был все таким же, каким жил в мыслях Джона, — красивым и, главное, совершенно живым. И несмотря на испепеляющую злость, Джону хотелось глядеть на детектива вечность, и он смотрел, ненавидя себя за эту слабость, чувствуя немой укоряющий взгляд Ричарда. Сидящие за столом упорно молчали. Сказать нужно было много, но никто не имел желания начинать первым. Их было четверо — как символично, Рокэ мог бы рассмеяться подобной шутке, что сыграла с ним судьба. Четверо… Четыре переплетенные жизни, связанные в крепкий узел, который можно было распустить, лишь разрубив. Резко. Но у кого из них достанет на это сил? Может, он сам? Тот, кому было не страшно пойти наперекор злой судьбе и посягнуть на главный закон жизни — смерть. Глядеть на Рикардо было больно. Мальчик, такой любимый и родной, был так близко, и это после того, как Рокэ его оплакал и похоронил… О, он как никто другой понимал сейчас Джона Уотсона. Это было… словами не описать, что каждый из них сейчас чувствовал. Джон злился, чувствуя себя обманутым, надо признаться, не без оснований. Душа Росио плакала — Дик смотрел на него как на чужого человека, настороженно и с опаской, без чувств, совсем. Так не было даже в первые дни после поступления Окделла к нему на службу. В то время не было любви, но и равнодушия тоже не было. И пусть Ричард испытывал к своему эру лишь стойкую глухую ненависть, но не безразличие, как сейчас. И все же мальчик был тут. Живой, трепетный, теплый… И можно было притвориться, что не было той дикой агонии, которую Рокэ довелось испытать в Фельпе, срываясь на границу безумия… Тогда он почти ушел с маленькой леденящей кровь тварью, принявшей облик любимого. Даже от воспоминаний о той ночи его тошнило. После пьяного бесчинства с пантерками, задыхаясь от презрения к самому себе, Алва вышел из пропахшего вином и похотью дома в ночь. Вышел, повинуясь чужому зову, и обнаружил стоящую у крыльца Сону, на которой… Ричард сидел на Соне без седла, сжимая круп мориски бедрами, и улыбался. Улыбался ему, Рокэ Алве, нежно и ласково, как в лучшие их времена. Протягивал руку, звал… Тогда Рокэ много не потребовалось, достаточно было заглянуть в полные любви такие родные глаза, чтобы последовать за своим мальчиком хоть в Закат. От фатального шага его уберег Ринальди, черным котом прыгнувший под копыта Соны, которая оказалась Пегой кладбищенской кобылой. А Дик… На месте любимого сидела и зло шипела маленькая, утопающая в кружевных рюшах безобразная девочка. Ракан развеял нечисть, а потом… Ворону даже упрашивать Леворукого не пришлось. Тот предложил помощь сам, и вовсе не ту, на которую мог рассчитывать измученный и больной душой маршал — Ринальди уверил, что поможет вернуть по-настоящему живого Повелителя Скал. Сказал, что Кэртиана нуждается в Окделле ничуть не меньше самого Рокэ. Предупредил, что будет непросто, но озарил почти умершую душу надеждой на невозможное. А потому Рокэ, не раздумывая, протянул зеленоглазому руку, так же как перед этим почти коснулся руки выходца, и шагнул следом за ним в неведомое, в сам Лабиринт. И вот теперь, когда нелегкий путь сквозь миры и времена пройден, и личное солнце Первого маршала далекого теперь Талига растерянно и несчастно сидит напротив, Рокэ, как дурак, молчит. Ждет, а точнее надеется, что мальчишка вот-вот встрепенется и, вскинув на него глубокие, живые серые глаза, внезапно улыбнется и произнесет хотя бы свое невероятное и такое нужное сейчас «эр Рокэ»…